ТЕАТР И ЛИТЕРАТУРА
ТЕАТР И ЛИТЕРАТУРА
Теперь для отдыха от предыдущей технической главы я бы хотел рассказать читателю о наших занятиях в свободное время. В повествовании о большом периоде человеческой жизни свободные часы занимают не последнее место. Время каждого, кто работает по восемь часов в день, более-менее равномерно делится на работу, свободное время и сон. Чтобы правильно использовать свободное время, необходимо отобрать самое ценное. Некоторые очень серьезные и почтенные люди считают, что свободное время нужно посвящать только важным делам. В связи с этим я должен вспомнить об упреке коллеги Цайзе, возглас которого до сих пор звучит у меня в ушах: «В Вашей голове должны быть не только финтифлюшки!» Но я придерживаюсь другого мнения. Пожалуй, мне подходят слова Гете: «Человек только тогда остается человеком, когда он играет». Примерно так я и ответил моему коллеге. Итак, взявшись за нить рассказа о свободном времени, я хотел бы вспомнить о наших театральных спектаклях и литературных вечерах.
Летом 1947 года Альфред Клозе пригласил жителей острова на воскресный литературный вечер, устроенный им на лесной поляне. С группой молодежи он долго готовился к представлению. Одетые в оригинальные костюмы, они показывали небольшие драматические сцены из произведений Вильгельма Буша. Мы увидели набожную Елену, толстого Кноопа и отшельника — «….только остаток тела и души как следствие строгой диеты». Сам господин Клозе читал стихотворения и отрывки из прозы Вильгельма Буша.
Теперь я должен вернуться немного назад, в февраль того же года. Мы тогда праздновали «Fasching»[12]. Общей темой для карнавальных костюмов были сказки, что вдохновило всех на бурное развитие фантазии и радостное стремление к карнавальным переодеваниям и гриму. Повсюду в тот вечер расхаживали принцессы и принцы, знатные дамы и рыцари. Каждая встреча со знакомыми заставляла улыбаться и даже громко смеяться. Я вспоминаю о темпераментном танце ведьм, который исполняли Гельмут Фризер и я. Независимо друг от друга нам пришла идея переодеться в старых горбатых старух. Один был с черной кошкой из ткани на плече, другой — с толстой, наклеенной бородавкой на носу.
Желание поучаствовать в маскараде проявлялось время от времени и в дальнейшем. На Новый 1948 год мы пригласили к себе домой небольшой Круг близких друзей на олимпийский праздник богов. Две комнаты нашей квартиры с большими нарисованными на кальке настенными панно и гофрированными занавесками изображали Олимп. Образцы классической одежды гости могли почерпнуть из «Журнала мод для божеств» специально изданным нами для подготовки к празднику. У нас появились Зевс и Гера, Меркурий и Афина, Афродита, Артемида, Церера и многие другие небожители — каждый с литературным выступлением в качестве подарка. Зевс, представляемый Альфредом Клозе, декламировал стихотворение Шиллера об олимпийских богах. Другая группа гостей подготовила отрывки из комедии Генриха фон Клейста «Амфитрион». Причем в этот ранний период становления островного театра исполнители еще читали свои роли по книге. Около полуночи все праздник проводов зимы, отмечаемый в феврале/марте. Божественное общество направилось в соседний дом господина Зигмунда на представление под девизом: «классическая Вальпургиева ночь». Когда часы пробили 12, возвестив начало Нового года, один из молодых людей задорно произнес: «Какие бы трудности не принес нам этот год, сохраним невозмутимость богов».
Был март 1948, когда мы пригласили Фризеров — Гельмута, Ильзу и их дочь Сабину на кофе. На этот раз я читал Гете, Рильке и из «Книги песен» Гейне. Гельмут предложил в будущем читать с распределением ролей, что мы в последующем и сделали.
Альфред Клозе был организатором нашего театра, а также его управляющим, драматургом и исполнителем в нем различных ролей. В молодые годы он работал в должности профессора в Университете в Дортпате. Позднее был приглашен в Берлинский Университет. Его научными направлениями были математика и введение в механику. В нем очень рано проснулся интерес к истории науки, обычно проявляющийся у преподавателей высшей школы уже в более зрелые годы. Он написал конспект лекций по произведениям Иоганна Кеплера. Клозе прекрасно ориентировался в драматической литературе, и среди его друзей всегда были актеры. В Берлине он посещал каждую постановку великого Макса Райнхарда.
Но тогда, весной 1948 года я еще ничего не знал о его эстетических склонностях и способностях, он был просто моим коллегой по институту. Он возглавлял небольшой сектор по специальным проблемам баллистики.
Однажды после работы он зашел ко мне домой. В его руке был том из собраний сочинений Герхарда Гауптмана. Мы сидели за маленьким столом напротив друг друга. Он открыл книгу там, где у лежала книжная закладка. Я удивленно взглянул на него, когда он передал ее мне. Я прочел заглавие: «Затонувший колокол. Сказочная драма в пяти действиях». «Знаете эту драму?» — спросил он. Я покачал головой. «Жаль, я много раз смотрел ее в Берлинском театре.» Он продолжал с большим энтузиазмом: «Я хочу инсценировать эту драму на открытой сцене. Недалеко от нашей деревни я нашел площадку, которая выглядит как настоящий амфитеатр». Когда он описал это место, я кивнул, так как приблизительно представлял, где оно находилось. Далее он сказал, что пьеса должна быть сыграна как в настоящем театре свободно произносящими свои роли актерами без всяких книг в руках.
Но самым удивительным было то, что я услышал затем. «Я ищу для пьесы исполнителя мужской роли — героя», — сказал он. «Не хотите ли сыграть эту роль?» Я был совершенно изумлен. Мне казалось, что мое свободное время было полностью заполнено живописью и изучением истории. К тому же я опять начал систематические занятия по русскому языку. И господин Клозе услышал мой неохотный отказ: «Я никогда не играл в театре, и, разумеется, я совсем не герой». Ответом Клозе было то, что он прочел мне список остальных исполнителей. Это были люди, которых я знал как инженеров, домохозяек, одним словом, точно таких же актеров, как я сам. «Главную роль будет играть Сабина Фризер». Далее господин Клозе объяснил мне, что из четырехсот жителей нашего коллектива он так выбирал исполнителей, чтобы тип их личности и характер примерно соответствовали действующему лицу в драме. «Выбранные таким образом исполнители вполне будут соответствовать любительскому театру, они будут играть, собственно говоря, самих себя.» Его воодушевление, в конце концов, передалось и мне, и я воскликнул: «Да, я тоже буду играть».
В Городомле весна. В апреле растаял снег. Уже в конце месяца на большом озере вскрылся лед, и под теплым майским солнцем исчезли все следы снега. Луга покрылись нежным покровом травы, на всех кустах появились почки. Из-за северного расположения острова солнце долго оставалось на небе. Под его лучами природа быстро расцветала, и уже в июне все было в полном великолепии, так же, как в это время и на нашей родине. Но здесь в июне ночное небо уже не бывает темным, оно бледно-зеленое. Дымка позднего багряного вечера сливается на северном горизонте с розовой утренней зарей, предвещая восход солнца.
В мае господин Клозе каждый вечер собирал свою труппу на лесной сцене. Сооружение открытого театра было завершено выкорчевыванием нескольких деревьев на площадке и устройством склона для зрителей. Много труда потребовало рытье колодца, из которого появляется водяной — сам Клозе, и в который должна упасть молодая девушка — Сабина. На сцене были построены также декорации деревянного домика.
Господин Клозе основательно переработал драму Герхарта Гауптманна. Он вычеркнул весь второй акт, действие которого происходит в доме колокольного мастера, и сократил многие длинные монологи первоначального текста.
Все сцены репетировались много раз. На генеральную репетицию были приглашены некоторые зрители. В партере сидела и моя жена с нашей пятилетней дочкой. Девочка с интересом смотрела балетные танцы. Отзвучал печальный вальс. Туман застилает горные луга. Но как только проясняется, все танцующие эльфы исчезают. С гор тихо спускается лесная девушка. Глубоко опечаленная, в раздумьях о пропавшем, она отказывается от жизни и прыгает в колодец. Затем, принесенный оленем, на сцене в поисках возлюбленной появляется колокольный мастер. Напрасно зовет он ее. Но из партера раздается детский голосок: «Папа, посмотри-ка в колодец, она туда забралась».
Провал на генеральной репетиции исполнители посчитали хорошим знаком для удачной премьеры. Так и случилось, 17 июля 1948 года принес нам большой успех. Невестка Лидди праздновала в этот день свое двадцати двухлетие. Актеры были счастливы, зрители глубоко взволнованы.
В это же самое время господин Зигмунд со своей театральной труппой поставил на открытой сцене пьесу Шекспира «Шторм». Зрители подсмеивались над описываемыми в пьесе кораблекрушением и жизнью на острове, в которых они нашли много параллелей с нашим положением.
Да, в Городомле было две театральных труппы. Соперничество за признание зрителей, которого можно было добиться только хорошей игрой, очень подняло уровень мастерства. Обе группы работали с разными исполнителями, только «звезды» играли на обеих сценах. Сабина Фризер, наша «лесная девушка» из «Затонувшего колокола», также принимала участие в спектакле «Шторм».
В ноябре, когда стало совсем холодно, но снег еще не выпал, хмурые серо-коричневые тона природы опять напомнили нам время нашего приезда два года назад. На театральной афише значилось, что 14 ноября в клубе господин Клозе показывает комедию Генриха Клейста «Разорванный круг». Среди исполнителей стояли имена Ульриха Бранке — судебного пристава, господина Яффке — деревенского судьи Адама, Гертруды Альбринг — Марты Руль, Сабины Фризер — ее дочери Евы, Вальтрауды Пауера, одноклассницы Сабины — Бригитты и второго одноклассника Ганса Кирста, он играл роль слуги. Мне досталась роль писаря Лихта.
Опять несколько месяцев репетиций, шились костюмы, мастерились парики, строились кулисы, пока, наконец, не была назначена премьера. В клубе для артистов не было специальных гримерных, все приготовления происходили на сцене за закрытым занавесом. Актеры переодевались дома, а затем, спрятав парики и костюмы под большими шляпами и широкими пальто, спешили в театр. На сцене перед самым началом шла взволнованная суета. Кто-то спотыкался о реквизиты, кому-то понадобилось зеркало, на другом конце спешно дошивали костюм. Из зрительного зала слышно журчание голосов большого количества людей. Я посмотрел в небольшое отверстие в занавесе. Лица были видны смутно, различались только головы зрителей в заполненных рядах, все остальное тонуло в коричневой темноте. «Овободить сцену», — приглушенным голосом командует режиссер. Все спешат за кулисы. Деревенский судья Адам с большой повязкой на голове садится на судейский стул, опускает ногу в ведро с водой. Звучит первый гонг. Зрительный зал затихает. Слышен громкий стон Адама. Второй гонг и занавес раздвигается.
После полуторачасовой игры, когда актеры после многочисленных поклонов под дружные аплодисменты зрителей за закрытым занавесом наконец счастливо пожимали другу руки, наша дочка, которую Лидди привела на сцену, высказала первое критическое замечание: «Было очень скучно, я устала». Но в этом мнении она была одинока. Все последующие дни зрители высказывали нам очень большую признательность за легкую, беглую и веселую игру. Гертруд с полным правом могла радоваться многим хвалебным отзывам. Ее игра была очень хорошей. Альфред Клозе очень долго уговаривал ее обернувшись подушкой играть толстую голландскую крестьянку, гораздо старше, чем она. Он рассказал ей, что его пятидесятилетняя жена согласилась в «Затонувшем колоколе» играть девяностолетнюю Виттихен.
На следующее лето группа Клозе играла на лесной сцене пьесу «Двенадцатая ночь, или Что угодно» Шекспира. Гельмут Фризер — шут, Ульрих Бранке блистал как Мальволио, Сабина играла Виолу, а я был ее партнером герцогом Ориено. Группа Зигмунда в сумерках на лесной сцене сыграла «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Зимой на клубной сцене была отлично поставлена пьеса Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным», а также «Турандот» Шиллера.
Позже исчезнувшие общественные представления превратились в студийные, которые устраивались в квартирах для приглашенных гостей. Между театральной группой и руководством острова начались трения. Господин Клозе переработал полную драматизма прелестную новеллу Оскара Уайльда «Кантервильское приведение». Пьесу, прежде чем она была предложена к общественному представлению, долго репетировали. Один из незначительных служащих островного руководства господин Клеменко, ответственный за гражданский сектор, попал в затруднительное положение. В списке разрешенных зарубежных драм этого названия, разумеется, не было. Сам он без официально полученного подтверждения не отважился разрешить постановку. Но не под этим предлогом, «а потому что приведений нет». Ну да, мелкий чиновник везде может принести огорчения, не только в Городомле. Группа Зигмунда также совсем отменила общественные выступления после того, как служащий сделал актерам выговор «за ослабление интенсивности театральных постановок».
Но отмена общественных постановок имела еще и другие причины. Более чем четырехсотенный коллектив был неоднородным сообществом. Оставались очень большие группы людей, которые не одобряли общественную самодеятельность. Они аргументировали это тем, что театральные постановки, а также спортивные состязания покажутся русским свидетельством того, что нам так хорошо живется, что мы даже не хотим возвращаться к себе на родину, в Германию. Проблема возвращения была настоятельным и очень угнетающим всеобщее настроение вопросом. Шел год за годом, молодежь взрослела, но с русской стороны не было ни одного компетентного человека, который мог бы ответить на постоянно задаваемый вопрос о нашем возвращении.
Театральные спектакли и праздники переместились в квартиры в круг близких друзей. Но и эти представления, в конце концов, стали окрашиваться чувством общего беспокойства и нервозности. В 1951 году мы пригласили чету Бранке на маленький праздник под девизом «Островное неистовство-сумасшедший дом». Но я забегаю вперед.
В 1949 году у Бранке играли подготовленный к китайскому празднику укороченный вариант пьесы Клабунда[13] «Меловой круг». Режиссировал Гельмут Фризер. Я должен был учить роль принца Пао: «Один из многих принцев императора. Их было так много, как капель дождя в апрельский день. А выбор императора это своего рода государственная лотерея». Тем не менее, он станет императором и сможет уладить спор о ребенке молодой Хайтанг. Хайтанг играла Сабина Фризер.
Гельмут Фризер режиссировал также одну из небольших драм Гофманнсталя «Белые веера». Она была сыграна в качестве неожиданного подарка ко дню рождения его жены. Группа Зигмунда в эту же зиму пригласила нас на постановку Гофманнсталя «Рудник Фалуна».
К концу нашего пребывания, в ноябре 1951 и в мае 1952 г. Альфред Клозе поставил для избранного круга еще две значительные инсценировки: «Тартюф» Мольера с Гельмутом Фризером в главной роли и драму Стринберга «Хмель», которую когда-то ставили в Парижских художественных салонах, со стремительной Сабиной в роли «легкомысленной девушки» и мной в качестве поэта Мориса.
Несмотря на то, что в Городомле мы были оторваны от происходящих в далеком мире за пределами острова современных событий в литературе и искусстве, в ноябре 1950 года мы с горечью восприняли известие о смерти знаменитого ирландского драматурга Бернарда Шоу. Ему было 94 года. И он до последних дней своей жизни не бросал перо.
В 1883 г. он примкнул к фабианскому обществу, группе социальных реформаторов-интеллектуалов, которые стремились к постепенному перерастанию буржуазного общества в социалистическое. Они считали, что индивидуалистическая организация экономики должна быть ограничена расширением общественных предприятий. Общество было названо по имени римского полководца Фабиуса вошедшего в историю своей осторожностью.
Как с драматургом я познакомился с Бернардом Шоу еще в двенадцатилетнем возрасте, когда отец и сестра моей матери взяли меня в театр западно-вестфальского города Мюнстера. Ставили драму «Святая Иоанна». Это было первое посещение театра, которое оставило глубокий след в моей памяти.
Еще сегодня я помню некоторые сцены и каждого исполнителя. Шоу закончил эту драму только в 1923 г., и вскоре она уже шла на сценах Германии. И Шоу, который до тех пор был известен только как остроумный сатирик, во всем мире приобрел авторитет мудреца. С последующей книгой, которую он начал в 1924 году, он на долгие годы прервал работу над пьесами.
Это книга, в которой он описывал общественные и экономические структуры в их историческом развитии, и в которой он обосновал необходимость социалистического строя. Выдающееся научное произведение, которому автор дал лукавое название: «Путеводитель по социализму и капитализму для интеллигентной женщины».
Я часто с удовольствием читал драмы Шоу, длинное предисловие которых порою представляло блистательное научное исследование драматической фабулы. Но вскоре я обнаружил, что чтение этих текстов наилучшим образом подготавливает к дискуссиям, независимо от их темы. Разумеется, в дискуссии надо использовать и специальные знания. Но Шоу научил меня, каким образом бросать на чашу весов веские аргументы.
В библиотеке господина Клозе я случайно нашел книгу Бернарда Шоу под названием «Назад к Мафусаилу». Эта книга в 430 страниц состоит из предисловия в 120 страниц и последующего цикла из пяти драм, первая из которых разыгрывается в раю в 4004 году до рождения Христа, а последняя представляет будущее цивилизации в 32920 году. Три остальные по времени действия расположены между ними. Действие второй драмы происходит во время жизни писателя, сразу после окончания первой Мировой войны. Шоу сопоставляет двух бывших премьер-министров — за камуфлированными именами, которых нетрудно узнать либеральных политиков того времени Эсквита и Ллойда Джорджа — с учеными и иронизирует по поводу поведения политиков по отношению к предложениям ученых в области биологии и философии.
Блистательный мыслитель Бернард Шоу изучал проблемы биологической эволюции и теорию развития по Дарвину и Ламарку нетрадиционным способом. Он склонялся к объяснениям Ламарка. Поднять эволюционную теорию до новой религии — вот в чем была главная цель Шоу. Он писал: «Во время моей сорокалетней деятельности социалиста меня одолевали сомнения, сможет ли человек, оставаясь таким, каким он создан, решить социальные проблемы, которые он сам поставил перед собой развитием своей цивилизации». Шоу не верил, что путем воспитания можно разрешить все проблемы. Считал, что среднего ученика тщательно сбивают с толку, обманывают, вводят в заблуждение в отношении структуры общества, основанного на прибыли. Техническое образование напротив целесообразно и действенно. Молодой человек в армии учится летать, сбрасывать бомбы, обслуживать пулемет. Приветствуется открытие взрывчатых веществ, усердно изучается изготовление оружия, в которых применяется это вещество. Результат приводит к тому, что силы разрушения, которые могли бы послужить целям бесконечной мудрости и бесконечной благожелательности, вкладываются в руки романтичных школьников-патриотов, для которых война означает религию, а убийство — навык. Ведущие политические деятели поняли, что в то время, пока они сидят на своих политических стульях в парламенте, они ради своих собственных политических целей легко могут обманывать британскую публику. Она во все верит и все вытерпит. Каждое фальшивое извинение целесообразно, если суметь продержаться 14 дней, ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы дословный текст извинения был забыт. Бернард Шоу говорит дальше: «Я сделал еще одно наблюдение. Добродушные нечестолюбивые люди (а их большинство) малодушны, если у них нет религии. Ими правят дельцы, и их угнетает сильная администрация». Исходя из своих воззрений, Шоу, ищет для современных людей новую религию, которая должна быть стремлением к улучшению человеческого рода. Это предполагает (и это его смелая мысль, которую он вплетает в содержание своих драм) значительное продление человеческой Жизни: «Люди живут недостаточно долго. Если в среднем они умирают в Возрасте 70 лет, то относительно целей высшей цивилизации они еще дети». Он считает, что если по каким-то своим расчетам природа когда-то установила срок жизни в 70 лет, то она могла бы назначить человеку также и 300 или 3000 лет. Сила, которая создала человека, когда обезьяна перестала соответствовать ее требованиям, могла бы создать и более высокое творение, если человек не соответствует требованиям необходимости.
Мы пригласили на прочтение книги «Назад к Мафусаилу» нескольких друзей и интересующихся. В зимние месяцы мы встречались в нашей квартире вечером один раз в неделю. В течение трех вечеров прочитали длинное предисловие, а затем читали все пять драм в ролях. Дискутировали, чтобы лучше вникнуть в этот мир необычных мыслей. Многие участники углубляли свои знания в области биологии чтением книг Альфреда Брема и Чарльза Дарвина.
Таким же образом мы проводили вечера и следующей зимой и еженедельно читали, а затем дискутировали по поводу медицинско-философской книги «Человек, неизвестное существо», написанной лауреатом Нобелевской премии в области медицины Алексисом Кареллом. С этим произведением, вышедшем в свет в 1936 году, я познакомился в 1941, когда отец подарил мне его на день рождения. Я восхищался глубокими мыслями и не менее блестящим языком. Как техник, я моими академическими учителями был приучен высказываться в телеграфном стиле. А здесь я увидел пример того, как научное сообщение может быть преподнесено хорошим языком. Автор преследовал в своей книге ту же цель, что и Бернард Шоу, его мнение в связи с пересмотром образа и условий жизни современного человека звучит так: «Человеческий вид должен улучшить себя сам». Последняя глава озаглавлена: «Создать нового человека». Он, однако, был не столь смел в своих фантазиях и не был готов к умозаключениям, подобным выводам Бернарда Шоу. Тем не менее, здесь также содержалась острая критика современной цивилизации и глубоко обоснованные мысли о возможностях ее улучшения. Прежде всего, он видел свою задачу в том, чтобы овладеть многочисленными аналитическими знаниями, собранными в работах, изданных специалистами в области медицины, а затем подготовить их к доступному обобщению. Он считал, что на сегодня мы имеем колоссальный объем знаний о человеке, и мы при настоящем изобилии материала должны потрудиться отобрать самое необходимое для его применения. Если наши знания полезны, то они должны быть представлены в сжатой синтезированной форме. И, несмотря на необыкновенную трудность создания нечто подобного, автор взял на себя такую задачу, потому что, как он говорил, люди современной цивилизации не имеют права развиваться, отдавшись на волю внешних обстоятельств, иначе они могут просто выродиться.
Группы и народы, у которых индустриальная цивилизация достигла высочайшего развития, ослабеют первыми и у них возврат к варварству произойдет наиболее стремительно. Именно естествознание привело человека к современному виду, дало ему его воззрения, оно может дать ему и силу развиваться дальше, но не плыть по течению, а стремиться к этому развитию целенаправленно. Люди не отдают себе ясного отчета в том, что они могут выродиться. Поэтому, зачем напрягаться и изменять свои жизненные привычки? Но есть ли среди учебных дисциплин, предлагаемых в школах, такие, которые требуют прежде всего умственной и физической тренировки, ежедневно необходимой современному человеку, тренировки, которая нужна прежде всего для духовного равновесия и гармоничного состояния нервной системы, умения приходить к благоразумным суждениям, воспитания мужества и выдержки. Карелл был французом, в начале тридцатых годов он работал в Нью-Йоркском Рокфеллеровском институте врачебных исследований. Тогда еще не был забыт экономический кризис 1929 года. Он пишет дальше: «Являются ли причины кризиса единственно экономическими и финансовыми? Не нужно ли обвинить в кризисе также коррупцию и глупость политиков и финансистов, невежество и самообольщение ученых? Не дискредитировала ли современная жизнь во всем народе интеллигенцию». Обновление человека требует основательного изменения современной жизни, оно не может происходить без материальной и духовной революции. Со времени ренессанса наука о природе и технике развивалась стремительно, однако знания о морали и этике стагнировали или вовсе погибали. Карелл добавляет: «Все эти недоразумения возникли из-за неправильной трактовки первоначально гениальной идеи Галилея, которая, как известно, выдвинула в качестве первичных свойств, участвующих физическом процессе такие измеряемые механические величины, как масса, вес, скорость. Они позволили математическим языком описать количественные и механические процессы. Отсюда родились современное естествознание и механика, которые, основываясь на этой концепции, продолжали развиваться и дальше. Качественная составляющая вещей, которой пренебрег Галилей, была не нужна этому процессу. Его пренебрежение привело человечество к глубокому кризису морали и этики».