2. Украина во Второй мировой и Великой Отечественной войнах

2. Украина во Второй мировой и Великой Отечественной войнах

Начало Второй мировой войны и «украинский вопрос»

В контексте событий конца 30-х гг. XX века под «украинским вопросом» имеется в виду государственная принадлежность украинских этнических территорий, которые охватывали собственно УССР, а также Буковину, Закарпатье, Волынь, Восточную Галицию, Лемковщину, Подляшье, Холмщину. В межвоенный период все они находились соответственно в составе СССР, Румынии, Чехословакии и Польши, имея существенные различия в политическом, социально-экономическом развитии, социокультурной, религиозной, мировоззренческой сферах, традициях и даже языке. С учетом экономического потенциала и географического положения этих земель правители различных государств стремились включить их если не в свои пределы, то хотя бы в сферы влияния.

Позицию правительства Чехословакии во многом определили Мюнхенские соглашения. В октябре 1938 г. Прага предоставила статус автономии так называемой Подкарпатской Рутении. 22 ноября 1938 г. автономию Карпатской Украины официально признал парламент Чехословакии.

В планах создания «Великой Румынии» значительное место отводилось восточным приобретениям за счет земель, на которых проживало значительное число украинцев.

Имея в своем составе Галицию и другие западноукраинские земли, Польша, тем не менее, не оставляла планов поиска путей выхода к Черному морю. Вице-директор политического департамента МВД Польши в беседе с советником германского посольства в Варшаве 18 ноября 1938 г. заявил о согласии Польши «выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину»[440]. В ходе консультаций министра иностранных дел И. Бека с его германским коллегой И. Риббентропом в январе 1939 г. в качестве компенсации за «воссоединение» Данцига с Германией и антисоветскую позицию польского правительства Берлин гарантировал благосклонный нейтралитет относительно восточного вектора политического курса Варшавы. «Я спросил Бека, — удовлетворенно писал Риббентроп, — не отказались ли они от честолюбивых устремлений маршала Пилсудского в этом направлении, то есть претензий на Киев. На это он мне ответил, что они уже были в самом Киеве, эти стремления, несомненно, все еще живы сегодня»[441].

В этой связи представляется важным вывод, сделанный на основе анализа польско-германских отношений В. Ковалем: «Польша одинаково категорически не желала видеть на своей территории ни советских, ни германских войск. Нельзя забывать, что никакого иного приемлемого для большой войны пути к СССР с запада кроме Польши, не существовало. Таким образом, независимо от оторванных от реальности захватнических мечтаний польского министра иностранных дел относительно Украины существование польского государства объективно являлось гарантией безопасности и Украины и всего Союза ССР».

«Украинская карта» занимала место и в дипломатических пасьянсах Лондона. Британская пресса, в том числе лондонская «Экономист», распространяла слухи, что в случае интервенции Англия поддержит Польшу и других соседей Советского Союза[442].

В период «Зимней войны» между СССР и Финляндией западные спецслужбы засылали на территорию Советского Союза агентов из числа украинских эмигрантов, которые собирали информацию о положении в стране, настроениях населения, различные разведданные.

В апреле 1934 г. влиятельной британский журналист Л. Лотон всячески доказывал английским политикам, что «проникновение Германии и Польши в Украину повредит экономическим и стратегическим интересам Великобритании». Л. Лотон настоятельно рекомендовал своему правительству интегрировать украинские земли в систему Западной Европы, исходя из того, что «независимая и автономная Украина необходима для европейского экономического прогресса и мира»[443]. Тогда же в Англии побывал представитель ОУН Е. Ляхович, получивший задание прояснить для британского истеблишмента сущность программных положений ОУН и засвидетельствовать ее готовность сотрудничать с Лондоном.

Однако наиболее крупными и влиятельными игроками на европейской дипломатической арене являлись Германия и Советский Союз. Еще в изданной в 1925 г. «Майн кампф» Д. Гитлер в качестве главной геополитической цели Германии ставил завоевание «жизненного пространства» для немцев за с гот России и «подвластных» ей государств и народов, т. е. и Украины. Осенью 1937 г., когда фюрер впервые завел речь о подготовке войны в узком кругу единомышленников, эта же мысль прозвучала в более завуалированной форме: будущее Германии «зависит исключительно от разрешения территориальной потребности»[444]. Конкретные аспекты решения «украинского вопроса» А. Гитлера интересовали мало, поскольку судьбу Украины он всецело ставил в зависимость от собственных планов. Но для «отвода глаз» мировой общественности Берлин демонстрировал абсолютную индифферентность в отношении Украины. Дезавуируя слухи журналистов о том, что Германия имеет какие-либо намерения относительно Украины, рейхсканцлер заявил, что «Германия не имеет никаких интересов по ту сторону Карпат и ей безразлично, что там делают страны, заинтересованные в этих областях». До времени не открывая карты, нацисты пошли на «сближение» с Советским Союзом и заключение соответствующих соглашений 1939 г.

События вокруг Карпатской Украины послужили своеобразным индикатором политики нацистского руководства в «украинском вопросе» для национально ориентированной эмиграции. Отвечая на публикации польской прессы, официоз ОУН газета «Украинское слово» 18 июня 1939 г. писала: «Мы сами хорошо знаем, что нам надлежит [делать], кто наш враг и что мы сможем выиграть или потерять. Мы никогда не вынашивали идею, что сможем получить какой-то подарок от Гитлера, этого хорошо известного хищника. Он — представитель германской „высшей" расы, заклятый враг славянской расы… Но еще меньше мы ожидаем от наших соседей, наших „добрых славянских братьев"»[445]. Последняя фраза является ключевой: именно позиция Польши в «украинском вопросе» подтолкнула украинскую эмиграцию всех оттенков и направлений к сотрудничеству с Германией в иллюзорной надежде заручиться ее поддержкой в деле воссоединения суверенной украинской государственности. Соответствующим образом реагировали на подобные публикации в Берлине. В одном из донесений начальника департамента «Восток» бюро внешней политики НСДАП А. Шикенданца говорилось: «Мы всегда считали, что ОУН (группа Коновальца) целиком антинемецкая и что ее деятельность абсолютно провокативна и не менее вредна как для немцев, так и для украинцев». В качестве подтверждения приводился анализ публикаций националистической периодики, издававшейся в США, Канаде и Франции[446].

Несмотря на этот и другие документы, гитлеровские спецслужбы использовали ОУН в своих целях, хотя особо и не преуспели в этом. В период планирования агрессии против Польши абвер по инициативе адмирала Канариса наладил контакты с оуновцами, намереваясь использовать их организационный потенциал и популярность среди этнических украинцев для подготовки восстания в Польше. Никаких практических результатов не последовало, но в среде руководителей ОУН умело поддерживалась надежда на помощь Германии в деле воссоединения независимого украинского государства.

На деле Гитлер не собирался никому давать гарантий государственности. Как беспринципный и коварный политик он руководствовался исключительно собственными представлениями о будущем устройстве Европы и, учитывая его отношение к славянам, не намеревался строить с ними отношения на основе паритетных союзнических обязательств. Украина интересовала его в качестве неисчерпаемого резервуара сырья продовольствия и рабочей силы, и дальше этого мысли фюрера не шли. Все последующие попытки вывести контакты на политический уровень он оставлял без внимания либо жестко пересекал.