Глава 7. РУСЫ И ВАНДАЛЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7.

РУСЫ И ВАНДАЛЫ

С историей живших около Балтийского моря славян оказывается в определенной степени связана и история племенного союза вандалов. О его пребывании в данном регионе в начале нашей эры говорит утверждение Иордана о том, что вскоре после переселения на материк готы разбили сначала ульмеругов, а затем и вандалов. Греческий ученый Птолемей упоминает силингов (одно из племен вандалов, давшее свое название Силезии) в среднем междуречье между Эльбой и Одером, т.е. относительно недалеко от территории оксывской культуры. Данные топонимики позволяют предположить, что первоначально вандалы также жили в Скандинавии и подобно готам, только еще раньше, двинулись на юг. Ряд археологов связывает с вандалами пшеворскую культуру, существовавшую в Центральной и Южной Польше, однако В.В. Седов считает, что данная культура была полиэтнична и охватывала как германские, так и славянские племена. Под давлением готов вандалы во II в. н.э. двинулись на юг и получили от Марка Аврелия земли в Дакии, откуда их в IV в. вытеснили готы. При Константине они переселяются в Паннонию, но вскоре и ее им приходится оставить в результате гуннского нашествия. Пройдя с боями Галлию, вандалы в V в. захватывают Испанию, однако и оттуда их вытесняют вестготы. Тогда вандалы переправляются в Северную Африку, где, наконец, создают собственное королевство. Сумев организовать мощный флот, в 455 г. вандалы захватили и разграбили Рим. В Африке вандальское королевство просуществовало почти сто лет, однако было полностью разгромлено армией византийского императора Юстиниана. О вандалах известно относительно немного: имена их королей являются германскими, и единственный дошедший до нашего времени вандальский текст (начало молитвы) также относит их язык к восточногерманской семье этих языков.

Несмотря на это, целый ряд более поздних средневековых источников внезапно соотносит с вандалами славян. Подобное отождествление в латиноязычных хрониках начинается достаточно рано. В Ведастинской хронике 899 г. о вандалах сказано: «Vandalos, quos nunc appellant Guenedos» — «вандалы, которых теперь мы называем гвенеды», т.е. венеды. В описаниях чудес аугсбургского епископа Адальриха (923–973 гг.) польский князь Мешко I именуется dux Wandalorum{152}. В немецких хрониках это отождествление прослеживается с XI в.: «Итак, область славян, самая обширная в Германии, населена винулами, которых некогда называли вандалами…»{153}

Со стороны франкских авторов данное отождествление можно было бы объяснить плохим знанием истории как славян, так и вандалов, однако подобное объяснение вряд ли можно отнести к немецким хронистам. Единственное, в чем их можно было бы заподозрить, так это в незнании истории вандалов, однако, как церковные авторы, они вполне могли быть знакомы с произведениями, описывающими эпоху Великого переселения народов. Есть еще одно возможное объяснение такого странного, на наш взгляд, отождествления: славяне впоследствии заняли ту территорию, где раньше жили вандалы, и это послужило средневековым хронистам достаточным основанием для подобного отождествления. Хоть полностью исключать подобную возможность нельзя, отметим, что аналогичное отождествление неоднократно встречается и в славянской традиции. Рассмотрим соответствующие примеры и попробуем выяснить причины, которые могли обусловить подобные утверждения.

Во-первых, данное отождествление встречается нам у потомков ободритских князей. Признав в конечном итоге над собой верховную власть германского императора и крестившись, они стали правителями Мекленбургского герцогства. Процесс вхождения в состав немецкой феодальной знати потомков славянских князей сопровождался их неизбежной германизацией, в ходе которой неизбежно перенимались язык, религия и культура победителей. Тем не менее даже после германизации у мекленбургских герцогов сохранялась память о происхождении их рода, которая в конечном итоге была письменно зафиксирована в виде так называемых мекленбургских генеалогий. Подобной устойчивости родовой традиции в условиях утраты изначальной культуры своего народа не приходится удивляться — в средневековой Европе генеалогия являлась одним из средств обоснования правомерности владения землей, и, следовательно, в сохранении своей родословной мекленбургские герцоги были материально заинтересованы. Насколько мы можем судить, фиксация этой традиции начинается достаточно рано и уже в 1226 г. в Гюстрове была заложена церковь Св. Цецилии, в которой на камне была вырезана мекленбургская родословная{154}. Хоть в своем окончательном виде мекленбургские генеалогии были написаны или опубликованы в XV–XVIII вв., они восходят к более ранней средневековой традиции.

Для нас эта традиция представляет тем больший интерес, что в ней упоминается также и основатель русской княжеской династии Рюрик. В Гюстровской оде, написанной в 1716 г. по случаю свадьбы мекленбургского герцога Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны, дочери старшего брата Петра I, говорится о далеком историческом прецеденте данного бракосочетания:

Сегодня же напомнить должно то,

Что были Венд, Сармат и Рус едины родом.

Хочу спросить у древности о том,

Как королём и почему у нас стал Вицлав,

Что своим браком и примером показал,

Какое Венд и Рус нашли у нас богатство?

Великое оно для Вендов и для Русов,

Ведь от него их славные правители пошли.

В комментарии 1716 г. к данному месту говорилось: «Мекленбургские историки Латом и Хемниц считали Вицлава (Witzlaff, или Vitislaus, Vicislaus, а также возможно написание Witzan, Wilzan) 28-м королём вендов и ободритов, который правил в Мекленбурге во времена Карла Великого. Он женился на дочери князя Руси и Литвы, и сыном от этого брака был принц Годлейб (Godlaibum, или Gutzlaff), который стал отцом троих братьев — Рюрика (Rurich), Сивара (Siwar) и Трувора (Truwar), урождённых вендских и варяжских (Wagrische) князей, которые были призваны править на Русь»{155}. Согласно сочинению мекленбургского нотариуса Ф. Хемница, написанном в 1687 г. и использованном в труде 1717 г. Ф. Томаса, и генеалогическим таблицам С. Бухгольца, опубликованным в 1753 г., ободритский князь Витслав был дедом трех братьев, а король вендов и ободритов Гостомысл (которого не следует путать с новгородским посадником) приходился трем этим братьям племянником. Следует отметить, что средневековые франкские анналы упоминают короля ободритов Виццина или Витцана, убитого саксами в 759 г.{156}, и ободритского князя Гостомысла, убитого Людовиком Немецким в 844 г.{157} Точно так же известен средневековым хроникам и Годлиб, отец Рюрика согласно мекленбургской генеалогии. Он был повешен датским королем Годофридом в 808 г., когда скандинавский предводитель захватил город ободритов Рерик{158}. Трех сыновей Годлиба современные описываемым событиям западные хроники не знают, что, впрочем, не удивительно, если принять во внимание то, что они были призваны на восток Европы и исчезли из поля зрения западных средневековых анналистов.

С этой немецкой традицией следует сопоставить отечественную Иоакимовскую летопись. Правда, согласно ей, Гостомысл был дедом Рюрика, Синеуса и Трувора, а немецкие источники утверждают, что русская княжна была не матерью, а бабкой трех братьев. При всей несомненной ценности указания обоих источников о родстве между Гостомыслом и Рюриком — чрезвычайно важной подробности, которую не знает никакой другой источник, — определение этого родства различно: в русской традиции Гостомысл — дед Рюрика, а в немецкой — его племянник. Однако это последнее разночтение легко объясняется исходя из славянской традиции имянаречения новорожденных: «У русских был обычай первому сыну давать имя деда с отцовской стороны, второму — имя деда с материнской стороны…»{159} Это обстоятельство свидетельствует в пользу схемы родства Иоакимовской летописи. Чем же объяснить совпадения между обоими источниками, составленными на противоположных берегах Балтики? Б.А. Рыбаков считал, что в окончательном виде Иоакимовская летопись была составлена в XVII в.{160}, и, следовательно, о существовании мекленбургских генеалогий в их окончательном виде компилятор данной летописи знать не мог. Теоретически В.Н. Татищев мог быть знаком с немецкой родословной. Даже если предположить, что ода и генеалогические таблицы были ему известны и на основании их он внес изменения в текст Иоакимовской летописи, то скорее всего он постарался бы согласовать свои изменения с мскленбургскими данными и не только привел бы их в соответствие, но и указал бы имя отца Рюрика. Сами существующие разночтения указывают на то, что русский историк не подгонял имеющуюся у него летопись под немецкую генеалогию. Что же касается «Истории российской» В.Н. Татищева, то его труд был впервые опубликован лишь в 1768 г., уже после смерти автора. Следовательно, авторы немецких генеалогий и оды также никак не могли знать о существовании Иоакимовской летописи. По поводу немецких источников норманистами высказывались подозрения, что они были придуманы в связи с заключенным династическим союзом с Россией, однако эти подозрения неосновательны: генеалогия Рюрика как сына Годлиба была изложена уже в манускрипте 1687 г.{161}, т.е. до свержения Софьи, когда вопрос о русско-мекленбургском браке даже не возникал. Еще раньше сыном ободритского князя называл Рюрика Б. Блат (1560–1613 гг.){162}. Также до заключения этого брака были опубликованы в 1708 г. знаменитые генеалогические таблицы И. Хюбнера{163}. О том, что данная традиция существовала в Германии еще в допетровскую эпоху, красноречиво говорит тот факт, что еще в 1613 г. в Кельне была издана книга французского ученого Клода Дюре, в которой варяги отождествлялись с вандалами и венетами и говорилось, что именно от них и происходит Рюрик{164}. Благодаря союзу Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны давние родственные связи двух правящих династий на какое-то время оказались в центре внимания, однако сами они не была выдуманы в связи с заключенным браком.

Таким образом, мы имеем два совершенно независимых друг от друга источника, которые хоть и были опубликованы весьма поздно, однако достаточно точно описывают как предысторию призвания трех князей, так и их происхождение. Оба они знают как Рюрика, Синеуса и Трувора, так и их предков, соответственно с отцовской и материнской стороны, оба они подчеркивают родство Рюрика с Гостомыслом. В части, не связанной с тремя братьями, общая достоверность обоих источников подтверждается третьими независимыми источниками: в средневековых западных хрониках упоминаются дед, отец и племянник Рюрика согласно мекленбургской генеалогии, а точность последующих событий, описываемых в Иоакимовской летописи, подтверждается археологическими раскопками. Даже если предположить, что на Руси и в Мекленбурге в XVII–XVIII вв. неизвестные компиляторы по каким-то причинам практически одновременно решили внести свои догадки о происхождении Рюрика и его братьев в древние источники, вероятность совпадения между их выдумками равняется нулю. Все эти обстоятельства говорят о том, что в основе обеих поздно опубликованных текстов лежат более ранние данные, описывающие родословную первых русских князей с восточно- и западнославянской точек зрения, с материнской и отцовской стороны. Иоакимовская летопись знает имена матери Рюрика и его деда с материнской стороны, но не знает имени отца, а мекленбургская генеалогия не знает имени матери (по ее представлению бабки) первого русского князя, но зато дает имена отца, деда с отцовской стороны и все остальные родственные связи по мужской линии. Все это в совокупности позволяет нам сделать вывод, что это два взаимодополняющих друг друга источника совместно отражают реально происходившие на берегах Варяжского моря в раннем Средневековье события.

Все эти данные показывают несостоятельность утверждений норманистов о том, что сведения о родстве Рюрика с ободритскими князьями были выдуманы в связи с браком Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны в 1716 г. и соответственно не могут рассматриваться в качестве источника по вопросу происхождения русской княжеской династии. Понимая, что происхождение Рюрика из рода западнославянских князей не оставит камня на камне от их концепции, они сделали все, чтобы вывести мекленбургские генеалогии из числа источников для изучения проблемы происхождения Руси. В результате их усилий сложилась более чем парадоксальная ситуация. Вместо объективного изучения данной генеалогической традиции, которая в конечном своем виде действительно представляет сложный и неоднозначный исторический источник, в отечественной науке она попросту замалчивалась на протяжении нескольких столетий.

Благодаря стараниям норманистов о генеалогических таблицах, в которых упоминался Рюрик и его братья и которые были известные еще первому поколению отечественных историков, практически не говорилось ни в одном исследовании по истории Древней Руси. На русском языке эти генеалогии, да и то частично были впервые опубликованы в 2004 г. В.И. Меркуловым. Как отмечал этот исследователь, противники объективного изучения данного источника не останавливались даже перед уничтожением той книги, где он был опубликован. Так, в редкой книге И. Хюбнера первой трети XVIII в., хранящейся в Государственной публичной исторической библиотеке, кто-то испортил или вырвал именно те страницы, которые относились к генеалогии королей вандалов, вендов и ругов{165}. Причины подобных антинаучных действий, прямо стремящихся не допустить исследования всего комплекса данных, относящихся к происхождению Руси, очевидны: совершающие их очень хорошо понимают, что введение в научный оборот столетиями замалчивавшихся данных неизбежно приведет к крушению многих устоявшихся догм, и всеми силами пытаются не допустить этого.

Показав значение мекленбургских генеалогий в изучении вопроса о происхождении русской княжеской династии и соответственно варяжской Руси, рассмотрим теперь то, что в них говорится о самых первых предках Рюрика. Данные о начале родословной мекленбургских герцогов за единственным исключением не переводились еще на русский язык, и соответственно сами эти известия и степень их достоверности еще не изучались в отечественной науке. Собственная генеалогическая традиция потомков славянских правителей Мекленбурга связывает появление их рода на этих землях с образом Антюрия. Николай Марешалк Турий в своих написанных еще в XV в. «Анналах герулов и вандалов» сообщает: «Антюрий поместил на носу корабля, на котором плыл, голову Буцефала, а на мачте — водрузил грифа»{166}. Антюрий был легендарным предком ободритских князей, а Николай Марешалк Турий считал его соратником Александра Македонского. Знаменитый конь прославленнего греческого полководца звался Буцефалом (буквально Бычьеголовым), и с его помощью Турий объясняет возникновение сочетания бычьей головы и грифона в мекленбургском гербе.

С. Бухгольц в своей книге «Опыт по истории герцогства Мекленбург», изданной в 1753 г., также повторяет описание корабля, на котором он плыл, и называет его первым герцогом вандалов и полководцем Александра Македонского. Само имя Anthyrius или Anthur он пытался объяснить как Великого Тура (Thur) или Тора (Thor). Однако, в отличие от Марешалка, С. Бухгольц пишет, что неизвестно, был ли Антюрий великим полководцем, но зато у него были очень развиты гражданские добродетели. Он заложил города Мекленбург, Буков, Верле, Рене, Рефин (современный Росток) и Старград, а также развивал торговлю своего народа с кимврами, датчанами и шведами, что было очень полезно для его народа. Наследником Антюрия в Мекленбурге стал его сын Аттавас (Attavas), а другие его сыновья в 322–111 гг. до н.э. должны были перебраться в Финляндию{167}.

Закономерно возникает вопрос, насколько мы можем доверять этой генеалогической традиции, изложенной достаточно поздно авторами XV–XVIII вв.? Очевидно, что без критического анализа мы не можем отделить реальные факты от более позднего вымысла и использовать предания мекленбургского правящего дома в нашем исследовании. В первую очередь обращает на себя внимание, что все эти источники применительно к древнейшему периоду говорят о правителях вандалов, а не славян или русов. Однако уже Марешалк наделяет Антюрия символами, которые, как мы увидим чуть ниже, соотносятся со славянским богом Радигостом. С. Бухгольц в своем труде называет богами вандалов Прове, Сиву, Радигоста, Триглава и Святовита, бывших, как нам известно из средневековых источников, богами западных славян. Значительная часть упомянутых им вандальских королей носит чисто славянские имена, как Вислав (Wislav) I, Витцлав (Witslav) I, Мечислав (Miecslav) I и т.д. Наконец, вандальскими королями С. Бухгольц именует Скалко и Струнико, хоть и не включает их в мекленбургскую генеалогию{168}. Однако оба последних правителя фигурируют уже у датского средневекового хрониста XII в. Саксона Грамматика в качестве вождей венедов{169}.

Все эти факты показывают, что под вандалами авторы мекленбургских родословных имели в виду венедов, т.е. западных славян. Легко понять и причины подобного отождествления: после покорения немцами западнославянских земель потомкам славянских правителей для более легкого и быстрого вхождения в состав правящего класса Священной Римской империи германской нации весьма желательно было обзавестись «германской» родословной, подчеркивающей их равенство с основной массой немецкой знати.

Стремлением соответствовать германской традиции объясняется и отнесение Антюрия к приближенным Александра Македонского. Книжная легенда относила приход саксов в Германию также ко времени Александра Македонского: «Предки наши, которые пришли в эту страну и изгнали тюрингов, были в войске Александра, с их помощью он покорил всю Азию. Когда же Александр преставился, они не посмели оставаться в той земле из-за ненависти к ним и поплыли они на трехстах ладьях, и пропали они все кроме пятидесяти четырех. Из них восемнадцать пришли к пруссам и сели там, двенадцать сели на Руйе (Рюгене); двадцать четыре пришли в землю сию. Так как их было не столь много, чтобы они могли обрабатывать землю, и так как они перебили и выгнали тюрингов-господ, то мужиков они не тронули и оставили им поля на том праве, какое и поныне у литов, оттого и пошли литы»{170}.

Понятно, что присутствие саксов в войске Александра Македонского является домыслом средневековых книжников, однако вариант этого предания мы можем найти у Адама Бременского: «Итак, вначале саксы проживали в районе Рейна (и звались англами); часть их перешла оттуда в Британию и изгнала с этого острова римлян; а другая часть, захватив Тюрингию, удержала за собой этот край. Об этом вкратце упомянул Эйнхард, начав тем самым свою историю. «Народ саксов, — говорит он, — происходит, согласно старинным преданиям, от англов, жителей Британии; переплыв в поиске новых мест обитания через океан, они пристали к берегам Германии в месте, что зовется Хадельн, в то время как Теодорих, король франков, сражался против своего зятя Ирминфрида, герцога тюрингов, и жестоко опустошал их землю огнем и мечом. Когда они сразились уже в двух битвах с неясным исходом и без решительной победы и обе стороны понесли большие потери, Теодорих, отчаявшись уже в победе, отправил послов к саксам, чьим герцогом был Хадугато. Узнав о причине прибытия саксов, он обещал им в случае победы места для поселения и тем самым привлек их к себе на помощь. Поскольку теперь они храбро сражались вместе с ним, ведя борьбу за свободу и отчизну, он одолел противников. Когда местные жители были разорены и чуть ли не полностью истреблены, он, согласно своему обещанию, передал победителям их землю. А те разделили ее по жребию, но поскольку многие из них пали в бою и они из-за своей малочисленности не могли занять ее целиком, то часть ее, в особенности ту, что обращена на восток, они передали для обработки отдельным колонам при условии уплаты дани за свои наделы»{171}.

В этом более раннем варианте легенды ошибочным является отождествление саксов с англами, что, впрочем, объясняется тем, что оба этих племени совместно завоевали Британию. Александру Македонскому в этом случае соответствует франкский король Теодорих, правивший в 511–534 гг. Соответственно и завоевание Тюрингии саксами происходит не в IV в. до н.э., а в 531 г. н.э. Однако ключевые моменты — завоевание Тюрингии с истреблением значительной части первоначального населения, малочисленность победителей-саксов, в результате чего часть земли передается ими для обработки зависимому населению — даже в позднем и, казалось бы, совсем неправдоподобном варианте легенды сохраняются в достаточно полной степени. В свете нашего исследования следует обратить внимание на ту часть саксонской легенды, которая указывает на какую-то связь между Саксонией, Рюгеном и землями пруссов. Поскольку рассмотренные выше источники отмечают существование каких-то русов на границе с Пруссией, а Рюген, как было показано автором в исследовании о «Голубиной книге», также считался островом русов, последняя подробность представляет собой явный интерес.

Поскольку саксы играли самую активную роль в покорении западнославянских земель, то после подчинения правителей последних германскому императору очевидно стремление потомков славянских князей не только обзавестись «германской» родословной, но и возвести ее к той же эпохе, о которой гласила саксонская легенда. Совершенно в соответствии с понятиями той эпохи правители Мекленбурга пытались обосновать древность своего рода и его пребывания на своих землях путем «подгонки» своей генеалогии к фантастическим преданиям своих завоевателей. Сделанные наблюдения не только объясняют самые фантастические черты мекленбургской генеалогии, но и показывают причины их возникновения, что в свою очередь дает нам возможность хотя бы приблизительно определить время сложения ее окончательного варианта. Цель, которую преследовало упоминание о вандальском происхождении и отнесение времени действия основателя рода к эпохе Александра Македонского, достаточно определенно указывает, что все эти подробности были включены в период вхождения правителей Мекленбурга в состав германской знати, поскольку ни до, ни после этого периода необходимости в подобных подробностях просто не существовало. Косвенным указанием на время этого процесса может служить германизация имен правителей Мекленбурга. После убийства немцами Никлота в 1160 г. его дети окончательно признают над собой власть завоевателей и иноземные имена появляются в их роду, начиная с Генриха Борвина (1178–1227), вслед за которым появляются Николай (1219–1225), Иоанн (ум. 1264), Альбрехт (ум. 1265) и т.д.{172}Таким образом, если в политическую систему Германской империи бывшие славянские князья включаются во второй половине XII в., то в культурном отношении их вхождение в новую среду, если судить по даваемым в правящей династии именам, происходит в следующем столетии.

Точно так же, явно задним числом, Антюрию было приписано основание западнославянских городов. Археологическими раскопками установлено, что Велиград-Мекленбург, будущая резиденция сначала ободритских, а впоследствии и мекленбургских князей, был основан в первой четверти VII в.{173} Похожую картину мы видим в Северном Полабье и Поморье, где укрепленные славянские поселения появляются также в VII в.{174}

Однако наряду с этими поздними напластованиями в предании об Антюрии явственно прослеживается и значительный мифологический слой. Второе предположение С. Бухгольца о связи имени основателя Мекленбургской династии с Тором никак не обосновано, поскольку никаких черт, хотя бы отдаленно напоминающих скандинавского бога, в его облике не присутствует. Однако его первое предположение о связи Антюрия с туром заслуживает внимания, поскольку, согласно легенде, на носу его коробля была голова быка, вошедшая впоследствии в герб мекленбургских герцогов. Культ тура присутствовал и в язычестве западных славян: при раскопках западнославянского святилища в Гросс-Радене было установлено, что над входом в него висел череп зубра — символ силы и благополучия{175}. С течением времени голова дикого зубра — тура славянского фольклора — вполне могла превратиться в голову быка.

Культ этого животного сохранился даже в современной топонимике: западнее этого святилища, в относительной близости от Шверина, последующей столицы одной из ветвей мекленбургских герцогов, и реки Варновы есть город Туров (Thurow), а еще один город практически с аналогичным названием (Turow) располагается примерно между Гримменом и Деммином, причем к востоку от него находится «город грифонов» Грейфсвальд (Greifswald), название которого непосредственно связано со вторым символом, который украшал корабль Антюрия. Данный город впервые упоминается в письменных документах под 1209 г. как место проведения ярмарки, в 1250 г. он получил права города, а 1278 г. он входит в состав Ганзы. Грейфсвальд входил в вендскую или любекскую треть Ганзы и, хоть и был основан цистерцианским монастырем Ельденой, однако «и здесь следует допустить, по крайней мере, известную преемственность от прежней славянской торговли к новой неславянской»{176}.

Для определения происхождения варяжской Руси следует обратить внимание и на весьма важное свидетельство отечественной летописи о наличии культа тура среди заморских варягов. Описывая войну Владимира с Рогволдом, Повесть временных лет рассказывает о происхождении последнего, одновременно говоря и о происхождении названия города Турова: «бе бо Рогъволодъ перешелъ изъ заморья. имаше волость свою Полотьскъ. а Туръ Туровъ. о него же и Туровци прозвашаса»{177}. То, что один из предводителей пришедших из-за моря варягов носит чисто славянское имя Тур, отражающее культ данного животного, в очередной раз свидетельствует о славянском происхождении самих варягов. Наличие же двух городов Туров в Германии указывает на возможный ареал происхождения предводительствуемых летописным Туром варягов.

Рис. 3. Древнерусские подвески с головой быка 

Культ тура был распространен и у восточных славян. Касаясь их верований, мусульманский автор Гардизи отмечал: «Они поклоняются быкам»{178}. Под 1146 г. летопись упоминает Турову божницу около Киева{179}. Как установили исследователи, первоначально культ тура возник в каменном веке и был связан с охотой, а после распространения земледелия образ священного животного был соотнесен с Великой богиней-Матерью: «Космос в представлении древних земледельцев делился на три зоны. В центре мироздания (между небом и землей; эта схема хорошо видна на росписях сосудов) находилась Великая богиня-Мать. Верхняя зона — небо — принадлежала Быку-Солнцу, от которого зависело ежегодное наступление весны. Хозяином нижней зоны — рек, озер и подземного мира, источника подземных вод — был Змей. Нормальный производственный цикл в земледелии, по представлениям наших далеких предков, мог осуществляться только при взаимодействии этих трех персонажей. Великая богиня попеременно вступала в священный брак то с Быком-Солнцем, то со Змеей-Водой, и в результате этого на свет появлялись люди, животные и растения»{180}. На Руси отголоском этих представлений являются средневековые подвески из земли радимичей, в центре которых была изображена большая голова быка, а по бокам — семь женских фигур (рис. 3), а также более поздние эротические игры, связанные с образом тура или быка{181}. К этому же кругу представлений восходит Буй Тур Всеволод «Слова о полку Игореве» и Иван Быкович русских сказок.

Судя по всему, аналогичные представления существовали и у западных славян. В.И. Меркулов отмечает: «Вандалы, по легенде, вели свое происхождение от мифического короля Антура I, который был женат на богине Сиве»{182}. Имя этой западнославянской богини можно сопоставить с латышек, sieva «жена»{183}, что весьма точно отражает ее функцию. Соответственно образ первопредка мекленбургских герцогов генетически восходит к эпохе матриархата, который первоначально в буквальном смысле являлся туром, зооморфным супругом Великой Богини. На культ последней указьшает топоним Девин в Северной Германии, но и еще одно обстоятельство. В.И. Меркулов обратил внимание, что в немецких генеалогиях брат Рюрика Синеус постоянно именуется Сиваром, а в Ливонской Рифмованной хронике упоминается рыцарь Сиверт, возглавлявший в XIII в. войска, сражавшиеся в Северной Эстонии. Оба имени рассматриваются исследователем как производные от имени богини Сивы{184}. В принципе ничего невозможного в этом нет, и западнославянская ономастика дает пример подобных имен: Казн, дочь чешского Крока, и Казимир, достаточно распространенное имя среди польских правителей. Поскольку мекленбургские как письменные, так и устные источники знают только форму Сивара, а древнерусские — только Синеуса, это свидетельствует не только о самостоятельном происхождении обеих традиций, но и об отсутствии у более поздних авторов попыток согласования их друг с другом.

Древность возникновения образа супруга Великой Богини подтверждает и сохранившаяся в генеалогии архаичная форма имени его сына Аттаваса. С одной стороны, этимологически оно родственно славянскому слову отец. О.Н. Трубачев установил, что в основе слав. otьсь лежит множественное значение «отцов», выведя следующую этимологическую цепочку: otьсь<att-iko-s<atta: «Вернувшись к слав, otьсь и уже будучи знакомы с его этимологической структурой, мы можем придти к тому выводу, что первоначально члены рода употребляли термин otьсь как название ближайшего отца, который сам… происходил от старшего, общего отца (слав. otъ, и.-е. atta)»{185}.

С другой стороны, Э. Бенвенист отметил, что у большинства индоевропейских народов название отца образовано от корня pater. Исключение составляют хет. atta, лат. atta, гр. atta, гот. atta, ст.-слав. otьсь. Ученый установил, что корень pater означал первоначально не физическое лицо, а лицо мифологическое — верховного бога, а корень atta — «отца-кормильца», того, кто растит ребенка. Причину возобладания термина atta в части индоевропейских языков Э. Бенвенист видел «в ряде глубоких изменений в религиозных представлениях и в социальной структуре общества»{186}. В индоевропейской мифологии наиболее близкой параллелью этому имени является Атвия, упоминаемый в иранской Авесте как второй человек после Вивахванта, который выжал священный сок хаомы. Наградой ему становится рождение сына-победителя дракона Трайтаоны: «Атвия был вторым человеком, который выжимал меня для телесного мира; то благо постигло его, та прибыль дошла до него, что у него родился сын Трайтаона из богатырского дома, который убил Змея-Дахаку…»{187} В более поздней пехлевийской традиции отца героя зовут Атбин, Пуртур или Пургав, причем во втором случае в его имени мы вновь видим корень тур, а в последнем случае имя отца Трайтаона-Феридуна составлено из двух слов: пур — «сын» и гав — «бык, корова»{188}. Таким образом мы здесь видим не только этимологическое, но и семантическое сходство, что дает нам основание констатировать генетическое родство западнославянского и иранского мифологических персонажей. На иранское влияния указывает и мекленбургская генеалогия, утверждающая, что женой Аттаваса была сарматская принцесса Оритис{189}. Сопоставление всех этих данных позволяет реконструировать первоначальную форму мифа: могучая мужская сила бога-быка стимулирует плодородие богини растительности, а результатом их союза оказывается сын Аттавас, становящийся для венедов «отцом-кормильцем» в буквальном смысле слова. С его именем перекликается племенное название атторосов «Баварского географа», «народа свирепейшего». С одной стороны, данное название показывает, что образ второго мифологического предка ободритских князей имел под собой какую-то историческую подоснову, отразившуюся в племенном самоназвании. С другой стороны, мы видим, что вторая часть этого названия содержит в себе корень рос-, указывающий на его связь с русами-росами. Весьма показательно, что в Иране Атвия являлся потомком и преемником Вивахванта, тождественного индийскому Вивасвату и славянскому Дажьбогу, которые почитались в своих странах как божественные основатели солнечных династий земных владык. В «Слове о полку Игореве» не только князья, но и весь русский народ в целом дважды назван внуком Дажьбога, культ которого, как было показано в специально посвященном ему исследовании, существовал и на территории Северной Германии. Все эти факты говорят о существовании русского солярного мифа не только среди восточных, но и западных славян, у которых он на каком-то этапе оказался связан с именем второго правителя мекленбургской генеалогии.

Однако это была архаичная форма мифа и в историческую эпоху Антюрий выступает уже не как бык, а как человек, корабль которого украшен символами этого животного и грифона. Этот второй символ, также вошедший в мекленбургский герб, представляет не меньший интерес для нашего исследования.

Грифон присутствует на гербах как отдельных западнославянских князей, так и западнославянских городов задолго до XV в. Быка и грифона мы уже видим на щите мекленбургского герцога Альбрехта II (1318–1379 гг.), грифонов мы видим на гербах Померании, Волегаста, Штеттина и Ростока в 1400 г., бык присутствует на щите Прибыслава И.В. свете приводимой Турием символики особый интерес представляет для нас герб города Голенова (рис. 4), на котором изображен корабль, мачта которого заменена деревом, на вершине которого сидит грифон. Первая печать с этим весьма любопытным городским гербом датируется 1268 г.{190}, т.е. задолго до того, как Николай Марешалк Турий опубликовал свои «Анналы». Следовательно, этот автор лишь произвольно приурочил время действия родоначальника мекленбургской династии к одному из самых знаменитых персонажей античной истории, а при описании символики, помещенной им на корабль, следовал местной западнославянской традиции. Весьма показательно, что как генеалогическая легенда, так и герб Голенова помещают грифона на корабле, указывая на заморское происхождение как правящего рода, так и данного геральдического символа. Поскольку само название ободритов по наиболее вероятной этимологии было образовано от реки Одер, то интересно отметить, что немецкий Грейфсвальд и польский Голенов находятся относительно недалеко от данной реки.

Рис. 4. Герб города Голенова 

Необходимо подчеркнуть, что появление грифона в мекленбургском гербе не следует объяснять немецкой геральдической модой. Специально рассматривавший геральдику в качестве вспомогательного исторического источника Д.Н. Егоров отмечает, что на территории Германии гриф (искусствоведы обычно предпочитают называть это мифическое животное грифоном) встречается в гербах, исключительно ведущих свое происхождение от славян рыцарских родов. Более того, сами немецкие позднесрсдневековые источники констатируют связь грифона именно со славянским язычеством: «Есть, наконец, ценное указание, связывающее “грифа” именно со славянским паганизмом (язычеством. — М.С.), идущее к тому же от одного из крупнейших гербоведов XV века: рыцарь Грюнемберг в 1486 г. рассказывает, что у “вендов” на далматинском побережье, именно в Заре, было божество-гриф, изображение которого рассеялось, как только прикоснулся победный символ креста»{191}. Происхождение образа грифона в славянском язычестве мною было подробно рассмотрено в исследовании о Радигосте{192}. Таким образом, мы видим, что оба элемента мекленбургского герба, происхождение которого связывается с переселением на новые земли Антюрия, действительно восходят к западнославянской языческой традиции.

Рис. 5. Герб мекленбургских герцогов

Еще одним доказательством существования данного культа является герб мекленбургских герцогов, на котором были изображены бычья голова и гриф (рис. 5). Исследователи достаточно рано связали происхождение этого герба с описанием идола Сварожича-Радигоста, сделанного достаточно поздним автором Ботоном: «Оботритский идол в Мекленбурге, называвшийся Радигостем, держал на груди щит, на щите была (изображена?) черная буйволья голова, в руке был у него молот, на голове птица»{193}. В эпоху, когда верования западных славян были описаны католическими миссионерами, главным центром почитания этого бога был город Ретра. При описании его Гельмольд (ок. 1125 — после 1177 г.) отмечает одну важную деталь: «Ибо ратари и доленчане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Редегаста, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради (получения) ответов и ежегодных жертвоприношений»{194}. Это замечание Гельмольда указывает как на древность культа Радигоста у живших в этом регионе славян, так и то, что его культ давал основание для притязаний на политическую власть. Подобно своему отцу Сварогу, Радигост был также связан с княжеской властью. Помимо того что герцоги Мекленбурга и Померании включили в свои гербы связанные с этим божеством атрибуты, на эту связь указывает еще и упоминание короны Радигоста, выставленной еще в XV в. в окне христианской церкви: «…есть в окрестностях Гадебуша, который обтекает река Радагас, носящая имя божества, корона которого (из меди, от расплавленного его идола), поныне видна в окне храма»{195}. Хоть Ретра находилась на территории племенного союза велетов, однако и у враждовавших с ними ободритов данный бог также почитался: «…Радигост, «бог земли бодрицкой», также как бог лютичей, должен был иметь у бодричей особое племенное капище (по преданию, оно находилось именно в Мекленбурге)»{196}.

Следует также отметить, что в предании об Антюрии отразились и некоторые исторические подробности. Объявив его полководцем Александра Македонского, поздние немецкие авторы вполне могли приписать ему самые небывалые воинские подвиги, благо к этому располагал уже сам его титул. Вместо этого С. Бухгольц фактически отказывает Антюрию в лаврах великого полководца, делая взамен акцент на его градостроительную деятельность и развитие им морской торговли. Однако морская торговля играла заметную роль в жизни русов на берегах Варяжского моря. Более того, именно Радигост, символами которого был украшен корабль Антюрия, являлся богом-покровителем торговли. На эту его роль прямо указывает древнечешская рукопись Mater verborum: «Радигост, внук Кртов — Меркурий, названный от купцов (a mercibus)»{197}. Все эти факты показывают, что в данном аспекте мекленбургская генеалогия в какой-то мере отражает историческую действительность.

Завершая анализ предания об Антюрии и его сыновьях, следует отметить, что родоначальник мекленбурге кой династии представляет полумифологическую фигуру, в которой причудливо сплелись как весьма архаические мифологические представления, находящие свое подтверждение в западнославянской религиозной традиции, так и относительно поздние наслоения, вызванные необходимостью интеграции правителей Мекленбурга в элиту Германской империи. Вместе с тем в дошедших о нем известиях прослеживаются отголоски и реальных исторических событий, связанных с началом расселения части западных славян на южном побережье Балтики.

В силу этого он представляет собой собирательный образ неизвестных ободритских князей, чьи дела впоследствии были приписаны мифологическому родоначальнику.

Возвращаясь к вопросу о времени появлении русов в Северной Германии, следует обратить внимание еще на несколько моментов, указывающих на достаточно ранний период. Как отмечалось ранее, культ Радигоста был одним из древнейших у западных славян, и его символы мы видим у Антюрия, с именем которого мекленбургская традиция связывает появление предков славянских князей на территории Германии. Однако похожее имя Радегаст или Радагайс носил германский вождь, который под напором гуннов в 404 г. повел огромную армию из готов, вандалов, свевов, бургундов и алан с берегов Балтийского моря на Рим{198}. Испуганные римские авторы писали о четырехстах тысячах варваров, что, разумеется, представляет собой преувеличение, однако огромный масштаб начавшегося переселения не вызывает сомнения и у современных исследователей. Согласны они и с тем, что причиной этого нашествия стало давление на германцев гуннов{199}. Следует отметить, что, в отличие от крестившейся части готов, Радегаст был ярым язычником. Несмотря на его выдающиеся личные качества, задуманное им грандиозное предприятие не увенчалось успехом. Армия варваров была разбита, а сам Радегаст был казнен в Риме 23 августа 406 г. Может показаться, что имя готского или, как он именуется в других источниках, вандальского короля Радегаста или Радагайса лишь случайно созвучно имени славянского бога Радигоста, однако это, по всей видимости, не так. Во-первых, в свой поход Радегаст отправился из того региона, который впоследствии станет центром культа Радигоста и это вряд ли можно считать случайным совпадением. Во-вторых, мекленбургские генеалогии прямо называют пытавшегося захватить Рим Радегаста потомком Антюрия и Алимера, а в качестве его непосредственного предшественника называют Мечислава (Miecslav){200}. Насколько мы можем судить, данные генеалогии смешивают реально существовавшего германского вождя со славянским богом, которому поклонялись впоследствии западные славяне, и С. Бухгольц прямо говорит, что Радегаста стали называть богом после его смерти. Мысль о том, что славяне впоследствии обоготворили потерпевшего поражение германского вождя, столь нелепа, что была решительно отвергнута еще в XVIII в. Э. Гиббоном{201}. В-третьих, именно от этого вандальского короля Радегаста мекленбургские генеалогии выводили род ободритских и вендских правителей, к которому впоследствии принадлежали Рюрик, Синеус и Трувор. Как видим, немецкие источники прочно связывают вождя германцев Радегаста со славянской средой, что делает вполне возможным его наречение в честь славянского бога. Далее мы рассмотрим следы влияния западных славян на англосаксов в религиозной сфере, и нет ничего неожиданного в том, чтобы аналогичное влияние не распространялось и на тех германцев, из среды которых вышел исторический Радегаст.

Однако подчеркивание связей с вандалами не ограничивается одной только династией мекленбургских герцогов. Аналогичную попытку отождествления себя с вандалами мы видим и у поляков, которые также оказались втянутыми в культурно-политическую орбиту Германии, хоть и в меньшей степени по сравнению с ободритами. Автор «Великой хроники» приводит такую легенду о Ванде, дочери первого польского короля Крака, основателя Кракова: «Говорят, что у него [Крака] были два сына и одна дочь. Младший из них по имени Крак, для того чтобы наследовать отцу в королевстве, тайно, прибегнув к хитрости, убил старшего брата. Умер он одиноким, не оставив потомства и только одна его сестра по имени Ванда, что по латыни означает “крючок”, осталась в живых. (…) Она, благоразумнейшая женщина, пренебрегая брачным ложем, великолепно правила Польским королевством согласно воле народа, пока весть о ее красоте не дошла до некоего короля алеманов; поскольку он не мог склонить ее к браку с ним ни деньгами, ни мольбами, [то], желая и надеясь достичь исполнения своих чаяний, он прибегнул к враждебным угрозам и нападениям со своим войском. Собрав большое войско, он приблизился к землям лехитов и пытался враждебно вступить в них. Упомянутая Ванда, королева лехитов, нисколько не испугавшись, вместе со своими вышла навстречу его могущественным силам. Вышеупомянутый король, увидев, что она подошла со своими наводящими ужас полчищами, в смятении то ли от любви, то ли от негодования, воскликнул: “Пусть Ванда повелевает морем, пусть землей, пусть воздухом, пусть приносит жертвоприношения своим бессмертным богам, а я за вас всех, о знатные, принесу торжественную жертву подземным богам, чтобы как вы, так и ваше потомство непрерывно находились под властью женщины”. И вскоре, бросившись на меч, покончил с жизнью. Ванда, получив от алеманов клятвы в верности и вассальной зависимости, вернувшись домой, принесла богам жертвоприношения, соответствующие ее великой славе и выдающимся успехам. Прыгнув в реку Вислу, воздала должное человеческой природе и переступила порог подземного царства. С этих пор река Висла получила название Вандал по имени королевы Ванды, и от этого названия поляки и другие славянские народы, примыкающие к их государствам, стали называться не лехитами, а вандалитами»{202}.

Понятно, что вся эта история является вымыслом средневекового автора, однако в словах, вложенных хронистом в уста короля алеманов, вполне возможно отразились древние западнославянские представления о власти некого женского божества над тремя сферами мироздания по вертикали. Весьма показательно, что в качестве первой стихии, владычество над которой король германцев признавал за Вандой, выступает именно море, а не земля, что роднит польскую традицию с новгородской, в которой название Неревского конца также указывает на водную стихию. Кроме того, некоторые знатные польские фамилии, в том числе и род Корабиев, также возводили свое происхождение к вандалам{203}. Утверждение автора о том, что не только поляки, но и их славянские соседи стали называться вандалитами, весьма показательно. Поскольку во время создания этой хроники ни чехи, ни жители Древнерусского государства не связывали свое происхождение с вандалами, следовательно, этими соседями поляков были покоренные Германией западнославянские племена, что дает нам указание для более точной датировки мекленбурских генеалогий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.