Грушевский и Винниченко: украинцы в Брест-Литовске
Грушевский и Винниченко: украинцы в Брест-Литовске
Когда новости о Февральской революции в Петрограде достигли Киева, ни власти, ни население сначала в это просто не поверили. Однако вскоре события, которые произошли в Петрограде, повторились в Киеве и других городах Украины.
Процесс разложения, разрушивший армии Северо-Западного и Западного фронтов, несколько позже затронул и войска Юго-Западного и Румынского фронтов. Что касается Украинского национального движения, то в первые дни революции о нем никто и не думал. За исключением Финляндии, где революционное движение сопровождалось призывами к национальной независимости, ни в одном уголке Российской империи националистические идеи не стали мотивом революции. Восставшие массы, независимо от их национальности, стремились с помощью революции покончить с войной, которая длилась слишком долго.
Другие мотивы, которые вскоре проявились, носили исключительно социальный характер.
Настроения масс нашли свое отражение в создании Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, в которые избирались представители всех ведущих социалистических групп и партий. В Советах работали люди всех национальностей; особенно выделялись грузинские политические деятели, целое поколение которых приняло активное участие в российских радикальных движениях. Это были Чхеидзе, Церетели и Ченкели, которые заправляли делами в I Петроградском Совете.
В этот период большинство украинского населения относилось к украинскому движению гораздо равнодушнее, чем до войны. Солдат в окопах заботили только две вещи: поскорее вернуться домой и принять участие в распределении земельных наделов, что было характерно для проводившейся земельной реформы новой России. И если украинское движение за сравнительно короткое время стало важным фактором революции, то это произошло исключительно благодаря энергии и настойчивости небольшой группы людей, которые возглавили украинских националистов.
Уже в марте профессор Грушевский объявился в Киеве; с ним прибыл один из активистов революции 1905 г. Винниченко, который в начале движения называл себя «украинским социал-демократом». Журналист Симон Петлюра, превратившийся позже в самую колоритную фигуру среди украинских лидеров, тоже появился в Киеве. В начале 1917 г. Петлюра занимал скромный пост счетовода в одном из отделений Союза городов, который вместе с Союзом земств занимался в основном снабжением войск. Эти два союза стали опорными пунктами украинских националистов; только в Киеве 6 тысяч человек работали в Союзе земств и 2 тысячи — в Союзе городов. Отделения этих организаций имелись во всех украинских городах, а в их состав входили большей частью «интеллигенты» и «полуинтеллигенты» — именно те социальные слои, из которых до войны украинские националисты черпали свое пополнение.
Не теряя времени, Грушевский и Винниченко собрали вокруг себя в Киеве группу активистов, разделявших их взгляды, и приступили к созданию украинской конференции. Они отправили «приглашение» — избирать делегатов от девяти губерний, которые, по их мнению, составляли территорию Украины: трех губерний на правом берегу Днепра, трех — на левом и трех — в Новороссии. Выборы проводились в соответствии с «революционными правилами», иными словами, делегаты прибывали в Киев от имени небольших групп, клубов или Украинского революционного комитета, причем их число не должно было превышать пять или шесть человек. Были также «самостийные депутаты» — дезертиры с фронта и выходцы из Галиции.
Никто особо не удивился столь странному собранию, поскольку по всей стране царил «революционный энтузиазм». Советы и им подобные структуры, которые, как полагали, были выразителями воли масс, создавались точно таким же образом. Грушевский и Винниченко, однако, достигли своей первой цели, поскольку Украинская конференция избрала из своих рядов Украинскую раду, которая должна была стать чем-то вроде украинского парламента. Эти события вызвали сильное недовольство у Временного правительства в Петрограде, и вскоре между ним и Украинской радой началась борьба.
«Самоопределение наций» всегда было частью морального и политического арсенала «либералов», «демократов» и «социалистов» различного толка, составлявших Временное правительство. Но особенности обстановки, в которой они оказались, заставили этих идеологов проявлять определенную сдержанность в осуществлении своих сверхлиберальных принципов. Осаждаемые со всех сторон самостийными революционными и националистическими группами и фракциями, судорожно хватаясь за те формы власти, которые быстро развеивались холодными ветрами растущей анархии, члены Временного правительства вернулись к своему обычному методу «убеждения» и попросили Раду дождаться конца войны и Всероссийского учредительного собрания.
Однако «убеждать» таких столь искушенных в политической борьбе и интригах оппонентов, как Грушевский и Винниченко, было совершенно бесполезно. Сознавая слабость петроградского правительства, руководители Рады проводили политику маневрирования, добиваясь постепенного усиления своей власти и стараясь при этом не раздражать кабинет князя Львова преждевременными требованиями более жесткого характера. Например, Рада добилась согласия Временного правительства на формирование украинских национальных вооруженных сил. В этом случае они ссылались на прецедент — создание латышских, грузинских и армянских вооруженных формирований.
Профессор Павел Милюков, выдающийся деятель Временного правительства, описывая взаимоотношения Петрограда и Рады, подчеркивал, что члены Кабинета продолжали увещевать украинцев не отделяться от Отечества, не идти роковым путем раздела освобожденной России и не устраивать в армии распрей в минуту великой национальной опасности. Слабое и бесхребетное, сложившее перед своими врагами оружие, Временное правительство могло лишь post factum отмечать победы украинцев. Грушевский всячески убеждал его в том, что «ничего существенного» не происходило. До самого конца в Петрограде делали вид, что одобряют все действия Рады. Изучая документы переговоров, можно увидеть, какими лживыми они были по своей сути: откровенная фикция, с одной стороны, и намеренный обман — с другой.
Грушевский, по его собственным словам, выдвигал весьма умеренную программу: широкую национальную и территориальную автономию Украины в пределах Российской республики. Впрочем, вскоре он изменил свою точку зрения, заявив, что сторонники независимой Украины согласились остаться на общей платформе с русскими, однако «флаги независимой Украины будут свернуты только на время».
С отставкой Милюкова и Гучкова, которые считались убежденными противниками украинского сепаратизма, «флаги независимой Украины» были развернуты снова — Рада из своего состава избрала Генеральный секретариат, который должен был играть роль украинского правительства. Убежденные в правильности своей линии, Грушевский и Винниченко заявили, что власть Рады и Секретариата носит «чисто моральный характер», а органы, созданные в Киеве, были всего лишь «национальными организациями».
Тем не менее Винниченко, который принял на себя обязанности «украинского премьер-министра», вскоре решил, что настал момент сказать о том, что «границы между моральной и общественной юридической ответственностью стерлись» и что «наша моральная ответственность возросла до такой степени, что в качестве логического завершения событий, безболезненно и без борьбы трансформировалась в законную власть национальной республики».
Все эти маневры закончились публикацией 23 июня 1917 г. первого «универсала» Центральной рады, в котором объявлялось о создании Автономной Украинской республики, а Центральная рада присваивала себе право разработки законодательства, которое нуждалось в одобрении Всероссийского учредительного собрания «только формально». Таким образом, появились две ветви власти, заявившие о суверенности своих прав на территории Украины: «моральная» власть, преобразованная в «Законное правительство» Рады, и законная власть Временного правительства, которое с каждым днем все больше теряло почву под ногами, но еще полностью не исчезло.
При этих обстоятельствах несколько членов нового кабинета Временного правительства поспешили в Киев — Керенский, Терещенко, Некрасов и Церетели. В то время Керенский занимался делами Юго-Западного фронта, где новое русское наступление должно было доказать союзникам, что в Петрограде остаются верными идее «войны до победного конца», и вполне вероятно, что Рада воспользовалась этим стечением обстоятельств, чтобы получить максимум уступок от запуганных либеральных лидеров, которые вовсе не хотели получить политический кризис в тылу Юго-Западной армии.
Наступление закончилось катастрофой; было потеряно 100 тысяч человек убитыми и 14 тысяч — пленными. Наступила полная деморализация фронта, и в Киев хлынули тысячи беженцев, так что у министров Временного правительства не осталось другой альтернативы, как только уступить Раде. 17 июля в присутствии Грушевского и Винниченко было провозглашено и узаконено существование Генерального секретариата.
В июле вслед за катастрофой на фронте начались массовые беспорядки и бунты во внутренних областях России. Советы открыто провозгласили себя противниками Временного правительства, а фракция большевиков после приезда Ленина в Петроград стала обретать силу и предприняла первую попытку вооруженного восстания.
Рада начала стягивать вокруг Киева все доступные воинские подразделения и приступила к формированию двух полков, получивших названия «Богдан Хмельницкий» и «Полуботок». Оба полка состояли из буйных и недисциплинированных дезертиров и мятежников. Попытка русского главнокомандования послать «украинские войска» на фронт вызвала бунт среди солдат полка имени Богдана Хмельницкого, которые решили, что им нужно остаться в Киеве и «защищать Раду», а не сражаться на передовой. После столкновения на Центральном вокзале Киева с кирасирами гвардии украинские войска сдались и были обезоружены.
А тем временем Петроград торжествовал. Попытка большевистского мятежа была подавлена, а Ленин бежал в Финляндию.
Этот успех Временного правительства немного успокоил всех недовольных его политикой и заговорщиков. На фоне начавшегося немецкого наступления, которое угрожало одновременно и Киеву, и Петрограду, министры правительства Керенского заняли более жесткую позицию по отношению к представителям Рады, которые прибыли в столицу, чтобы обговорить условия украинского статуса. Вместо этого обсудили лишь новые «указания» Генеральному секретариату. Территория Украины должна была включать теперь лишь пять губерний: три на правой стороне Днепра и две — на левой. Харьковскую и три Новороссийские губернии передали России, хотя украинские делегаты пытались настаивать, чтобы к десяти уже провозглашенным губерниям Украины были добавлены Бессарабия, а также значительные территории Курской и Воронежской губерний.
Когда делегаты вернулись в Киев, в Раде разразился взрыв негодования. Однако Грушевский ушел в тень, и большинство решений Рады теперь инициировал Винниченко. Именно он настаивал, что надо уступить «указаниям» Временного правительства, объясняя своим возмущенным сторонникам: «Право владеть чем-либо дается не на бумаге; это — результат равновесия сил в конфликте, которое меняется в зависимости от обстоятельств. Давайте примем то, что нам дали, и будем двигаться дальше. В конце концов, это не мир, а всего лишь перемирие».
«Обстоятельства», которые заставили Винниченко действовать осторожнее, нарастали с угрожающей быстротой. В августе Керенский, напуганный призраком контрреволюции, обратился за помощью к большевикам, призывая их «сохранить завоевания революции». Воспользовавшись этой роковой ошибкой главы правительства, большевики усилили по всей стране агитацию за немедленное прекращение войны. Они выступили с требованием передать всю власть Советам солдатских, рабочих и крестьянских депутатов как единственно верным защитникам революции. Большевистская агитация, подпитанная прогрессирующим распадом социального уклада, развернулась и в городах Украины, и Винниченко не мог не понимать, что эфемерные тактические победы Рады — это пустяки по сравнению с сокрушающими победами большевиков и крайне левого крыла социалистов-революционеров (эсеров). Позже, описывая этот горький опыт, он в своей ежедневной газете «Новая Рада» отмечал, что «национальные вопросы в то время не имели того решающего значения, какое желала бы придать им Центральная рада». Он вынужден был даже признать, что народ «ненавидел Раду и ее членов и потешался над ними. Высмеивалось все украинское: песни, школы, газеты, книги. Сын цинично и нагло насмехался над своей матерью». Бывший глава Генерального секретариата продолжал: «У нас не было сильного пролетариата, осознающего свою национальность, потому что, в большинстве своем, в основных крупных городах он был денационализирован и русифицирован». Что касается крестьянства, то Винниченко утверждал: «Мы нашли свою главную опору у крестьян, но не среди бедных, а зажиточных». Этот факт, признанный Винниченко, заслуживает внимания.
Несмотря на вопиющие недостатки самостийного «органа моральной власти» в Киеве, Центральную раду поддерживали и положительные элементы. Среди шестисот ее членов были люди, которые надеялись что-то построить, даже на шатком фундаменте украинской автономии. Сам Винниченко признавал: «Мы говорили о нашем успехе на выборах, но давайте будем правдивы друг перед другом и перед другими: мы воспользовались темнотой угнетенных масс. Не они выбрали нас, а мы навязали им себя». Но среди этих «самоизбранных» находились люди, надеявшиеся воздвигнуть заслон на пути бушующего революционного моря. В Раде существовали определенные элементы благоразумия и порядка — те, которые отчаялись найти спасение в слабом и пассивном Временном правительстве и рассчитывали, что смогут самостоятельно достичь «чего-нибудь» под украинским флагом.
Винниченко искренне признавал, что Центральная рада «мечтала опереть свою власть на помощь иностранных буржуазных государств и существующий социальный порядок». Но раз уж не было реальной силы у Временного правительства, не имела ее и Рада. «Наши украинские солдаты не признавали желто-голубое знамя и новые красные фуражки. Когда они увидели, что Рада стоит на стороне имущих классов, то они, естественно, обратились к тем, кто предлагал им более ощутимые блага, — к большевикам. Не русские, а украинские полки позже захватили Киев для большевиков».
В августе и сентябре 1917 г. при растущем давлении большевизма политические элементы, представленные в Раде Грушевским и его группой, в значительной степени утратили свои позиции. Грушевский и его последователи оставались верными своей австрийской ориентации, которая к тому времени стала «австро-германской». Эти пораженцы по отношению к России рассчитывали на поддержку Германии и Австро-Венгрии, поскольку хорошо знали, что украинское сепаратистское движение способно помочь австро-германскому командованию достичь своих целей. Но даже в этом случае Рада не могла состязаться с большевиками, поскольку скромное пораженчество сепаратистов мало интересовало немцев по сравнению с гигантским пораженчеством Советов, которые уже полностью перешли в руки Ленина и его соратников. Большевики так успешно разлагали фронт, что в руки немцев попала Рига и путь на Петроград был открыт. Немцы уже приближались к своей цели — заключить сепаратный мир с Россией. Пока Советы отвечали за весь Российский фронт, романтики Рады — которым мятежные толпы в украинских городах не подчинялись — не привлекали внимания немецкого Генерального штаба.
В сентябре, с приходом роковой осени 1917 г., Киев увлекся академической деятельностью. Здесь с большой помпой проходили заседания съезда, собравшего представителей всех национальностей Российской империи. Присутствовало около сотни делегатов, представлявших 13 национальностей и 12 казацких земель; еще шесть национальностей, которые не прислали делегатов, заявили о своем «согласии с решениями съезда» без участия в нем. Это собрание намеревалось преобразовать структуры империи в федерацию автономных государств, которые будут осуществлять общую внутреннюю и внешнюю политику. Очевидно, украинцы были не вполне довольны умеренными решениями съезда, и делегаты Рады прибыли в Петроград с требованием передать всю полноту власти на Украине Раде и Генеральному секретариату. Они также потребовали признать право всех национальностей империи самостоятельно решать свою судьбу и настаивали на проведении Суверенного национального учредительного собрания. Ожидая в столице удовлетворения своих требований, делегаты стали свидетелями волнующего события — взятия Зимнего дворца большевиками.
Октябрьская революция (ноябрь по новому стилю) не породила в Киеве таких же вооруженных столкновений, как в Москве. В Киеве большевики не обладали ни числом, ни силой: в древнем городе на Днепре не было крупных промышленных предприятий, и несколько тысяч местных пролетариев трудились при арсенале и в железнодорожных мастерских. Рада не могла положиться и на некоторое количество верных воинских подразделений. Падение Временного правительства не привело к передаче Советам власти на Украине. И та власть, что была, осталась в руках Рады. Этот факт зафиксировали в третьем «универсале», который опубликовала Рада. Согласно документу Рада оставалась главным органом власти до созыва «Украинского Национального Учредительного собрания, свободно избранного, которое сформирует правительство на всей территории Украинской республики». Рада также подтвердила свою готовность «помочь России стать федеративным государством свободных и равноправных наций».
Этот «универсал», опубликованный 7–20 ноября, советская власть расценила как объявление войны. У Рады практически не было шансов победить в любом вооруженном конфликте. В ноябре 1917 г. власти Рады подчинялись только сельскохозяйственные районы Киевщины по обеим сторонам Днепра. На фронте властью обладали солдатские Советы, а в Харькове и больших индустриальных городах Новороссии позиции большевиков постоянно усиливались. И месяца не прошло, как власть Рады свергли в Харькове, где 27 декабря большевики провозгласили Временное Украинское советское правительство. Несколько дней спустя красные заняли Екатеринослав; к середине января — Мариуполь. Одесса и Николаев были уже в руках большевиков, и красные отряды шли из Харькова через Полтаву на Киев. Для правительства Центральной рады единственным шансом оставалась иностранная интервенция.
Хотя третий «универсал» и не провозгласил Украину независимой республикой, киевское правительство информировало австро-венгерские и немецкие власти о своем желании участвовать в Брест-Литовских переговорах в качестве независимого государства.
В Брест-Литовске все стороны очень торопились. Ленин спешил любой ценой заключить мир, чтобы выполнить обещания, данные им Советам солдатских, рабочих и крестьянских депутатов; немцев заботила скорейшая ликвидация Русского фронта, после которой можно было бы перевести большую часть войск на Западный фронт. Отчаянно нуждаясь в продовольствии, немцы и в еще большей степени австрийцы надеялись получить его в России после заключения мира. И тут на сцену вышли украинцы, торопившиеся спасти киевское правительство до того, как силы русской революции смели бы его с лица земли.
Представители новой советской власти пересекли линию фронта 27 ноября, но перемирие подписали только 16 декабря. Два дня спустя было заключено Фокшанское перемирие на Румынском фронте, который непосредственно прилегал к украинским землям. В ходе мирных переговоров стороны открыто игнорировали правительство Рады, поскольку большевистские делегаты всячески убеждали немцев, что Украинская республика — это фикция, которая будет сметена «рабочими и крестьянами». Но когда эти новости достигли Киева, где стало также известно, что скоро начнутся переговоры о подписании мира, Рада поспешила заявить о своем желании участвовать в них и, в подтверждение этого заявления, посланного по телеграфу, отправила в Вену своих эмиссаров, решив воспользоваться давними связями, существовавшими между австрийским правительством и украинскими сепаратистами.
Мирные переговоры начались 8 января 1918 г. в Брест-Литовске. Советскую делегацию возглавлял Троцкий, Германию представляли фон Кюльман и генерал Хоффман, а австро-венгерские интересы защищал граф Чернин. Присутствовали также делегации Турции и Болгарии.
Без какого-либо официального приглашения на переговоры явились трое молодых людей — «три студента», как их прозвали представители русской революции и двух империй. Левицкий, Любинский и Севрюк, заявившие о своем желании участвовать в заседаниях в качестве представителей Украинской народной республики, были учениками Грушевского, совсем недавно закончившими учебу.
Внешний вид делегатов, с которыми пришлось иметь дело представителям договаривавшихся сторон, вскоре перестал удивлять собравшихся в Брест-Литовске. По сравнению с «делегатами от матросов, солдат, рабочих и крестьян», рядом с которыми на переговорах пришлось сидеть за одним столом генералу Хоффману и князю Леопольду Баварскому, эти «трое студентов» выглядели вполне прилично. Их пригласили на ланч и обед с делегациями «буржуазных государств», Троцкий же лишил своих советских товарищей этого удовольствия.
Граф Чернин, хотя и был немного «шокирован» молодостью украинских депутатов, вынужден был подружиться с ними. Что касается немецких делегатов, то они откровенно радовались присутствию представителей Рады, надеясь, что это сделает Троцкого более сговорчивым.
Троцкий продолжал отрицать существование Украинской народной республики. Левицкий и его коллеги представили документы, согласно которым следовало, что во время последних выборов, проведенных на Украине (ноябрь 1917 г.), Рада получила 75 процентов голосов, а большевики — только 10 процентов. В Брест-Литовске еще трудно было осознать, что ими оказались именно те выборы, о которых Винниченко писал: «Это не они выбрали нас, а мы навязали им себя».
Учитывая важность переговоров, вслед за «тремя студентами» туда прибыл и новый премьер-министр Украины Всеволод Голубович, тоже довольно молодой человек (ему было 34 года), пламенный энтузиаст Украинского национального дела. Во время заседания 10 января присутствие украинцев на конференции признали официально, и Троцкий «с тяжелым сердцем» вынужден был дать свое согласие на их участие в переговорах.
Украинские делегаты вскоре поразили Хоффмана и Чернина своими неумеренными требованиями: закрепить присоединение к Народной республике не только всей Холмщины, предназначавшейся новому Польскому государству, но и Галиции и Буковины, которые составляли часть Австро-Венгерской империи. Хоффман сорвался и чуть не накричал на Любинского и Севрюка, которые были ни в коей мере не обескуражены этим и заявили, что запросят новые инструкции из Киева: они чувствовали, что сила на их стороне. Через несколько дней граф Чернин записал в своем дневнике: «Украинцы уже не ведут переговоры, они диктуют свои условия».
К 15 января обстановка в Австро-Венгерской империи стала критической. «Народ голодает», — взывал архиепископ Краковский; «Хлебные порции урезаны вдвое», — телеграфировал губернатор Триеста; «В Вене осталось муки только до следующего понедельника», — пришло сообщение от бургомистра столицы. 17 января австрийский император Карл I телеграфировал Чернину: «Судьба монархии и династии зависит от того, как скоро Вы сможете заключить в Брест-Литовске мир. Если мир не будет заключен, вспыхнет революция».
Чернину повезло, что на этом этапе украинская делегация получила известия, которые заставили ее занять менее жесткую позицию. В первые недели января Народная республика потеряла всю Новороссию и почти всю Левобережную Украину. Встречая «трех студентов», Троцкий саркастически улыбался, а Радек писал в советской прессе: «Пусть тот, кто хочет хлеба, кричит: „Смерть Раде!“» Жесткие выпады Радека против Киевской рады указывали на то, что советские столицы нуждаются в украинских продуктах не меньше, чем Вена. Эту сторону вопроса немцы оценили по достоинству, и Хоффман вдруг проявил большую заинтересованность в мире с Радой. Когда последняя, напуганная советской угрозой Киеву, отказалась от своих притязаний на Галицию и Буковину, Хоффман убедил Чернина принять все ее остальные условия, включая притязания на Холм.
18 января переговоры были временно прекращены. Делегации разъехались по домам, чтобы получить новые инструкции от своих правительств. Когда же через несколько дней они вернулись в Брест-Литовск, Троцкий представил им новых участников — это были делегаты Украинской советской республики, столицей которой был Харьков. Троцкий предупредил фон Кюльмана и Чернина, что Украинская советская республика «не признает никакого соглашения, которое может заключить Рада».
Немецкая и австро-венгерская делегации решили не обращать внимания на маневр Троцкого. Хоффман записал в своем дневнике: «Мы могли в любое время поддержать украинское правительство и вновь его учредить».
1 февраля в Брест-Литовске снова начались разногласия, носившие хаотический характер. Немцам и австрийцам пришлось вести дискуссии одновременно с тремя делегациями, а именно: советского правительства, Украинской рады и Украинского советского правительства. Делегация Рады представила четвертый «универсал» из Киева, согласно которому 22 января была провозглашена «свободная и суверенная Украина». Правительство этого нового независимого государства дало указание своим делегатам заключить мир, «невзирая ни на какие препятствия, которые могут появиться со стороны других частей бывшей Российской империи».
А тем временем 30 января «красные банды» под командованием Муравьева подошли к Киеву и начали обстреливать город с левого берега Днепра. Во время заседания 1 февраля Троцкий не мог отказать себе в удовольствии зачитать телеграмму, которая гласила, что некоторые украинские полки Рады перешли на сторону большевиков, а это означало, что ее дни сочтены. Украинские делегаты Севрюк и Любинский ответили резким осуждением большевиков: «Ответная часовая речь Любинского по сарказму превзошла все, что слышали на этой самой странной из всех мирных конференций».
Но триумф Троцкого носил театральный характер, поскольку в конце этого же заседания граф Чернин объявил признание союзными империями Украинской народной республики в качестве независимого, свободного и суверенного государства.
После этого оставалось обсудить с украинцами только техническую сторону соглашения. Если Чернин и Кюльман задержались в Брест-Литовске на несколько дней, то только в надежде, что угроза сепаратного мира с Радой вынудит Троцкого прийти в себя. 8 февраля были утверждены главные позиции договора. Основным условием стало обязательство Украины поставить союзникам не менее миллиона тонн продовольствия. Чтобы обеспечить выполнение этого условия, в Киев направили австро-немецкую комиссию. Но Троцкий не напрасно заявлял, что Чернин и Кюльман заключили соглашение с «юридически не существующими лицами». Битва за Киев шла уже в нем самом. После подписания мира с Украиной граф Чернин указал в своем дневнике: «Интересно было бы узнать, существует ли еще в Киеве Рада?»
10 февраля Троцкий произнес свое знаменитое заявление: «Ни войны, ни мира», что заставило Хоффмана воскликнуть: «Это неслыханно!» В тот же день советская делегация покинула Брест-Литовск. Единственным ощутимым результатом переговоров стало подписание мирного договора с Украинской народной республикой. Но Киев был оккупирован Красной армией; Рада бежала в Житомир и готовилась мчаться дальше на запад. Небольшие отряды, оставшиеся ей верными, созданные Симоном Петлюрой (объявившим себя военным специалистом), успешно обороняли Северную Подолию, но, конечно, не могли обеспечить возвращение Рады в Киев. Однако драматический жест Троцкого упростил задачу. 17 февраля германское правительство отменило перемирие и приказало армиям Восточного фронта начать наступление. Это был единственный способ преодолеть упрямство большевиков и спасти Раду и мир, подписанный на условиях поставки миллиона тонн продовольствия.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.