Государство, общество, личность: хроника отчуждения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Государство, общество, личность: хроника отчуждения

Сложившаяся в 1990-е гг. в Украине система отношений между государством, обществом и гражданами была, с одной стороны, результатом распада, трансформации или реадаптации государственных и общественных институтов коммунистической системы, а с другой — следствием попыток выстроить новые структуры власти и наделить их не только юридической, но и общественной легитимностью. В идеальном варианте суть общественно-политических трансформаций, происходивших в Украине после 1991 г. можно было бы охарактеризовать как движение от авторитаризма к демократии, однако реальность оказалась гораздо более сложной и драматичной.

В Украине удалось выстроить иерархию государственных институтов, создать государство как институт легитимного насилия, однако этот процесс приобрел признаки самодостаточности, когда государство фактически стало заниматься самообслуживанием, а насилие и принуждение вышли за рамки необходимой достаточности. В результате возникла ситуация масштабного и глубокого отчуждения общества и граждан от государства, что спровоцировало серьезнейшие проблемы в построении гражданской нации. Вся пятнадцатилетняя история независимой Украины — это хроника отчуждения государства, общества и личности.

Согласно Статье 3 Конституции Украины, защита прав человека является обязанностью государства. Украина ратифицировала 16 из 25 международных конвенций, принятых ООН в области прав человека. С ноября 1995 г. как член Совета Европы она присоединилась к ряду соответствующих европейских конвенций. Граждане Украины имеют право непосредственно обращаться в Европейский суд по правам человека. Формально украинское законодательство соответствует большинству современных критериев в области защиты прав человека. Однако жизненная реальность существенно отличается от виртуальной реальности документов: Украина не представляет собой исключения в общем списке большинства постсоветских республик — права человека нарушались и нарушаются грубейшим образом и главным нарушителем является тот общественный институт, который по закону должен эти права защищать, — государство. Следует заметить, что это было как следствием предыдущей традиции, где права и интересы индивида были второстепенными по отношению к коллективу, так и своего рода «этатистского экстаза», когда ради построения государства можно было пренебречь правами индивида. Соответственно, бюрократия, находящаяся на службе у этого государства, получала карт-бланш на произвол.

Значительная часть населения Украины пришла в независимость с устойчивой социальной привычкой видеть в государстве защиту и средство решения собственных проблем. Патримониальность и патриархальность советского образца некоторое время оставались источником доверия к государству, особенно среди людей старшего возраста. Впрочем, ситуация быстро изменилась. Очень скоро выяснилось, что государство не только не выполняет базовые функции защиты прав своих граждан, но и само эти права нарушает.

Всеукраинский опрос Киевского международного института социологии, проведенный в 2001 г., показал, что проблемы, с которыми граждане обращались в государственные учреждения, не были решены: в милиции — у 65 % опрошенных, в службах социального обеспечения — у 27,8 %, в службах занятости — у 63 %, в муниципальных органах — у 39 %. Почти половина опрошенных заявила, что за последние пять лет процесс общения с государственными служащими «значительно усложнился»[503].

Более того, государство в лице его представителей превратилось в угрозу для его же граждан. При стабильном даже по официальной статистике росте преступности в Украине острой социальной проблемой стало положение в правоохранительных органах. Мизерная зарплата и низкий социальный статус привели к оттоку квалифицированных сотрудников из МВД — в основном в коммерческие охранные структуры. При пополнении не слишком обращали внимание на моральные качества новых сотрудников, в результате правоохранительные органы превратились в пугало не столько для преступников, сколько для лояльных и законопослушных граждан. Незаконное задержание и удержание под стражей, избиения, пытки, моральные унижения задержанных превратились в явление, настолько масштабное, что на него обратили внимание международные правозащитные организации. Доходило до того, что грань между преступниками и правоохранительными органами стиралась — наиболее резонансный пример — дело так называемой банды оборотней, группы сотрудников МВД, превратившейся в организованную преступную группировку, занимавшуюся рэкетом и отличившуюся зверскими убийствами своих жертв. «Банда оборотней» действовала в Киеве и Киевской области в конце 1990-х годов.

Только в 2002–2003 гг. в органах внутренних дел было зарегистрировано более 32 тыс. жалоб граждан на неправомерные действия милиции. Проверки (проведенные самой милицией и прокуратурой) подтвердили обоснованность каждой четвертой жалобы[504].

Отчужденность государства от граждан превратилась в примету времени. На протяжении всего периода независимости стабильно высоким оставался уровень недоверия представителям государственной власти. Так, например, по опросам Института социологии Национальной Академии наук Украины, удельный вес респондентов, совсем или преимущественно не доверяющих милиции, в 1994–2004 гг. почти не изменился: он составлял 57,1 % и 58 % соответственно. К ним можно добавить тех, кто не мог сказать, доверяет ли он милиции или нет (26–27 %). Не лучшей была картина и с другими государственными институтами. За этот же период возрос уровень недоверия к Верховной Раде — с 51,2 до 63,1 % (правда, после событий «оранжевой революции» он резко снизился до 28,7 %)[505]. Схожие показатели наблюдались и в отношении местных органов власти, руководителей государственных предприятий, прокуратуры, судов и налоговой инспекции. Средний балл доверия Президенту (Л. Кравчуку) по десятибалльной шкале в 1994 г. составлял 2,3, Л. Кучме — снизился с 2,9 % в 1995 г. до 2,3 в 2003 г., В. Ющенко — составлял 3,4 % в 2005 г. В общем, для власти итоги были неутешительными и в то же время вполне ожидаемыми — ей не доверяли, ее боялись, общение с ней старались свести к минимуму — последнее обстоятельство, если учесть традиционную патримониальность украинского общества — весьма впечатляет.

Практически все права человека, зафиксированные в Конституции Украины 1996 г., были объектом нарушений — от права на жилье до права на жизнь. По единодушному мнению правозащитных организаций, как украинских, так и международных, нарушение прав человека в Украине стало системным явлением. Уже сам факт тяжелейшего социального положения почти трети населения, пребывающего за пределами бедности, является свидетельством масштабного нарушения прав человека.

Среди нарушений, которыми особенно прославилась украинская власть, было право на свободу слова. Важность «четвертой власти» достаточно быстро стала очевидной как самой власти, так и тем, кто стремился контролировать умы в своих личных или корпоративных интересах. К 2002 г. в государственной собственности пребывало 9 % периодических изданий и 12 % телерадиокомпаний — в основном это были ведомственные газеты и журналы, один национальный телеканал и ряд областных. Остальные стали или «коллективной собственностью» (иногда это действительно означало, что газетой владеет журналистский коллектив) или перешли в руки частных лиц. К концу 1990-х гг. редакционная политика определялась вкусами и политическими пристрастиями владельцев. Они же определяли и рамки свободы слова для журналистов и обеспечивали им благосостояние и защиту. При формальном отсутствии политической цензуры в государстве, редакции имели свою внутреннюю цензуру, а с 2002 г. администрация Президента Украины начала практиковать рассылку так называемых темников, которые особенно широко применялись на телерадиоканалах, — редакции получали «рекомендации» относительно содержания информационных программ, невыполнение которых могло привести к административному террору.

Такой террор был и самой распространенной формой давления на те средства массовой информации, которые или пытались быть независимыми, или находились под контролем групп и лиц, уступавших в силе и влиянии соперникам. Визиты налоговых и пожарных инспекторов, аресты счетов, штрафы, отказ в регистрации, закрытие редакций — только начало длинного списка форм административного давления на прессу. Особо изощренным способом сведения счетов с неугодными журналистами стали судебные иски о «защите чести и достоинства» частных лиц, подаваемые лицами должностными. При этом суммы компенсации, выставляемые истцами, были поистине астрономическими, способными, в случае позитивного решения суда, разорить не только журналиста, но и газету. Проблема имела и региональный аспект — если «разборки» с неугодными власти или мафиозным структурам средствами массовой информации в Киеве могли вызвать общенациональный или международный резонанс, то на местах пределов произволу просто не было. Один из наиболее показательных случаев — история с газетой «Информационный бюллетень», выходившей в г. Кременчуге. Исковое заявление на редактора газеты за публикацию критических писем жителей, недовольных ситуацией в городе, подал мэр Кременчуга. Начальная сумма требуемой «компенсации» составляла 350 тыс. грн. В ходе судебных тяжб (редактора газеты вызывали на 54 судебных заседания) сумма возросла до 1 млн грн. (около $ 200 тыс.) На ее имущество, в том числе квартиру, был наложен арест. Типографию, где печаталась газета, закрыли под предлогом «аварийности помещения». Газету отказывались печатать типографии пяти прилегающих областей Украины.

В тех случаях, когда административное давление не приносило результатов, использовался подкуп журналистов. Если это не действовало, применялось запугивание и насилие — моральный террор против самих журналистов и членов семей, нападения на квартиры, акты вандализма… Только в 2000–2001 гг., по данным Уполномоченного по правам человека при Верховной Раде, 40 украинских журналистов стали объектами нападений и избиений. По данным Министерства внутренних дел Украины, только в 2001 г. против журналистов было совершено 72 преступления, из которых 30 не были раскрыты[506]. Если объект террора упорствовал, его физически устраняли — нередко под видом «несчастного случая». Осенью 2000 г. пропал без вести независимый журналист, редактор интернет-издания «Украинская правда» Георгий Гонгадзе, известный своими критическими публикациями о высших государственных деятелях. В ноябре того же года его обезглавленное тело было найдено в лесу — началась многолетняя эпопея, так называемое дело Гонгадзе, в ходе которого представители оппозиции выдвинули обвинения в причастности к убийству высших должностных лиц государства, включая президента Л. Кучму. Непосредственных убийц журналиста, двух милицейских чинов, отдали под суд только в 2005 г., заказчиков и руководителей преступления выясняют до сих пор. «Дело Гонгадзе» стало международным символом отношения украинской власти к свободе слова.

Пожалуй, наиболее заметным и социально опасным явлением во взаимоотношениях государства, общества и граждан стала коррупция. Ее корни уходят в советские времена, особенно в эпоху правления Л. Брежнева, когда коррупция с «верхов» общества спустилась в «низы». После распада СССР, на фоне масштабного социально-экономического кризиса и интенсивного государственного строительства, падения качества бюрократии и ее физического разрастания, резкого обнищания большинства населения в сочетании с быстрым расширением регулятивных, контрольных, фискальных функций государства возникли весьма благоприятные условия для роста коррупции.

Коррупция превратилась в масштабное социальное явление, стала частью повседневной жизни, своего рода социальной привычкой. Более того, она настолько интегрировалась в экономику, что стала частью «естественного» перераспределения доходов. Обнищавший учитель, получающий подношение от родителей за нужную оценку в аттестате, милиционер с мизерной зарплатой, собирающий дань с уличных торговцев, чиновник, кладущий в карман хрустящий конверт, министр, получающий «в подарок» недвижимость, премьер-министр, сооружающий у себя на даче бассейн за сотни тысяч долларов, президент, «не мешающий» своему ближайшему родственнику недорого получить в собственность один из крупнейших заводов в Европе, — все это выстраивалось в единую, масштабную, всепроникающую систему, опасность которой заключалась не только в экономических убытках, по и в тотальной деморализации общества, последствия которой трудно предвидеть и просчитать. Разумеется, знака равенства между коррупцией в «верхах», где она служила средством обогащения, и в «низах», где она нередко превращалась в способ выживания, быть не могло. Совершенно очевидно, что начальный импульс создания этой системы исходил от государства, сначала поставившего своих граждан на грань выживания, а потом создавшего условия, при которых любые законные попытки этого выживания становились невозможными.

В октябре 1995 г. государство официально признало масштабы и опасность коррупции, приняв специальный закон о борьбе с нею. Всего во второй половине 1990-х гг. было принято 52 закона и подзаконных акта, направленных на борьбу с коррупцией[507]. Об эффективности судебной борьбы с ней свидетельствуют такие факты: согласно данным Верховного суда Украины, в 1998 г. в суды было передано 6656 дел о коррупции чиновников и депутатов разных уровней. Из них 246 закончились приговорами, из которых, в свою очередь, только 48 были приведены в исполнение[508].

Борьба государства с коррупцией нередко сама оказывалась коррумпированной морально и политически — наиболее известные случаи преследования украинской властью официально объявленных «коррупционеров» были слишком явно связаны с политической борьбой. Достаточно вспомнить хотя бы историю с премьер-министром П. Лазаренко, коррупционные схемы которого «неожиданно» стали предметом внимания силовых ведомств именно тогда, когда он стал явно демонстрировать свои политические амбиции и вкладывать средства в политические проекты, которые могли подорвать шансы Л. Кучмы на второй президентский срок.

Исследование Мирового банка и Европейского банка реконструкции и развития, проведенное в 1999 г. в 22 посткоммунистических странах, показало, что по уровню так называемой административной коррупции (когда взятки являются частью дохода чиновников) Украина занимала почетное третье место после Азербайджана и Кыргызстана (следом за ней шли Грузия, Молдова, Албания и Румыния).

Согласно Всемирному докладу о коррупции, подготовленному в 2001 г. организацией Transparency International, Украина занимала одно из высших — восемьдесят третье место (91 место — наивысшее) по уровню коррупции[509]. По опросам социологов, в этом же году каждый пятый украинец вынужден был прибегать к взяткам для решения своих проблем в государственных органах. В 2000-е гг., когда несколько стабилизировалась социально-экономическая ситуация, налоговое законодательство стало более разумным и из теневого сектора вышла значительная часть мелких предпринимателей, возникли предпосылки для постепенного оздоровления ситуации. Однако коррупция, превратившаяся в неотъемлемую часть экономики, достигла таких масштабов, что развивалась уже по собственным правилам и законам. В 2004 г., выступая на Всеукраинском совещании по проблемам борьбы с организованной преступностью и коррупцией, Л. Кучма произнес блестящую речь, в которой привел поражающие воображение факты о размахе коррупции и теневых схем, о причинах их возникновения. Впрочем, поражало совсем другое — президент произносил свою речь так, словно он долгие годы отсутствовал в Украине и по прибытии обнаружил все то, о чем он докладывал. «Коррупция в социально-экономической жизни неизбежно приводит к коррупции души, морали, порождает двурушничество и лицемерие»[510] — заявил Л. Кучма. Вряд ли можно было высказаться более определенно.

Смена руководства страны после «оранжевой революции» пробудила надежды общества и международного сообщества на то, что власть перейдет к реальным мерам в борьбе с коррупцией. Всемирный экономический форум, проходивший в Киеве в июле 2005 г., призвал украинскую власть немедленно предпринять ряд вполне доступных мер для борьбы с коррупцией: ввести практику внесения в черный список предприятий и учреждений, уличенных во взяточничестве, поднять заработную плату государственных чиновников и создать систему их отбора по деловым качествам, а не по лояльности к власти, максимально минимизировать процесс непосредственного общения граждан с чиновниками (упрощение бюрократических процедур, переведение их в онлайновый режим), обнародование данных о доходах и собственности высших государственных чиновников, депутатов, судей и членов правительства. Эти предложения частично начали осуществляться новой властью, однако одновременно общество сигнализировало о своего рода обострении коррупции — борьба с ней, провозглашенная правительством, увеличила риск коррупционной деятельности и повысила размеры взяток. К тому же правительство почему-то решило, что начинать нужно с многократного повышения зарплат высшим чиновникам (месячная зарплата министров возросла до 15–20 тыс. гривен ($3–5 тыс.) — в стране, где более трети населения официально признавалось бедным, это произвело неизгладимое впечатление… Ряд «экономических» скандалов 2005–2006 гг., связанных с членами нового правительства, и особенно история с поставками российского газа через компанию «Росукрэнерго», сильно подорвали доверие общества к новой власти и продемонстрировали, что коррупция как системное явление требует и системных, и последовательных усилий, а не лозунгов и разовых акций.

Итак, взаимоотношения государства, общества и граждан, сложившиеся в независимой Украине, не предполагали взаимного доверия, лояльности и цивилизованного гражданского согласия. Некоторые позитивные изменения, состоявшиеся во второй половине 1990-х гг. (мораторий на смертную казнь 1997 г., в 2000 г. приведший к ее отмене и замене пожизненным заключением), не меняли общей картины. Недоверие граждан к государственным институтам, низкая эффективность последних и их склонность к бюрократическому своеволию, коррупция, охватившая все слои общества, правовой нигилизм и моральный упадок — таковы предварительные итоги хроники отчуждения государства, общества и личности в независимой Украине. В то же время нельзя не заметить и некоторых позитивных изменений, связанных с этим: брошенные на произвол судьбы государством его граждане стали более самостоятельными в поисках способов решения своих проблем. Общественная нелегитимность государственных институтов, а временами и их преступность подталкивала к активным действиям, принимающим характер гражданского неповиновения, к самоорганизации общества, что в полной мере проявилось в ходе «оранжевой революции».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.