Война с Франками
Война с Франками
Западная граница королевства Само начиналась где-то в районе Рудных гор, к северу от Огрже, где встречались земли его северных соседей, белых сербов, и зависимого от франков Тюрингского герцогства. Дальше на юг земли, населенные славянами, охватывали всю долину Огрже и глубоко заходили на Верхний Майн. Трудно с уверенностью сказать, подчинялись ли все славяне по Майну Само. Если в его владения действительно входил район Кнетцгау, то его королевство довольно глубоко врезалось между Тюрингией и Алеманией (Швабией). Дальше на юг соседями Само являлись алеманны и бавары. Неясно, проходил ли здесь рубеж по большому Богемскому лесу, как в позднейшие времена Чехии, или западнее. Но в любом случае здесь граница резко забирала к востоку, обходя Баварию. Между Баварией и аварской Паннонией довольно узкая полоса земли в нынешней Нижней Австрии, по обе стороны Дуная, связывала северные владения Само с «маркой винидов» в Альпах. Местному владыке подчинялись большинство предков словенцев — кроме обитателей платившей дань фриульским герцогам Зильи. Истрия принадлежала, скорее, хорватам, и на подступах к ней земли Само заканчивались.
Вдоль всей приграничной полосы уже несколько десятков лет шло оживленное общение славян и германцев. В целом оно носило дружественный характер. Народы торговали, смешивались между собой. Случались, однако, и конфликты. В пору аварских нашествий и последовавших славянских восстаний на восточных рубежах германских королевств стало тревожнее. Впрочем, вину славян здесь едва ли можно усмотреть.
С приходом к власти Само проблемы разом не исчезли — хотя в Париже на это надеялись. Само в свое время лично прокладывал торговый путь в глубь земель «винидов». Но и при нем в приграничье на фоне мирной торговли и союзных отношений тем не менее периодически возникали какие-то «раздоры». Нередко (если не в большинстве случаев) виноваты бывали франки — и вину эту сознавали[342]. Едва ли торговля между сторонами всегда велась честно, да и пограничные споры могли случаться, особенно теперь, по достижении славянами независимости.
В 631–632 гг. один из конфликтов завершился трагически. Славяне перебили «большое множество» франкских купцов и «разграбили добро». О причинах франкский хронист предпочитает умолчать, но, судя по дальнейшему, погибшие сами были не совсем без греха. Дагоберт отправил к Само послом некоего Сихария, дабы тот потребовал «справедливого возмещения» за жизнь и имущество купцов. Само, однако, отказался принять посла Дагоберта — у него были собственные причины для обид на прежних соотечественников. Сихарий переоделся в славянина и со своими сопровождающими проник-таки пред лицо славянского короля. Здесь он изложил ему требования Дагоберта. Само в ответ предложил «устроить разбирательство, дабы в отношении этих и других раздоров, возникших между сторонами, была осуществлена взаимная справедливость».
Это франкского посла совершенно не устроило. Заметим, что и Фредегар, осуждающий дальнейшее поведение Сихария, приписывает логичное предложение Само «язычеству и гордыне порочных». По мнению хрониста (и франков), Само должен был просто заплатить то, чего от него требовали. Разозленный же Сихарий просто вышел из себя и обрушился на Само с упреками. В довершение «неразумный посол» стал грозить и утверждать, что «Само и народ его королевства должны-де служить Дагоберту». Фредегар особо подчеркивает, что ничего такого Сихарию «не было поручено говорить». Но, несомненно, подобные речи не раз звучали и при австразийском, и затем при парижском дворе франкского короля.
Само, встретив вслед за неуемной навязчивостью еще и откровенную наглость, начал закипать. С отчетливой угрозой, но внешне более чем учтиво он произнес: «И земля, которой мы владеем, Дагобертова, и сами мы его, — если только он решит сохранять с нами дружбу». Но забывшийся Сихарий не унялся. «Невозможно, чтобы христиане и рабы Божьи могли установить дружбу с псами», — заявил он. Само решил закончить разговор. «Если вы Богу рабы, а мы Богу псы, — изрек славянский король, — то, пока вы беспрестанно действуете против Него, позволено нам терзать вас укусами». С этими словами он велел выставить франка вон[343].
По большому счету, Сихарий легко отделался. Славяне соблюли право послов и обычай гостеприимства, невзирая на запредельную дерзость и самоволие посланца франков. Тем не менее этой милости разгневанный придворный не оценил. Дагоберту он передал весь разговор, рисуя, разумеется, поведение Само в черном цвете. Впрочем, Дагоберт был солидарен со своим посланцем в главном — Само должен был попросту возместить «ущерб», а не рассуждать по этому поводу. Равноправным «другом» франкский король славянского видеть не желал.
Дагоберт повел себя, даже по оценке франкского хрониста, «надменно» — без дальнейших разбирательств постановил начать войну. Франкский король не рассчитывал в собственном смысле слова захватить славянские земли. Его поход преследовал цели чисто разбойничьи — взыскать «ущерб», разграбив пределы королевства Само, и нанести тому максимальный урон[344].
Вторжение предприняли с трех сторон. Главные силы по приказу Дагоберта составили его австразийцы. Они двигались по Майну и Огрже. По центру, дулебским краям в районе Богемского леса, удар наносили швабы во главе с герцогом Алемании Хродобертом. Наконец, с юга, из Фриуля в Норик, при франкской поддержке и за франкские деньги вторглись лангобарды. Одновременное и по сути внезапное нападение франков и их союзников застало Само врасплох. Он не мог организовать должное сопротивление сразу на всем огромном открывшемся фронте. Лангобардам и алеманнам на своих участках удалось одержать победы над славянами, «и большое количество пленных из страны славян увели с собой алеманны и лангобарды»[345].
На пути главного, австразийского войска, встала славянская крепость Угоштьград (по-германски Вогастисбурк). Ее довольно трудно отождествить с конкретным пунктом из известных ныне — но все указывает на долину Огрже или верховья Майна, где несколько подобных названий известны[346].
Град не являлся «столицей» Само — но резиденцией одного из подвластных ему лучанских жупанов, по имени коего (Угост) и был назван. Не исключено, что здесь находился центр земли лучан. Защищал преграждавшую франкам путь крепость «многочисленный отряд стойких винидов».
С налета град захватить не удалось. Австразийцы окружили его и попытались взять приступом. Бои продолжались три дня. Славяне сражались храбро и стойко. Австразийцы же, раздраженные поведением своего короля после переезда в Париж, участвовать в его завоевательной войне не слишком хотели. В итоге боевой дух славян взял верх над многочисленным франкским войском. Когда «многие» франки погибли, их соратники бросились в бегство, прочь от неприступного града. Славянам они оставили «все палатки и вещи, какие имели». Поход, успешный для союзников Дагоберта, для него самого кончился грандиозным провалом[347].
Подданные Само защитили свои главные земли. Однако одной победы мало — и Само это понимал, особенно с учетом поражений на юге. Потому он не стал прекращать борьбу, а перешел в наступление. По всему пограничью теперь заполыхала война. Причем франки оказались в положении обороняющихся. Теперь-то они сполна познали цену посольского «неразумия» и королевской «надменности». Славянские отряды совершали набеги на все пограничные области, опустошая их. Особенно страдала от этих набегов зависимая от франков Тюрингия.
Агрессия Дагоберта против славян Само встревожила другие, доселе союзные франкам славянские племена. Победа же лучан и последующие набеги воинов Само на франкские земли вселяли уверенность, что за «королем винидов» сила. Князь белых сербов Дерван уже вскоре после начала войны разорвал союз с Дагобертом и «предался со своими людьми королевству Само». В итоге владения Само сильно расширились к северу, охватив междуречье Лабы и Заале. Опасность же для Тюрингии, вся восточная граница которой превратилась теперь в край войны, резко возросла[348].
Сумел Само укрепить и только что пострадавшие южные рубежи своей державы — правда, с помощью не зависевших от него обстоятельств. Уже говорилось о том, что в год начала войны в Аварском каганате разразилась междоусобица. Болгарский хан Альцек, потерпевший поражение в борьбе за каганский титул, увел с собой вниз по Дунаю 9000 болгарских воинов с семьями.
Сначала Альцек попросил приюта у Дагоберта, видя в нем врага авар. Дагоберт расселил болгар на зиму в зависимой от себя Баварии. Однако он не доверял кочевникам. К тому же на восточной границе бушевала новая война, теперь уже со славянами. Ссориться с новоявленным каганом, сколь бы тот ни был ослаблен, Дагоберт не собирался. Потому «по совету франков» король приказал баварам коварно истребить болгар. Бавары, отягощенные постоем кочевников, с готовностью повиновались. Разведенные по домам болгары были в одну ночь перебиты хозяевами. От резни спасся лишь сам Альцек с семью сотнями воинов. Вместе с уцелевшими женщинами и детьми они бежали из пределов Баварии к врагам Дагоберта — славянам. Только что претерпевший от лангобардского вторжения владыка (Walluc y Фредегара) альпийской «марки винидов» охотно принял беглецов. Альцек, исполненный справедливой ненависти к франкам, оказался для него надежным и полезным союзником. «Много лет» он со своими воинами провел среди здешних славян, поддерживая их[349].
В 632/3 г. славяне «войском» обрушились на пределы Тюрингии. Находившийся в Австразии Дагоберт, получив эти вести в здешней столице Меце, спешно собрал свою рать и двинулся к границе. Ненадежное австразийское войско Дагоберт укрепил отрядом знатных воинов из Нейстрии (западной части королевства) и Бургундии. На переправе у Майнца короля, однако, остановило посольство саксов, плативших тогда франкам дань. Саксы предложили Дагоберту в обмен на освобождения от дани прикрывать границу и воевать с «винилами». Дагоберт согласился и прекратил свой поход. Но саксы просто использовали обстоятельства — против Само они то ли ничего вообще не предприняли, то ли не слишком старались предпринять[350].
В следующий год царствования Дагоберта, 633/4, Само организовал еще несколько набегов на Тюрингию и лежащие к югу от нее земли. Славяне в ту пору «сильно неистовствовали» по всей пограничной полосе. Тогда Дагоберт решился, наконец, удовлетворить чаяния обиженных на него австразийцев и назначить им собственного короля. Таковым стал его сын Сигиберт — под контролем местной знати. Это действительно дало некоторые результаты. Во всяком случае, австразийские аристократы стали больше внимания уделять защите восточной границы. Само уже не удавалось нанести на этом участке такой ущерб, как прежде[351].
В 634–635 гг. со славянами повел ожесточенную борьбу франк Радульф, поставленный герцогом Тюрингии. После «многих» битв ему удалось наконец разгромить отряды Само и Дервана, доселе безнаказанно пересекавшие тюрингскую границу. «Виниды» бежали и больше не беспокоили герцогство[352]. С этого времени о набегах славян не упоминается. Поражение в Тюрингии и укрепление австразийской границы заставили Само удовлетвориться достигнутым. Франков достаточно проучили. Однако ни о какой «дружбе» речи, конечно, идти больше не могло. Славяне Само и франки оставались врагами.
Война Само и Дагоберта, разумеется, не оставалась тайной для остальной Европы. За ней должны были пристально следить и из Константинополя, особенно с учетом выдающихся достижений славян за последние годы. В то время как Дагоберт терял союзников в Славянском Мире одного за другим, Ираклий предпринимал решительные меры к тому, чтобы теснее привязать славян к Империи.
Хорваты в пору войны с Само сохранили верность союзу и с франками, и с Византией. Желая закрепить этот союз, Ираклий через некоторое время после переселения их на Балканы затребовал из Рима проповедников христианства. Отправил их папа Гонорий (умер в 638 г.). Причины обращения Ираклия за священниками для славян в Рим понятны. Далмация всегда относилась к римской юрисдикции, да и сношения с Константинополем через Фракию и Македонию были теперь едва возможны. Ираклий организовал в балканской Хорватии церковную иерархию, назначив из числа прибывших архиепископа и епископа. Союзная ромеям хорватская знать благосклонно приняла проповеди римлян и крестилась. Ей последовал народ — или немалая его часть. Затем от тех же римских священников, доверившись убеждениям Ираклия, приняла крещение и большая часть балканских сербов во главе со своим князем[353]. Таким образом, свершилось первое обращение целых двух славянских племенных княжеств в христианство.
Событие это может считаться поворотным пунктом в истории славянства, и действительно, значимость его весьма велика. Однако переоценивать глубину этого первого обращения сербов и хорватов не следует. Впереди еще были целые века борьбы христианства и язычества, колебаний и массовых отступничеств. Сербская и хорватская знать, тем более массы народа, едва ли восприняли истины новой веры глубоко, едва ли отринули сам факт существования своих языческих богов. Для князей и жупанов крещение, обращение к Богу «греков», пока являлось просто еще одним знаком союза с Империей. Но было здесь и важное на будущее — преклонение перед явленными богатствами ромейской культуры, стремление к ее восприятию, сомнение в ценности язычества. Здесь со временем открывалась дорога к христианству истинному.
При крещении хорватов, по преданию, папа потребовал от них клятвы, что они «никогда не отправятся в чужую страну и не будут воевать, а, напротив, будут хранить мир со всеми желающими». Среди хорватов веками сохранялась легенда об особой молитве, полученной ими «от самого римского папы» — «если какие-либо иные народы выступят против страны самих хорватов и принудят их воевать, то Бог ранее самих хорватов вступит в бой и защитит их, а ученик Христа Петр дарует им победу»[354]. Во времена войны Само с франками и стычек в Далмации такая клятва являлась весьма уместной.
В 640 г. на римский папский престол взошел папа Иоанн IV, родом далматинец. Поборник ортодоксии, он не поддерживал сношений с Ираклием, искавшим компромисса с монофизитами под флагом так называемого монофелитства — учения о «единой воле» Христа. В то же время Иоанн не оставлял свою новую балканскую паству. Заботило его, правда, положение собственных соплеменников, далматинцев, ютившихся на островах и продолжавших воевать со славянами. Иоанну удалось добиться выкупа далматинских пленников и некоторой взаимной терпимости между хорватами и далматинскими беженцами. Сразу после восшествия на престол Иоанна в Далмацию и Истрию отправился специальный представитель папы — аббат Мартин. Ему было поручено выкупить на папские деньги пленников, захваченных славянами в здешних городах. Мартин нашел в опустошенных провинциях немало святых мощей и отвез их папе, поместившему их в римских соборах. Аббату удалось выкупить у славян многих рабов-христиан и вернуть их родне. Римский аббат оставил по себе добрую память у далматинцев[355].
После прекращения военных действий кое-кто из салонитов вернулся в окрестности родного города. Но в самом городе они селиться не стали, боясь врагов. Следует иметь в виду, что южную часть округи занимали неретвляне, на которых папа никакого влияния не имел. К тому же из всех городских зданий к тому времени сохранился только театр в западной части Салоны. Многие сапониты перебрались далеко на север, в Задар, превратившийся теперь в столицу романского побережья. Славяне, в свою очередь, их не беспокоили[356].
Между тем мир установился и на севере славянских земель. Причиной тому стали смуты в среде самих франков.
Одержав победу над славянами и завоевав популярность среди тюрингов, герцог Радульф стал проявлять все больше самостоятельности. Когда в 639 г. умер Дагоберт, Франкское государство вновь оказалось поделено на части. Радульф отказался подчиняться малолетнему австразийскому королю Сигиберту и в 641 г. начал открытое восстание. Сигиберт, которому исполнилось лишь 11 лет, выступил против мятежника. Однако его попытки командовать самому вкупе с прямой изменой военачальников привели к поражению на реке Унструт. Король едва спасся.
После этого Радульф провозгласил себя независимым королем тюрингов. Хотя он и признавал «власть» над собой Сигиберта, но теперь это выглядело довольно издевательски. Одним из первых действий короля Радульфа стало заключение мира и союза со славянами Само[357]. Война в Тюрингии, приостановленная некогда полководческим талантом Радульфа, теперь закончилась благодаря его мятежу. Тюринги могли окончательно успокоиться насчет славянских набегов. Сербы же вновь получали возможность мирно расселяться в отныне независимом Тюрингском королевстве. После этого франки, занятые внутренними распрями, надолго оставили славян в покое. Само же, не начинавший эту войну, едва ли добивался чего-либо другого. Так что победа осталась за ним.