Повелительница. Елизавета I
Повелительница. Елизавета I
16 марта 1554 года во всех залах Вестминстерского дворца горели камины, согревая многочисленную стражу. Сотни солдат и придворных стерегли одного пленника — двадцатилетнюю девушку, которая едва оправилась от тяжелой болезни. Многим делалось не по себе, когда они видели ее хрупкую фигурку, мертвенно-бледное лицо, непослушные рыжие кудри. Но стражники старательно подавляли в себе жалость. Им сказали, что они стерегут опасную преступницу, держащую в руках нити недавнего заговора против королевы Марии, ее сестры. Да, на этот раз под арестом оказалась принцесса Елизавета Тюдор, дочь Генриха VIII от злосчастной Анны Болейн. И с каждым днем росла вероятность того, что ей придется разделить участь матери.
Принцесса зябко ежилась — камин не согревал ее. Верные люди приносили известия о том, что по всей стране идут аресты и казни заговорщиков и тайных протестантов. Сегодня должна решиться и ее судьба. Вот уже распахиваются двери, и в покои входят члены королевского совета — лорды Винчестер и Сассекс. Они сообщают, что должны сопроводить принцессу в Тауэр и корабль уже ждет у причала. На просьбу о встрече с королевой звучит отрицательный ответ. Но может она хотя бы написать своей сестре? Сассекс, который приходится узнице дядей, нерешительно соглашается. Елизавета садится за бюро и торопливо выводит строки: «Никогда не злоумышляла я против Вас лично, никогда не поддерживала и даже не обсуждала шаги, которые могли бы представлять опасность для государства. И пусть Бог покарает меня самой позорной смертью, если я говорю неправду».
Письмо оказало свое действие — Мария сжалилась над сестрой. Вопреки своему прозвищу, «кровавая Мэри» не была жестока и отказалась уступить уговорам испанского посла, который настойчиво твердил: Елизавета опасна даже в тюрьме. Было решено сохранить ей жизнь, оставив в Тауэре. Однако уже через два месяца принцесса покинула мрачную темницу. Через четыре года она стала королевой — самой блистательной в истории Англии. Вопреки уверениям придворных подхалимов, далеко не все жители страны обожали Елизавету. Ее терпеть не могли и безжалостно гонимые католики, и диссиденты-пуритане, и угнетенные ирландцы — добрая половина ее подданных. Но даже они соглашались: страна обрела наконец монарха, воплощавшего собой царственность. Царственный блеск только усиливался от того, что носителем его стала женщина. Это случилось второй раз в британской истории, однако краткое и неудачное правление Марии Кровавой стало лишь репетицией, оттенившей славу ее сестры — «доброй королевы Бесс».
Елизавета родилась в полдень 7 сентября 1533 года в покоях Гринвичского дворца, где по одной из бесчисленных британских традиций разрешались от бремени королевы Англии. С первых дней обстановка вокруг новорожденной принцессы была довольно нервной. Бушевал отец Генрих VIII, с нетерпением ждавший сына, от его упреков плакала мать, шептались придворные, уверенные в том, что рождение нежеланной дочери — Божья кара королю за разрыв с Римом. Многие ненавидели малышку лишь за то, что она — дочь «шлюхи Нэн», укравшей корону у законной королевы Екатерины Арагонской. Спустя три года враги смогли радоваться открыто — Анна Болейн поднялась на плаху, а на ее дочку на много лет легло клеймо незаконнорожденной. Но тогда маленькая Елизавета еще не понимала этого, а на ее положении мало сказывались политические бури. Она жила в загородном дворце Хэтфилд в окружении целой армии нянюшек и слуг. Прежде Хэтфилд занимала дочь Екатерины Мария, которую теперь отселили в дальний флигель и лишили всех почестей. Испанская гордость будущей «кровавой Мэри» не давала ей общаться с сестрой. Когда ее попросили представиться принцессе, Мария резко возразила: «В Англии только одна принцесса — я».
Пока Елизавета считалась законной наследницей, придворные группировки оспаривали друг у друга честь заниматься ее воспитанием. Любые потребности девочки становились предметом сложных бюрократических процедур. Когда пришло время отнимать ее от груди, «начальница нянь» леди Брайан сообщила об этом всемогущему министру Томасу Кромвелю, который передал прошение королю. Генрих дал инструкции гофмейстеру Полетту, который отправил разрешение леди Брайан вместе с инструкцией матери. Сама Анна навещала дочь нечасто — придворные обязанности, праздники и ревнивый характер мужа, требовавшего постоянного ее присутствия возле себя, оставляли для этого мало времени. Король тоже не баловал Елизавету вниманием — в год он посещал Хэтфилд один-два раза. Иногда девочку привозили в Лондон, чтобы показать иностранным послам и наметить будущие выгодные браки. В ту эпоху не считалось зазорным продавать принцесс чуть ли не с момента рождения. Когда Елизавете было семь месяцев, Генрих едва не сговорился о ее обручении с третьим сыном Франциска I. С этой целью малышку предъявили французским послам сперва в «роскошном королевском облачении», а затем голой, чтобы они убедились в отсутствии у невесты физических недостатков.
Во времена, когда больше младенцев умирало, чем выживало, Елизавета росла на удивление здоровой, румяной и не по годам сообразительной. Плакала она редко, зато прекрасно знала, как при помощи слез добиться у нянюшек желанного лакомства или игрушки. Конечно, единственную наследницу баловали и угождали всем ее желаниям. Во время дворцовых торжеств к трехлетней малышке выстраивалась целая очередь пэров, которые складывали у ее ног подношения. Елизавета в сшитом на взрослый манер парчовом платье благодарила каждого, изящно приседая на французский манер. Уже тогда она приучалась вести себя, как подобает королеве, и не забыла эти навыки за время долгих лет безвестности. Девочка навсегда запомнила страшный день 1 мая 1536 года. Прижав ее к себе, мать стояла на коленях перед отцом, выкрикивая жалкие оправдания, а он глядел куда-то вдаль и, казалось, ничего не слышал. После этого Елизавета видела короля очень редко, а мать не увидела больше никогда. На суде Анну обвинили в распутстве, и сразу распространились слухи, что Елизавета — не королевская дочь. В самом деле, худенькая рыжая девочка мало напоминала Генриха VIII, зато была весьма похожа на мать, а также на ее предполагаемого любовника — придворного музыканта Марка Смитона. Сам Генрих, похоже, не сомневался в своем отцовстве, но предпочел убрать с глаз долой ту, что напоминала о его позоре.
Елизавета по-прежнему жила в Хэтфилде под надзором «начальницы нянь» леди Брайан и управляющего Джона Шелтона. Генрих сократил расходы на содержание дочери, но распорядился воспитывать ее по-королевски — ведь она оставалась выгодным товаром для иностранных женихов. Осенью 1536-го у нее появилась новая гувернантка Кэтрин Чембернон, которая заботилась не только о воспитании девочки, но и о ее образовании, обучая ее читать и писать не только по-английски, но и на латыни. На долгие годы Кэт заменила принцессе мать, и позже Елизавета вспоминала: «Она провела подле меня долгие годы и прилагала все усилия к тому, чтобы обучить меня знаниям и привить представления о чести… Мы теснее связаны с теми, кто нас воспитывает, чем с нашими родителями, ибо родители, следуя зову природы, производят нас на свет, а воспитатели учат жить в нем». Елизавету научили всему, что, по тогдашним представлениям, подобало благородной девице, — вести себя за столом, танцевать, молиться и рукодельничать. Уже в шесть лет она подарила маленькому братику Эдуарду батистовую рубашку собственного изготовления.
Вообще-то у Елизаветы не было особых причин любить сына Джейн Сеймур, который окончательно закрывал ей дорогу к трону. Правда, сама королева Джейн обращалась с девочкой ласково, но вскоре после рождения сына она умерла. Потом промелькнули еще две королевы — так быстро, что Елизавета едва успела их заметить. Шестая и последняя супруга отца Екатерина Парр была серьезной и в то же время доброй женщиной, твердо решившей относиться к королевским отпрыскам, как к своим детям. Именно по ее просьбе Елизавета, Мария и Эдуард впервые надолго обосновались в королевском дворце. Старшая сестра ликовала — ей это казалось приближением к желанной власти. А Елизавета тосковала по зеленым лугам и лесам Хэтфилда, по своей Кэт и по товарищу детских игр — Роберту Дадли, сыну одного из приближенных Генриха. Только с ним нелюдимая принцесса была откровенна и однажды сказала, что, насмотревшись на печальную участь отцовских жен, решила никогда не выходить замуж.
С 1543 года Елизавета обучалась наукам под руководством ученых профессоров Джона Чика и Уильяма Гриндела и священника Ричарда Кокса, к которым позже присоединился наставник принца Эдуарда Роджер Эшем. Все они были людьми глубоко верующими и одновременно гуманистами, отвергавшими фанатизм и нетерпимость предыдущей эпохи. Елизавета стала первой английской принцессой, воспитанной в духе Ренессанса; прежде всего это означало изучение древних языков и античной культуры. К двенадцати годам принцесса умела читать и говорить на пяти языках — английском, латинском, греческом, французском и итальянском. Ее таланты произвели большое впечатление на королевского антиквара Джона Лиланда, который, проверив знания девочки, в восторженных словах поведал об этом королю. Вместе с Елизаветой постигали науки другие знатные девицы — сестра королевы Анна Парр и будущая «однодневная королева» Джейн Грей. Иногда эти уроки посещала и принцесса Мария.
После смерти Генриха VIII в положении Елизаветы многое изменилось. Оставив дворец брату, она вместе с Марией переехала в особняк королевы в Челси, где вскоре появился новый хозяин — Екатерина Парр вышла замуж за адмирала Томаса Сеймура. Этот интриган играл важную роль при дворе своего племянника и не терял надежды закрепить ее браком с одной из принцесс. До женитьбы на Екатерине он безуспешно сватался к Марии, а потом так же безуспешно добивался позволения жениться на ее сестре. Считая себя неотразимым кавалером, он начал откровенно приставать к своей падчерице, уже вступившей в отроческий возраст. По утрам он врывался к Елизавете в спальню и принимался тормошить и щекотать юную принцессу, нимало не стесняясь присутствием служанок и верной Кэт, которая к тому времени вышла замуж за дворянина Эшли, но так и не рассталась со своей подопечной. Ни Кэт, ни сама королева не могли остановить нахала, который не раз намекал, что его сердце принадлежит Елизавете. Понемногу девушка начала верить в чувства адмирала, и однажды Екатерина застала ее в объятиях мужа. Разыгрался скандал, и в апреле 1548-го Елизавета со всеми своими слугами переехала в поместье Честнат.
На новом месте принцесса с усердием предалась учебе под руководством Эшема. В сентябре, за два дня до ее пятнадцатилетия, умерла от родов королева Екатерина. По Лондону разнеслись слухи, что адмирал, амбиции которого продолжали расти, вот-вот посватается к Елизавете, и даже Кэт считала это хорошей идеей. Многие считали, что Сеймур уже соблазнил принцессу и именно это ускорило смерть его супруги. Похоже, рыжая чертовка пошла в свою развратницу-мать — яблочко от яблони недалеко падает… Между тем Елизавета, подверженная всем соблазнам молодости, все сильней укреплялась в своем отвращении к браку. Этому способствовало поведение Сеймура, который теперь лицемерно лил слезы над гробом жены, прибрав к рукам ее немалое состояние. Адмирал не скрывал своих притязаний на власть, и Елизавета жила в постоянном страхе того, что он просто вынудит ее выйти за него замуж. Конец наступил в марте 1549-го — Томас Сеймур был арестован по обвинению в заговоре и спустя неделю казнен. Вместе с ним в тюрьме оказались Кэт Эшли и казначей принцессы Перри. Саму Елизавету тоже допрашивали на предмет участия в заговоре, но скоро оправдали.
В октябре 1549 года в Тауэр отправился брат казненного адмирала, протектор Сомерсет. Власть в государстве досталась Роберту Дадли, герцогу Нортумберленду. Этому предшествовало кровавое подавление восстания католиков на западе Англии. Страну опять охватывало религиозное брожение, и обе принцессы не могли остаться в стороне от него. Мария оставалась убежденной католичкой, а воспитанная в протестантском духе Елизавета все больше проявляла себя защитницей новой веры. Юный король Эдуард тоже был протестантом, но почти не вмешивался в дела религии — он все чаще болел, и многие опасались за его жизнь. Летом 1551 года разразилась эпидемия чумы, и короля поспешили отправить в Хэмптон — Корт. Елизавета укрылась в Хэтфилдском дворце, где осталась теперь полновластной хозяйкой. На нее легла забота обо всем громадном хозяйстве — о полях, лесах, сенокосах, о конюшнях и фермах, о старом парке, на деревья которого она лазила ребенком. Теперь ей исполнилось восемнадцать, и она проявила себя рачительной и экономной хозяйкой — лично вела амбарные книги, проверяла счета, раздавала жалованье слугам. Лондон она навещала лишь на Рождество, каждый раз с тревогой наблюдая за ухудшением здоровья короля. В случае его смерти трон займет Мария, которая постарается полной мерой воздать ненавистным протестантам.
Худшие опасения оправдались в мае 1553 года, когда стало ясно, что Эдуард умирает. В преддверии развязки Нортумберленд задумал новую интригу — он женил своего сына Гилфорда Дадли на Джейн Грей, которая могла претендовать на трон как правнучка Генриха VII. Джейн, как и Елизавета, была умна, прилежна в учебе и в полной мере наделена знаменитым тюдоровским упрямством, но ей не хватало железной воли сестры. Под давлением герцога король переписал завещание, лишив Елизавету и Марию престола и оставив его Джейн. 6 июля Эдуард умер, но Мария успела бежать в Саффолк и создала там настоящую армию из католиков и личных врагов клана Дадли. Герцог отправился в поход против нее, но его солдаты разбежались, а королевский совет перешел на сторону Марии.
Новая королева вступила в Лондон в начале августа, и через несколько дней перед воротами Тауэра появилась голова Нортумберленда на пике. В октябре состоялась торжественная коронация, на которой Елизавета занимала почетное место. Она выражала полную покорность сестре и даже согласилась исполнять католические обряды. Однако новые советники Марии — испанские и имперские посланцы — убеждали, что доверять принцессе нельзя. Что, если она очарует какого-нибудь могущественного вельможу или даже иностранного государя и с его помощью захватит власть? Первое время Мария не особенно верила этим слухам, но заговор протестантов в марте 1554-го изменил ее мнение. Именно тогда Елизавета очутилась в Тауэре.
Судьба хранила принцессу — в то время, как десятки людей, включая ее несчастную кузину Джейн Грей, оказались на плахе, а многие протестанты встретили смерть на костре, она отделалась ссылкой в захолустный Вудсток. Правда, в тамошнем сыром климате ее продолжали донимать болезни — опухало тело, лицо покрылось фурункулами, внезапные приступы гнева сменялись слезами. Исполнительный комендант замка Бедингфилд жалел узницу, но строго следовал инструкциям королевы, гласившим — неустанно следить и никуда не выпускать. Приближалась зима, и от холода страдания Елизаветы еще больше усилились. Не раз она обращалась с просьбами к сестре перевести ее в другое место, но Марии было не до того — она недавно вышла замуж за испанского принца Филиппа и от всей души надеялась забеременеть. Будущий ребенок должен был стать надеждой католичества, преградой на пути ненавистной сестры к английскому трону.
Однако пока что Елизавета оставалась законной наследницей, и дальновидный Филипп решил, что безопаснее держать ее поближе к королевскому дворцу. Конечно, еще лучше поскорее выдать ее замуж за какого-нибудь иностранного принца; для этой цели намечался Эммануил-Филиберт Савойский. Пережив тяжелую зиму в Вудстоке, Елизавета весной появилась в столице и неожиданно для себя была встречена приветственными криками толпы. Непрерывные казни протестантов настроили против королевы значительную часть англичан. В Лондоне по ночам разбрасывали листовки, на которых Мария изображалась в обличье мерзкого чудовища, кормящего грудью жабу с лицом испанского принца. Многие с ностальгией вспоминали грозного Генриха VIII, который теперь, по прошествии лет, казался не капризным тираном, а сильным и справедливым правителем. Выросшая Елизавета напоминала отца и высоким ростом, и царственной осанкой, и громким повелительным голосом. И в то же время она была в полной мере наделена женским обаянием, которому поддался даже ее враг Филипп Испанский. После знакомства с принцессой он всерьез подумывал о том, чтобы в случае смерти болезненной супруги предложить руку и сердце ее сестре. Между тем Мария так и не смогла родить ребенка и, потеряв интерес ко всему на свете, позволила Елизавете вернуться в Хэтфилд.
В милом ее сердцу особняке начали собираться старые друзья — Кэт Эшли, казначей Перри, учитель Роджер Эшем. Были и новые — итальянский литератор Кастильоне, ученый алхимик Джон Ди и молодые дворяне, приезжавшие со всех концов Англии, чтобы выразить принцессе свое восхищение и сообщить, как ее любят в народе. Эта любовь доставляла все больше беспокойства королеве, которая подумывала вообще удалить Елизавету из Англии, чтобы выдать ее за дона Карлоса — сына Филиппа от первого брака. Были и другие претенденты — герцог Савойский и австрийский эрцгерцог Фердинанд. Однако Филипп не давал хода этим планам, не оставляя мысли самому жениться на принцессе. Между тем популярность Елизаветы росла, а ее сестры — падала. Помимо казней и постоянного роста налогов этому способствовали неудачи во внешней политике. В январе 1558 года французы взяли штурмом Кале — последний английский оплот на континенте.
Все больше придворных и церковников отправлялись на поклон к Елизавете в Хэтфилд, где образовался настоящий второй двор. Туда приезжали даже иностранные послы, не терявшие надежды устроить брак наследницы с кем-либо из европейских государей. К осени 1558-го, когда здоровье Марии резко ухудшилось, путь ее сестры к трону преграждали лишь два человека. Одним был Филипп Испанский. Другим — Реджинальд Поул, кардинал и архиепископ Кентерберийский, который был убежденным католиком и пользовался большим влиянием при дворе. Однако судьба продолжала хранить Елизавету — 16 ноября, когда Мария испустила последний вздох, Филипп оказался в Испании, а кардинал Поул сам лежал при смерти. В тот же день, ближе к полудню, в зале парламента Елизавета была провозглашена королевой Англии. Узнав об этом, она произнесла на латыни: «На то воля Божья, и она священна в наших глазах». Одновременно о ее коронации объявили в лондонской мэрии, и огромная толпа горожан встретила это известие радостными криками.
Народ приветствовал новую королеву, и она всерьез собиралась доказать, что его надежды не напрасны. Первым делом прекратились казни и преследования протестантов, хотя Елизавета и объявила о намерении хранить католическую веру. Потом пришлось срочно одалживать у лондонских банкиров деньги для уплаты долгов — королевская казна оказалась пуста. Главным делом была коронация — сложный ритуал, призванный напомнить подданным о величии британской монархии. В ее преддверии Елизавета обновляла государственный аппарат, в который вошли как приближенные Эдуарда, так и старые друзья принцессы, включая казначея Перри. Главным советником королевы был назначен Уильям Сесил, ставший вскоре государственным секретарем и лордом Берли. Этот энергичный и трудолюбивый чиновник обладал редкостным умением примирять интересы враждующих дворцовых партий и в то же время был безжалостен к врагам государства. Он был искренне предан Елизавете и воспитал в духе этой преданности своего сына, который сменил его на высоком посту.
За годы правления сестры Елизавета в совершенстве овладела искусством плести интриги и ссорить между собой своих противников. Теперь она применила это умение для того, чтобы манипулировать своими приближенными и добиваться от них всего, что ей нужно. Она вела себя с ними то как капризная кокетка, то как грозная государыня, то как соратница по общему делу, причем эти личины мгновенно сменяли друг друга, ставя озадаченных придворных в тупик. Тем, кто принимал ее слова всерьез, скоро стало ясно — Елизавету интересует только полное подчинение ее воле. Без казней и ссылок она добилась от приближенных куда большего повиновения, чем покойная Мария. Это было нелегко — в первое время при дворе царил настоящий хаос, его заполняли толпы просителей и молодых дворян, ищущих чинов. К королеве они относились почти фамильярно — мало кто сомневался, что скоро она выйдет замуж и станет лишь тенью истинного монарха. Еще ни одна королева, кроме полузабытой нормандской Матильды, не правила Англией самостоятельно. Даже Мария быстро отыскала себе соправителя-консорта. Неужели Елизавета найдет в себе смелость поступить иначе?
16 января 1559 года отшумела пышная коронация, после которой королева приходила в себя не одну неделю. Здесь было все: костюмированные шествия, военные парады, фейерверки, чтение любительских стихов. У ворот Сити лорд-мэр вручил королеве символический подарок — кошель с тысячью золотых марок. В ответ она произнесла речь, которая запомнилась лондонцам надолго. «Благодарю вас, милорд мэр, — говорила Елизавета, — ваших собратьев и всех вас. Поскольку вы просите, чтобы я оставалась вашей госпожой и королевой, будьте уверены, что я останусь к вам так же добра, как всегда была добра к моему народу. Для этого у меня нет недостатка желания и, я верю, не будет и недостатка власти». Акценты в речи были расставлены весьма продуманно: королева обещала быть любящей матерью своих подданных, защитницей слабых и наследницей славных дел своего отца.
Новой королеве требовалось наладить отношения не только с народом, но и со знатью. Во время коронации Елизавета старалась не выделять особо никого не придворных, но уже в скором времени при дворе выявился фаворит. Это был не кто иной, как детский приятель Елизаветы Роберт Дадли, ставший теперь главным конюшим. Этот статный красавец держал себя с королевой так раскованно, что мало кто сомневался в сути их отношений. Шокированные придворные и иностранные послы наблюдали, как Дадли с королевой по вечерам удаляются в опочивальню, закрывая за собой дверь. Елизавета, которой неожиданно полученная власть вскружила голову, казалось, сознательно шокировала общество своим поведением. Верные люди доказывали ей, что молодой конюший ей не пара, что для сохранения власти королеве необходимо срочно порвать с ним и найти себе мужа среди иностранных принцев. Первой разговор об этом завела Кэт Эшли, но ей было заявлено, что если даже королева находит удовольствие в делах, нравственность которых сомнительна, то никто не может ей этого запретить.
Между тем проявлялась главная особенность царствования Елизаветы — что бы ни творилось в личной жизни королевы, это никак не отражалось на ее политике. Сначала она была больше всего занята религиозными делами. Ее воцарение прибавило храбрости радикальным протестантам, которые по всей стране устраивали погромы в храмах и разбивали на куски статуи святых. Сторонниками протестантизма выступали самые активные слои населения, и рано или поздно королеве следовало встать на их сторону. Но сделать это сейчас — значило поставить страну перед угрозой интервенции двух могущественных католических держав, Испании и Франции. Английская армия и флот пришли в плачевное состояние за годы правления Марии, которая заботилась только о своей личной гвардии. Теперь Елизавета до предела сократила расходы государства, направив все средства на закупку оружия и выплату жалованья солдатам. Одновременно она не уставала убеждать Генриха Французского и Филиппа Испанского в своей верности католической вере.
В марте 1559 года был заключен мир с Францией, которой пришлось уступить Кале. После этого Елизавета пошла на принятие Акта о главенстве, который покончил с недолгой гегемонией католиков. Архиепископом Кентерберийским стал протестант Мэтью Паркер. Было восстановлено протестантское богослужение, а посещение католической мессы отныне каралось тюремным заключением. Испанские послы в гневе покинули Англию, но дипломаты других стран продолжали хлопотать о браке Елизаветы. В мужья ей предлагали то австрийского эрцгерцога Карла, то шведского короля Эрика, но чаще всего звучало имя жениха, нежеланного буквально всем, — Роберта Дадли. Расположение королевы к нему не убывало, и весной 1560-го он сам хвастался, что через год займет куда более высокое положение. Оставалась одна преграда — законная жена Дадли Эми Робсарт, но 8 сентября ее обнаружили мертвой у подножия лестницы в собственном доме. Ее муж с утра уехал на охоту вместе с королевой, предварительно отослав слуг.
Разыгрался громкий скандал. Многие были уверены, что королева и Роберт подослали к несчастной женщине убийц. Требовали судебного разбирательства и даже низвержения «рыжей шлюхи». Сановники во главе с Сесилом явились к Елизавете, фактически предъявив ей ультиматум — удалить Дадли от двора. Ей пришлось согласиться, и несостоявшийся жених был отослан в Кью. Смерть Эми оставила пятно на репутации королевы, хотя уже в XX веке исследования ученых помогли оправдать ее. Изучение останков миссис Дадли показало, что у женщины было смещение дисков позвоночника, вызывавшее приступы острой боли, — во время одного из них она могла потерять равновесие и упасть с лестницы. Впрочем, фаворит был вполне способен избавиться от супруги. О его истинном лице говорила предпринятая уже в ссылке попытка сговориться с Филиппом II о его (то есть Дадли) браке с Елизаветой в обмен на обещание проводить происпанскую политику.
В июле 1559 года трагически погиб на турнире французский король Генрих II, и трон занял его сын Франциск, женатый на шотландской королеве Марии Стюарт. Угроза совместного нападения Франции и Шотландии на Англию сделалась еще более реальной, и, чтобы отдалить ее, Елизавета решилась на первую за свое царствование войну. Армия лорда Грея выступила на север, но поход затянулся — шотландцы не принимали боя, донимая противника партизанскими ударами. Только дипломатия Сесила привела к заключению мира, который на долгие годы обезопасил Англию от военной угрозы с севера. Однако оттуда исходила и другая опасность — юный французский король вскоре умер, и его супруга вернулась в Шотландию. Она имела права на английский престол как правнучка Генриха VII и к тому же была правоверной католичкой, что надолго сделало ее имя знаменем противников Елизаветы. Тем временем о своих правах на трон заговорили и две выживших сестры Джейн Грей — Мария и Екатерина. Их подбадривали болезни королевы — она продолжала страдать от опухолей, а осенью 1562-го едва не умерла от оспы, хотя, вопреки обыкновению, болезнь не оставила на ее лице никаких следов.
Некоторые современные историки предполагают, что из-за слабого здоровья Елизавета была не способна к деторождению и именно поэтому отказывалась выходить замуж. Другие видят причину этого решения в подсознательном страхе перед замужеством, воспитанном опытом неудачных браков отца. Третьи принимают на веру версию самой Елизаветы, которая уверяла, что не хочет выходить замуж за одного мужчину, поскольку она «замужем за всей Англией». Возможно, королева на самом деле старалась не допустить к власти ни одного из британских и особенно иностранных соискателей ее руки. Она желала править сама, резонно считая, что справляется с этим не хуже монархов-мужчин. Ради любви к власти она отказалась даже от любви к Дадли, которую сохранила и после происшествия с Эми. Постепенно фаворит вновь обрел былое влияние, получив титул графа Лестерского и пост командующего армией. Во время опасной болезни королевы она именно ему завещала регентство над Англией в случае своей смерти.
И все же к 1563 году былая любовь сошла на нет. Елизавета даже собиралась женить Дадли на своей заклятой враги-не — Марии Стюарт. Шотландский посол Мелвилл писал позже, что королева «говорила о нем, как о брате и лучшем друге, за которого она и сама была бы счастлива выйти, если бы не решила никогда не вступать в брак. Но уж коль скоро дала она себе слово остаться девственницей, то пусть он достанется королеве, ее сестре». Брак не состоялся — Мария предпочла Лестеру своего дальнего родственника лорда Дарнли. За этим последовала череда драматических событий, которая в 1567 году привела шотландскую королеву на английскую границу, а потом в тюрьму в замке Тьютбери.
В Англии Мария оказалась еще опасней для Елизаветы, чем была в Шотландии. Это проявилось в ноябре 1569 года, когда графы Нортумберленд и Уэстморленд подняли на севере восстание под католическими лозунгами. Тысячи людей стеклись под их знамена, отрекшись от «протестантской ереси». По слухам, во главе заговора стоял один из самых влиятельных вельмож — граф Норфолк, но он еще в октябре был заключен в Тауэр. Однако у восставших были союзники посильнее — короли Франции и Испании и римский папа, снабжавший мятежных графов деньгами через лондонских банкиров-итальянцев. Королевское войско во главе с графом Сассексом было малочисленно и не рвалось в бой; близилась зима, и повстанцы планировали окопаться на севере и ждать помощи из-за границы. Однако случилось непредвиденное — их крестьянская армия, не дождавшись быстрой победы, начала разбегаться. В декабре главари «воинства пяти ран Христовых» бежали в Шотландию, и Сассекс начал расправу над простыми участниками восстания. Повторились ужасы 1536 года — солдаты вешали людей сотнями, сжигали дома, уводили с собой скот. Крестьянские семьи, лишенные всякого пропитания, вымирали от голода. Бежавшие графы были выданы шотландцами и казнены.
Королева относилась к этим репрессиям с полным пониманием и даже требовала от Сассекса подавлять мятеж как можно решительней, чтобы не платить солдатам лишнего жалованья. Стремление к милосердию было забыто, и его сменила свойственная отцу привычка решать государственные проблемы при помощи топора. В самом деле, ее подданные слишком распустились. На сессии парламента в 1566 году они осмелились требовать от королевы вступить наконец в брак или назначить себе преемника. Претенденты были все те же — сестры Грей, успевшие выйти замуж, и Мария Стюарт. Правда, теперь, в 1569-м, все они были в тюрьме, но кто помешает заговорщикам при первом удобном случае выпустить их и возвести на трон? Полагаться нельзя ни на кого — даже верный Лестер устал ждать и завел себе любовницу, юную красавицу Летицию Ноллис. Теперь он открыто собирался жениться на ней.
Между тем к королеве сватались все реже — неуклонно старея, она переставала котироваться на рынке невест. Лишь царь Ivan the Terrible продолжал свои анекдотические ухаживания, посылая владычице Англии приглашения приехать к нему, в далекую Московию. Цели у него были вполне практическими — найти союзника в Европе и наладить сбыт русских товаров. Во время обострения борьбы с боярами царь Иван даже прощупывал вариант эмиграции в Англию, но практичная Елизавета ответила, что не сможет содержать столь знатного монарха за свой счет. Дело о браке не двигалось, и раздосадованный Грозный начал ругаться. Он писал несостоявшейся невесте: «Ажно у тебя мимо тебя люди владеют… и о наших государевых головах прибытка не ищут, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица». Такого оскорбления Елизавета снести не могла, и переписка сошла на нет.
Да, королева старела, хотя сама верила в это с трудом. Казалось, так недавно худенькая рыжая девочка бегала по Хэтфилдскому парку вместе с Робом Дадли. Сейчас Дадли по-прежнему завидный жених, а она — сорокалетняя больная женщина, над которой за спиной потешаются дурочки-фрейлины. Ее рыжие кудри поредели, когда-то нежно-белая кожа покрылась красными пятнами. Королева обильно пудрилась, увешивала себя украшениями, придумывала еще более пышные фасоны платьев. За ней новую моду прилежно перенимали придворные, а потом и провинциальные щеголи. В «елизаветинскую эпоху» достигло апогея стремление украшать не только себя, но и все окружающее. Не случайно именно тогда зародился великий английский театр — Шекспир, Марло, Грин, Бомонт и Флетчер. В их пьесах кипели страсти, любовь побеждала смерть, и над всем царила тень великой королевы. Эдмунд Спенсер воспел ее в «Королеве фей» под именами божественной Глорианы и амазонки Бритомартис. Придворным тоже приходилось быть поэтами — чем старше делалась Елизавета, тем больше ей нравились пышные похвалы.
Уходили старые друзья, в том числе и Кэт Эшли, умершая в 1565 году. Вероломный Лестер был отлучен от двора, и его сменили новые фавориты — юный граф Оксфордский Эдуард де Вир и адвокат Кристофер Хэттон, которого Елизавета ласково называла «барашком». Им обоим молва приписывала любовные отношения с королевой, хотя, скорее всего, дело ограничилось легким флиртом. Любовь все чаще уступала политике, и место у трона занимали отважные авантюристы или ловкие шпионы. К числу последних принадлежал Фрэнсис Уолсингем, ставший в 1572 году государственным секретарем. Этот небогатый дворянин из Глостершира стал создателем английской секретной службы, эффективно раскрывавшей все заговоры врагов королевы.
А заговоры следовали один за другим. В 1571 году граф Норфолк затеял очередную смуту, которая оказалась для него последней — в июле следующего года «северный лис» был казнен. Испанцы и французы продолжали предоставлять или, по крайней мере, обещать помощь заговорщикам. В ответ англичане взялись помогать протестантам во Франции, раздираемой религиозными войнами, и восставшим против Испании жителям Нидерландов. К счастью для Елизаветы, ее противники не ладили друг с другом — брат французского короля герцог Франциск Алансонский ввязался в нидерландские события, надеясь стать правителем этой богатой страны. В 1578 году герцог решил подкрепить свои притязания женитьбой на английской королеве. В следующем году был составлен брачный контракт, а специально созванный консилиум врачей объявил, что невеста здорова и готова произвести на свет наследника. Алансон добивался брака в политических целях, но зачем он был нужен Елизавете? Она соглашалась на самые невероятные условия — например, на объявление Франциска английским королем или на сохранение им католической веры. Поневоле кажется, что королева по-женски хваталась за последний шанс выйти замуж, предоставленный ей судьбой.
Посол Алансона Симье щедро раздавал взятки английским лордам, добиваясь от них согласия на брак. Когда он с Елизаветой катались на лодке по Темзе, выстрел с берега ранил матроса. Стрелявших не нашли, но, возможно, они были наняты тем же Симье, чтобы показать королеве — ее может защитить только сильная мужская рука. Вскоре француз пустил в ход «тяжелую артиллерию», доложив королеве о тайном браке Лестера с Летицией Ноллис. Елизавета была взбешена и велела заключить бывшего любимца в Гринвичский замок. Приготовления к свадьбе ускорились, и в августе Алансон прибыл в Лондон. Похоже, внешность царственной невесты его не обрадовала — он всячески оттягивал женитьбу, выпрашивая у Елизаветы деньги на войну в Нидерландах. Герцог прожил в Англии почти три года, пока королеве самой не опостылело затянувшееся сватовство. По слухам, ее галантный поклонник тратил казенные деньги не только на военные нужды, но и на услуги лондонских шлюх, одна из которых наградила его дурной болезнью. Состоялось бурное объяснение, и в феврале 1582 года герцог отплыл во Францию, чтобы спустя два года скончаться от дизентерии в военном лагере. Елизавета проводила его печальными стихами — ей казалось, что с ним уплывает последняя надежда на счастье.
Между тем Испания вела себя все более агрессивно. Она высаживала военные отряды в Ирландии для помощи местным католикам и готовилась к вторжению в саму Англию. Королю Филиппу II это казалось не только путем к искоренению ереси во владениях его бывшей супруги, но и единственным способом подавления восстания в Нидерландах. На испанские деньги велось обучение монахов-иезуитов, которых засылали в Англию, чтобы подстрекать народ против протестантов. В 1579 году папа издал буллу, призывавшую подданных Елизаветы не подчиняться ей как еретичке и клятвопреступнице. Множилось число католиков-нонконформистов, и многие из них были готовы избавить Англию от царства «коронованной Иезавели». Власть отвечала на это привычным способом — репрессиями. Летом 1580 года были приняты законы против католиков, грозившие нонконформистам тюрьмой и крупными штрафами. В том же году начались казни священников и монахов, обвиненных в заговоре против престола. Положение власти было довольно ненадежным, если учесть, что большинство англичан в то время еще были католиками и даже половина королевских пэров принадлежала к этой гонимой конфессии.
Но главным врагом королева считала Испанию, имевшую громадные колониальные владения и могучий флот. Для борьбы с ней следовало избрать то же оружие, и в 1580-е годы на верфях в Портсмуте и Саутгемптоне началось строительство новых кораблей. Испанцы получали золото и серебро из Америки, и Елизавета одобрила действия пиратов, грабивших их флотилии. Первым «королевским пиратом» стал Фрэнсис Дрейк, чья «Золотая лань» явилась в Плимут в сентябре 1580-го с полными трюмами золота, совершив кругосветное путешествие. На палубе корабля королева пожаловала отважному пирату рыцарский титул. За Дрейком последовали и другие; порой, увлекаясь, они грабили и английские суда, но куда больший урон наносили испанцам. На островах Карибского моря «джентльмены удачи» строили форты, над которыми развевался английский флаг, — так закладывались основы великой колониальной империи.
Почти ежегодно королева даровала хартии новым купеческим компаниям, основанным для торговли с далекими странами. Среди них были Московская компания, чьи корабли бороздили закованную льдом Арктику, и Ост-Индская, сыгравшая позже ведущую роль в завоевании «жемчужины короны» — Индии. Всего за два десятилетия английское влияние растпространилось едва ли не на все уголки мира, и современники ставили это в заслугу Елизавете. Действительно, королева неизменно поддерживала авантюры купцов и пиратов, которых было порой затруднительно отличить друг от друга. Одной из главных причин было то, что солидный процент от их добычи пополнял казну. Елизавета видела выгоду и в приобретении новых колоний, на котором настаивали ее фаворит Уолтер Рэли и его брат Гилберт. С легкой руки Рэли в Северной Америке в 1586 году была основана первая английская колония, названная Виргинией в честь королевы-девственницы.
В Европе дела англичан шли менее удачно. В декабре 1585 года английский флот из пятидесяти кораблей высадился в Нидерландах для поддержки местных протестантов. Им командовал граф Лестер, на старости лет получивший шанс отличиться на войне. Увы, ветеран паркетных битв оказался никуда не годным полководцем — он потерял время, пока испанцы накапливали силы, провел несколько бесплодных боев и год спустя вернулся в Англию ни с чем. Вдобавок он позволил провозгласить себя правителем Нидерландов, что привело Елизавету в ярость. Англии не нужны никакие правители, кроме нее, и уж не метит ли «милый Робин» на ее трон, как это уже было однажды?
Католики продолжали устраивать заговоры против королевы, и тайная полиция Уолсингема свирепствовала вовсю. В Лондоне регулярно проводились облавы, в ходе которых всех подозрительных отправляли в тюрьму, а особенно невезучих — на казнь. На площадях регулярно появлялись новые виселицы, а на Лондонском мосту — колья с насаженными на них головами. В октябре 1584 года были повешены сразу 18 человек, включая двух женщин и двух подростков. Однако число подлинных и мнимых заговорщиков не уменьшалось. Среди них был даже член парламента Уильям Пэрри, который хотел заколоть королеву во время приема, но в последний момент струсил и отказался от своего намерения. Это не помогло — его все равно казнили. Многие злоумышленники действовали от имени Марии Стюарт, и Уолсингем подстроил шотландской королеве западню, чтобы раз и навсегда избавиться от нее. Его агенты, внедрившись в ряды заговорщиков, упросили Марию подписать письменное согласие на убийство Елизаветы. Эту бумагу предъявили королеве, которая после долгих раздумий подписала смертный приговор сопернице. 8 февраля 1587 года Мария Стюарт была обезглавлена в замке Фотерингей.
Если прежде враги королевы еще могли рассчитывать на внутренний переворот в Англии, то теперь у них осталась одна надежда — внешнее вторжение. Словно отвечая их чаяниям, Филипп II в марте 1587-го начал собирать в испанских портах громадную эскадру для похода на Англию. В состав Непобедимой армады входило около 130 кораблей, включая 27 больших галеонов, на борту которых размещалось 30 тысяч солдат и матросов. Англичане не смотрели на сбор испанских сил безучастно — уже через месяц отважный Дрейк устроил налет на Кадисскую бухту и уничтожил десятки кораблей будущей армады и весь ее провиант. Однако приготовления шли своим чередом, и 12 июля 1588 года крупнейший в европейской истории парусный флот двинулся в путь.
В Англии ходили слухи, что враги собираются уничтожить все взрослое население страны, а младенцев передать на воспитание матерям-католичкам. Но англичане не замерли в ужасе — угроза вторжения, как не раз бывало в истории, вызвала у них мощный патриотический подъем. Купцы Лондона и других городов снарядили больше сотни военных кораблей, снабдив их оружием и боеприпасами. Во всех графствах собирались отряды ополчения, население приморских районов днем и ночью дежурило на берегу. В этой обстановке католиков начали воспринимать как вольных или невольных агентов врага. За четыре месяца были осуждены на смерть сорок католиков, а многих толпа растерзала без суда. Филипп, думая защитить дело католицизма в Англии, нанес ему смертельный удар.
Какое-то время королева медлила, не предпринимая никаких действий по координации отпора врагу. Лишь под давлением Дрейка и других командиров она издала указ о соединении добровольцев в единую армию, которую возглавил граф Лестер. 8 августа Елизавета лично прибыла в городок Тилбери, где располагался штаб английских сил обороны. Там она произнесла перед солдатами и собравшимся населением речь, которую до сих пор цитируют английские учебники истории. «Я выгляжу слабой и хрупкой женщиной, — говорила королева, — но у меня сердце и дух короля Англии, и я с презрением думаю о любом государе, который отважится нарушить границы моего королевства. Клянусь честью, что, защищая его, я сама возьмусь за оружие, сама стану и вашим военачальником и вашим судьей, и тем, кто по достоинству оценит вашу доблесть в бою». Последняя фраза была особенно своевременной: жалованье войску постоянно задерживалось. Наскоро собранные на юге Англии силы отчаянно нуждались в продовольствии и боеприпасах; на некоторых кораблях от голода умерла половина команды.
Тем временем об испанской армаде не было ни слуху ни духу. Позже оказалось, что громадное скопление кораблей курсировало вдоль побережья, выискивая удобное место для высадки и не находя его. Английские корабли и бури попеременно наносили удары по испанцам, причиняя им существенный урон. Так армада добралась до Северной Шотландии, где у нее начали иссякать порох и провиант. Обогнув остров, эскадра направилась на юг, где попала в сильнейший шторм. Побережье Ирландии было усеяно обломками и трупами утонувших испанцев. На обратном пути английские моряки продолжали наносить врагу удары, и в конце сентября в Лиссабон вернулись жалкие остатки армады — 54 корабля. По случаю победы королева велела отчеканить медаль с латинской надписью «Adflavit Deus et dissipate sunt» (Дунул Бог — и они рассеялись).
Долговременный эффект испанского поражения был велик — именно с этого момента начался упадок морского могущества великой католической державы. Однако сразу после событий 1588 года Испания даже окрепла. Наказав виновных в плохой организации похода, король Филипп улучшил организацию и вооружение флота. Кроме того, он помирился с Францией, и теперь испанцы создавали базы у английских берегов, готовясь к новому вторжению. Королеве омрачала победу и утрата графа Лестера, умершего от лихорадки 4 сентября. На протяжении многих лет они ссорились и мирились, оставаясь при этом близкими людьми. Неизвестно, существовали ли между ними любовные отношения, но не вызывает сомнений, что «милый Робин» был тем, кто лучше всех понимал Елизавету и скрашивал ее одиночество в полном людей дворце.
При дворе, казалось, все шло по-прежнему. Королева так же раздавала пощечины служанкам, изобретала новые наряды и кокетничала с молодыми фаворитами, которые расточали ей комплименты. Однако за этим фасадом скрывалась напряженная работа по поддержанию в исправности государственного механизма, кряхтящего от перегрузок. Придворные и иностранные послы, оставившие мемуары, видели Елизавету на балах и приемах, но редко допускались в кабинет, где она не менее четырех часов ежедневно трудилась над бумагами. Силы ее убывали, а требующих разрешения вопросов становилось все больше. Время средневековых монархов, вникавших во все дела управления, безвозвратно уходило в прошлое. Понимая это, Елизавета формировала новый аппарат управления — при высших сановниках создавались учреждения наподобие современных министерств.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.