5.2. «ДЕТИ» «СИНДИКАТА», ДЕКРЕТ О МИРЕ И БРЕСТСКОЕ «СТОЯНИЕ НА МЕСТЕ»

5.2. «ДЕТИ» «СИНДИКАТА», ДЕКРЕТ О МИРЕ И БРЕСТСКОЕ «СТОЯНИЕ НА МЕСТЕ»

26 октября 1917 года (старый стиль) 2-й съезд Советов принял декрет о мире, обеспечивший ему поддержку значительной части измученного войной населения. Мир без аннексии и контрибуций – «Такой мир предлагает Правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира…».

То, что происходило в рамках декрета о мире на переговорах о заключении мирного договора с немцами, убедительно доказывало, что Ленин и Троцкий – англо-американские марионетки. Обязательства перед немцами, немецкие деньги на революцию, пломбированный вагон для Ленина и соратников по решению высоких немецких властей – это всего лишь дымовая завеса, примитивная легенда прикрытия для легковерных. Брестские переговоры о заключении мира четко высветили, кто есть кто и кому служит.

Получив пост народного комиссара по иностранным делам по декрету 2-го съезда Советов от 28 октября 1917 года, Троцкий получил от «Центра СИ» первоочередную задачу: оттянуть возможно на больший срок заключение сепаратного мира с Германией, который мог осложнить положение войск Антанты.

Еще одно «дитя» «Синдиката» – Керенский – сумело удержать состояние войны России с Германией вплоть до октябрьского переворота, хотя в Англии, США и Франции ожидали выхода России из войны в силу сложившихся обстоятельств.

Переговоры о перемирии открылись 2 декабря по новому стилю в Бресте. Троцкий отсутствовал на этих переговорах, заранее планируя их неудачный исход. Руководитель делегации Иоффе выдвинул немцам такие заведомо неприемлемые условия, которые, как заявил с немецкой стороны Гер Гофман, «предлагают только побежденной стороне».

Среди них следующие: перемирие объявляется на 6 месяцев; немцы очищают занятые ими Моонзунские острова и Ригу; прекращаются переброски войск на Западный фронт, то есть на фронт, где с немцами воевали англичане и французы. На последнем пункте делегация Иоффе стояла, как вкопанная, без вариантов.

Переговоры были прерваны, хотя перемирие на 10 дней было заключено. 12 декабря делегация Иоффе вернулась, и 15 декабря было заключено перемирие на 28 дней. Иоффе требовал включить в условия перемирия такие химерические нелепые требования, как свободное братание солдат и распространение листовок, понятно, не имеющие прямого отношения к самому делу. Немцы на эти странные побочные условия частично согласились, оговорив пропуск литературы через определенные пункты.

22 декабря 1917 года переговоры продолжились. Делегацию России по-прежнему возглавлял Иоффе, не имевший даже намека на мандат принятия решений. Предложенные им русские условия мира по-прежнему были издевкой над задачей установления мира. В них среди прочих неуместных положений бредовое требование о том, что «несамостоятельным до сих пор народам гарантируется возможность свободно решить вопрос о своей принадлежности к тому или иному государству или о своей государственной самостоятельности при помощи референдума».

Немцы отвечали: «…имея ввиду природу германских колоний, осуществление права самоопределения на этих территориях… в настоящее время является практически невозможным».

28 декабря переговоры были прерваны. Иоффе заявил, что ни на какие уступки делегация пойти не может. Стали требовать переноса переговоров из Бреста в Стокгольм, безо всяких причин, разумеется. В центре переговоров опять был недоступный решению пункт о самоопределении наций.

9 января 1918 года переговоры возобновились. Наконец делегацию возглавил сам нарком по иностранным делам Троцкий.

Вот как определяет сам Троцкий свое участие в переговорах: «В качестве представителя советской делегации я решил резко оборвать фамильярные отношения, незаметно сложившиеся в первый период. Через наших военных я дал понять, что не намерен представляться баварскому принцу. Это было принято к сведению. Я потребовал раздельных обедов и ужинов…» ([52], с. 358).

Вот так. Глава дипломатического ведомства вместо стандартных и общепринятых приемов дипломатии идет на демонстративное обострение отношений и дальнейшее затягивание переговоров.

Осознав истинные намерения советской делегации затягивать переговоры и препятствовать заключению соглашения о мире, немцы обострили ситуацию и предъявили конкретный ультиматум. Граница должна была пройти к востоку от Риги прямо на Брест-Литовск. Граница отсекала большую часть Латвии, часть Белоруссии. В руках немцев оказывались Польша и Литва, а также крупные порты: Рига, Либава и Миндава.

Развал армии, устроенный еще Керенским, тяжелое положение в хозяйстве, голод, разруха и лишения народа, – а большевики соревнуются в поисках новых тупиковых условий, чтобы оттянуть объявление мира, в соответствии с планом и заказом «Центра СИ». Только этот факт может убедительно объяснить линию Ленина и Троцкого на затягивание и трагедию Брестских переговоров, на отказ от сотрудничества с немцами в поисках компромисса.

18 января немцы предъявили новый, более обширный и более жесткий ультиматум, требования немцев расширились. Была ли какая-либо идея, способная прикрыть и оправдать преступную тактику затягивания переговоров хотя бы в глазах членов партии? Такая идея у Ленина и Троцкого была – она постоянно озвучивалась. Затягивание переговоров должно было якобы разложить и деморализовать немецкую армию, показать немецкому пролетариату лицемерие и алчность правящих классов и т. п. Искусственный и лживый характер этих оправданий очевиден.

На одном из совещаний членов партии выявилось три точки зрения. Вот так Троцкий представляет их: «Ленин стоял за то, чтобы попытаться еще затянуть переговоры, но в случае ультиматума немедленно капитулировать. Я считал необходимым довести переговоры до разрыва, даже с опасностью нового наступления Германии, чтобы капитулировать пришлось – если вообще придется – уже перед очевидным применением силы. Бухарин требовал войны для расширения арены революции». Комментарии здесь излишни.

Троцкий так объясняет свою позицию: «…я требовал, чтобы не спешить с заключением мира и хотя бы ценой потери территории дать немецкому пролетариату время понять обстановку и сказать свое слово». Такова была жуткая логика и действия «детей» «Синдиката»: за счет потери национальной территории России что-то показать чужому пролетариату, показать то, что обычно не показывают [52].

Приходится признать: или это вопиющая беззастенчивая глупость, которую к Троцкому ну никак не приклеишь, или это заказ «Центра СИ», то есть «Синдиката», который следует прикрыть хотя бы таким абсурдным объяснением, за неимением другого.

Ситуация в партии накалилась до того, что Ленин, наконец, высказался за прекращение оттягивания мира, ранее поставленное им вместе с Троцким как стратегическое направление переговоров с немцами. Либо мир с Германией, либо потеря власти в России – это стали понимать также аналитики в «Центре СИ».

10 февраля Троцкий опубликовал декларацию:«.. отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия, со своей стороны, объявляет состояние войны… прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему «фронту». Итак, мира не подписывать, войска распустить» – такого абсурда мировая история еще не знала.

18 февраля немцы перешли в наступление на пустое пространство. За несколько часов они захватили немыслимо огромные территории и спешно брошенные хранилища снарядов, оружия, обмундирования.

21 февраля отягощенные добычей немцы выдвигают новый ультиматум, от которого потери России многократно возрастают. Россия теряет Лифляндию и Эстонию, очищает Украину и Финляндию, полностью демобилизовывает армию и т. д.

В начале марта 3-го числа в Бресте был подписан договор на еще более жестких условиях. Его подписал Сокольников (Бриллиант). Драма войны закончилась для России потерями, которых она раньше не знала.

Немцы не останавливались. Они заняли Финляндию, Украину, Крым. 27 августа России пришлось взять дополнительные обязательства о выплате Германии нескольких миллиардов марок золотом, банкнотами и товарами.

Униженная, оскорбленная и раздавленная Россия не понимала, что происходит.