Глава 5 Рождение державы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Рождение державы

В кровопролитных битвах, разразившихся в 70?е годы IV века на западных границах Римской империи, равно как и в политических событиях ближайших десятилетий, гунны сыграли роль спускового крючка. Они стронули с места огромные орды варваров, прежде всего алан и готов, которые обитали к востоку от границ империи, но победоносное шествие на запад очень быстро исчерпало силы гуннов, и новоявленные жители Европы уходят в тень, уступая ведущую роль побежденным ими готам. Сами гунны, хотя и упоминаются в составе готских армий, в это время еще недостаточно сильны, чтобы бросить вызов Риму, – они сделают это примерно полвека спустя. Время от времени они совершают набеги на римские провинции и на соседние государства (например, Персию), но это лишь грабежи, которые не представляют серьезной угрозы. Пока что главное противостояние в Европе будет разыгрываться между готами и Римской империей, которой буквально через несколько лет предстоит окончательно разделиться на Западную и Восточную (Византию). В эти годы гунны будут понемногу накапливать силы; они постоянно мелькают на страницах исторических хроник, но пока еще в качестве второстепенных участников политических событий, сотрясавших Европу. Однако события эти были столь важны, что о них стоит вкратце рассказать, хотя гунны далеко не всегда играли в них главную роль, и роль эта, во всяком случае, не была решающей.

После гибели Валента II под Адрианополем Грациан избрал своим соправителем на востоке полководца Феодосия, которому суждено было впоследствии объединить державу под своей единоличной властью, окончательно разгромить язычество, уничтожить свободу совести, удостоиться титула Великий и стать последним императором единой Римской империи. Выбор Грациана основывался прежде всего на том, что Феодосий успел проявить себя хорошим полководцем. В тексте, приписываемом Аврелию Виктору, говорится: «…Когда [Грациан. – Авт.] увидел, что готы-таифалы, а также гунны и аланы, которые хуже всякой напасти, владеют Фракией и Дакией как своими родными землями и что римскому имени угрожает крайняя опасность, он вызвал с общего согласия из Испании Феодосия в возрасте тридцати двух лет и поручил ему военное командование. <…> Феодосий же оказался выдающимся защитником и распространителем римского могущества. Он в нескольких сражениях разбил гуннов и готов, которые беспокоили республику при Валенте»280.

Впрочем, Феодосий не только побеждал в сражениях – он старался привлекать неприятеля на свою сторону. А поскольку варвары, разорявшие римские земли, ни к чему, кроме войны, пригодны на тот момент не были, император произвел среди них беспрецедентный по своим масштабам набор в римскую армию281.

На одиннадцатом году правления Феодосия некий Латиний Пакат Дрепаний в своем панегирике говорил, обращаясь к императору: «Все скифские племена, склоненные этой твоей добротой, стали стекаться к тебе в таком количестве, что, казалось, ты приказал варварам произвести рекрутский набор, от которого освободил своих подданных. О событие, достойное сохраниться в памяти! Под командованием римских вождей и под римскими знаменами шел прежний противник Рима: он следовал за армией, против которой [некогда] боролся, и города Паннонии, которые прежде опустошал своими безжалостными грабежами, наполнял своими воинами. Сам гот, и гунн, и алан откликались на [твой] зов, и по очереди несли охрану, и боялись показаться недостаточно усердными…»282Отметим, что, хотя гунны и упомянуты в Панегирике наравне с готами, готы интересовали Феодосия значительно сильнее. Не случайно на третьем году своего правления (в 381 году) он пригласил в Константинополь короля вестготов Атанариха, устроил ему торжественный прием и даже сам вышел из городских стен навстречу высокому гостю. Варвар был потрясен как роскошью столицы, так и оказанными ему почестями. Но ему недолго пришлось наслаждаться плодами цивилизации: Атанарих умер, проведя в Константинополе всего лишь пятнадцать дней. Тогда Феодосий устроил гостю пышные похороны. Как пишет Зосим, «роскошь погребения была столь велика, что все варвары были поражены ее чрезмерностью»283. Феодосий не ошибся в расчетах: готы не устояли против его милостей. Как сообщает Орозий, «после смерти короля все племена готов, восхищенные доблестью и благосклонностью Феодосия, передали себя под власть Римской империи»284.

Договор, заключенный между римлянами и вестготами, сводился вкратце к следующему: готы получали для поселения Фракию и становились подданными империи (с правом самоуправления), они освобождались от налогов и даже получали денежные выплаты от государства, но обязаны были поставлять свои отряды в римскую армию. В чем?то их положение напоминало положение российского казачества. Но договор этот соблюдался очень недолго. Столь желанная готам Фракия была разорена еще в конце 70?х годов (в том числе стараниями самих готов и союзных им гуннов), и жить в ней было не слишком комфортно. Кроме того, за несколько лет беспрерывных войн среди варваров сложился многочисленный слой людей, которые не привыкли работать и предпочитали войну земледелию. Готы стали, по выражению австрийского историка Х. Вольфрама, «народом-армией» – народом, в котором мужчины были по преимуществу воинами, а женщины и дети сопровождали их в обозах285. Таким же народом в ту эпоху были и гунны, но тогда это еще мало кого волновало: после своего молниеносного броска на запад гунны на некоторое время ушли в тень – растревоженные ими готы затмили своих недавних победителей.

Заключив договор с готами, Феодосий наступил на те же самые грабли, что и Валент, который уже предоставлял им Фракию для поселения, – достаточно скоро готы расторгнут мирный договор и изберут своим королем Алариха, которому суждено будет свершить то, что за последние восемь веков не удавалось ни одному полководцу, – захватить и разграбить Вечный город. Но пока что готская проблема была Феодосием временно урегулирована. И тут с самой неожиданной стороны пришла новая беда: в 383 году римские легионы в Британии провозгласили императором своего командующего Магна Максима. Гунны тоже оказались замешаны в этом мятеже, поэтому о нем стоит сказать несколько слов.

На тот момент в Римской империи было четыре легитимных правителя: на западе – Грациан и его юный брат Валентиниан II, на востоке – Феодосий Великий и его малолетний сын Аркадий. Магн Максим претендовал на западную часть империи, он захватил власть в Британии, Галлии и Испании – в борьбе с ним Грациан погиб. Феодосий некоторое время сохранял нейтралитет, и двенадцатилетний Валентиниан вынужден был согласиться с притязаниями узурпатора, чтобы сохранить за собой хотя бы Италию. Максим угрожал вторжением варварских армий на полуостров, и Валентиниану действительно пришлось отражать гуннов и алан, приближающихся к Италии (конечно, сам император в силу юного возраста принимал в этом лишь номинальное участие). Впрочем, проблема решилась бескровно: Бауто (Бавтон), полководец Валентиниана, сумел поссорить варваров между собой и они повернули прочь. После этого гунны выступили уже на стороне Валентиниана, когда на провинцию Реция напало германское племя ютунгов. Отразив ютунгов, гунны оказались на самой границе владений Максима и готовы были идти на них войной. Но Валентиниан не решился ссориться с соседом-узурпатором, чьи силы превосходили его собственные, и ему пришлось за свое же золото покупать мир для Максима, заплатив гуннам за отступление286.

В 386 году287 у империи возникли очередные проблемы с варварами. Предводитель остготов Одотей (Одофей, Идотей), «собрав огромные полчища не только из соседних с Истром племен, но и из весьма отдаленных и неизвестных, стал наступать со всеми [этими] полчищами и хотел переправиться через реку…»288Надо думать, в многонациональную армию Одотея входили и гуннские отряды. Это тем более вероятно, что незадолго перед тем Феодосий, по словам Зосима, «отразил скиров и карподаков, соединившихся с уннами, и, победив в бою, принудил переправиться [назад] за Истр и занять свои области…»289 На этот раз варвары вновь были разбиты.

В 388 году Феодосий разгромил Магна Максима. Формально правителем запада вновь стал Валентиниан II, хотя фактическую власть получил полководец Арбогаст. После неожиданной (и, вероятно, насильственной) смерти Валентиниана Арбогаст возвел на трон своего ставленника Евгения.

В 394 году Феодосий разбил узурпаторов с помощью союзных готов и на несколько месяцев объединил империю под своей единоличной властью. Соправителями его стали сыновья: в Константинополе – семнадцатилетний Аркадий, в Риме – десятилетний Гонорий.

В начале следующего года Феодосий умирает, и с этого момента единству империи приходит конец, теперь уже окончательный. Восточной и западной ее частям больше никогда не суждено было воссоединиться. Хотя формально все пока что остается по?прежнему, Востоком и Западом теперь управляют люди, которые уже не согласовывают друг с другом своих действий. После смерти Феодосия страну унаследовали его сыновья, но фактически обеими частями империи управляли временщики. Регентом Гонория стал полководец Стилихон.

Аркадий был достаточно взрослым, чтобы взять на себя бразды правления, но он оказался человеком вялым – богослов и философ Синезий писал, что его существование «подобно существованию полипа»290. Поэтому реальная власть в Восточной империи стала переходить из рук в руки: сначала ее захватил опекун Аркадия Руфин, потом – препозит священной опочивальни291 евнух Евтропий и жена императора Евдокия…

Сразу после смерти Феодосия гунны совершили два мощных похода на земли агонизирующей империи. Трудно сказать, решили они воспользоваться воцарившимся безвластием или просто успели освоиться в Европе и накопить силы. Филосторгий уверял, что их экспансия была лишь одним из многих бедствий, которые «ясно возвещали гнев Божий». В числе таковых бедствий, помимо гуннских набегов, он называет моровую язву («такой мор людей, какого никто не знал от начала мира»), голод, «нашествия сонмищ диких зверей», «необычайные землетрясения», огненные вихри, которые «причиняли разнообразный и невыносимый страх», выпадание града «более чем в булыжник» величиной, а также «глубокие снега и страшные морозы».

Вероятно, Филосторгий изрядно сгустил краски, потому что, например, крупных эпидемий в те годы зарегистрировано не было292. Что же касается «гнева Божия», его причины не вполне ясны, – за годы своего правления Феодосий издал ряд указов, окончательно разгромивших язычество и насильственно утвердивших в империи христианство, причем не любое, а никейского толка. Тем же, кто осмеливался веровать как?то иначе, император прямо объявил: «Они, кроме осуждения божественного правосудия, должны ожидать еще тяжких наказаний, которым по внушению небесной мудрости заблагорассудит подвергнуть их наше величие»293. Поэтому мысль Филосторгия о «гневе Божием», обрушившемся на Римскую империю (точнее, на то, что от нее осталось), представляется несколько странной – ведь автор «Церковной истории» хотя и грешил склонностью к арианству, но одобрял деятельность Феодосия и особенно – «пламенное рвение, которое он проявил в борьбе с идолопоклонством». Интересно, что и святой Исидор Севильский считал гуннов «бичом Божьим», посредством которого «проявлялось Его негодование в отношении верующих»294, – и это несмотря на массовую христианизацию всей страны непосредственно перед и во время гуннского нашествия.

Так или иначе, зимой 394/395 года гунны перешли по льду замерзший Дунай и обрушились на земли Восточной империи. По словам Филосторгия, они «заняли всю Фракию и стали опустошать целую Европу»295. Надо сказать, что Филосторгий несколько преувеличил силы гуннов – вся Европа им была в те годы еще не по силам. Но Фракию они действительно разорили. Этот поход, быть может и не слишком губительный сам по себе, имел тем не менее крайне печальные последствия для Западной империи, потому что он снова стронул с места готов и стал одной из причин, которые в конце концов привели Алариха под стены Рима. Но к этим событиям мы обратимся ниже.

Одновременно с набегом на западные земли Восточной империи гунны предприняли грандиозный по своей разрушительной силе поход на восток. Географию этих двух походов обрисовал их современник, поэт Клавдий Клавдиан, в поэме «Против Руфина»:

Одни переходят

Заледенелый Дунай и дробят колесами воды,

Свычные прежде с веслом; другие Каспийским проходом

По неоткрытым тропам сквозь армянские снежные кручи

Валом катят на богатый Восток. Дымится пожаром

Каппадокийский Аргей, где пасутся летучие кони,

Галис кровью течет, и горы уже не защита

Для Киликийской земли. Пустеют угодья привольной

Сирии; мчатся копыта врагов по долине Оронта,

Где невоинственный люд сроднился лишь с песней и пляской;

Льется из Азии плач!296

Несмотря на то что некоторые исследователи датируют восточный поход 398 годом297, множество неопровержимых свидетельств однозначно связывают его начало с годом 395?м.

Только что процитированный нами Клавдиан пишет, что восточный поход гуннов (равно как и западный) был спровоцирован фактическим правителем Восточной империи Руфином. Поэт яростно обвиняет Руфина в том, что он лично и беспричинно натравил варваров на имперские земли:

«Что мне осталось? Одно: замутить небывалую смуту,

Чтобы погибель моя погибелью стала народам!»

...........................

Так он сказал, и словно Эол, спускающий ветры

С цепи, препоны разверз, затопил племенами державу,

Войнам путь проторил и, следя, чтоб нигде не осталось

Незараженной страны, расписал истребленье по землям…298

Клавдиан был придворным поэтом Стилихона, фактического правителя Западной империи, и поливать грязью противников своего патрона, в том числе и Руфина, было одной из его профессиональных обязанностей. Но Руфин погиб в 395 году, и какие бы немыслимые козни ни приписывал ему Клавдиан, злополучный регент никак не мог организовать поход гуннов на восток в 398 году.

Дату восточного гуннского похода прямо называет Иешу Стилит, вспоминая опустошения, произведенные гуннами в Сирии в 707 году селевкидской эры (395 – 396 годы)299. Еще конкретнее дата Эдесской хроники, согласно которой «перешли гунны ромейские пределы» в месяце таммузе 706 года селевкидской эры – то есть в июле 395 года300.

Примерно о том же свидетельствует Иероним, который в одном из своих писем сообщает, что римские войска на момент начала гуннского похода находились в Италии в связи с «междоусобными войнами»301. Известно, что в конце 394 года армия Феодосия разгромила Евгения на севере Апеннинского полуострова и установила в Западной империи власть Феодосия и Гонория со столицей в Медиолане. Соответственно, в 395 году войска могли еще не успеть вернуться к месту своего постоянного пребывания.

В другом письме, написанном в начале 396 года, Иероним, рассказав о набегах варваров на запад империи, пишет: «Восток казался безопасным от этих бедствий; его тревожили только доходившие до него вести. Но вот, в прошедшем году, насланы и на нас из?за крайних гор Кавказа волки не Аравии уже, а севера, и быстро прошли множество провинций. Сколько пленено монастырей! Сколько рек переменили воды свои на потоки крови человеческой»302.

Судя по всему, набег на восток начался тогда же, что и на запад, – зимой 394/395 года – или чуть позже. По словам Филосторгия, в нем приняли участие те из гуннов, что осели, не доходя до Истра303, – возможно, те, что обосновались в землях алан и остготов.

А. В. Гадло считает, что в восточный поход отправились не просто восточные гунны, но именно гунны Предкавказья; что же касается слов Филосторгия, что они в своем движении на восток пересекли Танаис, – по мысли исследователя, писатель имел в виду не Танаис, а Фасис (река Риони)304. Авторам настоящей книги такой подход представляется излишне избирательным – с их точки зрения, нет оснований думать, что в то время как гунны запада выступили в один поход, а «гунны» Предкавказья в другой, их соплеменники, обитавшие посередине, остались в стороне от общего дела. Кроме того, как мы уже говорили, сам факт существования предкавказских гуннов представляется весьма сомнительным. Хотя, конечно же, жившие в Предкавказье народы, как бы их ни называли раннесредневековые авторы и кем бы их ни считали современные исследователи, могли принять участие в этом походе вместе с собственно гуннами. Резонно считать, что гунны, жившие непосредственно к западу от Танаиса, отправились, как это и пишет Филосторгий, «в восточные области» и по дороге увлекли за собой племена, жившие в предгорьях Кавказа.

Все вместе они «через великую Армению вторглись в так называемую Мелитену, потом оттуда устремились на Евфратисию, дошли до самой Келесирии и, промчавшись через Киликию, производили неслыханные человекоубийства»305.

Св. Иероним Стридонский писал: «Вдруг пришел в смятение весь восток, когда разнеслось известие, что из отдаленной Меотиды, лежащей между льдистым Доном и дикими племенами массагетов, оттуда, где ворота Александра кавказскими скалами сдерживают свирепых варваров, – нахлынули толпы гуннов, которые, налетая туда и сюда на своих быстрых конях, всюду разносили опустошение и ужас. <…> Неожиданно появлялись они всюду и, предупреждая молву своею быстротою, не давали пощады ни религии, ни почести, ни возрасту; не имели сострадания к плачущим детям. Не начавшие еще жить умирали насильственною смертию и, не зная своего несчастия, смеялись в руках и среди копий врагов. Общая единогласная молва говорила, что они идут в Иерусалим и стремятся в этот город, чтобы удовлетворить своей страшной жадности к золоту»306.

В другом письме Иероним сообщает: «Осаде подвержена была Антиохия и прочие города, лежащие на берегах Галиса, Цидна, Оронта и Евфрата. Уведены целые толпы пленных; наведен ужас на Аравию, Финикию, Палестину, Египет»307. Отметим, что Иероним знал о набеге не по слухам – он сам в это время находился в Палестине. Беженцы покидали ее на кораблях, несмотря на сильные ветра и опасность морского плавания. Корабль, на котором святой должен был спастись от гуннского нашествия, готовился к отплытию, и Иероним ждал его на морском берегу со своими близкими. Но в последний момент он отказался взойти на борт, его удержали «любовь к святым местам» и «упроченное место»308– Иероним собирался основать в Вифлееме монастырь, что позднее и сделал.

По древним источникам вырисовывается следующий путь гуннов: они переправились через Танаис, прошли через Каспийско-Черноморскую степь, по Дарьяльскому ущелью пересекли Кавказ и через Иберию (Восточная Грузия) вторглись в Армению. Они захватили Каппадокию, дошли до реки Га– лис (современная река Кызылырмак в Турции), разгромили Сирию и Палестину.

Возможно, что в рамках этой же военной кампании гунны совершили и набег на Персию – византийский историк и дипломат Приск Панийский сохранил описание некоего похода, в результате которого гунны были разбиты персами. Правда, Приск говорит о походе в Мидию, но под Мидией в те времена могли понимать самые разные земли: от огромной территории древнего Мидийского царства, которое уже около тысячи лет, как обратилось в прах, до небольшой исторической области на западе современного Ирана309.

В 448 году Приск посетил Аттилу в составе византийского посольства. Присутствовавший тут же римский посол Ромул сказал историку, что Аттила собирается покорять Персию и что путь туда гуннам, по их словам, знаком еще со времен их давнего вторжения в Мидию. Гунны вспоминали, что отправились в этот поход, «когда их родина была застигнута голодом и римляне не оказали им сопротивления вследствие случившейся тогда другой войны». Вероятно, имелась в виду гражданская война Феодосия с Евгением и Арбогастом – она, правда, к тому времени успела закончиться, но имперские войска, как мы знаем от Иеронима, в 395 году еще находились в Италии. Во главе набега были некие Басих и Курсих – Приск называет их представителями «племени царских скифов», но он вообще охотно называл всех гуннов скифами. А под «царскими скифами» он, вероятно, имел в виду правящую гуннскую верхушку310.

Гунны говорили, что они, выступив в поход, «прошли пустынную страну» и «переправились через озеро». Озеро это римский посол отождествлял с Меотидой. Что же касается лежавшей перед озером «пустынной страны» – мы уже отмечали, что степи Юго-Восточной Европы в те годы изрядно обезлюдели, поэтому северные берега Меотиды, по которым гунны могли идти в сторону Таганрогского залива, вполне подходят под это описание. Через пятнадцать дней пути после переправы завоеватели, «перевалив через какие?то горы, вступили в Мидию». Горами, через которые они перевалили, естественно, был Кавказ, точнее – Большой Кавказский хребет. Перейти через него гунны могли по Дарьяльскому ущелью, которое носило название Сарматские или Аланские ворота311.

«Между тем, как они пробегали ту землю и производили грабежи, напало на них многочисленное войско Персов, которые множеством стрел (как тучею), покрыли небо над Скифами (гуннами. – Авт.). Устрашенные опасностию, Скифы отступили и перешли опять горы, унося с собою немного добычи; ибо большая часть ее была у них отбита Мидами. Боясь преследования неприятельского, Скифы обратились к другой дороге, ехали [пропуск в тексте] дней по той, где пламя поднимается из скалы подводной, и воротились в свою страну»312. Обратный путь гуннов из Персии, очевидно, пролегал вдоль Каспия, и пламя, которое они видели, было знаменитыми «бакинскими огнями» – выходами горючих газов на Апшеронском полуострове, к северо-востоку от современного Баку313.

По поводу того, когда состоялся «персидский» поход и был ли он частью «восточного» похода, единого мнения нет. Разные исследователи датируют его годами от 395?го до 441?го и даже 448 годом314(чего уж совсем не может быть, потому что в 448 году Приску говорили об этом походе, как о происшедшем «давно»315). Известно, что Басих и Курсих, вернувшись из Персии, приезжали «в Рим для заключения военного союза» (под «Римом» Приск, вероятно, имел в виду не город, а империю), и делались попытки связать этот визит с одним из известных гуннских посольств. Но лишь в дошедших до нас отрывках из Приска (которые начинаются 433 годом) упоминается более двадцати дипломатических встреч между гуннами и римлянами, и авторам настоящей книги попытка привязать Басиха и Курсиха к одной из них представляется весьма произвольной. Есть основания думать, что поход гуннов в Персию состоялся, во всяком случае, задолго до того, как византийский дипломат узнал о нем. Ромул говорил Приску, «что уннам не безызвестен этот путь, так как они уже давно делали вторжение в Мидию». Он же сказал, что «римляне не оказали им сопротивления вследствие случившейся тогда другой войны (курсив наш. – Авт.)». Ни Ромул, ни пересказывающий его слова Приск не уточняют, что это была за война, – создается впечатление, что речь идет о событиях, подробности которых стерлись за давностью лет. И наконец, Ромул сообщил, что одной из причин похода был случившийся у гуннов голод. Конечно, голодные годы у людей, ведущих кочевое хозяйство, выпадают достаточно часто, и все же напрашивается мысль связать этот голод с тем, который упомянут у Филосторгия в преддверии похода 395 года.

В таком случае поход Басиха и Курсиха был всего лишь частью «восточного» похода, описанного множеством византийских авторов. Правда, у Приска ни слова нет о вторжении гуннов в Малую Азию и Палестину, а другие авторы, рассказывая о восточном походе, не упоминают Персию. Но противоречия в описании «восточного» похода гуннов у разных авторов, возможно, связаны с тем, что гунны отнюдь не выступали единым фронтом. Их многочисленные орды могли идти разными путями и оседать в разных местах. Соответственно, и изгоняли их из этих мест разные полководцы, причем в разное время. Хотя гунны Приска и жаловались, что вернулись из похода с очень скромной добычей, «так как большая часть ее была отнята мидянами»316, есть основания думать, что они необоснованно прибеднялись. Во всяком случае, Клавдиан сообщал: «Поля обезображены опустошениями, единственная надежда – в открытом море. Каппадокийские матери уводятся [в плен] за Фасис. Захваченный скот, уведенный из родных хлевов, пьет на Кавказе мерзлую воду и меняет пастбища Аргея на скифские леса. Цвет Сирии служит [в рабстве] за киммерийскими болотами, оплотом тавров…»317Интересно, что всех пленников, захваченных в начале своего вторжения в Европу, гунны, по сообщению Иордана, «принесли в жертву победе»318. Действительно, кочевое хозяйство не требует большого количества рабов, тем более что гунны тогда были народом очень мобильным и думали о военных операциях больше, чем о мирном скотоводстве. Но прошло всего лишь около двадцати лет, и теперь любые пленники – и каппадокийские женщины, и «цвет Сирии» – оказались востребованы. Видимо, значительная часть гуннов остепенилась и перешла к жизни более стабильной. А. В. Гадло даже считает, что в эти годы ослабевшие кочевые группы вытеснялись за пределы степи и оседали на землю319, но, вероятно, это происходило не столько с самими гуннами, сколько с завоеванными ими степняками, входившими с состав зарождающейся гуннской державы.

Не исключено, что «восточный» поход гуннов описан в древнегрузинской летописи «Житие картлийских царей»320, в главе «Нашествие хазар», – по крайней мере, такую гипотезу выдвигает А. В. Гадло321. В 395 году никаких хазар ни в Грузии, ни в ее окрестностях еще не наблюдалось, но хронику эту начали писать в XI веке, к тому времени память о гуннах давно выветрилась, а память о хазарах, чье государство соседствовало с Грузией в течение трех веков и распалось всего лишь век назад, была свежа. Поэтому летописцы могли, описывая события давно минувших дней, любых завоевателей-кочевников называть хазарами. В остальном же события, описанные в «Житии», в какой?то мере напоминают те, что изложены у Приска.

«Картлис цховреба» повествует о том, как хазары «прошли Морские ворота, которые ныне именуются Дарубанди» (Дербент), и напали на Таргамосианов – потомков мифического героя Таргамоса, предка множества кавказских народов. Тогда же завоеватели, не удовлетворившись Дербентским проходом, воспользовались и горным путем, видимо Дарьяльским: «В первый же свой поход хазарский царь перевалил горы Кавказа и полонил народы».

«Не в силах оказались Таргамосианы противостоять хазарам, ибо было их бесчисленное множество. Полонили они страну Таргамосианов, сокрушили все города Арарата, Масиса и Севера… Хазары освоили оба пути, как?то: Морские ворота Дарубанди и ворота Арагвские, которые суть Дариала. Стали частыми походы хазар, увод людей в плен, и никто не мог им противостоять. Отныне стали все Таргамосианы данниками хазар…» Так продолжалось до тех пор, пока в соседней Персии не воцарился некий Афридон. «Он поставил во главе огромного [персидского] войска эристава своего Ардама, выходца из рода Небротидов, и направил [в Картли]. Пришел Ардам в Картли и уничтожил здесь всех хазар, каких только мог обнаружить»322.

Впрочем, как отметил И. Г. Семенов, «с IV по X вв. северокавказские кочевники совершили по меньшей мере два десятка крупных вторжений в Закавказье», и в повествовании о рейдах “хазарского царя” могло отразиться любое из них323. Некоторые исследователи, сопоставив поход Басиха и Курсиха с политическими реалиями первой половины V века, уверенно датируют его 421 годом324.

Но вернемся к 395 году. Какие бы разногласия ни существовали по поводу датировки похода Басиха и Курсиха, по крайней мере один набег гуннов – на восточные провинции Римской империи – в этом году состоялся. Другой поход, который гунны совершили в том же 395 году, был, как мы уже говорили, походом на запад, – они перешли по льду замерзший Дунай и вторглись во Фракию. Об этом событии сохранилось значительно меньше сведений – возможно, потому, что Фракия вот уже двадцать лет непрерывно разорялась самыми разнообразными варварами. Клавдиан, описав ужасы гуннского набега на восток, заметил:

А о паннонских краях, о фракийских беспомощных градах,

О придунайских равнинах никто уже больше не плачет:

Каждый год открыты они для ярости вражьей,

И ощущенье беды перешло в тупую привычку325.

Но это событие имело далеко идущие последствия. Фракия давно уже была населена готами, которые получили ее сначала из рук Валента, а потом, повторно, – из рук Феодосия. Готы в дни гуннского набега находились в Италии, где только что подавили мятеж Аргобаста и Евгения. Вернувшись, они застали свою новую родину опустошенной. Кроме того, у них возникли проблемы с получением причитающегося им жалованья и продовольствия. И тогда готы, под предводительством своего короля Алариха, двинулись на Константинополь – они требовали не только денег, но и новых земель для поселения – Фракия, в которой хозяйничали гунны и которая могла в любой момент вновь подвергнуться гуннскому набегу, их уже не устраивала.

Руфин тайно встретился с Аларихом, передал ему большую сумму денег и попросил пощадить Константинополь и вместо этого отправиться в префектуру Иллирик326, то есть в Грецию327.

Поскольку встреча эта была приватной, теперь уже трудно сказать, предложил ли регент Грецию готам для поселения или для разграбления – впрочем, в данном случае это было почти одно и то же. Так или иначе, готы не стали мирно возделывать земли Эллады, а отправились громить греческие города и даже осадили Афины.

Сограждане Руфина обвинили его в предательском сговоре с готами, а заодно и с гуннами – в последнем он был явно неповинен, но даже образованные византийцы не всегда различали готов и гуннов, охотно именуя их всех скифами, а простые солдаты и вовсе не вдавались в нюансы этнонимики. Современник этих событий Сократ Схоластик писал: «…Воины умертвили царского префекта Руфина, ибо подозревали его в тирании и думали, что он призвал в римскую область варварский народ гуннов, которые около того времени опустошили Армению и другие восточные земли»328. При этом, по сообщению так называемой «Галльской хроники 452 года», «личная охрана из гуннов, на которую он опирался, была побеждена»329.

Злополучный Руфин был убит солдатами военачальника по имени Гайна (Гаин) – гота по происхождению, которого Стилихон от имени императора Гонория послал к Аркадию якобы для защиты Востока. Гайна, по наущению Стилихона, лично руководил расправой, которая состоялась на глазах Аркадия330. Восточный император не вступился за своего опекуна и за смерть его не отомстил. Впрочем, Гайна пережил свою жертву всего лишь на пять лет.

Вскоре после убийства Руфина Гайна изменил империи, поддержав восстание своего соплеменника, гота Требигальда (Требигильда), а после гибели последнего – возглавил войско варваров и осадил Константинополь. Осада не удалась – по единодушному мнению Филосторгия и Созомена, город защитило «какое?то небесное вооруженное воинство» – а именно, невесть откуда взявшееся «множество вооруженных воинов огромного роста»331. Варвары были разбиты. Гайна бежал в Верхнюю Фракию и, по сообщению Зосима, «переправился за Истр, намереваясь возвратиться на родину и прожить там остальную жизнь». Но тут гунны, вот уже больше двух десятилетий традиционно бывшие врагами империи, неожиданно выступили в качестве ее союзников. Зосим пишет:

«Тем временем Ульдис (он же Ульдин, или Ульд. – Авт.), вождь гуннов, считая небезопасным позволять варвару с его собственной армией упускать Данубий, решил, что он порадует римского императора, прогнав Гайну, и подготовился встретить его в битве. Он собрал свою армию и построил ее перед врагом. Так как Гайна не мог вернуться к римлянам, а с другой стороны, не был способен избежать угрожающего столкновения с Ульдисом, он вооружил своих последователей и продвинулся вперед, чтобы встретить этих гуннов. Армии много раз вступали в бой, и в нескольких сражениях армия Гайны держалась до конца, но многие из воинов пали, включая самого Гайну, который сражался решительно и отважно»332.

Филосторгий добавляет к этому, что гунны засолили голову Гайны и отправили ее в Константинополь333.

Гайна был убит зимой 400/401 года, на рубеже нового столетия. Впервые гунны выступили как политические союзники империи. Отдельные их орды и раньше могли воевать на стороне римлян, но тогда их единственной целью была непосредственная нажива (напомним, что они шли на Валентиниана II по наущению Максима, потом защищали того же Валентиниана от ютунгов, и, наконец, лишь золото Валентиниана удержало их от нападения на своего вчерашнего «заказчика» Максима). Теперь же Ульд преследовал политические цели, и он их достиг: Аркадий наградил гуннского вождя и заключил с ним союз.

Набеги на Фракию от этого не прекратились, и их приписывали гуннам, но Зосим проясняет ситуацию, сообщая, что теперь многострадальную провинцию грабили «беглые рабы и другие перебежчики, называвшие себя гуннами»334. Конечно, нельзя исключить, что кто?то из воинов Ульда мог примкнуть в разбойникам, но сам гуннский вождь, судя по всему, был достаточно долго верен договору с Аркадием, а точнее, со Стилихоном (забегая вперед, скажем, что он нарушит его лишь в 408 году, после гибели последнего). В 403 году св. Иероним, описывая христианизацию варваров, радостно писал из Палестины в Рим: «…гунны изучают Псалтырь…»335 Конечно, само по себе изучение Псалтыря не слишком препятствует военным операциям, и все же слова святого намекают на то, что в эти годы гунны предавались заботам о душе больше, чем грабежам…

На некоторое время между Византией и гуннами воцарился мир. Что же касается Западной Римской империи – ее земли гунны и раньше тревожили не слишком часто. После короткой вспышки гуннской активности в 395 году основным конфликтом в Европе снова стал конфликт между римлянами и готами. Готы, вытесненные гуннами из Фракии и так и не сумевшие (или не захотевшие) обустроиться в Греции, громили Балканы. Но ни Западная, ни Восточная империи не рвались защищать полуостров, ведь на тот момент было не вполне понятно, кому он, собственно, достанется в ближайшем будущем.

Согласно официальной воле Феодосия, после его смерти префектура Иллирик переходила под управление Аркадия. В то же время фактический правитель Запада Стилихон уверял, что Феодосий устно завещал ему регентство над обоими своими наследниками336. Стилихон был серьезным политиком и неплохим полководцем, слов на ветер он не бросал. И хотя всем было понятно, что Феодосий не мог оставить устное, сделанное без свидетелей завещание, которое противоречило бы официальному, слова Стилихона ясно указывали на его намерения подчинить обе части империи337, причем начать он собирался, судя по всему, именно с Иллирика. Поэтому Руфин, желая увести готов от стен Константинополя, мог без особых угрызений совести отправить их на Балканы. А Стилихон, который послал войско для подавления мятежных готов, не проявлял излишнего усердия, преследуя Алариха. Формально империя еще оставалась единой, но на деле у Востока и Запада уже были разные интересы, и регенту Гонория не было особого резона освобождать от варваров чужую территорию.

Аркадий же, на землях которой Стилихон вяло гонялся за Аларихом, не знал, кого ему бояться сильнее – готов или претендента на регентство. В конце концов он, видимо, понял, что договориться с готами можно дешевле, чем со Стилихоном. Византия заключила с готами мир, включила их армию в состав своих вспомогательных войск и стала обеспечивать вчерашних врагов оружием и припасами. Аларих получил звание магистра армии Иллирика (префектуры Иллирик).

Тогда Стилихон, желая перетянуть Алариха на свою сторону, присвоил ему такое же звание и тоже стал снабжать готов оружием, деньгами и продовольствием. Правители обеих держав соревновались между собой, пытаясь перекупить готов. В результате в самое ближайшее время готская армия оказалась прекрасно экипированной и не замедлила этим воспользоваться. Готы потребовали для себя земель в Западном Иллирике и двинулись туда – на первый взгляд с самыми мирными намерениями, сопровождаемые женами и детьми. Но случилось то же, что и в Восточном Иллирике: Аларих не удержался и стал громить Северную Италию. Стилихон двинул на него войска, в конце концов заключил с готами новый договор и вновь взялся выплачивать им жалованье как федератам Западной империи.

История эта стала повторяться с завидной регулярностью: отъевшиеся на имперских харчах и снабженные имперским оружием готы громили какую?нибудь из провинций Северной Италии, брали несколько городов, после чего заключали очередной договор и некоторое время мирно жили на римские деньги почти в самом сердце Западной империи.

Тем временем эпицентр главных европейских событий вообще сместился на запад – вероятно, восток был уже так разграблен, что не прельщал даже самых последних варваров. Исидор пишет: «…в десятый год правления Гонория и Аркадия (405 год н. э. – Авт.) король готов Радагайс, родом из Скифии, преданный культу идолопоклонства, свирепствующий с лютостью варварской дикости, приведя с собой тысячи воинов, начал беспощадное опустошение областей Италии, клятвенно обещая, если победит, дабы ославить Христа, посвятить кровь римлян своим богам»338. Павел Орозий называет Радагайса «самым страшным среди всех бывших прежде и существующих ныне врагов»339. Он был, по?видимому, предводителем остготов или, возможно, какой?то ветви вестготов340. Исидор сообщает, что готы еще раньше разделились между Аларихом и Радагайсом341. Если верить Зосиму, Радагайс вел с собой «около четырехсот тысяч галлов и германцев со всего Дуная и Рейна»342. Орозий пишет, что «в его народе насчитывалось более двухсот тысяч готов»343. По мнению В. Будановой, вместе с Радагайсом, кроме остготов, шли сарматы, гепиды, саксы, бургунды, аламанны, вандалы, свевы…344. Во всяком случае, это была огромная армия, заставившая содрогнуться Рим, которому и так несладко приходилось от готов Алариха.

И тут на помощь Стилихону приходят гунны Ульда, с которыми он предусмотрительно заключил договор еще в 401 году. Орозий пишет: «И вот допускается, чтобы души других врагов с армиями своими склонились к оказанию помощи против свирепейшего того врага Радагайса: Ульдин и Сар, вожди гуннов и готов, выступают на защиту римлян…»345

Дальнейшие события разными авторами описаны по?разному. «Галльская хроника 452 года» сообщает: «Радагайс умер – до того как были разорены многие города; его войско, разделенное на три части разными предводителями, обнаружило некоторую возможность противостоять римлянам.

Вспомогательными отрядами гуннов, развернутыми к блистательному триумфу, Стилихон полностью истребил [эти] трети вражеского войска [405 год]»346. Марцеллин Комит пишет: «Ульдин и Сар, короли гуннов и готов, разгромили Радагайса без промедления»347. Павел Орозий и Исидор, напротив, о боевых успехах гуннов ничего не говорят, а сообщают, что войско Радагайса было окружено в горах и «ослабело скорее от голода, нежели от вражеского оружия»348. В результате победа досталась союзникам практически бескровная, и они «людей продавали повсюду толпами, подобно дешевой скотине, по одному золотому за каждого»349.

Так или иначе, Радагайс был повержен с помощью гуннов.

Забегая вперед, отметим, что именно эта военная операция, по мнению Исидора, стала причиной падения Рима. Историк пишет: «В эру 447350 в пятнадцатый год императора Аркадия, узнав о смерти Радагайса, Аларих, его соправитель – будучи Христианином по имени, но еретиком по делам – сильно огорчился, что так много Готов убито Римлянами. Он вышел на битву против Рима, желая отомстить за кровь своих соплеменников. Осадив Рим, он ворвался внутрь после разрушительного штурма»351. Надо думать, Исидор несколько сгустил краски – Аларих и до гибели Радагайса постоянно воевал в Италии и грабил италийские города. Но если в какой?то мере все?таки принять точку зрения Исидора, то победой над Радагайсом гунны – в очередной раз – приблизили падение Вечного города.

Если же рассматривать последствия этой победы, стоя на более прагматичных позициях, то противостояние Стилихона сразу двум готским вождям – Алариху и Радагайсу – привело к тому, что римская армия и армии союзных готов и гуннов оказались заняты в Италии. И тогда через Рейн в оставшуюся без защиты префектуру Галлия хлынули племена вандалов, алан, свевов, бургундов…352«Галльская хроника 452 года» объясняет это так: «Положено начало неистовству различных племен терзать Галлии – причем преимущественно по допущению Стилихона…»353

Вскоре Стилихон, которому хотя и не слишком успешно, но все же удавалось держать осаждающих империю варваров в каких?то рамках, был приговорен к смерти по подозрению в государственной измене. В «Галльской хронике» под 408 годом сообщается: «Между прочим имеет место пространное государственное постановление о смерти Стилихона, который строил козни против здравия императора»354.

Против Стилихона был послан готский вождь Сар355, еще вчера бывший его союзником в войне с Радагайсом. Личная стража Стилихона состояла из гуннов. Ночью готы Сара перебили спящих гуннов Стилихона. Сам полководец бежал в Равенну, где и был убит.

Стилихона, вандала по отцу, римляне давно упрекали в симпатиях к варварам и подозревали в том, что это по его наущению иноземные войска разоряют оба Иллирика, Италию, Галлию… Коренные жители империи стонали от засилья варваров и в армии, и в высших эшелонах власти. Убийство Стилихона и его гуннов прорвало последние препоны. Когда слух о нем дошел до Рима, стоявшие там солдаты вырезали всех находившихся в городе женщин и детей варварского происхождения и захватили их имущество. В ответ мужья и отцы убитых – их набралось тридцать тысяч воинов – пришли к Алариху, требуя вести их на Рим.

В это же время гунны Ульда, которых смерть Стилихона освободила от заключенного ими мирного договора, двинулись на Фракию. Конечно, формально Стилихон был всего лишь полководцем (тем более что Гонорий давно уже вышел из возраста, когда императору требуется регент), но фактически Западную империю возглавлял он, и Ульд именно с ним заключал договор о мире, в союзе с его армией воевал. После того как Стилихон и охранявшие его гунны были предательски убиты, Ульд более не мог считать себя в безопасности на территории империи (напомним, что, несмотря на все противоречия между Востоком и Западом, империя продолжала считаться единым государством). Кроме того, в этом же, 408 году умер император Аркадий, ему наследовал его маленький сын Феодосий II, а фактическая власть перешла к регенту Антемию. По сути, Антемий и раньше управлял Византией после казни Евтропия, и все?таки смена императоров не могла не вызвать определенного напряжения. Ситуация осложнялась тем, что провозглашенный британскими солдатами император Константин III успел к этому времени подчинить себе значительную часть Западной империи – силы его были настолько велики, что Гонорий вынужден был объявить узурпатора своим соправителем.

По совокупности всех эти обстоятельств гуннам пришлось пересмотреть свои политические пристрастия. Поэтому сначала, как пишет Созомен, «унны, расположившиеся во Фракии, без войны и преследования [со стороны императора] со стыдом вернулись, потеряв большинство [своих] сил»356. Вернулись они на левый берег Дуная – реки, которая издавна служила естественной границей Римской империи. Но вскоре Ульд, вероятно, понял, что в обеих империях царят неразбериха и безвластие, которыми следует воспользоваться. Созомен пишет:

«Ульдис, предводитель [живущих] по Истру варваров, с огромными силами переправился через реку и расположился в пределах Фракии; взяв путем измены мисийский город Кастрамартис357, он совершал оттуда набеги на остальную Фракию и по [своей] самонадеянности не хотел и слышать о договоре с римлянами. Когда начальник фракийских войск договаривался с ним о мире, он указал на восходящее солнце и сказал, что ему не трудно, если пожелает, покорить всю землю, которую оно освещает. Так угрожал он, приказывал [римлянам платить] дань по его усмотрению и на этом условии предлагал им или пользоваться миром, или ожидать войны. В [этих] затруднительных обстоятельствах Бог показал, какое он имеет попечение о нынешнем царстве. Именно, немного спустя до окруживших Ульдиса слуг и командиров дошли слухи о римском государственном устройстве и о человеколюбии императора, а [также о том], какими наградами чествует он храбрых и доблестных мужей. Не без воли божией привлеченные этим, они перешли к римлянам и стали лагерем подле них вместе со своими подчиненными. Ульдис едва спасся [бегством] на ту сторону реки, потеряв многих [своих] и в [том числе] поголовно всех так называемых скиров358»359.

Тем временем на Западе последние дни многовекового господства римлян подходили к концу. Аларих потребовал от империи выплаты огромной суммы денег и обмена заложниками – за это он обещал увести своих готов из Северной Италии в Паннонию. В числе римских заложников, по требованию Алариха, должен был находиться знатный юноша Аэций360– позднее этот же юноша окажется заложником у гуннов и будет связан с ними, по сообщению франкского историка и епископа VI века Григория Турского, «тесной дружбой»361, что не помешает ему возглавить римскую армию и нанести Аттиле сокрушительное поражение на Каталаунских полях…