На пути к национальному самосознанию

На пути к национальному самосознанию

Первые опыты историописания среди африканцев носили по большей части ненаучный характер, а некоторые объяснения исторических событий были несколько наивными, тем не менее историческая литература начала XX в. сыграла огромную роль в формировании национального самосознания африканских народов Южной Африки. Происходит постепенный отход от видения подчиненной роли африканцев, которые должны достигнуть цивилизации под руководством белых.

Подобная трансформация особенно заметна на примере творчества Г. Дломо. Еще в 1935 г. в пьесе «Девушка, убившая, чтобы спасти (Освободительница)» он видит в миссионерах и английских колониальных чиновниках главных проводников цивилизации, а Тийо Сога, который появляется в последнее сцене пьесы, олицетворяет собой будущее, к которому должны стремиться африканцы. В 1932 г. в эссе «Чака. Переоценка» Дломо писал, что его политика имела крайне негативные последствия для будущего развития зулусов: «Нация, которая постоянно находится в состоянии войны, напрасно растрачивает свою энергию и свой гений в милитаризме и физических упражнениях. Ее лучшие умы не имеют ни времени, ни стимулов для творчества. Искусство и все остальные интеллектуальные и духовные формы деятельности и производства пребывают в небрежении и даже более того – презираются». Тем самым, как указывал Дломо, правление Чаки оказало крайне негативные последствия, утвердив в зулусском обществе косность и закрепив многие социальные институты, являвшиеся атрибутом прошлого[226]. Но уже в 1936 г., когда правительством Дж. Герцога через парламент был проведен закон, лишавший африканцев избирательного права в пределах Капской провинции – последнего, что сохранилось из наследия так называемого «капского либерализма»[227], Дломо выплескивает всю свою накопившуюся горечь и разочарование на страницах пьесы «Кечвайо». В ней устами зулусского воина он дает уничижительную характеристику христианам: «Христиане не воюют. Это не по-христиански. Они мошенничают, разрушают, притворяются, находят слабое место и губят людей…»[228] Белый торговец Джон Данн выступает у Дломо сосредоточением всех пороков: сладострастия, властолюбия, чувства расового превосходства, алчности и т. д. Именно Данн является в пьесе главным зачинщиком и подстрекателем англо-зулусской войны 1879 г., в результате которой была фактически уничтожена независимость Страны зулусов. Ради этой цели он объединяет усилия всех врагов Кечвайо и зулусов: завистников инкоси из числа его соплеменников, миссионера и торговца – ведь у каждого из них была своя причина желать гибели Кечвайо. В отличие от своих более старших современников, воспитанных в либеральных традициях и разделявших веру в цивилизаторскую миссию белого человека, Дломо не видел разницы между англичанами и бурами, он ставил вопрос по иному: «Буры или англичане – это не вопрос. Белые или мы – вот настоящая проблема»[229]. Именно в таком свете он видел противостояние в англо-зулусской войне, так же, вероятно, он оценивал современную ситуацию в Южной Африке. Дальнейшая эволюция взглядов привела Дломо к разрыву с либеральной традицией, и он стал на позиции африканского национализма. Он был членом Молодежной лиги АНК, образованной в 1943–1944 гг., и даже некоторое время исполнял обязанности президента ее на-талского провинциального комитета[230]. Если в 1932 г. Дломо критически разбирал влияние правления Чаки на будущее развитие зулусов, то к 1950-м годам он полностью пересмотрел свои взгляды. Он писал в 1954 г. в статье «Чака: его характер, философия, политика и достижения», опубликованной в газете «Иланга ласе Натал» («Солнце Натала»): «Чака был великим строителем нации. Пройдя через суровые испытания, он создал из незначительного клана великий и гордый народ. Подобная задача требовала, чтобы человек обладал нестандартным мышлением, сильным характером, упорством в достижении цели и высокими идеалами»[231]. С точки зрения Дломо образца 1954 г., создав великую и могущественную нацию и вовлекая другие этнические группы в содружество наций, Чака воплотил в жизнь «идеал национализма»[232].

Таким образом в личности Дломо реализовалась особая роль африканской исторической литературы – воспитание духа национализма, отход от первоначальных установок на сознательное подчинение руководящей роли белых, поиск собственных ориентиров развития без строгой привязки к системе европейских ценностей. Со стороны африканских интеллектуалов начинают предприниматься попытки по выработке своей ценностной шкалы. Однако смещение акцентов от преклонения перед европейской культурой к поиску собственных исторических корней не означало полный отказ от западной интеллектуальной традиции – она уже прочно обосновалась в умах африканских интеллигентов. Несмотря на критику британской колониальной политики и деятельности правительств ЮАС, африканские интеллектуалы не отвергали саму идею прогресса. Они критиковали не из чувства неприятия западной модели развития, но скорее из-за чинимых властями препятствий на пути модернизации африканского общества[233].

Схожую эволюцию мировоззрения претерпел и Н. Мандела, бывший в 1940-е годы одним из лидеров Молодежной лиги АНК, объединявшей африканских политических лидеров нового поколения. В своей автобиографии «Долгий путь к свободе» («Long Walk to Freedom») Мандела вспоминал, какое огромное впечатление на него произвело выступление С. Мг’айи. Будущий лидер АНК на всю жизни запомнил его слова о взаимоотношениях европейской и африканской культур: «Мы не можем позволить этим иностранцам, которых не заботит наша культура, владеть нашей нацией. Я предвижу, что однажды силы африканского общества достигнут решительной победы над этими непрошеными гостями. Уж слишком долгое время мы уступали фальшивым богам белого человека. Но мы восстанем и отбросим эти иноземные понятия»[234]. Не меньше слов Манделу впечатлил наряд Мг’айи, который вышел на сцену перед студентами семинарии в Хидлтауне одетым в традиционную меховую накидку, держа в своих руках два копья. Подобное поведение шло вразрез с уже укоренившейся практикой, когда образованность и просвещенность прочно ассоциировались с европейскими костюмом и манерами.

Таким образом, историческая литература стала одним из мостов, открывшим путь к формированию африканского национализма. Эта дорога отнюдь не была прямой и короткой. Задачу воспитания национального самосознания могла выполнить лишь интеллигенция, обладавшая достаточной эрудицией и инструментами для этого, но она долгое время была слишком малочисленна и находилась под сильным влиянием своих европейских учителей. Дж. Т. Джабаву достаточно образно, но в то же время вполне ясно выразил отношение первых африканских интеллигентов к власти белых. По его мнению, они должны были исполнять по отношению к африканцам хорошо знакомую пастухам роль «коз, ведущих овец»[235]. Но даже первые, еще не систематизированные попытки по собиранию фольклора и исторических преданий, осмысление их и реинтерпретация событий прошлого заложили основание будущего африканского национального самосознания.

Этот процесс во многом зависел от того, как сами африканские интеллигенты воспринимали прошлое и настоящее – в этом среди них не было единого мнения. Но, несмотря на различия, их объединяло одно – желание избавить прошлое своего народа от забвения, ощущение единства судьбы всех коренных народов Южной Африки, формирование чувства гордости за свое происхождение. Первые африканские историки принадлежали к разным народам и этническим общностям, но все они стремились написать общую историю, которая объединяла бы все чернокожие народы Южной Африки.

Формирование исторических представлений африканских интеллигентов и просветителей происходило под мощнейшим воздействием европейской культуры – практически все первые африканские историки и писатели получили образование в учебных заведениях, связанных с миссионерскими обществами, выросли в особом микроклимате общин новообращенных христиан. Однако это не помешало им глубоко проникнуться ощущением принадлежности к культуре своего народа, что было хорошо заметно на примере даже такого европеизированного интеллигента, как Тийо Сога. Но одновременное смешение в одном человеке двух противоположных культур рождало серьезные внутренние противоречия, что нашло выражение и в творчестве первых африканских интеллигентов. Они были так же внутренне расколоты, как и африканское общество в целом. В последнем Дломо выделял следующие группы в соответствии с их отношением к европейской и африканской культурам: африканцы, живущие «племенным» укладом жизни, сохранившие патриотизм и гордость за свои традиции; те, кто не мог ощутить себя в полной мере ни африканцами, ни полностью европеизированными; и «новые африканцы» – гордые, патриотичные, деятельные, но при этом лишенные каких-либо расовых предрассудков, готовые сотрудничать с любым человеком, разделяющим с ними «одну и ту же философию цивилизации и здравого смысла»[236]. Все эти противоречия мы можем найти и в африканской исторической литературе конца XIX – первой трети XX в., которая стала своеобразным зеркалом, отражавшим внутренний мир африканской интеллигенции.

© Воеводский А. В., 2013

Данный текст является ознакомительным фрагментом.