На развалинах логова

На развалинах логова

За день до начала работы Потсдамской конференции Гусев и я решили проехать по Берлину. Нам посоветовали это сделать наши военные. Совет совпадал и с нашим собственным желанием.

Уже не с самолета, а с земли мы наблюдали руины столицы гитлеровского рейха, причем неразрушенных или даже полуразрушенных домов видели мало. Уцелели в основном небольшие домики на окраинах. Помню, лишь с большим трудом джип, в котором мы ехали, мог продвигаться по улице Унтер-ден-Линден. Всю ее завалило обломками стен. Кирпич, всюду кирпич, горы битого кирпича…

Сопровождавшие нас офицеры порекомендовали осмотреть прежде всего бывшую канцелярию фюрера. Мы добрались до нее не без затруднений. Рухнувшие здания, бесформенные груды металла и железобетона загромождали дорогу. Весь этот хлам кому-то еще предстояло расчищать. К самому входу в канцелярию машина подъехать не смогла. До него пришлось добираться пешком, что мы и сделали.

На каждом шагу стояли советские патрули, предупредительно передававшие нас по эстафете от одного к другому, вплоть до парадного входа, который выглядел, конечно, далеко не по-парадному, так как канцелярия в ходе боев оказалась почти полностью разрушенной. Но от нее остались стены, правда изрешеченные бесчисленными осколками, зиявшие большими пробоинами от снарядов. Потолки уцелели только местами. Окна чернели пустотами.

Вообще, первое впечатление от здания канцелярии сложилось несколько странное. Вероятно, замысел тех, кто определял его архитектуру, сводился прежде всего к тому, чтобы у любого человека, который к этому зданию приближался, появлялось чувство благоговения и страха, ощущение какой-то демонической суровости.

Вид канцелярии никак не мог вызывать положительных эмоций. Она выглядела мрачно и до разрушения, о чем нам говорили многие немцы. Если мысленно во много раз ужать эту гитлеровскую цитадель с сохранением ее пропорций и архитектуры, то она в чем-то походила бы на некую древнюю гробницу.

Мы прошли по залам канцелярии, которые использовались Гитлером и высшим эшелоном его правящей камарильи для сборищ и церемоний. Главный зал в силу каких-то обстоятельств был поврежден несколько меньше. Пострадали сильнее всего потолок и пол. Двери, окна и люстры несли на себе следы боя, и большинство из них было разбито. То же можно сказать и о других залах.

Нас провели в нижнюю часть канцелярии, в подземелье, которое имело несколько этажей в глубь земли. На одном из них находилась автономная электростанция.

Сопровождавший нас офицер сказал, показывая развалины электростанции:

– В случае нужды она обеспечивала электричеством всю канцелярию. Весь Берлин мог лежать во тьме, но здесь свет горел.

Нижние этажи канцелярии представляли собой хаос, видимо, гарнизон цитадели сопротивлялся с остервенением, и здесь взорвалось немалое количество снарядов, бомб и гранат. Кругом лежали груды балок или перекрытий – и металлических и деревянных, – огромные куски железобетона.

По обе стороны узкого коридора располагались какие-то отсеки, все искореженные взрывами. Сам коридор был довольно длинным, видимо равным по длине всей рейхсканцелярии. Передвигаться по нему приходилось по специально проложенным дощатым переходам с большим трудом, чтобы не упасть в воду. Она стояла довольно высоко, видимо, из-за разрыва труб водопровода.

Все это производило мрачное, тягостное впечатление. Если бы существовали фотоснимки этого подземного хаоса гитлеровской цитадели, то они стали бы подходящей иллюстрацией к Дантову аду; только надо было подобрать, к какому его кругу.

Как приятно стало на душе, когда мы вышли из этого здания, которое еще недавно было логовом главного фашистского преступника, и вдохнули полной грудью свежий воздух. Внешне оно напоминало каземат.

Затем мы осмотрели другой объект – бункер Гитлера. Если бы требовалось воздвигнуть памятник – символ проклятия всему тому преступному и человеконенавистническому, что связано с гитлеризмом, то разрушенный бункер вполне подошел бы для этого.

Перед нами предстал будто высеченный из скалы монолит цилиндрической формы высотой около десяти метров и диаметром приблизительно метров пять-шесть. Вход вел в подземелье, почти залитое водой. Переходы из одной части бункера в другую завалили бесформенные глыбы железобетона. Чувствовалось, что наши воины хорошо поработали, чтобы разрушить последнее убежище бесноватого фюрера. Землю вокруг бункера основательно разворотили мощные взрывы на большую глубину.

Картины разрушенной рейхсканцелярии и бункера как бы олицетворяли собой крах фашистской Германии и ее преступного режима, производили неизгладимое впечатление на посетителей.

Конечно же некоторые представители США и Англии также осматривали руины имперской канцелярии и бункера. Однако обращало на себя внимание то, что посещали эти объекты они неохотно. Во всяком случае, мы никого из них там не видели.

Нас провели также на тот участок, который назывался местом дома Геббельса, так как из-за разрушений от этого дома почти ничего не осталось. Советские офицеры рассказывали, что когда в подземелье имперской канцелярии обнаружили трупы шестерых детей Геббельса, то их вынесли на улицу. Вскоре недалеко от бункера нашли трупы самого Геббельса и его жены. Всех мертвых положили в один ряд и прикрыли. Осматривать и опознавать их допустили ограниченный круг лиц. Запечатлели эту процедуру и на фотографиях; они известны.

Трудно передать тягостное, просто жуткое впечатление от того, что здесь произошло.

Фашистский радиоболтун кончает с собой и перед смертью дает указание уничтожить жену и детей.

После этого, обращаясь к детям, мать-убийца говорит: «Не бойтесь, сейчас вам доктор сделает прививку, которую получают все дети и солдаты».

Врачи-нацисты по приказу Магды Геббельс проводят детям инъекцию морфия, они впадают в полусонное состояние, и фрау Геббельс сама вкладывает каждому малолетнему в рот по ампуле цианистого калия, предварительно ее раздавив. А затем кончает жизнь самоубийством и она.

В истории немного преступлений, которые по глубине маразма и жестокости можно сравнить с тем, которое совершила чета этих патентованных убийц. Их можно сравнить разве что со скорпионом, который, попадая в безвыходное положение, сам себя жалит и убивает.