Русские уходят с Курил
Русские уходят с Курил
После заключения трактата с Японией Путятин по указанию царского правительства продолжил дипломатическую деятельность на Дальнем Востоке. 13 (1) июня 1858 г. он подписал с китайскими уполномоченными Тяньцзиньский договор о переводе российско-китайских отношений на более высокий уровень и улучшении условий торговли.
В подписанном в мае того же года Айгуньском договоре определялось, что левый берег Амура является владением России, а правый — до реки Уссури — принадлежит Китаю. Однако пространства от Уссури до моря оставались неразграниченными и находились «в общем владении» обоих государств. Поэтому новым договором затрагивалась и пограничная проблема. Статья 9 Тяньцзиньского договора гласила, что «неопределенные части границ между Китаем и Россиею будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих правительств» и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату. По назначении границ сделаны будут подробное описание и карты смежных пространств, которые и послужат обоим правительствам на будущее время бесспорным документом о границах{52}. Тем самым подписанным Путятиным договором закладывались основы пограничного размежевания и с Китаем.
Эту важную дипломатическую работу продолжил направленный затем в Китай с миссией граф Н.П. Игнатьев. Одной из главных задач миссии было заключение соглашения о включении в состав Российской империи Приамурья и Приморья, что позволяло иметь удобные порты для российского флота. До этого кораблям дальневосточной флотилии приходилось базироваться в замерзающем в зимнее время устье Амура у Николаевска. Согласно заключенному 11 ноября (30 октября) 1860 г. Пекинскому трактату эти территории «на вечные времена» объявлялись владением России. Для закрепления на вновь включенных в состав России землях и для их защиты был заложен город Владивосток.
После присоединения Приамурья и Уссурийского края к России владение Сахалином приобретало особо важное военное значение, ибо теперь был открыт прямой путь к этому острову по Амуру. С другой стороны, Сахалин являлся естественным прикрытием дальневосточного побережья России.
Очередная попытка добиться признания прав России на весь Сахалин была предпринята адмиралом Н.Н. Муравьевым-Амурским, который при посещении Эдо российской эскадрой в 1859 г. поднял этот вопрос перед представителями центральной японской власти. Имея на то полномочия Александра II, адмирал передал пожелание российского императора заключить с японским правительством аналогичный Айгуньскому договор, по которому граница между двумя странами проходила бы по проливу Лаперуза. В обоснование предложенного проекта соглашения было заявлено, что «Сахалин с давних пор принадлежит России». По предложению российской стороны в случае признания Сахалина российским рыболовные промыслы японцев вблизи острова оставались в их частном владении и под защитой русских законов{53}.
Реакция правительства бакуфу была отрицательной. Было заявлено, что следует произвести раздел острова по 50-й параллели, т. е. пополам, или оставить Сахалин неразделенным, как это предусмотрено положением Симодского трактата о совместном владении.
Японские историки дают такую версию этого визита: «В 1859 году адмирал Николай Николаевич Муравьев-Амурский, прибывший в город Канагава во главе эскадры из семи кораблей, потребовал с позиции превосходства передать во владение России весь остров Сахалин, но получил отказ японского правительства. С другой стороны, правительство России, прилагая все силы для колонизации Сахалина, фактически ставит его под свое управление. В результате такой политики между японским и российским населением, проживавшим на острове, стали возникать конфликты»{54}.
В целом же российское правительство продолжало политическую линию на поддержание с Японией добрососедских отношений, твердо придерживаясь невмешательства в ее внутренние дела. Оно уклонялось от совместных вооруженных акций, предпринимавшихся эскадрами английских, американских, французских и голландских кораблей, отвечавшими бомбардировками японских городов на отдельные нападения агрессивно настроенных против иностранцев самураев. Примером стремления русских разрешать возникавшие проблемы мирно стала в целом сдержанная реакция Муравьева-Амурского на нападение на русских моряков в Иокогаме, когда были зарублены мечами мичман и матрос и еще один матрос тяжело ранен. Несмотря на призывы англичан и французов отомстить за эти и другие убийства иностранцев, русские ограничились требованием найти и наказать виновных.
Россия строго придерживалась нейтралитета в развернувшейся в Японии в 60-е гг. борьбе против власти сегуна сторонников обновления. Это со всей очевидностью проявилось в период гражданской войны, когда сегун обратился к правительству России с просьбой об оказании помощи. Западные же государства, рассчитывая на дополнительные привилегии в торговле и расширение своего влияния на японскую центральную власть, открыто вмешивались во внутреннюю борьбу в стране. Французы, сделав ставку на сегуна, предложили ему военную помощь, а британское правительство поддержало оппозицию против сегуна.
Следует отметить, что заключенные правительством бакуфу договоры об «открытии» Японии стали одним из поводов для гражданской войны. Консервативно настроенные слои населения выступили против заключения неравноправных договоров с американцами и европейцами и развернули движение за свержение сегуна и изгнание иностранцев из страны. С этими призывами они апеллировали к императору. Под давлением оппозиционных сил император вынужден был издать в 1863 г. указ об изгнании иностранцев. Как бы во исполнение этого указа по личной инициативе властитель княжества Тёсю отдал приказ обстрелять американское торговое судно в Симоносэкском проливе. Американцы тут же ответили, обрушив на форты Симоносэки шквальный огонь из пушек своих военных кораблей. Опасаясь расширения движения против иностранцев, объединенная эскадра английских, французских, голландских и американских военных кораблей в сентябре 1864 г. в качестве меры устрашения вновь предприняла обстрел Симоносэки, произведя значительные разрушения. Однако это не устрашило противников «открытия» страны. Воинственные феодалы и деклассированные самураи-ронины княжеств Сацума и Тёсю продолжали борьбу против политики сегуна и его окружения.
Хотя борьба за власть в стране отвлекала японское правительство от дипломатических проблем, попытки разрешения вопроса о принадлежности Сахалина продолжались. Эдо беспокоили сообщения о том, что на остров прибывает все больше русских, которые строят жилища и разрабатывают каменноугольные месторождения в южной части Сахалина. В июле 1862 г. в Петербург после посещения ряда европейских государств прибыла японская миссия во главе с С.Такэноути, которой было поручено продолжить переговоры о разделе Сахалина по 50-й параллели. В случае отказа российского правительства заключить соглашение на таких условиях предусматривалось предложить вариант аренды Японией южной половины острова. Японская дипломатическая миссия была принята императором Александром II, а также министром иностранных дел A.M. Горчаковым. Российскую делегацию возглавлял директор Азиатского департамента МИДа Н.П. Игнатьев. Шесть раундов переговоров результатов не дали — японцы упорно стояли на своём. Хотя стороны договорились продолжить обсуждение проблемы на местном уровне, а именно с командующим русской эскадры на Тихом океане П.В. Казакевичем, правительство бакуфу уклонилось от выполнения этой договоренности.
Тем временем продолжалось военное строительство на Сахалине — из донесений японских агентов следовало, что русские сооружают на острове форты, оснащая их пушками и другим вооружением. Опасаясь полной утраты позиций Японии на Сахалине, губернатор Хакодатэ рекомендовал Эдо несколько отойти от занятой позиции и попытаться убедить царское правительство пойти на компромисс, а именно — на раздел острова не по 50-й, а по 48-й параллели.
Несмотря на начавшиеся в стране волнения, бакуфу направляет в 1866 г. в Петербург полномочную делегацию для обсуждения вопроса о государственной границе на Сахалине. Однако состоявшиеся в российском МИДе переговоры к кардинальному решению проблемы не привели. Российское правительство, отвергнув предложение Японии о демаркации границы по 48-й параллели, настаивало на праве России владеть всем островом. Договориться удалось лишь о заключении временного соглашения о совместном владении Сахалином. В подписанном 18 марта 1867 г. документе предусматривалось: «Русские и японцы должны поддерживать мирные и дружественные отношения и разрешать конфликты путем переговоров между местными властями России и Японии (ст. 1). В силу общности владения Сахалином русские и японцы имеют право свободно передвигаться по острову, возводить постройки и заниматься промыслом (ст. 2). Местным жителям предоставляется личная свобода и право распоряжаться своим имуществом (ст. 3). В случае согласия японского правительства на изложенные выше предложения России местные губернаторы (Эдзо и Приморской области) могли быть уполномочены заключить трактат (ст. 4). “Временные правила” вступали в силу не позже чем через шесть месяцев после их подписания (ст. 5)»{55}. Правительство бакуфу, по сути дела, отвергло эти «временные правила». С тем, чтобы укрепить позиции Японии в споре о Сахалине, было принято решение «форсировать переселение японцев на Сахалин».
Разрешению территориальной проблемы мешала настороженность японского правительства по поводу укрепления позиций России на Дальнем Востоке, стремления русских расширить количество стоянок для своего флота не только вблизи Японии, но и на ее территории. Хотя, как отмечалось выше, Россия не вмешивалась во внутренние дела японцев, она была вынуждена отстаивать свои интересы в прилегающих к Японии районах, где ей противостояли США и западноевропейские державы. Подчас в эту борьбу великих держав волей-неволей вовлекалась и Япония. Так, например, на ход переговоров о Сахалине и японо-российские отношения в целом весьма неблагоприятное влияние оказал инцидент на острове Цусима.
1 марта 1861 г. российский корвет «Посадник» вошел в бухту этого острова под предлогом проведения срочного ремонта, что в крайних случаях допускалось Симодским трактатом. Однако этим дело не ограничилось. Капитан корвета Н.А. Бирюлев то ли по своей инициативе, а скорее по согласованию с вышестоящим начальством без разрешения японцев приступил к строительству на берегу острова складского помещения и лазарета для последующего использования их кораблями российского флота. По существу, это была заявка на превращение Цусимы в постоянную стоянку русских кораблей. Существует достаточно оснований предположить, что эти действия были предприняты с целью упредить занятие Цусимы англичанами. Как сообщают японские источники, еще в 1859 г. английским военным кораблем была предпринята попытка захвата острова. Тогда в результате происшедшего столкновения англичанами были убиты и ранены несколько японских чиновников. Эта вылазка не была случайной. Английский консул в Хакодатэ сообщал в Лондон: «Для нас срочной необходимостью является захват Цусимы и превращение ее в остров Перим». Поэтому действия корабля российского флота можно расценивать как направленные на предотвращение использования Цусимы в качестве военно-морской базы Великобритании. Аналогичные замыслы по поводу Цусимы имели и французы.
Именно защитой острова от англичан Бирюлев пытался объяснить свои действия японцам. Однако местные жители восприняли их как намерение отобрать у них землю и оказали сопротивление. В начавшихся стычках один крестьянин был убит, двое пленены. Получив сообщение об инциденте, по поручению правительства губернатор Хакодатэ передал российскому консулу И.А. Гошкевичу требование «принять надлежащие меры с тем, чтобы немедленно удалить русский военный корабль из Цусимы». При посредничестве консула командующий дальневосточной флотилией И.Ф. Лихачев отдал приказ Бирюлеву покинуть Цусиму. Желая уладить инцидент, МИД России в направленном в Эдо разъяснении ответственность за происшедшее возложил на Лихачева и Бирюлева. Хотя инцидент нанес определенный урон российско-японским отношениям, объективно Япония оказалась в выигрыше. Увидев, что русские не будут терпеть превращения Цусимы в стратегически важную военно-морскую базу Великобритании, англичане отложили свои планы захвата острова.
В 1868 г. борьба за власть в Японии достигла своего апогея. Власть сегуна слабела на глазах. В конце концов, сёгун Ёсинобу вынужден был передать ее молодому императору Муцухито (Мэйдзи). Выступившие против императора войска бывшего сегуна продолжали сопротивление, но в конце января в битвах близ Киото были разбиты. Власть окончательно перешла к императору и его сторонникам. Наступила эпоха, которую назвали «реставрацией Мэйдзи» (Мэйдзи исин). В историографии принято считать «реставрацию Мэйдзи» своеобразной незавершенной буржуазной революцией.
Новое правительство было озабочено в основном внутриполитическими проблемами. Однако жизнь заставляла уделять внимание и налаживанию связей с внешним миром. В первую очередь предстояло определиться в отношении соседних государств. В этот период явственно проявилась взаимозависимость внутренней и внешней политики. Новое правительство было весьма озабочено трудоустройством разорившегося и потерявшего жизненную перспективу класса самураев. Среди членов правительства родилась идея сформировать из безработных самураев армию и направить ее на завоевание Кореи. При этом сторонники этой идеи рассматривали включение завоеванной Кореи в состав Японии как важное средство укрепления мощи и влияния страны в будущем противоборстве с мировыми державами, в том числе с Россией. Не исключалась и возможность завоевания Сибири. Член правительства известный военачальник периода гражданской войны Сайго Такамори считал военный поход в русскую Сибирь вероятным и даже разрабатывал соответствующие планы. Его ближайший соратник генерал-майор Кирино Тосиаки самоуверенно заявлял, что «в военном отношении Россия не представляет собой чего-либо серьезного. С одним батальоном можно дойти до Петербурга»{56}. При этом указывалось на отсутствие в Сибири железной дороги и малочисленность войск и населения в обширных восточных районах России. Однако нельзя исключать, что подобные настроения при оценке российского потенциала и политики на Дальнем Востоке явились результатом неправильно понятого миролюбивого курса России в отношении своего дальневосточного соседа. В проявленном русскими дружелюбии, стремлении вести дела с дальневосточным соседом «с кротостью и умеренностью» японцы, в силу особенностей менталитета, усматривали слабость России, отсутствие необходимой военной мощи для отстаивания своих интересов. С другой стороны, при всей неприязни к американцам и англичанам, японцы вынуждены были с большим уважением и покорностью отвечать на их «политику канонерок». Заметим, что подобное ошибочное восприятие российской дипломатии существовало в Японии довольно долго.
Проблема определения принадлежности Сахалина перешла к новому правительству императора Мэйдзи. Переговоры по этому вопросу активизировались после прибытия в Японию в 1872 г. постоянного поверенного в делах и одновременно консула Е.К. Бюцова. О политике царского правительства в отношении Японии в то время свидетельствует полученная консулом инструкция, в которой было сказано, что «мы занимаем в отношении Японии совершенно исключительное положение, отличное от того, в котором находятся другие иностранные государства; оно обусловлено, с одной стороны, близким соседством нашим к Японии, с другой — отсутствием, по крайней мере, на некоторое еще время, торговых интересов, привлекающих туда другие нации; наше соседство не позволяет нам оставаться равнодушными ко всему происходящему в Японии: мы должны зорко следить за внутренним ее развитием; отсутствие же торговых интересов дает нам возможность быть гораздо снисходительнее других держав в наших требованиях и даже оказывать поддержку японскому правительству». Инструкция предписывала Бюцову «избегнуть и тени вмешательства» во внутренние дела Японии{57}.
В 1867 г. царское правительство, не оценив в должной степени стратегическую и хозяйственную ценность Аляски и Алеутских островов, за небольшую сумму в 7,2 млн. долларов продает эти территории США. Следует отметить, что Аляска и Алеутские острова были именно проданы, а не «сданы в аренду США на 99 лет», как подчас можно услышать.
Японцы решили воспользоваться прецедентом, и уже на первых переговорах с консулом Бюцовым японский министр иностранных дел Т. Фукусима предложил «продать Японии территорию Сахалина к югу от 50° с. ш.». Ответ был отрицательным, и переговоры по сахалинскому вопросу вновь окончились ничем. Они возобновились лишь летом 1874 г., когда в Петербург в ранге чрезвычайного и полномочного посла прибыл один из наиболее образованных и способных людей тогдашней Японии Эномото Такэаки. Посол был увлечен идеей освоения Хоккайдо, являлся не назначенным, а избранным «президентом Хоккайдо», занимал в правительстве пост уполномоченного по освоению новых территорий. Назначение столь видного деятеля послом в России свидетельствовало, кроме всего прочего, о желании японского правительства разрешить, наконец, территориальный вопрос, наличие которого создавало напряженность в двусторонних отношениях.
В середине 70-х гг. японские власти сознавали, что противостоять России на Сахалине, пытаться конкурировать с ней в хозяйственном развитии острова Япония не в состоянии. Сезонное использование южной оконечности Сахалина для нужд рыболовства не выглядело серьезным аргументом в затянувшемся территориальном споре. Тогда родилась идея отказаться от претензий на Сахалин, а за это побудить Петербург уступить Японии все Курильские острова до Камчатки. Перед отправлением в Россию Эномото получил от правительства инструкцию, согласно которой он должен был добиться на переговорах следующих целей: «1. Покончить с совместным владением Сахалином, весь Сахалин уступить России; добиться получения всех Курильских островов, как территории, по площади равной половине Сахалина. 2. Провести точную государственную границу»{58}.
Однако Эномото не спешил излагать основную японскую позицию. В ходе переговоров с директором Азиатского департамента МИД России П.Н. Стремоуховым он предъявил претензию не на южную половину, а на весь Сахалин, заявив: «Ваша страна желает владеть всем островом, имея в качестве границы пролив Лаперуза (Соя). Наша страна также желает владеть всем островом, имея в качестве границы Татарский пролив. Поскольку спор не решен, то хотелось бы провести границу справедливо по естественному рельефу Сахалина». Подобная позиция Эномото удивила российских переговорщиков. Однако впоследствии японский посол выдвинул еще более поразительное предложение о том, что «остров Уруп и прилегающие к нему три небольших острова навечно становятся собственностью Японии и Японии же должны быть переданы русские военные корабли». И лишь 4 марта 1875 г. Эномото впервые заговорил об «отказе от Сахалина за соответствующую компенсацию». Он заявил: «В качестве платы нам хотелось бы получить все Курильские острова»{59}. На это заявление следует обратить особое внимание, ибо подчас можно услышать мнение о том, что предложение об «обмене» всех Курильских островов на Сахалин якобы сделала российская сторона.
Утверждения некоторых историков о том, что российское правительство якобы с готовностью ухватилось за это предложение, едва ли следует считать верным. Фактом является то, что в условиях обострения ситуации на Балканах, перспективы очередной войны с Турцией, которую вновь могли поддержать западные державы, российское правительство было заинтересовано как можно скорее разрешить дальневосточные проблемы, в частности сахалинскую. Однако предложение отдать Японии все Курильские острова выглядело чрезмерным. Восприняв сделанное Эномото предложение как сознательно завышенное первоначальное условие, российские переговорщики, согласившись обсуждать идею «обмена», на деле намеревались вести дипломатический торг. Японскому послу был предложен вариант, по которому в обмен на признание Сахалина российским Японии передавались бы Курильские острова за исключением трех северных — Алаида, Шумшу и Парамушира.
Сохранение за Россией этих островов позволяло оставить для российских кораблей свободный выход в Тихий океан, что имело важное стратегическое значение. Это выглядело как разумный компромисс, тем более если принять во внимание уступку при аналогичных обстоятельствах Японии южнокурильских островов. Однако царское правительство не проявило достаточной настойчивости. Складывается впечатление, что в те годы российский император и его министры стали тяготиться дальневосточными владениями, экономические выгоды от которых были не столь велики. Не осознавали они в должной степени и будущее стратегическое значение Курильских островов. С другой стороны, Эномото должен был неукоснительно выполнять инструкцию своего правительства, требовавшего передачи Японии всех Курил до Камчатки. Так как посол отказывался рассматривать компромиссные варианты, было запрошено согласие российского правительства, а затем императора на заключение договора на японских условиях. Монаршее согласие было получено.
25 апреля (7 мая) 1875 г. в Санкт-Петербурге состоялось подписание документа, который остался в истории под названием «Трактат, заключенный между Россией и Японией 25 апреля 1875 г., с дополнительной статьею, подписанной в Токио 10 (22) августа 1875 г.». По соглашению, права на владение всем островом Сахалин получала Россия, а все Курильские острова переходили во владение Японии. Японским судам предоставлялось право в течение десяти лет свободно посещать сахалинский порт Корсаков. За японскими рыбаками закреплялось право вести рыбную ловлю в Охотском море и у берегов Камчатки. За находившиеся на южной оконечности Сахалина японские постройки и другое имущество российская сторона обязалась выплатить компенсации. Таким образом, при заключении соглашения Япония получила четко зафиксированные экономические привилегии. Что касается российских интересов на Курилах, то они были утрачены без какого-либо возмещения.
Хотя договор 1875 г. нередко именуют «обменным», в действительности речь шла не об обмене одной территории на другую, а о сдаче Курил в обмен на формальное признание Японией российских прав на Сахалин, который и так фактически принадлежал России. Следует обратить особое внимание на тот факт, что Россия была вынуждена пожертвовать своей территорией, которая была официально, в том числе с точки зрения международного права, признана таковой по Трактату 1855 г., а «обмененные» японские права на Сахалин не имели никакого юридического оформления. Поэтому утверждения о том, что Петербургский договор 1875 г. «был по-настоящему равноправным договором», справедливы лишь для Японии. Россия же, как и в 1855 г., ради добрососедства с Японией вновь пошла на существенные территориальные уступки.
Японские авторы, признавая, что к моменту заключения соглашения Сахалин уже рассматривался как русский остров, тем не менее, делают акцент на якобы состоявшийся добровольный обмен территориями. Они пишут: «Новое правительство во главе с императором Мэйдзи, будучи поставлено перед проблемой неизбежной русификации всего острова Сахалин, проведя переговоры с правительством России, в 1875 году заключило договор об обмене Сахалина на Курильские острова. Исходя из содержания упомянутого договора, японское правительство, отказавшись от права на совместное владение островом Сахалин, признало полный суверенитет России надо всем этим островом. В качестве компенсации Россия уступила Японии Курильские острова, а именно 18 островов, простирающихся от острова Шумшу до острова Уруп»{60}. Современные японские авторы сознательно именуют «Курильскими островами» лишь 18 островов, пытаясь доказывать, что южные острова Курильской гряды — Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп — по соглашению 1875 г. якобы выходили за рамки этого географического понятия. В связи с современными претензиями на эти острова со ссылкой на Трактат 1855 г. заслуживает внимания мнение о том, что «со времени Петербургского договора 1875 г., по которому Япония стала обладательницей всех Курильских островов, территориальные положения Симодского договора 1855 г. о первом пограничном размежевании между Россией и Японией утратили свое юридическое значение и превратились в один из сюжетов истории российско-японских отношений»{61}.
Как и продажа в 1867 г. американцам Аляски и Алеутских островов, уступка Японии Курильских островов была серьезной ошибкой царской дипломатии, нанесшей большой ущерб государственным интересам России на Тихом океане. «От обмена Курильских островов на Сахалин, — говорил один из царских дипломатов, — Россия не только не получила выгод, но, наоборот, попала впросак, потому что, если Япония устроит сильный порт на каком-нибудь из Курильских островов и тем пресечет сообщение Охотского моря с Японским, Россия потеряет выход в Тихий океан и очутится как бы в сетях. Напротив, если бы она продолжала владеть Курильскими островами, Тихий океан был бы для нее всегда открыт»{62}.
Разрешение в 1875 г. территориальных проблем создавало условия для более активного развития российско-японских отношений. Однако наступившая эпоха Мэйдзи ознаменовалась не только модернизацией Японии, но и ее вступлением в борьбу за раздел мира. В 1874 г. она напала на остров Тайвань и стала готовиться к войне с Китаем. Политика экспансии Японии на азиатском континенте неизбежно вела к столкновению интересов ведущих держав мира, привносила напряжение и в российско-японские отношения. Борьба двух государств за влияние в Северо-Восточной Азии вела к ситуации, когда возникавшие империалистические противоречия становилось все труднее разрешать мирными средствами.