Картер – Рейган – Буш: двухпартийный Консенсус
Картер – Рейган – Буш: двухпартийный Консенсус
Уже прошла половина XX в., когда историк Р. Хофстедтер в своей работе «Американская политическая традиция» решил исследовать роль крупнейших национальных лидеров от Т. Джефферсона и Э. Джексона до Г. Гувера и обоих Рузвельтов – республиканцев и демократов, либералов и консерваторов. Хофстедтер пришел к выводу о том, что «широта взглядов, исповедуемых главными игроками в основных политических партиях, всегда была ограничена горизонтами собственности и предпринимательской деятельности… Они относились к экономическим свойствам культуры капитализма, так же как к необходимым качествам человеческого характера… А культура эта имела жестко националистический характер».
Приближаясь к концу столетия и решив присмотреться к последней четверти века, мы можем заметить ту же ограниченность взглядов, о которой говорил Хофстедтер: свойственную капитализму поддержку огромных состояний, притом что рядом существовала отчаянная бедность; характерную для национализма поддержку войны как средства решения проблем и подготовку к ведению военных действий. Власть переходила от республиканцев к демократам и обратно, но ни одна из партий не проявила способности выйти за пределы такой философии.
После катастрофической войны во Вьетнаме был уотергейтский скандал. В сфере экономики значительная часть населения чувствовала все большую неуверенность в завтрашнем дне, усилились экологические проблемы, набирали обороты культура насилия и распад семьи. Очевидно, что такие ключевые вопросы не могли быть решены без коренных изменений в социально-экономической структуре общества. Но ни один из кандидатов главных политических партий не предлагал таких перемен.
Книга «Американская политическая традиция» сохраняла свою актуальность.
Косвенно, возможно сами того не осознавая, избиратели признавали этот факт и многие из них держались подальше от избирательных участков или принимали участие в выборах без особого энтузиазма. Все чаще они заявляли, пусть только путем неучастия в выборах, о своей отстраненности от политической системы. В 1960 г. в президентских выборах участвовали 63 % граждан, имеющих право голоса. К 1976 г. этот показатель упал до 53 %. По данным опроса, проведенного совместно телеканалом «Си-би-эс ньюс» и газетой «Нью-Йорк таймс», свыше половины респондентов заявили о том, что, по их мнению, государственные чиновники не думают о таких людях, как они. Достаточно характерным является ответ одного водопроводчика: «Президент Соединенных Штатов не собирается решать наши проблемы. Слишком они большие, эти проблемы».
В обществе увеличивалось вызывавшее тревогу несоответствие. В прессе и на телеэкранах на первом плане была предвыборная политика, а деятельность президентов, членов Конгресса и Верховного суда, других официальных лиц преподносились таким образом, будто они и составляют историю страны. Однако во всем этом было нечто искусственное, раздутое, призванное убедить скептически настроенную публику в том, что это и есть главное, что общественности стоит надеяться на вашингтонских политиков, никто из которых не вселял особого вдохновения, поскольку казалось, что за всей этой напыщенностью, риторикой и обещаниями скрывается тот факт, что прежде всего этих людей волнует собственный политический вес.
Дистанция между политикой и народом нашла четкое отражение в культуре. Там, где должна была быть лучшая журналистика, неподконтрольная корпорациям, т. е. на общественном телевидении, интересы общества усматривались с трудом. Широкая публика не привлекалась к участию в ведущем политическом форуме на общественном ТВ – вечерней программе «Час новостей с Макнилом и Лерером». Она могла лишь наблюдать в качестве телезрителя бесконечный парад конгрессменов, сенаторов, правительственных чиновников и всяческих экспертов, приглашавшихся на эти передачи.
На коммерческом радио проявления консенсуса, за исключением программ, содержавших фундаментальную критику, были особенно очевидны. В середине 80-х гг., когда президентом был Рональд Рейган, «доктрина справедливости»[234] Федеральной комиссии по связи, которая предполагала предоставление одинакового времени в эфире выразителям разных взглядов, была отменена. К началу 90-х аудитория радиопрограмм в виде бесед составляла около 20 млн. человек, на которых обрушился ежедневный поток тирад со стороны ультраконсервативных «ведущих» ток-шоу, притом что гости левых убеждений на передачи не приглашались.
Граждане, утратившие иллюзии относительно политики и того, что выдавали за интеллектуальные политические беседы, обратили внимание (или позволили обратить свое внимание) на развлекательные жанры, колонки слухов, описания десятков тысяч схем самопомощи. Маргинальные элементы общества стали более жестокими, находя «козлов отпущения» в собственной среде (одни группы малоимущих чернокожих боролись против других) или направляя насилие против представителей других рас, иммигрантов, изображаемых в демоническом облике иностранцев, матерей-одиночек, получающих пособие, мелких правонарушителей (защищая при этом боссов преступного мира).
Были и другие граждане, которые пытались сохранить идеи и идеалы времен 60-х – начала 70-х гг. XX в. не только в воспоминаниях, но и в действиях. И в самом деле, по всей стране жили люди, о которых не упоминалось в прессе и которых игнорировали политики, в то время как они энергично занимались общественной деятельностью в тысячах организаций на местном уровне. Эти организации проводили активные кампании в защиту окружающей среды и прав женщин, добивались достойного медицинского обслуживания (в том числе оповещая о кошмарах СПИДа), жилья для бездомных, выступали против увеличения военных расходов.
Такая деятельность не была похожа на то, что происходило в 60-х гг., когда волна протеста против расовой сегрегации и войны стала преобладающей общенациональной силой. Люди предпринимали большие усилия, борясь против бесчувственных политиков и пытаясь привлечь внимание простых американцев, большинство которых мало надеялись как на участие в выборах, так и на выражение протеста.
Период президентства Джимми Картера, приходившийся на 1977–1980 гг., характеризуется попыткой части истеблишмента, представленного в руководстве Демократической партии, воодушевить утративших иллюзии граждан. Однако Картер, несмотря на несколько жестов в сторону чернокожего населения и бедноты, а также рассуждения о «правах человека» за рубежом, оставался в пределах исторически сложившихся политических ограничений американской системы, защищая корпоративные богатства и власть, сохраняя гигантскую военную машину, которая истощала ресурсы нации, и создавая альянсы США с зарубежными режимами-тираниями правого толка.
По-видимому, кандидатура Картера являлась выбором мощной и влиятельной транснациональной группы, известной под названием «Трехсторонняя комиссия». По сведениям журнала «Фар Истерн экономик ревью», – два основателя Комиссии Дэвид Рокфеллер и Збигнев Бжезинский считали, что он – хороший кандидат на президентских выборах 1975 г. с учетом того, что «замученная «Уотергейтом» Республиканская партия была обречена на проигрыш».
С точки зрения истеблишмента роль Картера на посту президента должна была сводиться к тому, чтобы остановить стремительно растущее разочарование американского народа в правительстве, экономической системе, гибельных военных авантюрах за рубежом. В ходе избирательной кампании он старался обращаться к разуверившимся и разъяренным. Картер более всего апеллировал к чернокожим, чей бунт в 60-х гг. был самым страшным для власти вызовом с момента выступлений профсоюзов и безработных в 30-х гг. XX столетия.
Лозунги Картера носили «популистский» характер, т. е. он обращался к тем сегментам общества, которые считали, что находятся в плену у сильных мира сего. Хотя сам кандидат в президенты был миллионером, разбогатевшим на выращивании арахиса, он подавал себя публике как простой фермер. До самого конца поддерживая войну во Вьетнаме, Картер представлялся человеком, якобы симпатизировавшим тогда антивоенно настроенным американцам, а многим повзрослевшим молодым бунтарям 60-х он понравился тем, что обещал урезать военный бюджет.
В широко разрекламированном выступлении перед юристами Картер говорил о том, что является противником использования закона для защиты богатых. Он назначил чернокожую Патрицию Харрис на пост министра жилищного строительства и городского развития, а ветерана негритянского движения за гражданские права Эндрю Янга-младшего – на должность постоянного представителя США при ООН. Программу «молодежных корпусов по местожительству» возглавил бывший в молодости активистом антивоенного движения Сэм Браун.
Однако наиболее важные из произведенных Картером назначений соответствовали тому, что было сказано в докладе Трехсторонней комиссии, подготовленном гарвардским политологом С. Хантингтоном, в котором говорилось, что, какие бы группы населения ни голосовали за избрание кандидата президентом, когда он уже избран, «тогда имеет значение… его способность мобилизовать поддержку со стороны руководителей ключевых институтов». Интеллектуал-традиционалист времен холодной войны 3. Бжезинский стал у Картера помощником по вопросам национальной безопасности. Согласно «Документам Пентагона», назначенный на должность министра обороны Гарольд Браун во время войны во Вьетнаме «предусмотрел устранение практически всех ограничений при осуществлении бомбардировок». Министр энергетики Джеймс Шлесинджер в свою бытность министром обороны в администрации Р. Никсона характеризовался одним из вашингтонских обозревателей как человек, «проявляющий почти миссионерское рвение в попытках повернуть вспять тенденцию к снижению расходов на оборону». Шлесинджер также был ярым сторонником активного развития атомной энергетики.
Другие назначенцы в состав правительства имели прочные корпоративные связи. Вскоре после избрания Дж. Картера на пост президента один обозреватель, специализировавшийся на теме финансов, писал: «До сих пор действия мистера Картера, его комментарии и особенно кабинетные назначения вселяют все больше уверенности в деловое сообщество». Вашингтонский репортер-ветеран Том Уикер отмечал: «Имеется достаточно свидетельств того, что мистер Картер пока делает все, чтобы заслужить доверие со стороны Уолл-стрит».
Президент стал инициатором утонченной политики по отношению к репрессивным режимам. Он использовал представителя при ООН Э. Янга-младшего для создания в африканских государствах образа США как страны доброй воли и призывал ЮАР смягчить политику касательно черного населения. Мирное разрешение проблем Южной Африки было необходимо по стратегическим причинам; территория этой страны использовалась для размещения радарных систем слежения. Туда также поступали крупные американские инвестиции, и ЮАР являлась важнейшим источником необходимого сырья (особенно алмазов). Соответственно, Соединенные Штаты нуждались там в стабильном правительстве, а продолжавшаяся политика апартеида могла привести к гражданской войне.
Похожий подход, состоявший в сочетании удовлетворения имеющих практическое значение стратегических потребностей и улучшения ситуации в сфере прав человека, использовался и по отношению к другим странам. Но, поскольку основным мотивом была практичность, а не человеколюбие, часто проявлялась тенденция к показным изменениям, как, например, в случае с Чили, где из тюрьмы выпустили нескольких политзаключенных. Когда член палаты представителей Герман Бадильо выдвинул в Конгрессе предложение, в соответствии с которым от представителей Соединенных Штатов во Всемирном банке и в других международных финансовых организациях требовалось голосовать против предоставления займов странам, которые систематически нарушали элементарные права человека, применяли пытки и содержали людей под стражей без суда, Картер направил личные письма каждому конгрессмену с призывом провалить эту поправку. Она была принята палатой представителей в ходе открытого голосования, но отвергнута сенатом.
При президенте Картере Соединенные Штаты продолжали поддерживать по всему миру режимы, которые бросали за решетку инакомыслящих, практиковали пытки и массовые убийства. Это имело место на Филиппинах, в Иране, Никарагуа и Индонезии, где жители Восточного Тимора уничтожались в ходе операций, весьма напоминавших по методам геноцид.
Журнал «Нью рипаблик», казалось бы представлявший либеральный спектр истеблишмента, с одобрением писал о политике Картера: «…американская внешняя политика в ближайшие четыре года, по сути, расширит философские подходы, выработанные… в годы администраций Никсона и Форда. Это отнюдь не негативная перспектива… Преемственность должна иметь место. Она является частью истории».
Картер хотел предстать в качестве друга антивоенного движения, но, когда весной 1972 г. Р. Никсон велел заминировать порт Хайфон и возобновить бомбардировки Северного Вьетнама, он призвал «обеспечить президенту Никсону опору и поддержку – даже если мы и не согласны с отдельными его решениями». После своего избрания на пост президента Картер отказался предоставить Вьетнаму средства на восстановление, несмотря на тот факт, что территория страны была опустошена американскими бомбардировками. Когда на одной из пресс-конференций ему задали вопрос по этому поводу, президент ответил, что на США не лежат какие-либо особые обязательства, поскольку «уничтожение было взаимным».
Учитывая, что Соединенные Штаты отправили через полмира огромное число бомбардировщиков и 2 млн. солдат, а спустя восемь лет крошечная страна потеряла более 1 млн. жителей и осталась в руинах, это было поразительное заявление.
Одним из намерений истеблишмента, видимо, было стремление показать войну будущим поколениям в ином свете, чем она представала даже в созданных в недрах министерства обороны «Документах Пентагона», т. е. не как безжалостное нападение на гражданское население во имя стратегических военных и экономических интересов, а как досадную ошибку. Н. Хомский, один из ведущих представителей антивоенно настроенных интеллектуалов периода вьетнамской войны, наблюдая в середине 1978 г. за тем, как история этой войны предстает в основных средствах массовой информации, написал, что СМИ «уничтожают историческую достоверность и заменяют ее на более удобную историю… сводя «уроки» войны к общественно нейтральным категориям: промахам, неосведомленности и расходам».
Совершенно ясно, что администрация Картера старалась положить конец разочарованию американского народа после войны во Вьетнаме, пытаясь проводить более приемлемый и менее агрессивный внешнеполитический курс. Отсюда – упор на «права человека», давление на ЮАР и Чили в целях смягчения их внутренней политики. Но при более пристальном рассмотрении эти либеральные внешнеполитические меры были призваны сохранить в неизменном виде мощь Вооруженных сил США и американского бизнеса и их влияние на другие страны мира.
Возобновление переговоров о судьбе Панамского канала с крошечной центральноамериканской республикой Панамой – наглядный тому пример. Канал экономил американским компаниям до 1,5 млрд. долл. в год на доставке товаров, США ежегодно собирали пошлину за проход по нему в размере 150 млн. долл. (из которых правительство Панамы получало 2,3 млн. долл.), имея в зоне канала 14 военных баз.
В 1903 г. Соединенные Штаты спланировали революцию в Колумбии, создали в Центральной Америке небольшую республику Панаму и навязали ей договор, который предоставлял США право иметь в районе военные базы, контролировать Панамский канал и «навечно» обладать суверенитетом над зоной канала. В 1977 г. администрация Картера, реагируя на антиамериканские настроения в этой стране, решила пересмотреть условия договора. «Нью-Йорк таймс» писала о канале откровенно: «Мы украли его, а затем изъяли из учебников по истории улики, свидетельствующие о преступлении».
К 1977 г. Панамский канал утратил военное значение. Через него не могли проходить крупнотоннажные танкеры или авианосцы. Этот фактор, а также антиамериканские бунты в Панаме заставили администрацию Картера, несмотря на возражения консерваторов, вести переговоры о заключении нового договора, в котором предусматривалось постепенное закрытие военных баз США (их можно было с легкостью перенести в соседние районы). Через некоторое время канал должен был стать собственностью Панамы. В договоре также содержались нечеткие положения, которые можно было бы при определенных обстоятельствах рассматривать как основания для американской интервенции.
Какова бы ни была искушенность Картера во внешней политике, в этой сфере в конце 60-х и в течение 70-х гг. существовал ряд важнейших факторов. Американские компании активно действовали по всему миру в невиданных ранее масштабах. К началу 70-х гг. насчитывалось около 300 корпораций, в том числе 7 крупнейших банков, которые получали 40 % чистой прибыли за пределами Соединенных Штатов. Формально их называли «транснациональными», но на деле 98 % высшего руководства составляли американцы. В качестве отдельно стоящей группы данные компании представляли собой третью по масштабу экономику в мире, после США и Советского Союза.
В течение долгого времени отношения этих глобальных корпораций с бедными странами строились на основе эксплуатации последних, что следует из статистических данных министерства торговли США. Притом что в 1950–1965 гг. американские корпорации в Европе инвестировали 8,1 млрд. долл., получив 5,5 млрд. долл. прибыли, в Латинской Америке при объеме инвестиций 3,8 млрд. долл. прибыли составили 11,2 млрд. долл., а в Африке при инвестициях размером 5,2 млрд. долл. совокупная прибыль исчислялась 14,3 млрд. долл.
Имела место классическая для империализма ситуация, когда страны, обладавшие природными богатствами, становились жертвами более мощных держав, чья сила проистекала из этих захваченных ресурсов. Американские корпорации на сто процентов зависели от поставок из бедных государств алмазов, кофе, платины, ртути, каучука и кобальта. Они получали из-за рубежа 98 % марганца, 90 % хрома и алюминия. При этом от 20 до 40 % импорта определенных видов сырья (платины, ртути, кобальта, хрома, марганца) приходилось на Африку.
Другой неизменной частью американской внешней политики, вне зависимости от того, занимали Белый дом демократы или республиканцы, было обучение иностранных военных. Сухопутные силы США содержали в зоне Панамского канала школу «Америкас», которую окончили тысячи военачальников из стран Латинской Америки. К примеру, шесть выпускников были членами чилийской военной хунты, свергнувшей в 1973 г. избранное на свободных выборах правительство Альенде. Американский начальник школы сообщил репортеру: «Мы сохраняем связь с нашими выпускниками, а они имеют контакты с нами».
Однако Соединенные Штаты культивировали репутацию страны, которая щедро делится своими богатствами. США регулярно оказывали помощь жертвам стихийных бедствий. Однако эта помощь часто зависела от политической лояльности. Во время шестилетней засухи в западных районах Африки от голода погибли 100 тыс. человек. В докладе, подготовленном Фондом Карнеги, говорилось, что Агентство международного развития США (ЭИД)[235] неэффективно и нерадиво помогало кочевникам Сахеля[236] в Западной Африке – региона, охватывающего территории шести государств. Реакция ведомства на доклад сводилась к тому, что у этих стран «нет тесных исторических, экономических или политических связей с Соединенными Штатами».
В начале 1975 г. в прессе прошло следующее сообщение из Вашингтона: «Госсекретарь Генри Киссинджер официально объявил о начале политики избирательного сокращения американской помощи тем государствам, которые выступали против США во время голосования в ООН. В некоторых случаях сокращения поставок касаются продуктов питания и гуманитарной помощи».
Подавляющая часть поддержки носила откровенно военный характер. К 1975 г. США экспортировали вооружения на сумму 9,5 млрд. долл. Картер обещал покончить с продажей оружия репрессивным режимам, но, когда его администрация пришла к власти, большая часть этой торговли сохранилась.
Военные продолжали поглощать огромную долю национального бюджета. В ходе избирательной кампании Джимми Картер заявил Комитету Демократической партии по разработке предвыборной платформы: «Мы можем сократить нынешние расходы на оборону на 5–7 млрд. долл. в год, не нанеся ущерба обороноспособности нашей страны или обязательствам, данным нашим союзникам». Но в первом же представленном им бюджете содержалось не сокращение, а увеличение военных расходов на 10 млрд. долл. Президент выдвинул предложение, чтобы США потратили в течение следующих пять лет 1 трлн долл. на оборону. И это после того, как администрация объявила о том, что министерство сельского хозяйства сэкономит 25 млн. в год, прекратив бесплатную раздачу второй порции молока 1,4 млн. детей из нуждающихся семей, которые бесплатно питались в школе.
Если деятельность Картера заключалась в том, чтобы восстановить доверие к системе, то в деле решения экономических проблем народа он потерпел наибольший провал. Цены на продукты питания и товары первой необходимости продолжали расти быстрее, чем заработная плата. Безработица, по официальным данным, держалась на уровне 6–8 %; по неофициальным сведениям, этот уровень был выше. Среди некоторых основных категорий населения, в том числе молодежи, и особенно среди чернокожей молодежи, уровень безработицы составлял 20–30 %.
Вскоре стало очевидно, что черные американцы, т. е. та группа населения, которая оказала наибольшую поддержку в избрании Картера президентом, жестоко разочарована его политикой. Так, он выступал против оказания федеральной помощи малоимущим женщинам, которым был необходим аборт. Когда Картеру было сказано, что такая позиция несправедлива, потому что богатые американки легко могут сделать подобную операцию, президент ответил: «Ну, как вы знаете, в жизни много несправедливости, много того, что состоятельные люди могут себе позволить, а бедные – нет».
Картеровский «популизм» не проглядывался и во взаимоотношениях его администрации с нефтегазовыми кругами. В «энергетический план» президента входило намерение прекратить практику регулирования потребительских цен на природный газ. Крупнейшим производителем этого вида топлива была корпорация «Экссон», самые большие пакеты акций в которой принадлежали семейству Рокфеллер.
В начале президентского срока Картера Федеральная администрация по энергетике обнаружила, что корпорация «Галф ойл» завысила свои расходы на приобретение сырой нефти у зарубежных филиалов на 79,1 млн. долл. Затем нефть по этим ложным ценам поступила к потребителям. Летом 1978 г. администрация объявила о достижении «компромисса» с «Галф ойл», по которому корпорация согласилась вернуть 42,2 млн. долл. При этом корпорация проинформировала своих акционеров, что «платежи не повлияют на доходы, поскольку за предыдущие годы накоплен адекватный запас».
Адвокат министерства энергетики, который занимался выработкой компромисса с «Галф ойл», заявил, что последний достигнут во избежание продолжительного и дорогостоящего судебного иска. Но стоил бы этот иск 36,9 млн. долл., «забытых» в результате достижения компромисса? Интересно, а грабителя банка правительство тоже бы согласилось не сажать в тюрьму в обмен на возврат половины награбленного? Решение этого вопроса стало прекрасным примером того, о чем Картер сказал на встрече с юристами во время избирательной кампании, а сказал он, что закон – на стороне богачей.
Политика президента, равно как и политика предыдущих администраций, будь они консервативными или либеральными, не влияла на основы несправедливого распределения национального богатства. По данным американского экономиста Эндрю Зимбалиста, выступившего в 1977 г. со статьей во [французском ежемесячнике] «Монд дипломатик», 10 % американцев, составлявших верхушку общества, получали доходы, в 30 раз превышавшие доходы 10 % самых бедных жителей страны; 1 % населения обладал 33 % богатств. В руках 5 % самых состоятельных граждан было сконцентрировано 83 % корпоративных ценных бумаг. Согласно статистическим данным Налогового управления США за 1974 г., на сотню крупнейших корпораций (несмотря на то, что прогрессивный подоходный налог заставлял людей считать, будто самые богатые платили по крайней мере половину всех налогов) приходилось в среднем 26,9 % налоговых отчислений, а на ведущие нефтяные компании – 5,8 %.
В действительности 244 человека, получавших доходы свыше 200 тыс. долл. в год, вообще не платили налогов.
В 1979 г., пока Джимми Картер невнятно предлагал пособия для бедняков, а Конгресс вполне отчетливо отвергал эти предложения, директор вашингтонского Фонда защиты детей чернокожая американка Мэриан Райт Эделман указала на некоторые факты. Каждый седьмой американский ребенок (всего 10 млн. человек) не имел регулярного источника получения первой медицинской помощи. Каждый третий ребенок в возрасте до 17 лет (всего 18 млн. человек) никогда не был на приеме у стоматолога. В своей статье в газете «Нью-Йорк таймс», расположенной на полосе, посвященной насущным проблем общества, М. Эделман писала: «Недавно Бюджетный комитет сената… вычеркнул 88 млн. долл. из скромной суммы в 288 млн. долл., запрошенной администрацией для совершенствования программы мониторинга и решения проблем детского здравоохранения. В то же самое время у сената нашлись 725 млн. долл. на финансовую помощь [корпорации] «Литтон индастриз» и передачу ВМС по крайней мере двух эсминцев, заказанных шахом Ирана».
Картер одобрил налоговые «реформы», от которых выиграли прежде всего корпорации. Экономист Роберт Лекачмен, писавший для журнала «Нейшн», отметил резкое возрастание прибылей последних (на 44 %) в четвертом квартале 1978 г. по сравнению с тем же периодом предыдущего года. Он заявил: «Возможно, самый возмутительный свой поступок президент совершил в прошлом ноябре, когда подписал закон, сокращавший налоги на 18 млрд. долл., поскольку львиная доля этих льгот приходится на состоятельных людей и корпорации».
В 1979 г., пока неимущие переживали сокращение расходов на их поддержку, зарплата председателя правления компании «Экссон» была повышена до суммы 830 тыс. долл. в год, а годовая зарплата председателя правления «Мобил ойл» – до суммы свыше 1 млн. долл. В том же 1979 г., когда чистая прибыль «Экссон» выросла на 56 %, достигнув более чем 4 млрд. долл., обанкротились 3 тыс. небольших автозаправочных станций, принадлежавших независимым владельцам.
Картер предпринял некоторые попытки сохранить социальные программы, но его усилия были сведены на нет громадными военными бюджетами. По-видимому, эти средства предназначались на защиту от СССР. Но, когда в 1979 г. Советский Союз оккупировал Афганистан, президент отреагировал лишь символическими мерами, вроде восстановления призыва в вооруженные силы[237] или бойкота Олимпийских игр 1980 г., проходивших в Москве.
С другой стороны, американское оружие использовалось для поддержки диктаторских режимов, которые вели борьбу с левыми повстанцами. В докладе администрации Картера, представленном в Конгресс в 1977 г., было прямо сказано, что «ряд стран с прискорбным перечнем нарушений в сфере прав человека, являются государствами, где у нас есть важные интересы в сфере национальной безопасности и внешней политики».
Так, весной 1980 г. президент запросил Конгресс о выделении 5,7 млн. долл. в форме кредитов военной хунте, подавлявшей восстание крестьян в Сальвадоре. На Филиппинах после прошедших в 1978 г. выборов в Национальную ассамблею президент Фердинанд Маркос отправил за решетку 10 из 21 кандидата проигравшей оппозиции; многие заключенные подвергались пыткам, было убито множество мирных жителей. Однако Джимми Картер призвал Конгресс в течение следующих пяти лет предоставить Маркосу военную помощь в размере 300 млн. долл.
Десятилетиями США содействовали сохранению диктатуры Сомосы в Никарагуа. Неправильно истолковывая элементарную слабость этого режима и популярность антисомосовской революции, администрация Картера продолжала поддержку Сомосы вплоть до падения режима в 1979 г.
К концу 1978 г. кульминацией многолетнего недовольства диктатурой шаха в Иране стали массовые демонстрации. Восьмого сентября 1978 г. войска расстреляли сотни демонстрантов. На следующий день, согласно сообщению информационного агентства ЮПИ из Тегерана, Картер подтвердил правителю свою поддержку: «Вчера войска открыли огонь по демонстрации против шаха, продолжающейся третий день подряд, а президент Джимми Картер звонил по телефону в шахский дворец, чтобы выразить свою поддержку шаху Мохаммеду Реза Пехлеви, переживавшему самый сложный кризис за период своего 37-летнего правления. Во время выступления нового премьер-министра Ирана девять членов парламента покинули зал с выкриками о том, что его руки «запятнаны кровью» во время подавления выступлений консервативных мусульман и других участников акций протеста».
Тринадцатого декабря 1978 г. Николас Гейдж сообщал в своем репортаже для «Нью-Йорк таймс»: «По данным наших источников в Посольстве США, персонал посольства был усилен десятками специалистов, командированных для оказания помощи шаху в противостоянии растущим вызовам его правлению… Среди вновь прибывших, по данным тех же источников, помимо дипломатов и военных находится целый ряд экспертов Центрального разведывательного управления по Ирану».
В начале 1979 г., когда кризис в Иране переходил в активную фазу, бывший главный аналитик ЦРУ по этой стране сообщил корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Сеймуру Хершу, что «он и его коллеги знали о пытках иранских диссидентов, практиковавшихся САВАК – иранской тайной полицией, созданной шахом в конце 50-х годов при помощи ЦРУ». Более того, он рассказал журналисту, что один из старших чинов Центрального разведывательного управления участвовал в инструктаже коллег из САВАК по проведению пыток.
Произошла поддержанная народом, носившая массовый характер революция, и шах бежал из страны. Позднее администрация Картера приняла его в Соединенных Штатах, предположительно для лечения, и антиамериканские настроения революционных масс достигли пика. Четвертого ноября 1979 г. Посольство США в Тегеране было захвачено студентами-активистами, которые удерживали 52 сотрудника посольства в заложниках, требуя возвращения шаха в Иран, для того чтобы он понес наказание.
В течение следующих 14 месяцев, пока заложники находились на территории посольства, эта проблема занимала в США первое место в ряду зарубежных новостей и породила мощные националистические настроения. Когда Картер приказал Службе иммиграции и натурализации начать процедуру депортации иранских студентов, имевших просроченные визы, в «Нью-Йорк таймс» появилось осторожное, но однозначное одобрение этих действий. Политики и пресса впали в истерию. Американскую девушку иранского происхождения, которая должна была выступить на школьном выпускном вечере с речью, убрали из программы мероприятия. Наклейка «Разбомбим Иран» появилась на бамперах автомобилей по всей стране.
Редкому журналисту хватало смелости заявить, как, например, это сделал Алан Ричмен из газеты «Бостон глоб», когда 52 заложника были выпущены на свободу и остались вроде бы целыми и невредимыми, что в американской реакции на данное и другие нарушения прав человека была некая диспропорция. Журналист писал: «Там было 52 человека – такую цифру легко понять. Это не то, что 15 тыс. ни в чем неповинных людей, исчезнувших в Аргентине… Они [американские заложники] говорили на одном с нами языке. А вот в Гватемале в прошлом году было убито 3 тыс. человек, которые на нем не говорили».
Заложники находились еще в плену, когда Джимми Картер столкнулся с Рональдом Рейганом в ходе избирательной кампании 1980 г. Этот факт, а также экономические невзгоды, которые многие чувствовали на себе, в большой степени способствовали поражению Картера на выборах.
Победа Рейгана, за которой восемь лет спустя последовало избрание президентом Джорджа Буша-старшего, означала, что другая половина истеблишмента, не обладавшая и долей довольно слабого либерализма картеровской администрации, будет отныне отвечать за положение дел. Политика станет еще грубее и будет заключаться в урезании пособий бедноты, ослаблении налогового бремени богачей, увеличении военного бюджета, привлечении консервативно настроенных судей для работы в федеральной судебной системе, активной деятельности по подавлению революционных движений в странах Карибского бассейна.
Двенадцать лет президентства Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего превратили федеральную судебную систему, которая и так никогда не выходила за умеренно либеральные рамки, в преимущественно консервативный институт. К осени 1991 г. Рейган и Буш заполнили своими кандидатами более половины из 837 вакансий федеральных судей, а также назначили достаточное число судей с правоконсервативными взглядами, чтобы преобразовать Верховный суд.
В 70-х гг., когда такие судьи-либералы, как Уильям Бреннан и Тёргуд Маршалл, занимали ведущие позиции, суд признал неконституционность смертной казни, поддержал (в решении по делу «Роу против Уэйда») право женщин на аборт, интерпретировал законодательство о гражданских правах таким образом, чтобы проблемам чернокожих и женщин уделялось первостепенное значение в целях компенсации за дискриминацию в прошлом (речь идет о программах утвердительных мер[238]).
Уильям Ренквист, ставший членом Верховного суда по назначению президента Р. Никсона, при Р. Рейгане занял должность его председателя. В эпоху Рейгана – Буша-старшего Суд под председательством этого человека принял целый ряд постановлений, ослабивших решение по делу «Роу против Уэйда», восстановил смертную казнь, урезал права задержанных по сравнению с полномочиями полиции, запретил врачам в клиниках планирования семьи, получающих федеральную помощь, предоставлять женщинам информацию об абортах, а также заявил, что неимущих можно заставить платить за государственное образование (право на образование, по мнению Суда, не являлось «основополагающим»).
Судьи У. Бреннан и Т. Маршалл были последними либералами в составе Верховного суда. Больные старики, они, хотя и не желали сдаваться, ушли в отставку. Финальным актом создания консервативного Суда стало назначение Дж. Бушем-старшим человека на место судьи Маршалла. Президент остановил свой выбор на чернокожем консерваторе Кларенсе Томасе. Несмотря на полные драматизма показания бывшей коллеги, молодого профессора права афроамериканки Аниты Хилл, обвинившей Томаса в сексуальных домогательствах, предложенная кандидатура была одобрена сенатом, и чаша весов в Верховном суде еще больше склонилась вправо.
В условиях назначения консерваторов на федеральные судейские посты и чиновников, благожелательно настроенных по отношению к представителям бизнеса, в НУТО решения судов и заключения этого ведомства ослабляли рабочее движение, и так испытывавшее трудности в связи с промышленным спадом. Бастующие работники оказывались лишены юридической защиты. Одной из первых акций администрации Рейгана было массовое увольнение участников забастовки авиадиспетчеров[239]. Это стало предупреждением тем, кто решит бастовать в будущем, и одновременно признаком слабости рабочего движения, которое в 30—40-х гг. являлось мощной силой.
В годы правления Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего корпоративная Америка стала главным бенефициарием. В 60—70-х гг. в стране появилось крупное экологическое движение, созданное теми, кто пришел в ужас от загрязнения воздуха, морей и рек, а также от ежегодной смерти тысяч людей, связанной с условиями их работы. После того, как в результате взрыва на шахте в штате Западная Виргиния в ноябре 1968 г. погибли 78 горняков, шахтерский район охватили яростные акции протеста, и в следующем году Конгресс принял Закон о технике безопасности и охране труда на угольных шахтах. Министр труда в администрации Никсона высказался о «новой национальной страсти – страсти к улучшению состояния окружающей среды».
В 1970 г., уступая настойчивым требованиям со стороны профсоюзного движения и организаций потребителей и одновременно усматривая в этом возможность заручиться поддержкой со стороны избирателей-рабочих, Р. Никсон подписал Закон о технике безопасности и охране труда на производстве. Это был важный законодательный акт, установивший всеобщее право на безопасные и здоровые условия труда и создавший механизмы контроля за соблюдением этих условий. Вспоминая об этом годы спустя, Герберт Стайн, который во времена Никсона был председателем Экономического совета при президенте, сокрушался, что «разрушительная сила природоохранного законодательства оказалась неподконтрольной администрации Никсона».
Когда Джимми Картер, придя в Белый дом, поддержал программу Управления охраны труда, он также стремился угодить деловому сообществу. Назначенная им на пост руководителя этого ведомства Юла Бингем боролась за строгое исполнение принятого Закона и периодически добивалась успехов. Однако, поскольку американская экономика стала испытывать затруднения, проявлявшиеся в росте цен на нефть, инфляции и увеличении числа безработных, президент начинал все больше беспокоиться о тех сложностях, которые Закон создал для бизнеса. Он превратился в сторонника отмены излишних правил, регулировавших работу корпораций, с тем чтобы дать им больше свободы, даже если при этом будет нанесен ущерб рабочим и потребителям. Природоохранное законодательство все в большей мере становилось жертвой анализа «издержек и прибыли», при котором защита здоровья и безопасности граждан отходили на второй план по отношению к расходам, которые для достижения этих целей должен был понести бизнес.
При президентах Р. Рейгане и Дж. Буше-старшем эта забота об «экономике», как корректно называли прибыли корпораций, преобладала над любыми заботами об интересах трудящихся или потребителей. Первый предложил заменить строгий контроль за соблюдением природоохранного законодательства «добровольным» подходом, предоставляющим предпринимателям возможность самостоятельно определять, что и как делать. Главой Управления охраны труда назначили бизнесмена, враждебно относившегося к самим задачам этого федерального ведомства. Одним из первых предпринятых им действий было указание уничтожить 100 тыс. правительственных брошюр, в которых рассказывалось о вреде хлопковой пыли для здоровья рабочих-текстильщиков.
Политолог У. Гровер в работе «Президент в роли пленника», давая оценку политике администраций Дж. Картера и Р. Рейгана в области охраны окружающей среды в рамках осуществленной этим исследователем глубокой «структурной критики» деятельности обоих президентов, пришел к такому выводу: «Управление охраны труда, похоже, оказалось между молотом и наковальней – между президентами-либералами, которые хотят сохранить некоторые нормативные программы в области здравоохранения и техники безопасности, но одновременно нуждаются в экономическом росте во имя своего политического выживания, и президентами-консерваторами, концентрирующими все свое внимание на выравнивании экономического роста. При таком положении необходимость иметь безопасные и здоровые условия труда всегда будет второстепенной, поскольку степень… поддержки деятельности Управления окажется в зависимости от того, насколько это позволят приоритеты бизнеса».
Дж. Буш-старший заявлял о себе как о «президенте, защищающем окружающую среду», и с гордостью напоминал о том, что подписал в 1990 г. Закон о чистом воздухе[240]. Однако спустя два года после принятия Закон был серьезно ослаблен новым правилом Агентства по охране окружающей среды, которое позволяло производителям увеличить вредные выбросы в атмосферу на 245 тонн в год.
Более того, на контроль за выполнением Закона выделялось мало средств. Согласно докладу упомянутого Агентства, в 1971–1985 гг. загрязненная питьевая вода стала причиной заболеваний у более чем 100 тыс. человек. Однако в первый год пребывания Дж. Буша-старшего у власти, притом что это ведомство получило 80 тыс. жалоб на качество питьевой воды, только по одной из каждых ста было проведено расследование. По данным частной экологической организации «Национальный совет по защите природных ресурсов», в 1991–1992 гг. было зафиксировано 250 тыс. нарушений Закона о безопасной питьевой воде, принятого еще во время президентства Р. Никсона.
Вскоре после того как Дж. Буш-старший занял кабинет в Белом доме, один ученый из правительственного ведомства подготовил доклад для Комитета Конгресса об опасном воздействии промышленного применения угля и других видов ископаемого топлива, вызывающем так называемое «глобальное потепление» и истощение защитного озонового слоя Земли. Несмотря на возражения этого специалиста, Белый дом изменил текст доклада, сведя к минимуму упоминания о существовавшей угрозе (газета «Бостон глоб» писала об этом 29 октября 1990 г.). Похоже, что обеспокоенность бизнеса по поводу чрезмерного регулирования опять взяла верх над интересами общественности.
Всемирный экологический кризис становился настолько очевидно опасным, что Папа Римский Иоанн Павел II почувствовал необходимость упрекнуть богатых людей в промышленно развитых странах за создание этого кризиса: «Существующая сегодня острая угроза экологической катастрофы учит нас тому, до какой степени жадность и эгоизм, как индивидуальные, так и коллективные, противоречат мирозданию».
На международных конференциях, посвященных предотвращению глобального потепления, Европейское сообщество и Япония предложили установить конкретные уровни и графики осуществления выбросов двуокиси углерода, в которых лидировали Соединенные Штаты. Однако, как писала «Нью-Йорк таймс» летом 1991 г., «администрация Буша боится, что… это нанесет в краткосрочном плане ущерб национальной экономике, не продемонстрировав долгосрочные благоприятные последствия для климата». Мнение научного сообщества насчет долгосрочных благоприятных результатов являлось вполне однозначным, однако это было не так важно, как «экономика», т. е. потребности корпораций.
К концу 80-х гг. появились убедительные доказательства того, что возобновляемые источники (вода, ветер, солнце) могут вырабатывать больше полезной энергии, чем опасные и дорогостоящие атомные электростанции, производившие радиоактивные отходы, от которых непросто было избавиться. Однако администрации Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего провели серьезные сокращения (при Рейгане они составили 90 %) расходов на исследования возможностей применения возобновляемых источников энергии.
В июне 1992 г. более ста стран приняли участие во Всемирном саммите по проблемам окружающей среды в Бразилии. Статистика показывала, что вооруженные силы разных государств отвечали за две трети выбросов газа, который истощал озоновый слой. Однако, когда на этой встрече было предложено внести в повестку дня обсуждение вопроса о воздействии военных на деградацию окружающей среды, делегация Соединенных Штатов возразила, и предложение отклонили.
И в самом деле, сохранение гигантской военной машины и поддержание уровней прибыли нефтяных компаний, похоже, являлись двойной целью администраций Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего. Вскоре после того как Рейган стал президентом, 23 руководителя нефтяных корпораций пожертвовали 270 тыс. долл. на ремонт жилых помещений Белого дома. Информационное агентство Ассошиэйтед Пресс сообщало: «Пожертвование… было направлено спустя четыре недели после того, как президент отказался от регулирования цен на нефть. Это решение принесло нефтяной промышленности 2 млрд. долл. прибыли… Владелец «Кор ойл энд гэс компани» Джек Ходжес из Оклахома-Сити сказал: «Главный человек этой страны должен жить в одном из лучших мест. Мистер Рейган помог энергетическому бизнесу»».
При наращивании военных расходов (за первые четыре года нахождения у власти Р. Рейгана они составили свыше 1 трлн долл.) президент пытался расплатиться за них путем сокращения пособий малоимущим. В 1984 г. урезание социальных программ составило 140 млрд. долл., а увеличение расходов на «оборону» в этот же период – 181 млрд. долл. Рейган также предложил уменьшить налоги на 190 млрд. долл. (большая часть этих сокращений была выгодна богатым).
Несмотря на снижение налогов и увеличение военных расходов, президент настаивал на том, что сможет сбалансировать бюджет, поскольку сокращение налогов стимулирует экономический рост и это приведет к увеличению нового годового дохода. Лауреат Нобелевской премии экономист Василий Леонтьев сухо заметил: «Вряд ли это произойдет. Фактически, я лично готов поручиться, что этого не случится».
И в самом деле, статистические данные министерства торговли показывали, что в периоды, когда снижалось налоговое бремя на корпорации (1973–1975, 1979–1982), не наблюдалось никакого роста капиталовложений, а, даже наоборот, происходило существенное уменьшение объемов инвестиций. Самый большой рост капиталовложений имел место в 1975–1979 гг., когда налоги на корпорации были немного выше, чем в предыдущие пять лет.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.