Приказ ЦШПД
Приказ ЦШПД
Вести о том, что происходит в нашем партизанском крае, сильно подогревали мое нетерпение. Чувствовалось, что приближаются еще более важные события. Хотелось быть там, среди боевых друзей, в привычной обстановке беспокойных партизанских будней. А время, как на зло, тянулось медленно. Все сильнее давала себя знать оторванность от привычной боевой деятельности: минуты воспринимались как часы, часы — как дни, а сутки превращались в целые недели. Я полушутя и всерьез намекал в штабе, что засиделся в Москве, что пора и честь знать. В ответ мне советовали не торопиться.
Наконец я был вызван к секретарю ЦК КП(б)Б, начальнику Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко. Беседа была продолжительной. В ходе ее я уловил, что начальник ЦШПД, с одной стороны, доволен развитием партизанских действий в Белоруссии, и в частности в нашей Полоцко-Лепельской зоне, а с другой — серьезно озабочен судьбами освобожденных от оккупантов районов, зон, краев, в которых находилось большое количество мирных жителей. По мнению П. К. Пономаренко, уже в близком будущем снова надо было ожидать со стороны немецко-фашистского командования серьезных мер, направленных на подавление партизанского движения на территории Белоруссии, на ликвидацию зон со всеми вытекающими отсюда последствиями. Правда, для этого гитлеровскому командованию придется снять с фронта новые крупные силы.
И в самом деле, в зимне-весенний период 1944 года на борьбу с белорусскими партизанами и охрану коммуникаций на сравнительно небольшой территории было брошено 9 дивизий: 281-я охранная дивизия (район Полоцка), 201-я охранная дивизия (район Лепеля), 286-я охранная дивизия (район Толочина), 221-я охранная дивизия (район Вилейки), 707-я пехотная дивизия особого назначения (район Шацка и Кирова), 203-я охранная дивизия (район Давид-Городка), 52-я учебно-полевая дивизия особого назначения (район Барановичей), 391-я учебно-полевая дивизия (район Глубокого) и 390-я учебно-полевая дивизия (район Столбцов). Кроме этих дивизий борьбу с партизанами вели более 100 охранных батальонов, а также располагавшиеся в Белоруссии многочисленные учреждения и части армейских тылов и группы армий — охранные роты и команды, саперные части, аэродромные команды, авиационные части, базы снабжения и т. д. Кроме того, в борьбу с партизанами было втянуто большинство из 11 дивизий оперативного резерва противника[6]. В общей сложности в борьбе с партизанами, в охране коммуникаций и тыловых объектов в зимне-весенний период участвовало около 600 тысяч вражеских солдат и офицеров[7].
После выяснения общей обстановки перешли к положению в Полоцко-Лепельской партизанской зоне. Здесь, по мнению П. К. Пономаренко, создавалась весьма своеобразная обстановка, связанная с положением 3-й немецкой танковой армии, которое сложилось после осенне-зимнего наступления Красной Армии. Начальник ЦШПД подошел к карте и жестом пригласил подойти меня.
— Взгляните сюда, — сказал он, указывая тонко отточенным карандашом линию фронта между Витебском и Оршей, — действиями наших войск 3-я немецкая танковая армия лишается единственной линии снабжения — железной и шоссейной дорог Орша — Витебск.
Острие граненого карандаша, описав невидимую кривую, остановилось в районе немного южнее Витебска, где с севера на юг тонкой извилистой змейкой петляла линия шоссейной дороги.
— Помните, какие исторические события произошли в этих местах? — спросил Пономаренко, водя карандашом по местности близ населенного пункта Островно.
Кто же не помнит событий славного и грозного 1812 года! Здесь в итоге жарких двухдневных боев русские войска под командованием Остермана-Толстого блестяще выполнили боевую задачу — задержали наступавших французов. Тем самым был сорван план Наполеона устроить под Витебском новый Аустерлиц, то есть разбить русскую армию в решающем сражении и побудить Россию к сдаче. Основные силы русской армии, благодаря успешным действиям арьергарда под Островно, успели уйти в направлении Смоленска. Ответив на вопрос П. К. Пономаренко, я добавил, что об этих боях рассказывает Лев Толстой в романе «Война и мир».
— Совершенно верно, — удовлетворенно кивнул он головой, по-видимому довольный тем, что партизанские будни не выветрили из моей памяти событий русской истории. — Кстати, при случае нелишне напоминать о боях 24 и 26 июля 1812 года партизанам. Ведь гремели они на этой же земле. Такая перекличка эпох поднимает дух бойцов…
Слушая Пантелеймона Кондратьевича, я поймал себя на мысли, что он симпатичен мне масштабностью мышления, умением схватывать главное, подчинить все достижению намеченной цели. В Белоруссии П. К. Пономаренко стал работать с 1938 года, когда был избран первым секретарем ЦК КП(б)Б. Мне было известно, что до этого он длительное время, начиная с гражданской войны, находился в рядах Красной Армии, в том числе с 1932 по 1935 год на командных должностях. Окончил Московский институт инженеров транспорта, работал на нефтепромыслах, на железной дороге, на Мичуринском паровозостроительном заводе, во Всесоюзном электротехническом институте, в аппарате ЦК партии. Мне не пришлось близко познакомиться с Пантелеймоном Кондратьевичем в довоенное время, но и тогда я был наслышан, что он обладает очень ценным качеством руководителя — привлекать к себе людей, заряжать их своей кипучей энергией. Поговаривали, что при всем этом он очень требователен, строг и не очень-то щадит самолюбие работников, если они того не заслуживают. Но ни до нашего личного знакомства, ни после я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь был обижен, недоволен им, хотя многих он резко критиковал, иных сурово наказывал. Он был справедлив. П. К. Пономаренко очень многое сделал для развития экономики и культуры Белоруссии…
— Разумеется, такой шоссейной дороги во времена Кутузова здесь не было, — продолжал П. К. Пономаренко. — Здесь, по свидетельству Льва Николаевича Толстого, — а писатель был очень точен в показе мест исторических событий, — пролегал большак, усаженный екатерининскими березами. Многие деревья сохранились до наших дней. Но не в этом дело. Речь идет о том, что у 3-й немецкой танковой армии остается единственная дорога, которая начинается вот отсюда, из района дислокации армии под Витебском. Дорога ведет на запад через Бешенковичи (здесь размещается штаб армии), Лепель, Березино до прежней советско-польской границы и выходит на действующую железнодорожную станцию Парафьяново. Как вам известно, в прилегающей к дороге лесисто-болотистой местности нет других доступных для автотранспорта дорог. Задача партизанских соединений, которые дислоцируются в районе этой дороги, состоит в том, чтобы лишить 3-ю танковую армию возможности пользоваться ею. Имейте в виду, что с этих дней она приобретает для 3-й танковой армии, которая держит фронт от Сиротина до Богушевска, жизненно важное значение. Полоцко-Лепельская партизанская зона теперь находится в непосредственном оперативном тылу 3-й танковой армии, и на нее мы возлагаем особые надежды. Перехватить и удерживать в своих руках шоссе отныне является вашей главной задачей.
Хотел было спросить, почему Пономаренко ставит такую задачу передо мной, ведь в Полоцко-Лепельской партизанской зоне дислоцируется много партизанских бригад, а я являюсь командиром только одной из них. Может быть, он ведет со мной разговор как с первым секретарем Лепельского подпольного райкома партии? Но в этом случае он пригласил бы также первых секретарей Ушачского, Ветринского, Бешенковичского подпольных РК КП(б)Б.
Однако никого из них рядом со мной не было, и это озадачивало еще больше.
— Есть сведения, — продолжал между тем Пантелеймон Кондратьевич, — что Гитлер лично следит за военными операциями в районе Витебска. Похоже, что он все еще надеется отразить наши вклинившиеся войска ударами с юга и с севера в общем направлении на Невель. Правда, немецко-фашистскому командованию не удается сконцентрировать достаточно сил одновременно на севере и южнее Невеля. Надо думать, что и не удастся. Но партизан в этом районе они в покое не оставят. Не исключено, что именно с вас каратели и начнут.
— С Лепельской партизанской бригады? — сорвалось у меня.
— Не только. По всему видать, с карателями придется иметь дело всем соединениям вашей зоны. В этих условиях для координации действий соединений мы считаем необходимым создать в зоне оперативную группу ЦК Компартии Белоруссии, Центрального и Белорусского штабов партизанского движения. Есть мнение назначить вас руководителем оперативной группы.
Я был крайне взволнован. Легко сказать — возглавить в таких условиях разбросанные на большой территории 18 партизанских бригад, взять ответственность за жизнь десятков тысяч мирных жителей. Внимательно присматривавшийся ко мне в течение всей беседы, Пономаренко заметил мое состояние. Подошел, положил на плечо руку, улыбнулся и неожиданно спросил:
— Владимир Елисеевич, а где ваша семья?
Я ответил, что о судьбе жены и двух дочерей ничего не знаю, так как потерял с ними связь в самом начале войны. Став секретарем Лепельского райкома партии, я не смог перевезти семью на новое место жительства, так как жена должна была продолжать работу в Смольянском сельскохозяйственном техникуме около Орши до конца учебного года.
— А почему вы не сделали запрос через Белорусский штаб партизанского движения? Ведь не исключено, что они находятся в советском тылу.
— Не исключено, конечно, — ответил я. — Но, судя по обстановке, едва ли они успели уехать. Думаю, что они остались на временно оккупированной территории.
— И все же попробуйте сделать запрос.
Меня тронуло участие Пантелеймона Кондратьевича, и я от всего сердца поблагодарил его.
Перешли к обсуждению вопросов, связанных с предстоящей деятельностью оперативной группы.
— Перед вами, — говорил П. К. Пономаренко, — по существу, стоит сверхзадача. Дело усложняется тем, что это задача со многими неизвестными. Я имею в виду предстоящие действия карателей. Мы не знаем, когда, и на каких направлениях, какими силами они поведут наступление, какую при этом применят технику. Мы твердо знаем одно: враг будет пытаться всеми мерами очистить от партизан прежде всего свои оперативные тылы. В других местах партизанские отряды имеют возможность маневрировать, то есть на время оставлять занимаемую территорию, а после того, как каратели пройдут, возвращаться на старое место. Для вас такая возможность исключается: вы не должны уходить от шоссейной дороги. Это очень важно.
Наверно, оттого, что П. К. Пономаренко акцентировал ударение на слове «очень», повторив его дважды, отнюдь не часто употребляющееся слово «сверхзадача» перед мысленным взором засверкало грозными кроваво-багровыми красками. Буквы превращались в препятствия на местности для вражеской пехоты и танков, в проволочные заграждения, противотанковые сооружения, лесные завалы. В действительности почти ничего этого на границах партизанской зоны не было. Оборонительные рубежи еще предстояло создавать.
Пономаренко посмотрел на карту, помолчал, что-то прикидывая в уме. Прошелся по кабинету, набил табаком трубку, закурил и, сделав глубокую затяжку, продолжал:
— Полоцко-Лепельская зона не сплошь лесная. Она как бы окаймлена лесными полосами, в центральной же части лесов мало. Это постарается использовать враг. Для прорыва в глубь зоны он, без сомнения, применит технику, с которой вам будет нелегко совладать. Зато вы сделаете великое дело — оттянете на себя крупные силы танковой армии, нанесете им урон. Это явится началом ее гибели.
— Значит, нам предстоит перейти к позиционной войне?
— Вы отчасти уже перешли к такой войне, — улыбнулся Пономаренко. — Разве мало вы отразили карательных экспедиций? Взять хотя бы операцию «Коттбус».
— Верно. Но в этой операции мы главным образом маневрировали.
— И в дальнейшем придется маневрировать. Без маневра партизанам никак не обойтись. И все же вы верно подметили: в предстоящих боях методы позиционной войны будут играть более значительную роль. Я предвижу, что кое-кто будет не согласен с этим. Найдутся молодцы, которые сочтут такую тактику неоправданной, ошибочной и даже бессмысленной. Но я уверен, что в условиях лесисто-болотистой местности вашего озерного края, применяя различные средства — артиллерию, противотанковые ружья, гранаты, мины, устраивая завалы, противотанковые рвы, можно нейтрализовать вражеские танки или по крайней мере свести их активность до минимума.
Много было переговорено в тот вечер. Казалось, не оставили без внимания ни одной мелочи, которая могла иметь значение в предстоящих боях.
— Не будем себя убаюкивать, — сказал в заключение начальник ЦШПД, — впереди немало трудностей. Неизбежны и жертвы. Но победа близка. Надо сделать все, чтобы сорвать фашистские планы физического уничтожения людей. Защищайте народ всеми силами и средствами. Зовите, поднимайте его на священную борьбу.
Практическим результатом этой встречи была организация в Полоцко-Лепельской зоне оперативной группы ЦК КП(б)Б и БШПД для координации деятельности дислоцировавшихся в ней партизанских бригад. Я был назначен уполномоченным ЦК КП(б)Б и руководителем опергруппы. В группу вошли подполковник А. И. Брюханов, майор А. Ф. Бардадын, капитан И. И. Зиненко, капитан Д. А. Фролов. Оперативной группе предстояло решать сложные боевые задачи.
Белорусский штаб партизанского движения принял меры по улучшению вооружения бригад Полоцко-Лепельской зоны, по организации бесперебойного снабжения их боеприпасами. Оперативной группе, подпольным райкомам партии, командованию бригад и отрядов, коммунистам, комсомольцам, всем советским патриотам предстояло провести большую работу по созданию сильных оборонительных рубежей сопротивления общей протяженностью более 230 километров. Такие же задачи, как и перед нами, были поставлены перед командованием и партийными организациями соседней Борисовско-Бегомльской партизанской зоны.
Все эти важные задачи были сформулированы в приказе начальника ЦШПД. Он состоял из двух частей. В первой части приказа говорилось об удержании зоны. С ней впоследствии было ознакомлено командование партизанских бригад и отрядов. Вторая часть была совершенно секретной. В ней перечислялись мероприятия по подготовке к приему в партизанской зоне авиадесантного корпуса[8].
Перед отправкой в тыл врага я побывал в штабе 1-го Прибалтийского фронта. Были установлены более тесные контакты с представительством БШПД, а также с командованием фронта. Весьма плодотворным был обмен мнениями с командующим Иваном Христофоровичем Баграмяном, начальником штаба Владимиром Васильевичем Курасовым. Оба военачальника оказались чрезвычайно внимательными к нашим нуждам, вдумчиво вникали во все детали взаимодействия фронта и партизан, с большим тактом давали советы о способах ведения боев в обороне. Командование фронта распорядилось оказать соединениям Полоцко-Лепельской партизанской зоны необходимую помощь.
К началу декабря 1943 года вся оперативная группа собралась в расположении представительства БШПД и стала готовиться к отправке в тыл врага. Вылет намечался несколько раз, но срывался из-за нелетной погоды. Нам не терпелось. Дорог был каждый день. И вот однажды утром сообщают, что ожидается хорошая погода. Кажется, никогда ничего я так сильно не желал, как хорошей летной погоды в тот день. К вечеру прозрачную морозную синеву неба расписали приветливые дымки из труб отдельных уцелевших домов. Значит, летим!
Вылететь-то вылетели, но попасть в зону не удалось. Случилось так, что даже очень опытный военный летчик Кузнецов, много раз летавший в партизанскую зону, в темноте принял реку Ловать за Западную Двину. Пришлось приземлиться, не перелетев линии фронта.
В ночь на 8 декабря снова поднимаемся в воздух. В самолете Р-5 две открытые кабины. В передней — летчик, в задней — Брюханов и я. Сидим так, чтобы в секторе обзора были хвост и обе стороны. На коленях автоматы. Тесно. На земле нам предлагали надеть парашюты, но тогда вдвоем вообще не поместиться в кабине.
Самолет набирает высоту. Небо чистое — ни облачка. Луна освещает укрытую белым снегом землю. Какая красота! Но скоро нам становится не до любования природой. Подъем продолжается, и мороз крепчает. Прижимаемся друг к другу. Летчик оборачивается и показывает на хвост самолета. Это он напоминает, что здесь, между Витебском и Полоцком, часто рыщут истребители противника. Усиливаем наблюдение. Мы подходим к линии фронта. То там, то здесь виднеется зарево пожаров. Горящие постройки с самолета кажутся кострами, орудийные выстрелы и разрывы снарядов — крошечными вспышками. По вспышкам определяем, что внизу идет ночной бой.
В районе линии фронта нас обнаружили. Фейерверк трассирующих пуль окружил самолет, но, к счастью, ненадолго. За линией фронта картина меняется. Появляются темные пятна лесов. Это наши, партизанские леса. Наконец впереди внизу видим красные точки. Одна, две, три… Это костры. Они расположены в точном соответствии с условной таблицей БШПД. Наш Р-5 снижается, делает разворот и идет на посадку. Вот он касается земли, подпрыгивает, пробегает по лесной поляне и останавливается. Глохнет мотор, и наступает непривычная тишина. Благодарим Кузнецова и прощаемся с ним: до рассвета летчик должен возвратиться на Большую землю.
С партизанского аэродрома Новоселье резвые кони быстро доставили нас в район Ушач, где было намечено разместить штаб оперативной группы. Майор А. Ф. Бардадын, который прилетел днем раньше, рассказал нам о новостях в зоне. Последним в ночь на 12 декабря прибыл капитан И. И. Зиненко. Член опергруппы Д. А. Фролов находился в зоне.
Одновременно с опергруппой в зону переправили восемь радистов и прислали пять радиостанций типа «Север», одну радиостанцию типа РБМ, одну — типа В100-А.
Обязанности между членами оперативной группы были распределены еще за линией фронта. На майора А. Ф. Бардадына возлагалась работа по военно-оперативной подготовке партизанских бригад и обеспечению связи с соединениями соседних зон. Кадровый офицер Бардадын прошел школу партизанской борьбы. Весной 1942 года он был командиром Сенненского партизанского отряда. Летом того же года принимал участие в создании Богушевской партизанской бригады. Ходил за линию фронта для установления связи с передовыми частями Красной Армии. Был на приеме командиров партизанских отрядов в Кремле.
Зимой 1943 года, во время карательной экспедиции в Россонско-Освейской зоне, ЦК КП(б)Б и БШПД направили туда Бардадына в качестве своего уполномоченного. Партизаны нанесли тогда противнику значительный урон.
Капитана И. И. Зиненко я знал меньше. Мне рекомендовали его как опытного, исполнительного штабиста, умеющего сочетать теорию с практикой. Очень скоро я в этом убедился сам. Карты, чертежи, планы были его стихией. Все разработки операций мы получали не только в срок, но и в хорошем исполнении. «Слабостью» начштаба было увлечение живописью, которой он ухитрялся немного заниматься, несмотря на загруженность работой.
Обязанности руководителя разведывательной службы опергруппы выполнял капитан Д. А. Фролов, занимавший до этого должность заместителя командира Лепельской партизанской бригады по разведке и имевший немалый опыт в этом деле. В сентябре 1942 года во главе группы смельчаков он подобрался к тюрьме в Ушачах. Они уничтожили охрану и раскрыли тюремные ворота. Ожидавшие казни советские патриоты вырвались на свободу. Операция была проведена так быстро, что фашисты не успели опомниться. После освобождения узников партизаны подожгли склады с имуществом, отошли в укрытое место и обстреляли размещавшуюся в помещении школы жандармерию, чем переполошили весь гарнизон. За эту серьезную операцию, во многом ускорившую полное освобождение от оккупантов Ушачей, Дмитрий Алексеевич Фролов был удостоен высшей награды — ордена Ленина.
Подполковник А. И. Брюханов был прикомандирован к оперативной группе временно как начальник оперативного отдела Белорусского штаба партизанского движения. Он получил задание подробно изучить обстановку в зоне и оказать помощь группе в начальный период ее деятельности. В феврале 1944 года А. И. Брюханова отозвали из группы.
Еще в Центральном Комитете Коммунистической партии Белоруссии и Белорусском штабе партизанского движения обратили наше внимание на то, что сорвать замыслы врага можно только в тесном взаимодействии с соединениями других партизанских зон. Особое значение для нас имело взаимодействие с соединением соседней Борисовско-Бегомльской партизанской зоны, которым командовал Р. Н. Мачульский. К нему мы послали майора А. Ф. Бардадына. 12 декабря в деревне Осово произошла их встреча. Беседа А. Ф. Бардадына с Р. Н. Мачульским как-то сразу сблизила их. С этого дня командир соединения и член опергруппы стали друзьями. Они понимали друг друга буквально с полуслова, очень быстро приходили к единому мнению.
Имея мощные радиостанции, оперативная группа установила устойчивую радиосвязь не только с бригадами зоны и представительством БШПД на 1-м Прибалтийском фронте, но и соседними Вилейским, Борисовско-Бегомльским и Сенненско-Оршанским соединениями. Опытные радисты Алексей Протопопов, Василий Асеев, Валентина Обухова, Анна Мазанова, Нина Большакова, Александр Бондарь, Александр Емельянов и другие днем и ночью несли вахту на своем посту, обеспечивая прием и передачу необходимых сведений. В условиях весны и зимы 1944 года, когда партизанам пришлось почти все время вести бои с карателями, значение такой связи внутри зоны, с соседями и с Большой землей было чрезвычайно велико. Штабы всегда знали о происходящих событиях не только на своей территории и в нужный момент помогали друг другу боевыми действиями. Можно без преувеличения сказать, что без тесного взаимодействия с соседними партизанскими зонами мы не смогли бы в течение зимне-весеннего периода противостоять превосходящему по численности, значительно более сильному противнику.