Екатерина II: исчезновение старой Украины
Екатерина II: исчезновение старой Украины
В 1762 г. в результате дворцового переворота на трон взошла Екатерина II, до замужества — немецкая принцесса София Ангальт-Цербстская. Россия играла решающую роль в Семилетней войне, и Екатерина поставила перед собой цель превратить Российскую империю в одну из ведущих стран Европы. «Императрица, — писал Сорель, — была красива, умна и любила удовольствия; ее взгляды на личную мораль были весьма свободными, но, в отличие от чувств, она держала свое сердце и ум в крепкой узде. Поэтому ей не составляло труда обольщать мужчин, сталкивать их друг с другом, унижать их, делая вид, что поднимает их до своего уровня, и подчинять их самим великолепием милостей, которыми она их осыпала». Подобно Фридриху Великому, она вела переписку с Вольтером, а на ее редкий ум оказали большое влияние идеи французских энциклопедистов, но она понимала русских, как, возможно, может понять только блестящая и необыкновенная иностранка. Она усиливала свою мистическую власть умением интриговать, устраивать красочные представления и крутить романы со своими подданными. «С греческим крестом в руках, — продолжал Сорель, — она подвигла свой народ на два величайших предприятия, которые были подготовлены ее предшественниками и претворение которых составляло в ее глазах историческую миссию царей, а именно: завоевание Польши, прокладывавшее [России] путь к европейской цивилизации, и овладение черноморскими портами, открывавшее дорогу к Византийской империи, чье величие призвана была возродить Святая Русь; весь русский народ и его правители искренне верили в это».
На коронацию Екатерины в Петербург прибыл головной атаман запорожцев Калнышевский, который был милостиво принят ею. Этот атаман не в первый раз появлялся в столице. Он приезжал к Разумовскому в Петербург в 1755 и 1759 гг. и всякий раз защищал территориальные притязания запорожцев, которые так сильно раздражали русское правительство.
Мнение Екатерины по поводу особых интересов в империи вскоре было изложено в написанных ею собственноручно инструкциях князю Вяземскому, генеральному прокурору Сената: «Малороссия, Лифляндия и Финляндия — это провинции, обладающие особыми привилегиями, которые были им дарованы. Резко урезать их или отменять полностью не следует. С другой стороны, рассматривать эти провинции как иноземные территории было бы не только ошибочно, но и глупо. С ними надо обращаться как со Смоленской провинцией. Их надо постепенно, самым осторожным способом переводить в положение русских областей, чтобы они перестали быть волками, смотрящими в лес. Достичь этой цели будет нетрудно, если только во главе этих провинций поставить умных людей. Что касается Малороссии, то, когда здесь больше не будет гетманов, необходимо сделать так, чтобы она забыла само слово „гетман“ и весь период гетманства. Это будет лучше, чем постоянно следить за людьми, которые займут это место».
Первым шагом, направленным на выполнение намеченного Екатериной, стал вызов Кирилла Разумовского в Петербург. Приезд гетмана был предварен появлением его верного слуги Теплова, рассказ которого о существующем положении дел на Украине полностью соответствовал мнению Екатерины. Когда Разумовский прибыл во дворец, Теплов бросился его обнимать, и Григорий Орлов, присутствовавший при этой сцене, громко процитировал Писание: «Он выдал его своим поцелуем». Граф Разумовский покинул свой пост — и стал «последним гетманом» Украины. В полноправное владение ему были дарованы Гадяч, часть меншиковских поместий и Батурин, где он жил до самой своей смерти, последовавшей 40 лет спустя.
Малороссию снова передали из Министерства иностранных дел в Сенат. Ею стала управлять коллегия, состоявшая из четырех представителей местной знати и четырех петербургских чиновников, призванных помогать генерал-губернатору, резиденция которого должна была находиться в Киеве. На этот пост назначили Румянцева. У него была репутация строгого администратора и прекрасного солдата.
Эти перемены не вызвали никаких протестов. Когда в 1767 г. казацким старшинам и помещикам предложили избрать депутатов в комиссию, которая должна была разработать новый свод законов, поступила лишь одна жалоба — от некоего Григория Полетики. Он указывал, по словам Нольде, на опасность «введения в Малороссии порядка, который не соответствует ее правам и привилегиям и нарушает тем самым святость соглашений». Дворяне Глуховской области велели своим депутатам «просить императрицу относиться к нам как к остальному российскому дворянству, разрешив нам поступать на службу, где захотим, и пользоваться полной властью над поместьями, которые были нам пожалованы или приобретены нами». В 1769–1774 гг., когда Россия воевала с Турцией, о комиссии как-то позабыли, но после заключения мира казацкая старшина и малороссийские дворяне снова обратились к Румянцеву с просьбой «представить наши самые насущные и жизненные нужды» на рассмотрение императрицы. Эти нужды сводились к вопросам равенства в правах с российскими помещиками и подтверждения звания владельцев своих поместий.
В то время как под влиянием централистской политики Екатерины «права и привилегии» Украины постепенно урезались, смерть Августа III, последнего короля Польши из Саксонской династии, породила кризис, который вскоре перерос в длительную агонию и финальный раздел этой католической страны. Екатерина посадила в Варшаве своего бывшего фаворита, послушного ей и довольно либерального Станислава Понятовского. Возмущенная шляхта сформировала в 1768 г. Конфедерацию в городе Баре, попытавшуюся вывести свою страну из-под опеки России, но было уже слишком поздно.
В программу конфедератов, которая имела девиз «Pro religione et libertate» («За религию и свободу». — лат.), среди прочих реформ, которых требовало возмущенное шляхетство, входил и пункт об отмене уступок диссидентам или, как их называли, «разномыслящим в вере», то есть православным и протестантам. Этих уступок добились от нового польского короля правители России и Пруссии. В Галиции, Волыни и на Украине вспыхнула война — национальная, социальная и межконфессиональная, и на страну снова, как четверть века назад, обрушились все ужасы, пережитые ею во время восстания гайдамаков.
Впрочем, в Польской Украине крестьянские бунты продолжались и после разгрома гайдамаков, и восставшее крестьянство нашло себе сильного лидера в лице игумена Чигиринского монастыря Мелхиседека Значко-Яворского. В мае 1768 г. многочисленный отряд гайдамаков собрался в глубокой, поросшей лесом долине Холодный Яр, расположенной неподалеку от Чигирина. Их вождем стал казак Максим Зализняк (Железняк), который жил на Сечи и провел некоторое время в монастыре кровожадного Мелхиседека. Последний считал Максима своим учеником. В этом диком месте игумен благословил гайдамаков на борьбу и передал им документ, «написанный золотыми буквами».
Вырезав в округе всех поляков и евреев, которые не успели спрятаться в городах и укрепленных поместьях, Железняк двинулся на Умань, где скопилось около 10 тысяч беженцев.
Умань была богатым городом с большими еврейскими, греческими и армянскими общинами. Базилианские монахи (униаты) имели здесь свою школу, где обучались 400 учеников. Весь город принадлежал князю Потоцкому, которые содержал на свои деньги отряд в тысячу казаков под командованием есаула Ивана Гонты. Беженцы возлагали свои надежды не столько на польский гарнизон, сколько на этих казаков, поскольку гарнизон состоял из 60 солдат и был вооружен несколькими старыми пушками. Гонта вышел из города навстречу Железняку и присоединился к нему. Соединенные силы восставших крестьян и казаков взяли город штурмом, после которого началась Уманская резня. Ее помнят до сих пор. По преданию, было убито около 18 тысяч беженцев и местных жителей. Основную часть жертв составляли евреи, но были среди них и представители польской знати. Погибли все ученики базилианской школы.
После Уманской резни Железняк был провозглашен гетманом гайдамаков, а Гонта получил звание полковника. Последний, однако, понимал, что содеянное им еще аукнется, и произнес: «Мы сварили крепкий напиток, но как мы будем его пить, я не знаю».
Уманская резня привела императрицу Екатерину в ужас — она не одобряла таких бурных проявлений чувств, каким прославились гайдамаки. Генералу Кречетникову, который в ту пору воевал с барскими конфедератами, велено было повернуть оружие против православных крестоносцев, что он и сделал, соединившись с польскими полками Станислава Понятовского. Чернь, которая еще не насытилась своим торжеством, не оказала почти никакого сопротивления, и Гонта со своими казаками, как подданные Польши, были выданы полякам для казни. Железняк бежал — никто не знал куда. Если верить украинским легендам, он был колдуном, который «мог напустить туману в глаза московитам». В районе Лисянки и Чигирина поляки казнили православных крестьян; место казни было оцеплено императорскими войсками. О восстании гайдамаков и его ужасном конце сложили много песен, а Шевченко, великий украинский поэт, создал поэму «Гайдамаки».
Злодеяния гайдамаков сильно ухудшили положение запорожцев, сильно раздражавших российские власти из-за своего жестокого обращения с русскими и сербскими поселенцами, осевшими на территориях, которые запорожцы считали своими. В 1767 г. запорожцы подали императрице прошение «о подтверждении их древних свобод», возвращении им земель, занятых русскими, сербами и донскими казаками, и о передаче запорожских дел из Сената в Министерство иностранных дел. Екатерина восприняла их просьбу как неслыханную наглость, ибо не без причины связывала крестьянских бунтовщиков на правой стороне Днепра с буйными любителями свободы в степях Причерноморья. И лишь начало войны с Турцией на несколько лет отсрочило гибель древних свобод в Новой Сечи.
Между польским и турецким вопросами существовала тесная и неизбежная связь. Германские и русские государи имели свой общий интерес — им необходимо было разгромить и ослабить две государственные системы, лежавшие между границами России и Германии. Только в начале ХХ в., когда в ходе военных действий 1877–1878 и 1912–1913 гг. Османская империя была сокрушена, оба главных ее могильщика вступили в конфликт друг с другом. Это произошло в тот момент, когда огромная славянская страна стала угрожать немецкой власти над малыми славянскими народами. Результат оказался фатальным и для немцев, и для русских.
Западная Европа, представленная в XVIII в. монархией Бурбонов, проводила политику поддержки — не всегда, правда, успешной — тех государств, которые составляли пояс, отделявший германские страны от России. Французское дипломатическое влияние в Польше существовало еще со времен династии Валуа; в XVIII столетии разгром Швеции в Северной войне сделал французское военное вмешательство неизбежным — если Европа хотела сохранить этот пояс. В 1734 г. французы дали под Данцигом отпор русским войскам, которыми командовал немец Миних. Это был первый случай, когда русские обменялись выстрелами с солдатами западноевропейского государства. Чтобы и дальше проводить свою опасную дипломатию в Польше, французы пустили в ход все свое политическое и коммерческое влияние в Стамбуле, и турки в войне 1736–1739 гг. на Черном море и на Балканах сумели нанести поражение австрийцам и русским.
В 1760-х гг. XVIII в. в дело снова вмешались французы, поддержав барскую конфедерацию и отправив в Польшу своих офицеров и боеприпасы. Они во второй раз надавили на Турцию, использовав ее тлевший конфликт с Россией и заставив оказать помощь.
Русские, в свою очередь, не очень успешно, но настойчиво проводили на Балканах свою политику, основанную на разжигании религиозного и социального недовольства христианских народов на полуострове против турок. Впервые внимание на этот регион обратил царь Алексей Михайлович, а после него, без особых, впрочем, успехов, им занимались советники Петра I и императрицы Анны Иоанновны (турки от них не отставали — они вели панисламистскую и антирусскую пропаганду среди мусульманских народов Северного Кавказа и волжских татар; эти боковые дороги истории еще очень мало изучены).
Учитывая сложную ситуацию в Польше, российское правительство не собиралось воевать с Турцией, но осенью 1768 г. султан Мустафа, разозленный докладами о том, что русские поддержали восстания в Черногории и Боснии, и поощряемый французским послом, неожиданно начал военные действия, издав манифест, в котором заявлял, что «Россия осмелилась уничтожить свободу Польши». «Риторика российского правительства, которая называла Россию защитницей свободы совести, сделала теперь Турцию защитницей политической свободы», — отмечал Сорель.
Циничный Шуазель считал, что «из-за прогнивших структур это испытание на прочность может стать для турок фатальным, но для нас это не имеет значения, поскольку мы добились немедленного взрыва». Фридрих Великий в своих «Мемуарах» выражал мнение о том, что «эта война изменила всю политическую систему Европы». «Существовало две альтернативы, — писал он, — либо остановить гигантские завоевания России, либо, что было гораздо умнее, ловко использовать их во благо себе».
Казаки в этой войне играли второстепенную роль — они составляли вспомогательную силу при регулярных русских армиях, воевавших против турок; но их знание особенностей войны в степях оказало русским большую помощь. В первый год военных действий (1769) запорожцы участвовали в жестоких стычках с крымскими татарами, которые совершали нападения на их крепости. В 1770 г. запорожцы храбро сражались под Очаковом и участвовали в битвах Румянцева в Бессарабии, где туркам были нанесены сокрушительные поражения (под Ларгой и Кагулом).
В начале 1771 г. императрица издала указ, в котором выражала благодарность запорожским войскам за «их храбрые действия против врага». Знаменитые казацкие чайки (легкие суда), которые полтора столетия назад превратили Сагайдачного в бич Черного моря, наводнили устье Дуная и оказали поддержку русской армии в Молдавии, а в Азовском море казаки, пришедшие на этих чайках, напали с тыла на Перекоп и помогли его взять.
Солдаты и придворные, вернувшиеся в Петербург после войны, много говорили о запорожцах — об их храбрости, странных обычаях и живописном одеянии. Они вошли в столице в моду. В запорожцы записались граф Панин и князь Прозоровский, одним из самых горячих поклонников казаков стал новый фаворит Екатерины Григорий Потемкин, будущий «великолепный князь Тавриды». Его имя было внесено в реестры Сечи, его здесь любили и из-за вечно всклокоченных волос называли Грицко Нечёса. Потемкин несколько раз писал кошевому атаману Сечи, обращаясь к нему с мелкими просьбами, подписываясь своей кличкой и называя атамана «батькой». Все это, конечно, было шуткой, но запорожцы воспринимали это всерьез; они рассчитывали на поддержку Потемкина и глубоко оскорбились, когда их Грицко Нечёса оказался одним из главных сторонников разгона Сечи.
Григорий Потемкин являлся выдающимся государственным деятелем необыкновенного ума и характера; он стал одним из главных создателей Российской империи в XVIII в. Потемкин был первым генерал-губернатором Новороссии, и все развитие Южной России пошло по пути, определенному им. В 1774 г. победы русской армии увенчались Кючук-Кайнарджийским миром, и Крым — номинально независимое государство — перешел во владение России вместе с крепостями Керчь и Еникале. Империя получила свободный выход из устья Дона и Азовского моря в Черное; Очаков оставался еще в руках турок, но захват Кинбурна обеспечил стране выход в море из устья Днепра. Жизнь в Южной России сразу же закипела; создавались новые города: Екатеринослав — на Днепре (будущий Днепропетровск), Херсон — неподалеку от его устья и Павлоград — на сухопутном пути в Крым.
Запорожцы восприняли сооружение этих городов как вторжение на территорию Сечи, которую, по их убеждению, даровал им Богдан Хмельницкий. В 1774 г., незадолго до окончания войны с Турцией, между запорожцами и их русскими, сербскими и донскими соседями снова вспыхнули ссоры. В Петербург явилась делегация запорожцев, которая потребовала подтвердить все «древние свободы» Сечи. В это время полыхало восстание Пугачева, и наглость казаков заставила Екатерину отбросить все сомнения. В апреле 1775 г. она приказала Потемкину конфисковать у запорожцев оружие и разогнать Сечь. Немыслимо было допускать существование в пределах империи вооруженного сообщества, которое не хотело признавать ее законов и само решало, подчиняться ли ему распоряжениям правительства или нет.
4 июля 1775 г. Сечь, безо всякого предупреждения, окружило мощное войско генерала Тёкёли (венгра по происхождению). Кошевого атамана Калнышевского пригласили к генералу. После беседы с ним атаман собрал «последнюю Запорожскую раду». Было много шума и криков. Атаман пытался убедить запорожцев не оказывать сопротивления правительственным войскам, но поначалу никто не хотел его слушать. Одни уже готовили к бою пушки, а другие раздавали мушкеты, но тут появился отец Владимир, священник сечевой церкви, и начал убеждать казаков «не проливать крови своих братьев и подчиниться Божьей воле». Послышались крики: «На Дунай!», «Назад к туркам!». Со времен Дорошенко в умах некоторых запорожцев осталось тяготение к туркам — в ту ночь около 3 тысяч упрямых душ ушли из Запорожья и рассеялись по степи, двигаясь к турецкой границе. Остальные, примерно в таком же числе, сдались. Генерал Тёкёли по непонятным причинам арестовал Калнышевского, судью Головатого и писаря Глобу. На следующий день было конфисковано все оружие, а также все архивы Сечи, ее знамена и значки. Деньги и имущество Сечи передали в казну. Донские казаки разграбили Покровскую церковь, сорвав с икон их богатые серебряные оклады. Старые запорожцы молча смотрели на это безобразие; по их загрубелым щекам текли слезы. На территории Сечи был оставлен военный гарнизон, а запорожцам велели «идти на все четыре стороны». Это грустное событие возвестило о конце старого порядка на Украине.
Через шесть лет, в 1781 г., произошли новые изменения, после чего гетманская Украина прекратила свое существование. В 1775 г. было введено новое административное деление Российской империи, и земли, которыми когда-то управляли выборные гетманы, разделили на три губернии: Киевскую, Черниговскую и Новгород-Северскую. Два года спустя население Малороссии обязали выплачивать такие же налоги, какие платили и все жители империи: 1 руб. 50 коп. — с горожан и 70 коп. — с крестьян. Унификация и централизация управления, которую Екатерина запланировала провести в стране уже тогда, когда она взошла на трон, была завершена в 1793 г., когда произошел второй раздел Польши и украинские земли по обеим сторонам Днепра объединились в единое целое. По иронии судьбы обе половинки Украины, разделенные более чем на 100 лет, соединились тогда, когда от былой независимости страны не осталось и следа, а само название Украина потеряло свою историческую значимость. Прошло много лет, прежде чем это название снова появилось на карте. Вторая турецкая война (как и второй раздел Польши) стала естественным продолжением первой. Крым был присоединен к России еще в 1783 г., но граница с Турцией все еще проходила по Бугу, а судам, выходившим в море из Днепра, угрожала мощная турецкая крепость Очаков.
Более того, Екатерина II не хотела отказываться от своих честолюбивых замыслов, «а когда ее фаворитом стал Потемкин, они приобрели гигантский размах. Она мечтала разгромить Турцию и создать новую Греческую империю, которую планировала отдать своему второму внуку, получившему, в связи с этим, имя Константин, а Молдавию, Валахию и Бессарабию объединить в единое царство — Дакию, управляемую православным князем, а именно Потемкиным».
Однако вопрос о разделе Османской империи привел к расколу среди германских государств. Иосиф II остался союзником Екатерины, а Фридрих, потеряв всякую надежду на то, что проблемы, возникшие на Дунае, рассорят австрийцев и русских, заключил союз с Польшей и Турцией (1790). В 1792 г., столкнувшись с угрозой всеобщей войны, Екатерина заключила в Яссах мирный договор, по которому Очаков, контролировавший выход в Черное море из Днепра и Буга, отходил к России, а турецкая граница должна была идти по Днестру.
Накануне войны императрица совершила свое знаменитое путешествие на юг, чтобы увидеть свои новые владения — Таврию и Новороссию. Этой неутомимой женщине было уже под шестьдесят, но она бесстрашно отправилась в степные края. В Каневе на Днепре ее посетил король Польши Станислав Понятовский, с которым у нее в юности был роман, а в Екатеринославе ее гостем стал император Иосиф II.
Сопровождавшие Екатерину иноземные послы презрительно фыркали при виде «потемкинских деревень», которых генерал-губернатор понастроил вдоль дороги, желая продемонстрировать гостям процветающий край. Но если он и попытался оживить однообразный степной пейзаж декорациями, то сделал это вовсе не для того, чтобы обмануть свою повелительницу, а чтобы в живописной манере продемонстрировать размах своих «пятилетних» планов и замыслов по освоению этих степных земель. И это вполне было в духе XVIII в., когда создавались эфемерные архитектурные ансамбли, а взоры публики радовали искусственно созданные пейзажи.
Освоение Новороссии шло очень быстро и успешно и, несомненно, оправдывало в глазах императрицы и Потемкина уничтожение Запорожской Сечи. За 10 лет после 1775 г. было роздано 4 миллиона 400 тысяч 400 гектаров земли. Огромные владения получил князь Вяземский (около 20 тысяч гектаров, включая острова, на которых когда-то располагались Старая и Новая Сечь). В руки Потемкина попало 150 тысяч гектаров; князь Прозоровский получил все земли вокруг Екатеринослава. Не забыли и о последнем гетмане, Кирилле Разумовском, которому выделено 35 тысяч десятин. Чуть позже обширные пожалования по берегам Буга получил французский эмигрант принц Полиньяк. Любой помещик, который брал на себя обязательство перевезти в Новороссию 13 крестьянских семей, получал 1500 гектаров земли; ежегодно он должен был выплачивать в казну 2,5 коп. за каждый гектар. Потемкин поощрял и создание прибыльных малых ферм — он переселял фермеров из Прибалтики и даже с островов Даго и Эзель в Балтийском море. В Новороссию хлынул поток сербов, молдаван, чехов и немцев. Каждый немецкий поселенец получал от государства 65 гектаров земли, а также денежное пособие и древесину для строительства.
А Грицко Нечёсе удалось помириться с запорожцами, которых он так жестоко обидел в 1775 г., и привлечь их к освоению края.
В 1783 г., когда среди крымских татар началось брожение, Потемкин стал собирать запорожцев, которые рассеялись по степи. Был создан полк численностью около тысячи человек, который возглавили бывшие старшины Сечи Исидор Билый и Антон Головатый. Эти казаки встретили императрицу в Кременчуге и продемонстрировали ей свои воинские умения, приведя в восхищение весь двор. В преддверии надвигавшейся войны Потемкин велел освободить всех бывших запорожцев (большинство из них после разгона Сечи сделались крепостными у крупных помещиков) и принять их на военную службу. Он сам подал пример, освободив 247 казаков, работавших на его землях. Неподалеку от Очакова возникла Новая Сечь, во главе которой в качестве его официальных представителей встали Билый, Головатый и полковник Чапыга. Императрица потребовала только одного — чтобы новые казацкие полки не назывались запорожскими. Тем не менее Суворов в 1788 г. даровал «кошевому атаману храбрых запорожцев Билому» почетное знамя с изображением голубого креста на белом фоне. В мае того же года запорожские «чайки» приняли участие в грандиозной морской битве под Очаковом, в которой Билый был смертельно ранен, и атаманом избрали Чапыгу. Головатый со своими людьми захватил остров Березань — один из главных фортов на подступах к Очакову. Когда эта неприступная крепость была взята штурмом, Потемкин собственной рукой приколол к груди запорожского атамана Георгиевский крест.
За геройские подвиги казаков императрица издала специальный указ, даровав «новым запорожцам» звание «черноморских казаков», а Потемкин сделался их гетманом. Благодаря его заступничеству «черноморцам» подарили все завоеванные земли между Бугом и Днестром, к которым позже была присоединена вновь обретенная Таманская область на Северном Кавказе.
Доблестный штурм Измаила в декабре 1790 г. добавил черноморским казакам новых лавров, а в июле следующего года они внесли свой вклад в победу Репнина при Мачине. Через три месяца после этого гения, создавшего Новороссию, гетмана черноморских казаков, старого друга запорожцев Грицко Нечёсу вынесли из его кареты и положили на степную землю умирать.
После смерти Потемкина о новых территориях, дарованных черноморским казакам, не могло быть и речи. Когда Антон Головатый с делегацией казаков приехал в Петербург, он не стал даже заикаться о землях между Бугом и Днестром, потратив все свои усилия на то, чтобы закрепить за черноморскими казаками хотя бы территории на Северном Кавказе. Императрица, в память о Потемкине, в июле 1792 г. даровала «войскам, созданным из верных казаков Запорожской Сечи бывшим фельдмаршалом князем Потемкиным Таврическим» обширные земли, лежавшие между Азовским морем, Керченским проливом и рекой Кубань. Так началась история кубанских казаков. На следующий год юг России покинули последние украинские казаки. В народной песне поется, что «теперь казаки получили награду за свою службу от царицы» и «должны верно служить, защищая границу, ловя рыбу и попивая горилку».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.