Сражение продолжается
Сражение продолжается
Почти месяц части 16-й армии сражались за Смоленск с превосходящими силами противника.
Существует мнение: если поле боя отдано врагу, значит, сражение считается проигранным, каким бы долгим и упорным оно ни было.
Но, анализируя июльские бои своей армии, Лукин не мог с этим согласиться. Еще Клаузевиц утверждал, что победа заключается не просто в захвате поля сражения, а в физическом разгроме и моральном поражении вооруженных сил противника.
Этого гитлеровцам достичь не удалось. Войска армий, оборонивших Смоленск, хотя и понесли большие потери, но вышли из окружения и сохранили боеспособность. Гитлеровские же армии группы «Центр» завязли в районе Смоленска, сильно истощили свою мощь и уже не могли прямым ходом наступать на Москву, а вынуждены были перейти к обороне — впервые во второй мировой койне. По данным германского генштаба, общие потери в боях под Смоленском достигли четверти миллиона солдат и офицеров. Для того чтобы вести дальнейшее наступление на Москву, фон Боку пришлось вновь подтягивать резервы, а на это надо было время.
В итоге замысел противника использовать танковые войска для помощи группам армий «Юг» и «Север», а наступление на Москву провести одними пехотными дивизиями оказался сорванным. Уже 28 июля главное командование сухопутными войсками Германии вынуждено было отметить в своей директиве: «Наличие крупных людских резервов… дает возможность противнику оказывать упорное сопротивление дальнейшему продвижению немецких войск… Следует рассчитывать на все новые попытки русских атаковать наши открытые фланги»[17]. Гитлеровское командование признало, что применение подвижных соединений на советско-германском фронте подчиняется другим законам, чем в походах немецких войск на Западе.
4 августа Гитлер, выслушав доклад в штабе группы армий «Центр» о больших потерях, особенно в войсках 2-й и 3-й танковых групп, заявил, что если бы он перед войной был в достаточной степени информирован о силе Красной Армии, то «принять решение о необходимости нападения» на СССР было бы ему значительно труднее[18].
Это вынужденное откровение фюрера еще раз доказывает, что Красная Армия, и в частности Западный фронт, на главном — смоленском направлении, несмотря на большие потери, все-таки вынудила гитлеровские войска перейти к обороне.
К первым числам августа противник остановился на рубеже Ярцево, Соловьево, Ельня. Боевые действия продолжались лишь в районе Ельни, где войска 24-й армии по-прежнему контратаковали 10-ю танковую дивизию противника, закрепившуюся на ельнинском плацдарме. Этот плацдарм рассматривался гитлеровцами как удобный исходный район для наступления на Москву.
Поэтому Ставка Верховного Командования развернула на дальних подступах к столице новые резервные формирования. 30 июля войска Фронта резервных армий и Можайской линии обороны были объединены в один Резервный фронт. Командующим войсками этого фронта был назначен генерал Жуков.
Использовали временную передышку и войска, вышедшие с тяжелыми боями из окружения под Смоленском. 20-я армия Лукина занимала оборону на реке Днепр, севернее 16-й армии Рокоссовского. Войска этих армий вели бои разведывательного характера, в первой половине августа даже пытались ликвидировать духовщинскую группировку врага и во взаимодействии с 19-й армией наступать на Смоленск, но существенных результатов не добились.
Немалые трудности испытывал генерал Лукин. Приняв новую армию, он совсем не знал командиров дивизий, полков. С их боевыми и моральными качествами командарм знакомился уже в ходе боев.
Большую помощь оказывали член военного совета армии корпусной комиссар Семеновский, второй член военного совета армии бригадный комиссар Власов, начальник штаба генерал-майор Корнеев.
Однажды после очередного налета фашистской авиации Семеновский показал Лукину листовку:
— Вот, полюбуйтесь, Михаил Федорович, не только бомбы сбрасывают фашистские летчики.
На листовке было напечатано воззвание к бойцам и командирам Красной Армии прекратить сопротивление и сдаваться в плен. Но не это поразило командарма. Таких листовок он повидал и под Шепетовкой, и под Смоленском. На листовке был помещен портрет командующего 28-й армией генерала Качалова в полной генеральской форме и при орденах. Под гнусным текстом воззвания стояла его подпись.
— Не может быть, — проговорил Лукин. — Тут что-то не так.
— Но портрет…
— Портрет действительно Качалова. Но ведь это фашисты, им опыта фальсификаций не занимать.
— Командиры и политработники разъясняют бойцам, что это фальшивка. Однако вспомните приказ о Павлове…
А вскоре в войсках был зачитан приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 270 от 16 августа[19]. Нет нужды комментировать весь этот суровый приказ, но вот лишь один абзац: «Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам. Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу».
Этим приказом объявлялись также дезертирами и трусами командующий 12-й армией генерал-лейтенант Понеделин и командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов. Семьи этих генералов «подлежали аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину».
Больно было слышать Лукину о трусости этих генералов, не мог он этому поверить. Ведь все они были активными участниками гражданской войны, награждены боевыми орденами. Но откуда он мог знать в те дни, при каких обстоятельствах попали эти генералы в плен? Ставка Верховного Главнокомандования, очевидно, располагала фактами, о которых не было известно в войсках. Пройдет немало времени, прежде чем откроется правда о трагической судьбе генералов Качалова, Понеделина, Кириллова и с них будет снято обвинение в предательстве. А в те августовские дни сорок первого требовалось принять этот приказ к сведению.
К этому времени войска Резервного фронта освободили Ельню и ликвидировали опасный ельнинский выступ. Используя этот успех, Ставка решила вырвать из рук противника инициативу. 16 августа армии Западного фронта и часть сил Резервного фронта вновь перешли в наступление.
Командованию группы армий «Центр» пришлось отвести из-под Ельни сильно потрепанные две танковые, моторизованную дивизии и моторизованную бригаду и заменить их пятью пехотными дивизиями. Тем не менее Гитлер приказал 2-й танковой группе и 2-й армии продолжать наступление на юг, чтобы выйти в тыл киевской группировке советских войск.
Поворот части сил группы армий «Центр» в южном направлении не остался не замеченным советским командованием. Еще 19 августа командующий войсками Резервного фронта Г. К. Жуков доносил в Ставку: «Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на путях к Москве, имея на своих флангах Центральный фронт и великолукскую группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в район Чернигов, Конотоп, Прилуки, ударом с тыла разгромить армии Юго-Западного фронта»[20].
Сталин согласился с такой оценкой намерений противника и ответил, что «в предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт»[21].
Чтобы сорвать намерения гитлеровцев, Ставка приказала отвести войска левого крыла Центрального и правого крыла Юго-Западного фронтов за Днепр, а войскам Западного и Резервного фронтов продолжать наступление, начатое 16 августа. Это была очередная попытка советского командования провести большое наступление. Но, как показали события, условий для перехвата стратегической инициативы тогда еще не было.
Все армии Западного фронта несли большие потери. Как в армиях, так и у командующего фронтом не было таких резервов, которые могли бы развивать достигнутый на том или ином участке фронта успех. Поэтому наше наступление застопоривалось, а на некоторых направлениях совсем не было продвижения.
Видя не только бесполезность, но и вредность дальнейшего нашего наступления, маршал Шапошников 10 сентября передал командованию Западного фронта указание Ставки прекратить атаки и перейти к обороне на занимаемых рубежах. Так завершилось Смоленское сражение, огромное по размаху и продолжительности.
Получив приказ на оборону, Лукин облегченно вздохнул. Он и прежде был убежден, что это надо было сделать на всем Западном фронте давно, как только войска отошли за Днепр. За полтора месяца, пока противник не наступал, можно и нужно было укрепить оборону, пополнить армии людьми, оружием и техникой.
В первой половине сентября маршал Тимошенко был назначен главнокомандующим Юго-Западным направлением. Западным фронтом стал командовать генерал Конев. Его 19-ю армию принял Лукин, 20-ю — генерал-лейтенант Ершаков, 22-ю — генерал-майор Юшкевич.
Таким образом, за три месяца войны Лукину пришлось командовать оперативной группой под Шепетовкой, 16-й, 20-й, а теперь и 19-й армиями. Частая перемена должностей была для него, конечно, нежелательна. Михаила Федоровича не покидало чувство неудовлетворенности. Он еще недавно надеялся, что 20-я армия, вобравшая в себя и дивизии его бывшей армии, наконец-то станет полнокровным боевым объединением, с которым ему можно будет решать задачи большого масштаба. Ведь он с самого начала войны так еще и не командовал полнокровной армией. Такая возможность на короткое время появилась, и вот опять перемещение. Известная поговорка «коней на переправе не меняют» входила в противоречие с жизнью. «Коней» меняли с необъяснимой поспешностью, и вряд ли это шло на пользу делу.
Лукин жалел, что приходилось расставаться с маршалом Тимошенко, с которым у него сложились отношения доверия и взаимопонимания. В период Смоленских боев генерал Лукин неоднократно получал от Тимошенко приказы довольно сурового содержания. Он понимал всю правомерность этих решительных приказов и ультимативных требований — обстановка была крайне сложной. Но при личных встречах Тимошенко старался по-человечески понять и поддержать генерала Лукина. Да и не только его. Сколько раз Лукин был свидетелем, как Тимошенко помогал командиру, потрясенному неудачей боя, старался воодушевить его, не унижая его достоинства и самолюбия. И теперь, перед уходом на должность главнокомандующего Юго-Западным направлением, маршал доносил в Ставку Верховного Главнокомандования:
«Сковывание 20-й и 16-й армий стоило значительных сил группе армий „Центр“, оно не позволило ей развивать успех из района Смоленска в направлении Дорогобуж, Вязьма и в конечном счете оказало решающее значение в воссоздании сплошного фронта советских войск восточнее Смоленска, который на два с лишним месяца остановил противника на Западном направлении.
Действия 20-й и 16-й армий характеризовались сочетанием упорной обороны с решительными контратаками как днем, так и ночью, боями этих дней мы совершенно расстроили наступление противника.
Действовавшие против нас 7–8 танковых и моторизованных дивизий и 2–3 пехотные дивизии понесли огромные потери и лишились наступательных возможностей на целых 10 дней.
Оцениваю действия Курочкина и Лукина в продолжение такого большого времени против столь крупных сил, яростно нападавших с целью окружения и уничтожения наших войск, как героические».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.