Последствия Полтавы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Последствия Полтавы

Полтава ознаменовала конец эпического периода украинской истории. Но, как и все великие события, она стала символом перемен, а не их причиной.

Героический и фантастический XVII в. Восточной Европы ушел в прошлое. Мощные польские крепости, отражавшие нападения казаков, татар и калмыков; полуарабское-полувизантийское великолепие турецких султанов, которые охотились и воевали на обширном пространстве между Адриатическим и Каспийским морями; запорожские пиратские набеги; трансильванские князья, крымские ханы, румынские господари и грузинские цари, вслед за монголами, византийцами, печенегами и кипчаками, скрылись во мгле веков.

Сам Карл XII, обладавший сильнейшей армией тогдашней Европы, принадлежал уже к прошлой эпохе. Он не понимал процессов, происходивших в мире, и поэтому проиграл. Победа Петра Великого и Фридриха Великого была обусловлена тем, что они выражали дух своего времени, когда война перестала быть увлекательным кровавым спортом и превратилась в слепое орудие естественных сил, вскоре породивших национальные государства. Эпоха Просвещения в том виде, в каком ее представляли себе последователи Петра Великого, бросала искусственный и довольно мрачный отсвет на век, в течение которого на территорию восточноевропейских степей вторглись современные формы капиталистического общества. В ту пору, когда в Америке племена индейских охотников отступали под натиском новой цивилизации, в Кавказских горах на рудниках и нефтяных промыслах вырастали рабочие поселки, а среди болот и проток Запорожья возникали промышленные города. Необузданное варварство евразийских народов, которые во времена Орды убивали и грабили порабощенное население, в эпоху Хмельницкого и Разина было направлено в русло новой жизни.

Варварство кочевых народов, оказавшихся втянутыми ходом истории в капиталистические отношения, не способны были укротить ни начатки культуры, ни иерархические структуры, ни религиозные запреты, ни даже упорядоченная оседлая жизнь. Духовное кочевничество или беспорядочная массовая психология жителей коммунистического государства является логическим следствием трансформации примитивных народов под действием безжалостных процессов экономического развития. Так на другом конце земли мексиканский пеон — простой человек, выдернутый из своей первобытной среды, — рычит и топает ногами при виде образчиков современной культуры.

После того как многочисленная и своенравная польская шляхта и венгерские магнаты, обладавшие имперскими замашками, продемонстрировали всему миру свою неспособность противостоять напору новых государств, появившихся в Европе, неотесанные казацкие полковники, презираемые московским самодержавием, были обречены на гибель.

Одной из причин, по которым существование более или менее самостоятельной Украины оказалось невозможным, явилось отсутствие в ней правящего класса с закрепленными временем традициями и обычаями, а также со своей собственной культурой. В. Антонович, выдающийся киевский историк второй половины XIX в., горячий патриот Украины, не имел никаких иллюзий по поводу гетманского периода ее истории, поэтому стоит привести его высказывание о ситуации, сложившейся в стране после смерти Богдана Хмельницкого: «Ввергнутые в прах крестьянские массы сбросили с себя иго, но не знали, что делать с тем, что свалилось к ним в руки. Когда политически неразвитые массы осознают свою власть, они выдвигают тех, кто потакает их прихотям». По мнению Антоновича, украинские гетманы, правившие после Хмельницкого, были либо беззастенчивыми демагогами, либо способными авантюристами; оба этих типа руководствовались в жизни личными интересами или выполняли волю тех, кто их подкупил.

На фоне наивного мошенничества и неукротимых амбиций абсолютно некомпетентных украинских лидеров четко проявилось превосходство царских чиновников. Это было особенно заметно на Украине, которую на рубеже веков истощили два десятилетия войны с Турцией. Московский чиновник являлся продуктом бюрократической системы, которая к тому времени была уже старой и отлаженной, поскольку уходила своими корнями в дни правления первых Иванов; византийские традиции придавали ей некоторую, хоть и заплесневелую силу.

Московские чиновники пришли на Украину как интенданты и управляющие новыми обширными царскими владениями. От польских помещиков и еврейских ростовщиков здесь почти ничего не осталось, но за царской администрацией уже маячили жадные до земель и мельниц проводники петровской политики, мечтавшие на ней разбогатеть, — Меншиковы, Головкины и Шафировы.

Преемник Мазепы, стародубский полковник Скоропадский, имел репутацию человека честного, но не слишком умного; он находился под каблуком своей жены Анастасии. Тем не менее он стал гетманом, и по случаю его избрания царь Петр пообещал, что его «святым долгом будет сохранение в неизменном и нерушимом виде всех прав и привилегий, дарованных Малой России». Но на Глуховской раде (в ноябре 1708 г.) условия соглашения 1654 г. не были зачитаны вслух, как это обычно делалось после выборов нового гетмана. Через несколько месяцев Скоропадский решил, что должен напомнить царю о том, чтобы он подтвердил условия соглашения, которые со времен Хмельницкого считались чем-то вроде украинской конституции. Однако канцлер Головкин ответил ему, что его императорское величество уже «в целом подтвердил» существующий на Украине порядок; что же касается подтверждения деталей соглашения 1654 г., то «оно будет дано гетману позже, когда позволят обстоятельства».

Вскоре после уклончивого ответа канцлера к Скоропадскому отправили посланника царя Измайлова. Ему были даны инструкции проследить, чтобы «во всей Малой России воцарился покой, закон и порядок, путем подавления всех крикунов и мятежников». Гетмана предупредили, что он не может увольнять казацких старшин без приказа царя, а их избрание должно проходить с одобрения последнего. Петр ни на минуту не доверял украинцам. Измена Мазепы произвела на подозрительного царя неизгладимое впечатление. И не только Мазепа, но и все гетманы: Выговский, Юрий Хмельницкий и Брюховецкий — оказались предателями, а Многогрешный и Самойлович лишились своих постов по обвинению в измене. «Измена среди гетманов стала чем-то вроде обычая», — писал Нольде.

Зимой 1708/09 г. в городе Лебедине продолжила работу комиссия, расследовавшая дело Мазепы и Гордиенко. Подозреваемые подвергались пыткам, судилищам и казням. По местным преданиям, на кладбище Лебедина похоронили более 900 человек, которых казнили по подозрению в том, что они были связаны с Мазепой.

В конце 1709 г. Мазепы уже не было в живых, но Петра страшно раздражало, что в Турции укрываются секретарь покойного гетмана, чех Филипп Орлик, и запорожский атаман Гордиенко. В мае 1710 г. прошел слух, что украинские беглецы, поселившиеся в Бендерах, избрали Орлика своим «законным гетманом».

Остатки запорожцев, которые последовали за Гордиенко, тем временем стали просить гетмана Скоропадского помочь им добиться у царя помилования, но, узнав о том, что тысячи украинцев сгоняют на строительство новой столицы Санкт-Петербурга или Ладожского канала, эти отважные сыновья свободы испугались и уехали в Крым, где стали подданными крымского хана.

В марте 1711 г. между Россией и Турцией вспыхнула новая война — частично из-за ловких интриг Карла XII, жившего в Бендерах, и частично из-за желания Петра повторить на берегах Черного моря свой триумф на Балтике.

С началом войны крымские татары возобновили свои набеги на Украину. Во главе запорожцев, осевших в Крыму, встал Гордиенко, к которому присоединился и «гетман» Орлик.

Поначалу население Правобережной Украины встретило захватчиков с сочувствием, и туркам удалось захватить Умань и Корсунь. Однако в Белой Церкви русский гарнизон оказал им упорное сопротивление, а крестьянский энтузиазм быстро охладили зверства татарских отрядов.

Позорное поражение Петра на реке Прут в 1711 г. вполне могло вернуть те дни, когда гетманом был Дорошенко, если бы у казаков оказался такой же талантливый руководитель, а недовольство московской политикой сумело бы набрать нужную силу.

Тем временем Прутский мир лишил Россию всех ее завоеваний, закрепленных в Карловицком договоре: Азов возвращался Порте, вновь построенная крепость Таганрог должна была быть снесена, а турки снова получили в свое владение ничейные земли в нижнем течении Днепра. Титанические усилия Петра возродить «меридиональный» путь «из варяг в греки», столь удачные на севере, оказались напрасными. В следующее десятилетие он перенес поле своей деятельности с Черного моря на Каспийское, но и здесь ему не повезло. Поражение на реке Прут отложило продвижение России на юго-восток на целых полвека; кроме того, было потеряно драгоценное время, и, когда на рубеже XVIII–XIX вв. русские армии снова появились на Дунае, нововизантийским мечтам панславистов и континентальному капитализму, который стремился возродить Варяжский путь, преградила дорогу Британия, впервые вмешавшаяся в политику черноморских и средиземноморских стран в эпоху Наполеоновских войн.

Эпилог легендарной истории запорожцев (так долго служивших бичом ислама) был очень грустным — они превратились в нежеланных гостей крымского хана. Он поселил их в городе Алешки, в устье Днепра, напротив современного Херсона, и они тут же принялись жаловаться на всяческие притеснения. Сторонники Гордиенко лишились почвы под ногами и решили «вернуться к царю». Но русское правительство не желало их принимать; оно не могло предоставить им убежище, не нарушив условий недавнего Прутского договора. Около 1500 казаков остались в Алешках, где вели нищенскую жизнь, остальные же постепенно рассеялись по степи.

Тем временем «гетман Орлик» вместе с племянником Мазепы Войнаровским и несколькими украинскими беглецами находился в Стамбуле. Двое из этих беглецов, полковники Хорленко и Ломиковский, которые присоединились к заговору Мазепы самыми первыми, решили вернуться на Украину. Их помиловали, но заставили жить под строгим полицейским надзором в Москве. Орлик позже уехал в Швецию, где к нему отнеслись как к настоящему гетману и даже назначили пенсию. Войнаровский стал полковником в полку шведской гвардии. Однако старая дружба с Авророй Кёнигсмарк, фавориткой Августа Сильного и матерью Мориса Саксонского, оказалась для этого храброго и способного авантюриста фатальной. Войнаровский посетил ее в 1716 г. в Гамбурге, и ей удалось убедить его в том, что Петр готов его простить. Надеясь на великодушие царя, он уехал в Петербург, где был брошен в тюрьму, а потом отправлен в ссылку в Сибирь и там умер. Орлик, поселившийся во Франции, после ухода в мир иной своего покровителя Карла XII скончался в своей постели.

На Украине после Прутской войны гетман Скоропадский пытался укрепить собственную власть и не давать повода для недовольства своему грозному и требовательному государю. Вслед за Измайловым явился еще один резидент (дипломатический представитель) — Протасьев. Скоропадский решил добиться милости у этих «тайных агентов» царя, подарив им украинские земли, но сделал это, не спросив разрешения хозяина. На Украине оставалось еще много свободных земель — это были владения, конфискованные у Мазепы и его сподвижников. Во время избрания Скоропадского гетманом часть этих земель получил князь Долгорукий, представитель царя; чуть позже владельцами земли на Украине стали Головкин и Шафиров. На следующий год фельдмаршал граф Шереметев обратился к Скоропадскому с просьбой выделить ему земли. Вслед за ним целая группа чиновников прислала гетману аналогичные просьбы, причем некоторые из них, к примеру прошение генерала фон Вейсбаха, сопровождались угрозами, что в случае отказа челобитные будут поданы самому царю.

Особенно ненасытен до земель был Меншиков. В 1709 г. гетман поспешил подарить ему город Ямполь, расположенный неподалеку от Нежина, и Почеп, стоявший на землях Стародубского полка. В одном только этом владении «его светлость» получил более 150 сел. Но ему было мало: к 1721 г. Меншиков округлил свои владения и стал господином 6 тысяч крестьянских дворов. Меншиков весьма оригинально прокладывал новую границу с Польшей, которая проходила неподалеку от его новых владений. Первый раз в своей жизни крестьяне увидели ужасный инструмент под названием астролябия, а когда ее стрелка указала прямо на их земли, это сверхъестественное явление привело их в такой ужас, что они уже больше не осмеливались жаловаться. Меншиков хотел завладеть и Батурином, но царь отказал ему в этом. Герцогу Ижорскому пришлось дожидаться воцарения Екатерины I, чтобы получить все, чего он желал. Однако Батурин достался ему незадолго до его ссылки в далекий мрачный сибирский город Березов.

При Скоропадском быстро развивалось частное землевладение. После московских чиновников явились более скромные просители — сербы и валахи, которые вынуждены были бежать из турецких владений после подавления восстания, вспыхнувшего во время Прутской кампании. Сумели разжиться землей и казацкие старшины, которых Скоропадский считал полезными для себя, а также те, кто, подобно Полуботку и Галагану, пользовались расположением царя (Полуботок, кроме того, получил щедрую компенсацию за то, что не смог стать гетманом).

По мере того как число крупных землевладельцев росло, держатели мелких наделов нищали. Бедные казаки не могли купить себе даже коня для военной службы. Они превратились в крестьян, но большей частью уже не свободных, а зависимых от какого-нибудь новоявленного богатого помещика.

Тяжелым было то время для Украины. В годы войны и иноземной оккупации, которая сопровождалась реквизициями — шведскими или русскими, — у крестьян не было стимула обрабатывать землю. Новые виды повинностей вызывали у них негодование. Целые полки отправлялись по царскому приказу на Кавказ или на берега Каспия, где казаки погибали от болезней. В 1725 г. 12 тысяч казаков под командованием трех полковников были посланы на строительство Ладожского канала, и только 10 тысяч вернулись домой. Но если уж к казакам, находившимся в привилегированном положении, царь Петр относился с пренебрежением, то что говорить о простых крестьянах! Царь постоянно нуждался в работниках: для строительства столицы и Ладожского канала, сооружения канала Волга — Дон, которое так и не было завершено, создания укрепленных линий в Финляндии и на Северном Кавказе. Согласно подсчетам украинских историков, с 1720 по 1725 г. на этих работах погибло более 20 тысяч человек.

Царь Петр с симпатией относился к Скоропадскому и, когда тот в 1718 и 1722 гг. приезжал в Москву, принимал его со всеми почестями, которые полагались гетману, а сам уже планировал ввести совершенно новую систему управления на Украине. В 1722 г. была создана Малороссийская коллегия, которую возглавил генерал-майор Вельяминов, имевший в подчинении шесть офицеров. Эта коллегия должна была помогать гетману «следить за судебной процедурой и справедливо расследовать все дела; контролировать сбор налогов в императорскую казну и наблюдать за деятельностью гетманской канцелярии». Все дела, касавшиеся Малороссии, передали из Посольского приказа в Сенат.

В июле 1722 г. Скоропадский умер, и российский император под предлогом занятости в Персидской кампании отложил избрание нового гетмана на неопределенный срок. На следующий год Полуботок набрался смелости и подал царю прошение об избрании нового гетмана в соответствии с условиями соглашения 1654 г. Он обратился к Екатерине, умоляя ее помочь в этом деле. Ответ Петра уничтожил все иллюзии у тех, кто еще их сохранил. 23 мая 1723 г. он писал: «Принимая во внимание, что кроме первого гетмана Богдана Хмельницкого и последнего гетмана Скоропадского все гетманы были изменниками и нанесли нашей стране большой урон, особенно в Малороссии, где Мазепу еще хорошо помнят, и, принимая также во внимание, что для избрания гетмана надо найти совершенно надежного и честного человека и что сейчас необходимо сильное управление, чтобы дела не застопорились, я думаю, что не следует больше беспокоить меня этим вопросом».

А тем временем отношения Полуботка и казацкой старшины, с одной стороны, и членов коллегии — с другой, стремительно ухудшались. Генерал-майор Вельяминов был человеком очень грубым и славился своим дурным характером. Во время заседаний коллегии он часто кричал на Полуботка: «Что твоя служба по сравнению с моей? Да ты никто рядом со мной!» Он любил говорить казацким полковникам: «Я вас так прижму, что у вас кости затрещат! Приказано отменить все ваши старые обычаи и относиться к вам совершенно по-новому!»

Узнав о разногласиях в коллегии, Петр велел Полуботку и другим казацким полковникам явиться в Петербург. Они обратились с прошениями к императору, императрице, канцлеру Головкину и в Сенат, но в результате оказались в Петропавловской крепости. Вскоре к ним присоединились полковники Апостол и Милорадович, которых Петр I раньше уважал. Проведя год в заключении, некоторые из них умерли, а Полуботок серьезно заболел. Петр по-своему был привязан к этому старому казаку и, согласно легенде, прислал к нему в крепость своего врача. Но Полуботок отказался от его услуг, тогда император явился сам и пообещал забыть прошлое. Полуботок, понимая, что его дни сочтены, заверил государя, что не держит на него зла, и воскликнул: «Вскоре Петр и Павел предстанут на одной доске перед Всевышним!» Павло Полуботок не ошибся — царь Петр пережил его всего лишь на несколько месяцев.

Вскоре Россией стали управлять вдова Петра Екатерина I, бывшая литовская крестьянка, и всемогущий Меншиков. Когда молодой царь обратил на нее внимание, она была служанкой Меншикова.

Украинцев, сидевших в Петропавловской крепости, выпустили на свободу. Им повезло, потому что у «полудержавного властелина» были свои счеты с Малороссийской коллегией.

Верховный тайный совет, созданный Екатериной I, в начале 1726 г. склонялся к тому, чтобы восстановить на Украине гетманство. После смерти Екатерины и падения Меншикова в июне 1727 г. указ об этом издал малолетний царь Петр II. По этому случаю одного из главных чиновников императорского правительства Наумов назначили «министром-резидентом при гетмане», а украинские дела были возвращены из Сената в Посольский приказ.

В октябре 1727 г. Наумов приехал в Глухов. Рада (на которую собрались, по словам Наумова, «все, кто хотел прийти») избрала гетманом миргородского полковника Данилу Апостола. Хотя кандидатуру уважаемого всеми казака, которому было уже под семьдесят, указал его величество, народ его избрание полностью одобрил. Сын Апостола Петр, прекрасно образованный юноша, получил Лубенский полк, а сын несчастного Кочубея, женатый на дочери Апостола, Полтавский.

Во время церемонии утверждения гетмана по старой традиции были подтверждены «права и привилегии» казаков, хотя, как отмечает барон Нольде, в текст этой церемонии добавили фразу: «Его величество милостиво дозволяет Малороссии иметь своего гетмана».

Вероятно, возвращение к «старому порядку» на Украине произошло под влиянием консервативно настроенного князя Долгорукого; впрочем, отход от политики Петра стал заметен уже при Екатерине I. Необходимость примирения с казацкой верхушкой и сохранения мира на Украине была вызвана угрозой войны с Турцией и переменами в Польше. Более того, внутреннее положение России после смерти Петра Великого оказалось весьма неустойчивым. В течение всего XVIII в. русский престол занимали «три женщины[13], 12-летний мальчик, младенец и идиот». Власть сосредоточилась в «казенной столице Санкт-Петербурге, который располагался за пределами русской почвы и был отрезан от жизни русского народа». Состав правительства зависел от гвардейских офицеров, аристократов и чиновников, возводивших на трон ради своей выгоды нужных им людей. В первый год правления Екатерины I даже Меншиков заявлял, что крестьяне несут невыносимое бремя и «просто-напросто вымирают». При немецких фаворитах императрицы Анны Иоанновны «к людям относились как к собакам». «В это царствование, — писал Парес, — над Россией пронеслись мощные грозы; за голодом, особенно сильным в 1733 г., когда крестьяне толпами приходили побираться в города, последовали эпидемии; много было сильных пожаров. Несмотря на это, страну наводнили карательные экспедиции, безуспешно пытавшиеся вытрясти из населения непомерно высокие налоги… Крестьянских старост избивали кнутом, а самих крестьян продавали целыми деревнями».

После восшествия на императорский престол в 1730 г. Анны, герцогини Курляндской (дочери Ивана, немощного старшего брата Петра I) в нерусскую столицу на Неве хлынули прибалтийские немцы, для которых настали счастливые времена. Однако, несмотря на всю свою алчность и честолюбие, два немца — Остерман и Миних — обладали большими способностями[14]. Миних с большим умом и предусмотрительностью обустроил границы империи. В тех областях, где не существовало хорошо выраженных природных рубежей (на Украине, Северном Кавказе и в Оренбургских степях), была создана система укрепленных линий и казацких поселений, которые назывались паланками. Особенно важной оказалась система мобильных казацких отрядов, созданных для защиты кавказских и азиатских границ Российской империи.

Известие о восстановлении гетманства и избрании Данилы Апостола вызвало у запорожцев, которые прозябали в Алешках под властью крымского хана, бурную радость. Гордиенко, теперь уже глубокий старик, попытался было убедить их остаться на месте, но они заковали его в цепи и, спалив Алешки, вернулись в свой старый дом на днепровских островах. Так появилась Новая Сечь.

В 1731 г. генерал фон Вейсбах возглавил строительство укрепленной линии между Днепром и Донцом (вдоль притоков Самары и Орели). Этот проект появился еще при Петре I, но к его осуществлению смогли приступить только тогда. Запорожцы получили от генерала послание, в котором он писал, что «их служба очень скоро понадобится», а в 1734 г. в Новую Сечь прибыл генерал Тараканов с подарками.

Пока генералы из числа приближенных Анны Иоанновны неторопливо готовились к возобновлению борьбы между Россией и Османской империей, не заставили себя ждать перемены и в Польше.

После разгрома Петра I на реке Прут турки получили власть над всем Северным Причерноморьем, а с возвращением им Азова русские потеряли свой единственный выход к южным морям. В то же самое время вся Правобережная Украина оставалась в руках Польши, в которой правил король Август II Сильный. В ту пору, как и во времена Мазепы, русские не могли продвигаться в этом направлении, не рискуя лишиться помощи Августа II на севере.

Политика императорского правительства в Польской Украине ограничивалась лишь поощрением миграции с правой стороны Днепра на левую. Однако люди не спешили переселяться туда, поскольку судьба казаков и крестьян русской части Украины, которых сгоняли на строительные работы на берегах Балтики и на Северном Кавказе, привела население Правобережной Украины в ужас. Оно предпочло работать на польских панов, чем гнить в болотах Невской дельты, а те люди, которые в предыдущие годы переселились на левый берег Днепра, искали средства «вернуться в родную землю». Крестьяне потянулись с востока на запад, и опустошенные войной земли Чигирина, Умани и Брацлава стали быстро заселяться. Польские паны, вернувшиеся после Северной войны на плодородные земли между Днепром, Бугом и Днестром, нуждались в работниках и, желая привлечь их на свои земли, стали обещать крестьянам разного рода льготы. А поскольку крестьяне были неграмотны, поляки устанавливали в своих поместьях доски с проделанными в них отверстиями. Количество отверстий обозначало число лет, когда переселенцы могли жить на землях того или иного пана, не неся никаких повинностей. Поляки полагали, что это произведет огромное впечатление на умы украинских крестьян, которые за последние годы пережили столько невзгод, что совсем разучились думать о будущем. Когда проходил один год, отверстие в доске запечатывалось, а после того, как все они оказались закрытыми, крестьяне снова превратились в крепостных. Конечно, они не могли предвидеть такой конец, когда селились здесь, и поэтому считали подобный ход событий крайне несправедливым. После 15–20 лет относительно свободной и легкой жизни в Правобережной Украине срок «молчаливых» соглашений с помещиками истек и среди крестьян стало нарастать недовольство.

Так называемая Война за польское наследство, разразившаяся после смерти Августа II Сильного, когда Станислав Лещинский при поддержке французов выступил против возведения на польский трон нового ставленника Петербурга и Вены, принадлежавшего к Саксонской династии, стала поводом для обширного восстания крестьян Правобережной Украины.

На помощь новому саксонскому королю Августу III императрица Анна Иоанновна послала в Польшу войска под командованием ирландца Ласси — одного из тех «диких гусей», которые облепили ее трон. Одновременно сторонникам «законного короля» в Правобережной Украине и Волыни было отправлено 20 тысяч казаков под командованием полковников Лизогуба и Галагана.

Соперничавшие между собой польские фракции вооружили своих крестьян, которые принялись жечь и грабить «вражеские» поместья. Появление русских войск, гетманских казаков и запорожцев крестьянство восприняло как знак того, что «царица прислала войска, чтобы избавить нас от панов и жидов». И селяне принялись с радостью разрушать города и поместья, не задумываясь о том, кому они принадлежали — сторонникам Станислава Лещинского или Августа III, союзника императрицы.

По стране бродили отряды вооруженных крестьян — гайдамаков. Польские паны и евреи, жившие в городах, в ужасе бежали кто куда — особенно на Брацлавщине и в Восточной Подолии. Крестьянское восстание перекинулось на Волынь и Галицию. Когда же Станислав Лещинский отказался от дальнейшей борьбы и бежал за границу, подавлять восстание гайдамаков пришлось русским войскам. Многие восставшие бежали в Новую Сечь.

Лещинскому помогали крымские татары — или ожидалось, что они ему помогут, — поэтому в 1735 г. императрица отправила в Крым «карательную экспедицию», но та оказалась неудачной.

Окончание Войны за польское наследство предоставило прекрасную возможность напасть на Турцию. Полномасштабные военные приготовления на Украине в предыдущие годы проводились специально для новой турецкой войны. Тесное сотрудничество с Австрией во время борьбы за польское наследство продолжилось и в Юго-Восточной Европе. Все были уверены, что недавние победы Надир-Кули-хана над османами в Армении и Ираке свидетельствовали о слабости турецкой армии и что Турция станет легкой добычей соединенных русско-немецких сил.

Совершенно естественно, что сильный режим в Петербурге решил возобновить войну там, где потерпел неудачу Петр I, стремясь восстановить прежнюю «меридиональную линию» от Балтийского моря до Черного и обеспечить экономическую независимость Российского государства.

Турецкие крепости в устьях великих российских рек и татарский оплот в Крыму мешали развитию русской торговли. Турецкая морская мощь в Черном море была арбитром всей экономической жизни Южной России: «Крым в ту пору стал очень богат. В его степях паслись неисчислимые стада и отары, и торговля полуострова с Турцией была громадной. Из Козлова, главного западного порта, в Стамбул вывозилось ежегодно 200 тысяч голов скота и неисчислимое количество зерна, а еще более богатая Кафа на восточном побережье была, вероятно, самым крупным невольничьим рынком в мире».

Весной и летом 1736 г. маршал Миних форсировал Перекоп и взял татарскую столицу Бахчисарай, а Ласси после тяжелой осады завершил захват Крыма. На следующий год турецкая крепость Очаков, контролировавшая выход в море одновременно из двух рек — Днепра и Буга, сдалась войскам шотландского генерала Кита. В 1738 г. русские вторглись в Молдавию.

Однако огромные потери, понесенные российскими войсками скорее от болезней, чем от боевых действий, и упорство, с которым держались турки, разгромившие австрийские войска, вторгнувшиеся в западную часть Балканского полуострова, заставили Петербург прекратить войну. При посредничестве Франции был заключен Константинопольский мир, по которому Россия согласилась вернуть все завоеванные ею территории, за исключением Азова и окружавшей его местности, хотя сама крепость Азов должна была быть снесена; «по этому случаю Турция согласилась отказаться от старого названия „Московия“ и перейти к „России“, но признать императорский титул российской государыни она не захотела». Крепость на мелком Азовском море, которую донские казаки еще 100 лет назад предлагали царю Алексею Михайловичу, — вот и все, что получила Россия в этой кровопролитной войне. Турки же по-прежнему остались владельцами устьев всех южнорусских рек.

Засилье немецких фаворитов при дворе императрицы Анны изменило отношение правительства к казацким полковникам, к которым русские аристократы, окружавшие малолетнего царя Петра II, вроде Долгоруких и Голицыных, относились с большой симпатией. Всемогущий Миних на вершине своего крымского триумфа обратился к императрице с просьбой сделать его «герцогом Малороссии». «Фельдмаршал слишком скромен, — ответила Анна Иоанновна, — я думала, он попросит у меня Москву». Еще при жизни Апостола в середине 1730-х гг. в Глухов был послан князь Шаховской, чтобы «строго и неотрывно наблюдать за поведением малороссийского народа». Подозрения правительства носили чисто патологический характер, поскольку в Малороссии не было никаких признаков оппозиции. Казацкие полки преданно и верно несли свою военную службу; крестьяне работали на строительстве украинской линии без того недовольства, которое они выражали, когда их гнали на работы за пределами своей земли, а полковников интересовало только одно — расширение своих владений.

По случаю смерти Данилы Апостола советники императрицы решили «при нынешних обстоятельствах» не назначать ему преемника, а возродить Малороссийскую коллегию в форме Директории, в которую должны были входить три украинца и трое русских под председательством князя Шаховского. Директорию подчинили Сенату; так дела Украины снова отобрали у Коллегии иностранных дел. В то же самое время Шаховского предупредили, чтобы он действовал, «не возбуждая среди людей никаких подозрений и не давая повода к нежелательным разговорам». Как бы то ни было, «временное» отсутствие гетмана прошло более или менее незаметно, поскольку все шесть членов Директории оказались людьми миролюбивыми, желавшими избегать всяческих неприятностей (в их число в 1740–1741 гг. входил генерал Кит).

В 1740 г. социальные отношения были совсем иными, чем в начале XVIII в. В 1729–1730 гг. под руководством Шаховского провели всеобщую перепись населения Малороссии. Сохранились документы, касающиеся восьми из десяти полковых районов на левой стороне Днепра. Число крестьянских дворов составляло около 56 тысяч. Из них около 20 тысяч находились в полной собственности казаков или крестьян, около 10 тысяч располагались на землях, принадлежавших монастырям и городам. Оставшиеся 26 тысяч составляли дворы, принадлежавшие помещикам, или временно переданные в пользование полковникам и судьям за их службу. Таким образом, только 35 процентов мелких хозяйств принадлежало тем, кто на них работал; остальные находились во владении помещиков, монастырей или городов. 70 лет назад, после восстания Богдана Хмельницкого, по меньшей мере 90 процентов казаков и крестьян на Украине считали себя полноправными владельцами своих хозяйств, а самые выдающиеся их вожди не осмеливались принимать пожалований от царя, которые не полагались им по чину.

Негативная тенденция потери крестьянами своих хозяйств станет очень заметна, если сравнить данные 1752 и 1730 гг. К 1752 г. число крестьян, владевших хозяйством, упало с 20 тысяч до 3 тысяч; еще 3 тысячи казаков владели своими домами, но не землей, на которой они стояли. Эти цифры относятся еще ко времени правления императрицы Елизаветы. Екатерина II, которую по традиции обвиняют во введении на Украине крепостного права, взойдет на престол только через 12 лет. На самом деле Екатерина лишь законодательно закрепила процессы, происходившие в течение всего века. Их породила не политика императорского правительства, а естественный ход событий и человеческий фактор, благоприятствовавшие развитию крупного землевладения в ущерб крестьянскому.

Сократилась также и численность казацких полков. Мякотин писал, что, несмотря на то что административными единицами на Украине по-прежнему оставались полки и курени, число казаков, которые они могли выставить (а на военную службу поступали только лично свободные казаки), уменьшилось в 1730 г. до 15 тысяч. Петр I хорошо понимал, как сильно происходившие на Украине перемены могут ослабить боеспособность казацких полков, поэтому указом от 16 апреля 1723 г. Малороссийской коллегии приказали удовлетворять прошение каждого «украинского жителя», который захочет восстановить свой статус казака, в том случае, если он сумеет доказать, что он сам, его отец и дед были казаками. По этой самой причине и случались жестокие раздоры между гетманом и Вельяминовым, поскольку генерал-майор не хотел удовлетворять прошения казацкой старшины о пожаловании им новых земельных владений. В этой борьбе проигравшим оказался Полуботок, поскольку Вельяминов опирался на поддержку императора. Тем не менее «ни исчезновение Полуботка и тех полковников, которые его поддерживали, ни изгнание из коллегии старшин и даже капитанов, назначенных Петром, не смогли ослабить упорного сопротивления украинских землевладельцев указу от 16 апреля 1723 г.», писал Мякотин. Казацкая старшина осталась верной традициям своего класса, которые она унаследовала от Богдана Хмельницкого, Выговского, Самойловича и Мазепы.

Социальные тенденции в сочетании с тем фактом, что развитие военного дела в XVIII в. сильно уменьшило роль казаков как военного инструмента, ослабили интерес правительства к сохранению казачества на Украине. Там, где во времена Ромодановского и Собеского воевали не знавшие воинской дисциплины всадники, Миних использовал армии, обученные на германский манер и облаченные в немецкую форму. Эту армию он бросал даже против крымских татар и турок на Днестре. Но казаки продолжали воевать против черкесов и чеченцев на кавказской линии обороны, а в Оренбургской степи — против киргизов. И храбрые вояки предпочитали уходить туда, где не было никаких помещиков. На украинских казаков во времена правления Елизаветы и Екатерины II смотрели как на живописные фигуры, придававшие Южной России особый колорит. Не случайно поэтому капризная Елизавета даровала им своего «живописного гетмана», Алексея Разумовского.

Сын простого казака из Черниговского полка Алексей Розум (так звучала первоначально его фамилия. — Пер.) в юности был пастушком. Он обладал прекрасным голосом и пел в церкви. Его необыкновенная красота привлекла внимание дочери Петра Елизаветы — единственной русской императрицы среди всех цариц XVIII в. Дело кончилось тем, что Алексей получил титул графа, звание фельдмаршала и стал тайным, но законным мужем Елизаветы Петровны. Женившись на императрице, он отправил своего младшего брата Кирилла учиться за границу (разница в годах у них составляла 15 лет. — Пер.). Казацкая старшина посчитала все эти обстоятельства исключительно благоприятными и, воспользовавшись в 1743 г. приездом Елизаветы в Киев, подала ей прошение о восстановлении на Украине гетманства. Когда Кириллу Разумовскому исполнилось 22 года (1750), его «избрали» гетманом, которым он пробыл 14 лет. Во время проведения возрожденной древней церемонии избрания гетмана были зачитаны и подтверждены условия соглашения 1654 г. Никто, разумеется, не принимал эту церемонию всерьез. Кирилл Разумовский, будучи молодым человеком, обожал удовольствия и придворные забавы и очень быстро приобрел вкус к роскоши. В своей столице, Глухове, он умирал от скуки и использовал любую возможность уехать в Петербург. Он был добр и необыкновенно ленив; государственные дела его утомляли, а военная наука совсем не интересовала. Императрица даровала ему обширные поместья: Гадяч со всей округой, Батурин и Почеп, которые когда-то принадлежали Меншикову. Во владениях гетмана находилось 10 тысяч крестьянских хозяйств. Тем не менее ему было далеко до Мазепы и Скоропадского, имевших до 19–20 тысяч крестьянских дворов. Разумовский щедрой рукой раздавал земли; в первую очередь, конечно, своим родственникам, а после них — всем, кто сумел пробиться к нему или к его «учителю» Теплову.

Вышеназванные социальные процессы получили во времена Разумовского новый импульс. Вся казацкая старшина могла теперь получать земли не во временное владение за службу, которую она несла, а в полную и безраздельную собственность. Большие площади земель раздали также русским чиновникам и военным. В 1754 г., выслушав доклад канцлера Бестужева, даже щедрая императрица выразила свою озабоченность: «Гетман раздает целые города и села в полную наследственную собственность, и владельцы этих имений отнимают земли у казаков, которые занимают официальные посты. Вот почему число казаков по сравнению с прежними временами уменьшается». Императрица приказала «прекратить это безобразие», но никто не обратил на это никакого внимания. Так что, когда на престол взошла Екатерина II, на Украине почти не осталось свободных земель для раздачи.

Период гетманства Разумовского был за весь XVIII в. самым счастливым временем для Украины. Его можно сравнить с современным золотым веком англо-ирландских помещиков, получивших земли после крупной раздачи владений, последовавшей за Лимерикским договором.

Помещики быстро обогащались, превращаясь в цивилизованных людей; они приезжали в Петербург и отдавали своих детей учиться в столичные учебные заведения. Некий Кулябко, интендант Лубенского полка, попросил гетмана пожаловать ему 50 крестьянских хозяйств, мотивируя это тем, что он послал троих своих сыновей учиться за границу, а трое оставшихся «изучают латынь и немецкий в Киеве».

В середине XVIII в. украинские землевладельцы приобретали западные привычки гораздо быстрее, чем их современники в Северной и Центральной России. Украина гордилась тем, что искусство развивалось в ней быстрее, чем в других областях империи. Самые знаменитые русские портретисты времен Екатерины, Левицкий и Боровиковский, были украинцами.

Помещики строили красивые дома в своих усадьбах и возводили церкви. В Киеве по проекту архитектора Растрелли воздвигли великолепный Андреевский собор. Оставив пост гетмана, Разумовский поселился в Батурине, где построил себе дворец в классическом стиле по проекту любимого архитектора Екатерины Камерона.

Общее процветание при Разумовском коснулось и «низших» классов. На границах Украины было спокойно; в Германии против Фридриха Великого воевало лишь небольшое число казаков.

В это время запорожцы, не удовлетворившись возвращением в свой «старый дом», рассеялись по всем землям, которые, по их мнению, была «пожалованы» им Богданом Хмельницким. Сечевики строили паланки по берегам Буга и Ингульца к западу от Днепра и по берегам Самары и Кальмиуса — на востоке. «Владения» запорожцев простирались от устья Днепра до Азовского моря. Татары теперь редко нападали на эти земли, и в диких степях севернее Крыма, начали селиться люди. Запорожцы, по-прежнему дававшие приют беглецам, благодаря чему их число постоянно увеличивалось, оставили свои обычные занятия — рыболовство и охоту — и занялись земледелием и скотоводством. Эти запорожцы «нового образца», в число которых входили несколько десятков тысяч пришельцев, начали принимать меры по защите земель, которые они считали своими. Начались также бурные споры с донскими казаками по поводу земель по реке Донец в районе Луганска и Бахмута. На западе поселились несколько тысяч сербских иммигрантов, бежавших из Турции, — это тоже вызвало недовольство запорожцев. Поэтому российское правительство отвело им земли вокруг крепости Святой Елизаветы, и эти территории получили название Новая Сербия. Небольшой городок, который позже будет назван Елизаветградом, станет первой столицей Новороссии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.