Глава 15 Битва за средиземное море

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

Битва за средиземное море

Казалось маловероятным, что орден Святого Иоанна сохранится. Его бездомные братья в тревоге странствовали от приюта к приюту – из Мессины в Кумы, оттуда в Чивитавеккью, затем в Витербо, далее в Корнетто и Вильяфранку и, наконец, в Ниццу. В 1524 году император Карл V предложил им Мальту и Триполи, но орден еще не оставил надежды вернуться на Родос. Потом в 1527 году Генрих VIII объявил, что английский ланг станет отдельным братством и будет защищать Кале, и обеспокоенный Великий магистр приехал в Англию; Генрих был огорчен тем, что с ним не посоветовались насчет будущего ордена. Однако брат Филипп польстил ему, присвоив титул защитника веры, а также согласился сохранить туркопольера Джона Роусона приором Ирландии благодаря его успехам в «окультуривании туземцев», а в ответ король позволил брату Уильяму Вестону стать великим приором Англии. Магистра тяготили мрачные предчувствия насчет предложений императора, которые влекли за собой вассальную присягу, но, когда после захвата Модона в Морее его главный военачальник не сумел его удержать, магистр был вынужден в 1531 году принять предложение. Пройдет еще много лет, прежде чем братья примирятся с Мальтой.

Это новое королевство, даже еще меньше Родоса, всего 27 на 13 километров, было бесплодным и голым, его тонкую почву пересекали каменные ограды и безлесные овраги. Там не было ни рек, ни даже ручьев. Остров Гоцо был не лучше, Комино и Коминотто представляли собой каменистые утесы. Большинство из 20 тысяч обитателей Мальты говорили на языке «вроде мавританского», хотя тамошняя знать происходила из Арагона или Сицилии. Ни столица Читта-Нотабиле – современная Мдина – «старый покинутый город», ни несколько жалких селений ничем не привлекали эгейских изгнанников. В Большой гавани на восточном берегу выдавались две каменистые расселины, разделенные глубоким проливом. На северном располагалась рыбацкая деревня Биргу, охраняемая разбитой башней с тремя старыми пушками – фортом Сан-Анджело. Позднее пролив станет Галерной гаванью, южная отмель – Сенглеей. Холмистый мыс Монте-Шиберрас отделял Большую гавань от другой крупной бухты – Марсамшетта.

Обитель обустроили в Биргу, защищенном земляными укреплениями, а не крепостными валами. Обержи, размещенные в небольших домах, по причинам экономии занимали только молодые рыцари, которые спали в общих дормиториях. Командорам приходилось самим покупать себе дома с доходов или трофеев, хотя они должны были каждый день посещать службу и читать положенные молитвы и обедать «в зале» трижды в неделю. Выходя за пределы обители, братья надевали облачение только на официальные мероприятия, однако их новая форма не давала забыть о религии – черный камзол с нашитым белым льняным крестом и белый эмалированный крест, который носили на шее. Разрозненные здания созданной наскоро обители не были объединены коллахием, и там были неизвестны ни распутство, ни дуэли. За серьезные проступки нарушителя заключали в особенно мрачные донжоны Святого Антония или исключали из ордена. Когда английский брат убил свою любовницу-мальтийку и в то же время одного капеллана-новобранца поймали на краже драгоценных камней из храма Богоматери Филермской, эту жалкую пару связанными сунули в мешки, отвезли в море на лодке и сбросили за борт. В 1532 году камергер приора Рима убил провансальского рыцаря на дуэли; разразился скандал и даже ожесточенная уличная драка между французским, итальянским и испанским лангом. Кочевая жизнь разбередила орден.

В 1534 году потрепанный жизнью Великий магистр де л’Иль-Адам в возрасте уже за 75 умер. До самой смерти он тосковал о Родосе и оставил после себя значительный флот. Основным боевым кораблем оставалась галера, которая лучше всего годилась для тактики небольшой флотилии: быстрая атака и отход. Огромная каракка ордена с тупым носом, четырьмя мачтами и четырехугольными парусами иногда сопровождала караваны. В основном ее задачей была охрана и сопровождение ценного груза или важного посольства. Во время плавания из Кандии в Мессину в 1523 году брат Уильям Вестон управлял таким судном, способным перевозить 500 человек с провиантом на 6 месяцев. Его корпус был обшит свинцом от пушечных ядер, как и у шестипалубной, 1700-тонной «Санта-Анны», построенной для ордена в 1530 году. Среди прочих кораблей были бригантины – легкие, беспалубные двухмачтовики с четырехугольными парусами, пригодные для перевозки войск, а также целый сонм фелук, тартан и саэтт (кораблей с косыми парусами), которые высматривали добычу для галер. Хотя братья давали обет бедности, им разрешали брать свою долю денежной добычи – спольо, хотя их состояние, за исключением одной пятой, которую они имели право завещать, после смерти отходило ордену. В затрудненных обстоятельствах обитель продавала рыцарям право оснащать свои собственные галеры.

В 1535 году император атаковал Тунис, недавно захваченный Хайреддином Барбароссой, деем Алжира. Его кораблями командовал грозный Андреа Дориа, а орден прислал четыре галеры, большую каракку и восемнадцать бригантин под началом своего вице-адмирала Оттавио Боттиджелы, приора Пизы. Хотя гарнизон включал 6 тысяч турок, христиане во главе с рыцарями вскоре штурмовали Голетту, а как только Барбаросса выступил из Туниса, несколько братьев среди пленных (во главе с Паоло Симеони, героем Лероса) разделались со своими тюремщиками и захватили цитадель, после чего мусульманская армия за стенами бежала, и Симеони открыл ворота императорским войскам. Братья устроили для Карла торжественный пир на борту «Санта-Анны»; найдя великолепие их столовой утвари и дух роскоши безнравственными, он саркастически пробормотал: «Что же они делают ради Бога?» Боттиджела ответил: «Они предстают перед Богом без оружия и формы, в сандалиях, в простой одежде и власянице, и не стоят, а простираются ниц. Если бы ваше величество вступили в орден, вам дали бы место на хорах, черный капюшон и розарий».

Реформация начинала оттягивать на себя силы братьев. В 1545 году, когда маркграф Бранденбурга перешел в протестантство, орден иоаннитов в Германии сошел на нет. По иронии судьбы, косвенным виновником гибели английского ланга был Климент VII, когда-то сам брат Джулиано де Медичи, великий приор Капуи. В мае 1540 года английская приория была распущена, и ее братья ушли на покой с пенсионом. Ирландские владения ордена, большинством которых управлял сам приор Роусон, тоже были конфискованы. Осталась только шотландская приория с ее единственной командорией в Торфихене. Десять английских братьев на Мальте получили средства из общей казны, но английские бейливики не смогли их восполнить, так как опустели[97]. В 1539 году брат Томас Дингли, командор Бэддизли, был обезглавлен вместе с почетным рыцарем Адрианом Фортескью за то, что отрицали главенство королевской власти; потом в 1541 году еще одного брата, Дэвида Ганстона, повесили, выпотрошили и четвертовали. Два брата, Уильям Солсбери и Джон Форест, умерли в тюрьме, то есть всего стало пятеро мучеников. В их ланге было меньше 50 человек, а почетных рыцарей и того меньше. Однако иоанниты отдали больше жизней за католическую церковь, чем любой другой орден в Англии, не считая картезианского. По словам Фуллера, «рыцарей-госпитальеров, людей благородных и солдат древнего происхождения и высокой нравственности, невозможно было заставить обратиться к Генриху VIII с такими жалобными петициями и публичным признанием ошибок, как сделали другие ордена».

Адриан Фортескью, родившийся в 1470-х, стал первым мучеником и покровителем английских рыцарей Мальты. Его дочь вышла замуж за 10-го графа Килдэра, «Шелкового Томаса», чьи дяди Джеймс и Джон Фитцджеральды были почетными рыцарями, и, вероятно, именно они привлекли святого Адриана в орден в 1532 году. Через два года его зять провозгласил себя королем Ирландии и осадил Дублин; после разгрома его в цепях повесили в Тайберне вместе с дядьями. Такие родственники не могли внушить Генриху VIII симпатию к Фортескью. Однако, когда его казнили в 1539 году, виной его был отказ принести присягу королю.

Его изречения говорят кое-что о его личности.

«Превыше всего прочего люби Господа всем своим сердцем. Стремись к его славе больше, чем к здравию собственной души… Не полагай о себе лучше, чем о других, но суди и ставь себя проще всего. Суди лучшее. Больше молчи, но, когда должен, говори. Не радуйся знакомству с людьми, тебе неизвестными. Пребывай в одиночестве столько, сколько приличествует твоему положению… Часто молись… Проявляй жалость к бедным и помогай им по мере сил, ибо тогда ты весьма угодишь Богу. Говори справедливо обо всех, и особенно о бедных и нуждающихся… Живи в страхе Божием и всегда помышляй о Господе… Если случайно согрешишь, не отчаивайся».

На картине неизвестного художника XVII века, находившейся в Мальтийском дворце в Риме, голова сэра Адриана чудесным образом присоединена к его телу – с мечом у шеи. К лику блаженных его причислили в 1970 году. Его день празднуется 9 июля, в годовщину его казни на Тауэрском холме.

Бертон-Лазарс, «прекрасный госпиталь и коллегиальная церковь», с магистром и восемью братьями, статуей святого Лазаря и святым источником, по-прежнему привлекал паломников. В 1540 году доктор Томас Ли «весьма грузного и тучного телосложения», агент Кромвеля, участвовавший в роспуске монастырей, стал его последним магистром; герцог Норфолк пишет: «Увы, прискорбно, что столь злобному человеку довелось управлять этим честным домом», и к 1544 году Бертон-Лазарс был распущен. Члены его общины давно уже не были рыцарями. Однако лазариты продолжали существовать в тени во Франции и Пьемонте.

Каждый год все больше турецких корсаров совершали набеги на Средиземноморское побережье, чуть ли не до самого Вечного города. Триполи находился в особой опасности, и уже в 1551 году иоанниты рассматривали перенос обители в это скопление оазисов в окружении обжигающего песка и каменистых холмов. Самым страшным корсаром теперь был Тургут-реис, который обосновался в Махдии между Тунисом и Триполи, где так донимал христиан, что в 1550 году император выслал экспедицию с 140 братьями, чтобы выжечь это осиное гнездо. Тургут, прозванный «обнаженным мечом ислама», поклялся отомстить. В июле 1551 года он бросил якорь у Марсамшетта. Биргу был слишком силен, и потому корсар осадил Мдину и опустошил остров. Туркопольер Николас Аптон, с надеждой назначенный после смерти Генриха VIII, выступил с 30 рыцарями и 400 всадниками из местных жителей и нанес Тургуту тяжелый удар; победа омрачилась смертью Аптона, ужасно тучного человека, от теплового удара. Тогда корсар отправился в Триполи, где небольшой гарнизон изнемогал от жары в обветшалом замке. Его начальник, маршал Гаспар де Валье, храбро сражался, но не дождался ни подмоги, ни даже гонца и тогда сдался. Вернувшись в обитель, он встретил холодный прием. Там его раскритиковал Великий магистр д’Омедес, поддавшийся старческой злобе, и маршала исключили из ордена и посадили в тюрьму; если бы один отважный рыцарь не вступился за него, разъяренный старик его бы обезглавил.

И все же караваны становились все успешнее. Военно-морская иерархия ордена приняла свою окончательную форму во главе с гранд-адмиралом, иногда его представлял вице-адмирал, и капитан-генералом галер. Патронам, теперь называвшимся капитанами, помогали лейтенант и шкипер, который был нанятым служащим, моряком. Мусульманские купцы боялись Строцци и Ромегаса не меньше, чем христианские – Тургута. Леоне Строцци назначили капитан-генералом еще в юности, но затем он оставил орден, чтобы сражаться против Карла V, после того как его отец, заключенный императором в тюрьму, покончил с собой. Человек желчный и сварливый, он в конце концов был вынужден уехать из Франции, но Омедес отказался принимать этого буяна, который сделался кондотьером и говорил, что «один Бог» ему друг. Небольшая флотилия Строцци стала притчей во языцех, ибо он был превосходным моряком, который ничего не боялся, и орден с радостью снова принял его, как только он обратился с такою просьбой; но затем брат Леоне снова отправился вести вендетту с Медичи и умер во время тайного рейда на тосканское побережье. В своих «Мемуарах» Бенвенуто Челлини говорит о Строцци так: «Этот превосходный офицер был одним из величайших людей века, в котором жил, и в то же время одним из несчастнейших». Он жил в одно время с тем свирепым солдатом Блезом де Монлюком, которого приор Капуи называл «одним из храбрейших людей, которые за сто последних лет выходили в море». Самым знаменитым моряком ордена был Матюрен д’О де Леско Ромегас, у которого не было ни единого случая в жизни, чтобы он атаковал вражеский корабль и при этом не захватил или не потопил его. Он часто в одиночку завязывал бой с дюжиной турецких судов. Он был непобедим. Ночью 23 сентября 1555 года на Мальту налетела ужасная буря, потопив все корабли в Большой гавани. На следующее утро со стороны киля галеры Ромегаса, которая плавала днищем вверх, послышался стук; доски отодрали, и оттуда выбралась корабельная мартышка, а уже за нею доблестный капитан.

Омедес постановил, что кандидаты на вступление в орден должны доказать происхождение от четырех благородных предков, однако орден принимал к себе желающих недостаточно высокого происхождения. Обычно проблема заключалась в богатой матери из плебейского семейства, и такие братья становились рыцарями «милости»; позднее им запретили быть бейлифами, хотя по папскому указу многие стали рыцарями «справедливости» (то есть по праву рождения). Сестры ордена также должны были доказать благородное происхождение, арагонская Сихена привлекала дочерей знатнейших родов Испании, а главная обитель находилась на Мальте. В траур по Родосу они сменили красное облачение на черное, но по-прежнему носили белый крест; в Сихене крест был красным, а головной убор белым, а по большим праздникам монахини носили на хорах серебряные скипетры. Собратья, или почетные рыцари, должны были выполнять те же требования, что и обычные рыцари, однако донаты делились на два разряда, и простолюдинов нельзя было отличить от служащих братьев, а благородных по рождению – от будущих рыцарей справедливости. Даже капелланам и сержантам полагалось никогда не работать физически и не заниматься торговлей в лавке, и обычно они принадлежали к высшей буржуазии или незаметному мелкому дворянству. Служащие братья были в своем роде унтер-офицерами, полурыцарями, а не денщиками, некоторые из них, самые храбрые, становились рыцарями милости. Многие братья приезжали на Мальту в качестве пажей в возрасте не старше 12 лет, хотя новичкам должно было быть 15, период новициата продолжался год, в течение какового времени новичок жил в особом доме под присмотром начальника. Однако многие вступали в орден на родине, перед рыцарем местной приории.

Брат Клод де ла Сангль стал Великим магистром в 1553 году и посвятил себя укреплению обители. На мысу Шиберрас построили форт Святого Эльма в форме звезды, который господствовал над входами в Большую гавань и Марсамшетт. Однако главные свои усилия брат Клод сконцентрировал на полуострове против Биргу, где укрепили форт Святого Михаила и возвели бастионы; благодарные братья прозвали мыс Сенглеей. В 1557 году Великим магистром избрали брата Жана Паризо де ла Валлетта. Набожный гасконец из Керси, родившийся в 1494 году, этот дворянин высокого роста, с бородой как у патриарха, седовласый и дочерна загорелый на солнце, характера скорее меланхоличного, всецело владел собой и никогда не повышал голоса. Брат Жан после торжественного вступления на пост ни разу не покидал обители. Обычно рыцари, которые сопроводили четыре каравана (8 морских походов) и провели три года на Мальте, могли рассчитывать на заслуженный отдых в своей командории. Но с Валлеттом было по-другому, он продолжал раз за разом плавать с караванами. В 1541 году его галеру «Сен-Жан» захватили турки, и он год пробыл галерным рабом. Теперь, когда он стал магистром, в ордене стали строго наказывать за дуэли, азартные игры и разврат и ввели соблюдение монастырского образа жизни: братья должны были слушать мессу и каждый день читать молитвы, а также ходить на заутреню и вечерню в церковь по важным праздникам. Финансовые дела находились под внимательным контролем. Но главные реформы брата Жана касались обороны, как и приличествовало ветерану Родоса; постройки в Биргу укрепили, и в Венеции выковали стальные цепи длиной 200 метров, чтобы загородить Галерную гавань.

Королева Мария возродила английский ланг в 1557 году; Клеркенвелл был восстановлен с 10 командориями под началом великого приора Томаса Трешема, были вновь назначены три бейлифа – туркопольер, приор Ирландии и бейлиф Игла, и в маленьком оберже в Биргу снова поселилось пятеро братьев. Но королевой стала Елизавета, и к 1559 году английский ланг снова сошел на нет. В 1564 году последний шотландский приор Джеймс Сэндилендс перешел в протестантство, королева дала ему командорию, и он стал лордом Торфихена. На Мальте остался единственный английский брат – Оливер Старки, лейтенант туркопольера и командор Квенингтона, тихий ученый человек, который жил один в доме на улице Маджистрал рядом с заброшенным обержем. Позднее он стал латинским секретарем Валлетта, и эта должность подразумевала составление всей дипломатической корреспонденции.

Орден воспрял духом благодаря возникновению нового братства. В 1561 году великий герцог Тосканы Козимо I основал орден Святого Стефана с бенедиктинским уставом и миссией воевать с корсарами. Рыцари ордена делились на четыре разряда: рыцари с четырьмя доказательствами благородного происхождения, которые давали обеты бедности, милосердия и послушания, носили белый плащ с розовой подкладкой и красный мальтийский крест с золотыми краями на левой стороне груди; капелланы в белой сутане и капюшоне, с крестом с желтыми краями; служащие братья в белом саржевом одеянии с простым красным крестом; и сестры. Пост магистра по наследству передавался между великими герцогами, рыцари могли жениться и не должны были постоянно соблюдать монастырские обязанности; бейлифы, включавшие в себя коннетабля, адмирала, великого приора, канцлера, казначея, хранителя и приора обители, избирались на три года. Козимо сделал рыцарям великолепные дары, он поручил художнику и архитектору Джорджо Вазари возвести красивую церковь и обитель в Пизе, первую увесили турецкими трофеями, а вторую украсили фресковой потолочной росписью в память о Лепанто. Однако эти рыцари позднего Возрождения были не просто украшением; многие холостые братья жили в обители, и их галеры с энтузиазмом сражались вместе с мальтийскими.

В 1564 году Ромегас перехватил большую турецкую каракку, шедшую из Венеции в Константинополь с грузом в 80 тысяч испанских дукатов. Поскольку корабль принадлежал кизляр-аге, начальнику черных евнухов, и доля груза принадлежала «императорским одалискам», в султанском дворце разразился большой скандал. Между тем пожилая турецкая «дама высокого звания», захваченная раньше, посылала с Мальты жалобные письма. Сулейман, уже старый, подавленный мятежом сына и смертью любимой жены, легко пришел в ярость; «даритель мира земного» не мог больше терпеть пиратов-неверных в «своем» турецком море. Тургут, неуязвимый противник братьев, преувеличивал их слабость, поэтому султан отправил своих военачальников совершить нападение на Мальту менее чем с 30 тысячами человек. Однако это были наилучшие воины имперской армии: во главе с 6 тысячами отборных янычар с длинными дамасскими мушкетами, за ними 9 тысяч сипахов, ударных войск, в резком контрасте, феодальные войска, которые, видимо, напоминали полки Порты, в алой, желтой или темно-синей парче, всадники с луками из рога, хотя у них были и ружья, и они умели драться пешими. Также с ними было 6 тысяч корсаров и моряков, не так великолепно обмундированных, и 3 с половиной тысячи ненасытных акинджи, добровольцев, которые занимались грабежами. Самыми грозными были 4 тысячи гази-дервишей, берсерков, употребляющих гашиш.

Этим войском командовали два военачальника: престарелый Мустафа-паша, ветеран Родоса, и молодой Пияле-паша, сербский найденыш, женившийся на османской царевне и ставший капудан-пашой, то есть главным адмиралом турецкого флота. В их штаб также входил Улудж Али, будущий герой Лепанто, и многие знаменитые корсары, но, несмотря на такие таланты и присутствие личного штандарта Сулеймана – большого серебряного диска с золотым шаром и полумесяцем и неизменными конскими хвостами, экспедиции сильно помешало это разделение командования. Однако пушки в 1565 году были эффективнее прежних, усовершенствовались и мушкеты, и янычары стали опытными стрелками; их оружие с длинными стволами и колесцовыми замками, сделанное в Константинополе немецкими оружейниками, заряжалось не так быстро, как более короткие европейские аркебузы, но било оно точнее. Шпионы сообщали, что артиллерия разрушит импровизированную оборону Мальты всего за несколько дней.

Агенты ордена не могли не заметить кипучую деятельность на верфях и в арсеналах Константинополя. Членов ордена вызвали из Европы, в подвалы, устроенные в скалах под Сан-Анджело, свезли большие запасы провизии и пороха. На Мальте осаждающие не могли с легкостью найти себе пропитание; крестьяне собрали все посевы и отравили колодцы, побросав в них паклю и гниющие потроха. Мдине, хорошо укрепленной, с гарнизоном из ополченцев, предоставили самой позаботиться о себе. В распоряжении брата Жана было 600 братьев – община из 474 рыцарей и 67 служащих братьев плюс новоприбывшие, а также 1200 итальянских и испанских наемников и 3000 мальтийских ополченцев. Других доступных войск, включая галерных рабов и греков – жителей острова, насчитывалось 1300 человек. Всего его силы составляли 6 тысяч человек, из которых меньше половины были профессионалами. А кроме того, сицилийский вице-король дал Филиппу II слово, что 25 тысяч человек придут на помощь обители.

Ополчение и наемники были пикинерами и аркебузирами, хотя у каждого был меч. Наемники, будучи профессионалами, носили морионы с высоким гребнем, нагрудники и наспинники, а также бедренные пластины. Ополченцев защищали только шлемы и кожаные безрукавки. Их офицеры-рыцари были вооружены палашом или рапирой и кинжалом, хотя некоторые братья предпочитали большой немецкий двуручный меч. У некоторых, возможно, был небольшой круглый баклер с шипом. Из охранявших стены многие были вооружены алебардами с крюками или абордажными баграми. Латы по-прежнему давали преимущество в рукопашном бою; большинство братьев, вероятно, носили полудоспехи для пешего боя, у некоторых были утолщенные «пуленепробиваемые» нагрудные пластины, у других – клепаные бригантины из ткани. Поверх надевали алый сюрко, что-то вроде камзола герольда, с большим белым крестом с квадратными концами вместо восьмиконечного с острыми. Сюрко Великого магистра был вышит золотом.

Орден представлял собой не обычную армию, а монастырь на войне, который следовал за своим преподобным магистром, и его руководство покоилось на духовном основании: братья, которые ослушивались начальников, ослушивались Иисуса Христа; они, как и прежде, были убеждены, что, погибая в битве с неверными, они отдают жизнь ради своего Спасителя, как и он отдал свою жизнь за них. Де ла Валлетт прекрасно понимал своих детей. Весной они собрались на капитул, чтобы услышать из его уст благородную проповедь: «Сегодня на кону стоит наша вера – должно ли Евангелие подчиниться Корану. Бог просит жизней, которые мы обещали ему при вступлении в орден. Счастливы те, кто сможет пожертвовать собою». Потом он и его братья прошли торжественной процессией в орденскую церковь, где все вновь принесли данные раньше обеты, прослушали богослужение и причастились; это было общее причастие религиозного братства, которое снова посвятило себя Богу, поскольку его членам вскоре предстояло исполнить свое призвание – умереть за Христа, защищая христиан.

В основном обитель защищало море. Крепостные валы не отвечали задаче, но земляные укрепления – рвы, траншеи, насыпи – были превосходны, с весьма разумно размещенной артиллерией. Форт Сан-Анджело на окончании северного полуострова имел два яруса батарей и был укомплектован 500 солдатами и 50 братьями под командой самого де ла Валлетта, который сделал его своим командным пунктом. Остальной полуостров охраняли стены Биргу и несколько меньших бастионов, связанных траншеями, хотя оборона со стороны суши была слабее и полагалась на земляные укрепления, где стояли французские ланги. Немцы взяли на себя берег, а кастильцы защищали уязвимый угол с юга. Между бастионом Кастилии и госпиталем находился «пост Англии» – там стояли рыцари из нескольких стран под началом Оливера Старки. Сенглея, южный полуостров, была еще лучше защищена морем, имела четыре бастиона, которые обороняли итальянцы, а арагонцы находились в форте Святого Михаила со стороны суши. Форт Святого Эльма у подножия Монте-Шиберрас, имевший форму четырехконечной звезды, был возведен на камне плохого качества, но усилен приподнятой огневой позицией (кавальером) со стороны моря и внешними траншеями и равелином со стороны Марсы. Обычно там находились только 80 человек, но теперь гарнизон увеличили до 300, которыми командовал брат Луиджи Бролья, старый командор и бейлиф, а также к нему присоединился более молодой брат Хуан де Эгуарас, бейлиф Негропонта.

18 мая 1565 года показалась турецкая армада: 180 боевых кораблей, не считая грузовых судов, с почти 30 тысячами разгоряченных солдат и плавучей артиллерией. Турки бросили якорь в открытой бухте Марсашлокк. Мустафа хотел штурмовать Мдину, но Пияле боялся за свои корабли и настоял на том, чтобы первым взять форт Святого Эльма, господствовавший над входом в Марсамшетт, идеальную гавань. Турки обложили маленький форт, и 25 мая батареи открыли огонь; среди их пушек было десять 80-фунтовиков и василиск, стреляющий ядрами весом более 70 килограммов. Жан бросил на защиту 64 братьев и 200 наемников под началом Пьера де Массюэ Веркуарана по прозвищу «полковник Мас». Защитники несли тяжелые потери, и старый Бролья вскоре запросил у де ла Валлетта новых подкреплений; его гонец брат Хуан де ла Серда сказал священному совету, что Святой Эльм долго не продержится. Рассерженный магистр объявил, что намерен взять командование на себя, но в конце концов отправил туда брата Гонсалеса де Медрана с 200 солдатами и 50 рыцарями. К 29 мая турки захватили внешнюю траншею. Потом, 2 июня, прибыл Тургут, которому было уже 80 лет, с 1500 корсарами и новыми пушками. Он осудил план Пияле-паши сосредоточиться на форте Святого Эльма, однако понимал, что, если турки его оставят, это чрезвычайно плохо скажется на боевом духе войск. Он направил свои орудия на мыс Гэллоус, обрушив на маленький бастион еще более яростный обстрел.

В ночь на 3 июня турецкие минеры обнаружили, что равелин незащищен, и перерезали часовых; янычары едва не штурмовали сам форм Святого Эльма, но защитники все же успели опустить решетку и остановить нападающих двумя небольшими пушками. Турки продолжали атаковать до следующего полудня. Помимо пушек, форт оборонялся огнеметами и кипящим маслом, а также он располагал большим запасом зажигательных cercles и гранат: первые представляли собой большие обручи, обвязанные легковоспламеняемым материалом, которые поджигали и метали при помощи ремней – удачным броском можно было поймать трех неверных и превратить их в живые факелы. Ручные бомбы представляли собой глиняные горшки, набитые огнеопасным материалом, с четырьмя фитилями из горлышка – чтобы взорвалось наверняка. Боевой дух защитников олицетворяет пример Абеля де Бридира де ла Гардампа: он пал с простреленной грудью, брат склонился над ним, но раненый пробормотал: «Иди, не думай, что я жив, лучше помоги другим», и после этого отполз в часовню форта, где и умер у подножия алтаря. У турок погибло 500 человек, а у защитников – 20 братьев и 60 наемников, но без равелина осаждающие могли возвести насыпь и вести огонь по обороняющимся. Вылазка не помогла его вернуть. 7 июня орудийный огонь сотрясал форт «как корабль в бурю», и Гонсалес де Медран принес брату Жану известие, что Бролья и Эгуарас все как следует обдумали и пришли к решению: бастион обречен; он и сам считал, что дальнейшая оборона этого пункта приведет лишь к потере хороших войск.

Де ла Валлетт не согласился в уверенности, что помощь придет, если они продержатся еще немного, ведь сицилийский вице-король Гарсия де Толедо – рыцарь Сантьяго – считал Мальту ключом к Сицилии. Кроме того, в обители находился сын вице-короля, многообещающий юноша, вступивший в орден. Форт Святого Эльма позволит потянуть время. Поэтому его поразило как громом, когда в ночь 8 июня, после общего штурма, перед ним предстал брат Вителлино Вителлески с петицией, подписанной 53 братьями – но не Брольей или Эгуарасом, где говорилось, что, если им немедленно не позволят оставить форт, они сделают вылазку и погибнут смертью храбрых. Магистр тут же отправил разобраться трех братьев. Один из них, Константино де Кастриота, сообщил, что форт может сопротивляться еще много дней, и предложил возглавить подкрепление. Разрешение отправиться туда получили только 15 братьев и 100 ополченцев, все добровольцы, в том числе и, к удивлению военачальника, два еврея, однако осмотрительно составленное письмо сказало гарнизону, что он может вернуться в более безопасное место; но все остались. Тем временем бомбардировка продолжалась; дело уже было не в разрушении укреплений, а в расчистке пути от груд обломков. Турки непрестанно пытались штурмовать форт, днем и ночью. 18 июня Тургут и Мустафа отдали приказ об общем штурме. «Поднялся такой страшный шум, крики, барабанный бой и грохот бесчисленных турецких инструментов, что чудилось, будто наступил конец света». Их солдаты тоже шли в бой с гранатами и магнитными зажигательными бомбами, которые прилипали к доспехам. Четыре тысячи аркебузиров обрушили на защитников свинцовый град, пользуясь любой щелью среди обломков, а кулеврины бросали ядра, железные, бронзовые и каменные, с мысов Шиберрас и Гэллоус. Потом в ход пошли дервиши, бешеные от молитв и гашиша, с пеной у рта, за ними сипахи и затем уже янычары. Это были элитные войска, привыкшие побеждать повсюду от Персии до Польши.

Великий магистр, однако, велел доставить на место множество боеприпасов и бочонков ободряющего вина; и, когда враги с воплями полезли через то, что когда-то было стенами, их разорвали пушечные выстрелы; а что касается зажигательных бомб, то рыцари расставили большие бочки с морской водой, куда и прыгали, загоревшись. Через шесть часов штурм прекратился. Тысяча турецких мертвецов завалила пропитанную кровью землю, а у защитников погибло 150 человек, в том числе и Медран, убитый в тот момент, когда он схватил конехвостый штандарт. Раненых доставили в госпиталь, где лучшие врачи того века вскоре поставили их на ноги. Тургут приступил к строительству новых батарей на Шиберрасе, но был смертельно ранен каменным осколком, и все же форт Святого Эльма вскоре оказался в ситуации, когда ни в форт не могли прибыть подкрепления, ни защитники не могли его покинуть. 22 июня мусульмане пошли в свой самый свирепый штурм. Стены, разрушенные до основания, защитники завалили камнями, землей, тюфяками, хламом, трупами – всем, что могло бы для этого сгодиться. Через шесть часов боя атакующие потеряли 2000 человек и отступили в изумлении. Однако им удалось убить 500 неверных. Один брат вплавь добрался до Сан-Анджело, и де ла Валлетт безуспешно попытался отправить к осажденным последний отряд добровольцев, но тот не смог подойти под градом вражеского огня.

В полночь на 23 июня – в канун дня святого Иоанна – братья отслужили мессу в крохотной часовне – единственной уцелевшей постройке. Два капеллана выслушали исповеди, потом все причастились телом Господа, с которым им вскоре предстояло встретиться. Наконец капелланы зарыли чаши и сожгли церковную утварь; всю ночь эти двое священников звонили в колокол – похоронный звон. Перед самой зарей солдаты Христа заняли свои позиции; их осталось только шестьдесят. Старшие офицеры – Эгуарас, полковник Мас и капитан Миранда – были слишком изранены, чтобы стоять, поэтому Эгуарас, слабый от потери крови, и Миранда с ужасными ожогами от зажигательных бомб сели на стульях у главной бреши, а Мас с раздробленной пулями ногой сел на бревно. В 6 утра вся турецкая армия пошла в атаку; подплыли даже галеры, чтобы обстреливать смердящую гору обломков и гниющих трупов, несмотря на огонь из форта Сан-Анджело. Однако защитники в течение четырех часов отвечали им ружьями и гранатами, пока наконец турки не ворвались в форт. Хуан де Эгуарас, сброшенный со стула, подпрыгнул с абордажным багром, но тут скимитар снес ему голову, а Мас, сидя на бревне, убил нескольких турок своим огромным двуручным мечом. Итальянец зажег огонь на маяке, чтобы сообщить магистру о том, что все кончено. Турки взяли живыми только девять братьев – вероятно, смертельно раненных, хотя горстка мальтийцев бросилась вплавь и спаслась. Взятие этой маленькой крепости стоило армии, которую признавали лучшей армией своего времени, почти пяти недель осады, 18 тысяч пушечных залпов и 8 тысяч человек.

«О Аллах, – сказал Мустафа, глядя на форт Сан-Анджело, – если этот маленький сын обошелся нам так дорого, чем же мы заплатим за его отца?» Все трупы братьев обезглавили, в грудь им воткнули распятия, прибили к деревянным крестам и побросали в море. На следующее утро, в праздник покровителя ордена, приливом на берег вынесло четыре изувеченных тела. Брат Жан разрыдался. Он немедленно отдал приказ отрубить головы всем пленным; внезапно войска паши услыхали грохот выстрелов, и затем по всему лагерю полетели окровавленные головы их товарищей. Тем временем Великий магистр напомнил братьям об их призвании, когда они в этот праздник вновь принесли свои обеты. «Что может более приличествовать члену ордена Святого Иоанна, чем сложить жизнь ради защиты веры», – проповедовал он, погибшие в форте Святого Эльма «заслужили мученический венец и пожнут награду за свои страдания». Он не забыл и ополченцев и наемников. «Все мы солдаты Иисуса Христа, как и вы, мои товарищи», – сказал он им. 3 июля в обитель прибыло подкрепление: piccolo siccorso, «небольшая подмога», состоящая из 700 солдат под началом 42 братьев и «дворян-добровольцев» во главе с братом ордена Сантьяго Мельхиором де Роблесом. Двое из них были англичанами – Джон Эван Смит и Эдвард Стэнли, и, несомненно, они встретили теплый прием у брата Оливера Старки на «посту Англии». Тем временем среди турок разразились эпидемии дизентерии и малярии, так как они пили воду из отравленных колодцев. Мустафа-паша предложил христианам заключить мир и получил презрительный отказ.

Тогда Мустафа приказал рабам из Марсамшетта волоком протащить 80 галер по самому узкому отрезку Шиберраса в Большую гавань; мыс Сенглея с суши могла атаковать армия, а с моря – флот. Брат Жан поспешно стал сооружать заграждение – железные цепи, закрепленные на кольях, вбитых в морское дно, и одновременно строить понтонный мост между Биргу и Сенглеей. 5 июля 70 турецких пушек открыли огонь по Сенглее, убивая женщин и детей на улицах. Поплыли минеры с топорами, чтобы разрушить заграждение, но их отогнали мальтийцы, вооруженные ножами, которые схватились с турками в воде. Затем прибыл Хасан-паша, молодой правитель Алжира, вместе с 2500 ветеранами-корсарами, которые посмеялись над тем, что сотворили турки со Святым Эльмом; Мустафа позволил им возглавить общий штурм 15 июля. О вражеских войсках турок, алжирцев и корсаров очевидец происходящего Бальби писал так: «Даже на рядовых были надеты алые одежды, и многие были в золотой и серебряной парче и алом дамасте. Вооруженные прекрасными фесскими мушкетами, александрийскими и дамасскими скимитарами, все они щеголяли великолепными тюрбанами». Хасан с половиной своих сил попытался захватить форт Святого Михаила, где Роблес разорвал их в клочья картечью; другие войска брели на берег со стороны моря, и де ла Валлетт отправил туда подкрепления по понтонному мосту. Тогда Мустафа послал 10 судов с янычарами, которые должны были высадиться на неохраняемой косе Сенглеи. Он не знал о скрытой у Сан-Анджело батарее. Когда суда приблизились, командующий батареей навел на них пять кулеврин, заряженных камнями, цепями и шипованными железными шарами, и дал по воде единственный залп с расстояния в 140 метров. Немногие уцелевшие после выстрела утонули. Этот отпор оказался спасительным. Через пять часов страшной резни Хасан начал отступать, после чего гарнизон Святого Михаила сделал вылазку вдогонку за турками; «Помните Святого Эльма!» – кричали братья и мальтийцы. Неверные оставили погибшими 4 тысячи человек, включая утонувших. Великий магистр выложил в церкви шесть захваченных турецких штандартов и приказал петь «Те Деум».

Турки не сдавались – они знали, что защитники находятся в отчаянном положении. Гарнизон поредел, припасы были почти на исходе. Враг продолжал беспощадный обстрел. Самая яростная канонада началась 2 августа – ее грохот доносился до самой Сицилии. Потом мусульмане бросились в новый общий штурм на Сенглею; они нападали на форт Святого Михаила пять раз за шесть часов – мальтийские женщины помогали отбивать врага, обливая его кипятком. 7 августа состоялся еще один общий штурм; Пияле атаковал Биргу с 3 тысячами человек, бросив их в брешь в бастионе Кастилии, где они и полегли под перекрестным огнем. Мустафа одновременно атаковал Сенглею, подбадривая свои войска, и они в конце концов взяли форт Святого Михаила. На этот раз бастион Кастилии удалось заминировать и взорвать, и осажденные потоком влились в зияющую брешь. Среди дыма и смятения многие решили, что пришел конец. Схватив шлем и полупику, брат Жан бросился в брешь. Взорвалась граната и ранила его в ногу, но он не пожелал уйти: «Мне уже 71 год – можно ли в моем возрасте умереть более славной смертью, чем среди братьев и друзей, служа Богу и защищая наш святой орден?» Ударный отряд был отброшен, но Сенглея и Биргу были готовы пасть. Всем раненым, находившимся в госпитале, которые могли стоять на ногах, пришлось защищать стены. Внезапно прозвучал сигнал к отступлению; паша подумал, что противник получил подкрепления. На самом деле из Мдины выехало несколько всадников, чтобы перебить раненых турок. Десять дней их разъяренные товарищи атаковали христиан ежедневно, и затем, 18 августа, начали новый общий штурм. 20 августа 8 тысяч турок снова были отброшены от форта Святого Михаила. Через три дня весь высший совет ордена высказался за отступление в Сан-Анджело. Но брат Жан не желал оставлять «своих верных мальтийцев, их жен и родных», ведь турецкие батареи в Биргу вскоре разрушат и Сан-Анджело – «здесь мы или умрем вместе, или прогоним врага». После этого он взорвал мост между Биргу и Сан-Анджело.

Нещадные обстрелы и атаки продолжались. Однако хотя гарнизон и находился в отчаянном положении, но в такой же ситуации оказались и турки: еда и боеприпасы кончались, так как корабли со снабжением были перехвачены христианскими корсарами. Стояло невозможно жаркое лето – осаждающих косила лихорадка, и они боялись чумы. Пушки выходили из строя, падал и боевой дух; пошли слухи, что рядом с де ла Валлеттом видели джиннов и ифритов – ведь он чародей на службе у шайтана. Новым офицерам пришлось гнать людей в атаку. Мустафа отозвал наступление на Мдину, правитель которой выставил на стены горожан в красных сюрко и велел стрелять из всех имевшихся у них ружей и орудий. 8 сентября христианский флот миновал Сан-Анджело, все корабли дали залп из трех пушек, и моряки Пияле-паши были слишком деморализованы для нападения. «По-моему, никакая музыка не могла принести больше успокоения человеческой душе, чем бой наших колоколов 8 сентября 1565 года, в Рождество Богоматери», – написал Франческо Бальби, который присутствовал на месте действия с начала до конца осады и оставил ее драматичное описание. «Великий магистр приказал звонить в то время, когда обычно звучал призыв к оружию, и три месяца мы не слышали ничего, кроме призыва к оружию. В то утро, однако, колокола призвали нас к богослужению, торжественной понтификальной мессе, которую отслужили очень рано, чтобы возблагодарить Бога и Пречистую Деву за ниспосланные нам милости» (мальтийские рыцари по-прежнему посещают «победную» мессу каждый сентябрь). Севернее высадились подкрепления, которые насчитывали не более 10 тысяч человек, однако включали рыцарей со всей Европы, даже одного из Англии. Когда Мустафа, который уже успел поднять паруса, увидел, как мало новоприбывших, он снова высадился на берег в бухте Святого Павла. Но его людей уже отбили: христианские войска врезались во вражеские ряды, и туркам удалось избежать полного разгрома только благодаря руководству Мустафы. Он и Пияле подавленно отправились в Константинополь; османские султаны редко прощали неудачи, и обычной карой была смерть. И из 40 тысяч атакующих – турок, алжирцев, берберов – уцелело только 10 тысяч. Сулейман пришел в ярость и прокричал: «Только со мной мои армии одерживают победы – следующей весной я сам завоюю Мальту!» Но он все же пощадил своих трепещущих военачальников.

Де ла Валлетт со всеми почестями принял задержавшегося вице-короля. Всего лишь 600 солдат могли стоять на ногах, чтобы приветствовать его; погибло более 2500 наемников и 250 братьев, помимо 7 тысяч мальтийских мужчин, женщин и детей. Но они были героями Европы. Пий V предложил брату Жану красную кардинальскую шляпу, которую тот вежливо отклонил, поскольку это потребовало бы от него поездок в Рим, а он не желал покидать обитель. Даже архиепископ Кентерберийский приказал служить благодарственные молебны. Король Филипп прислал почетный меч и 15 тысяч солдат для охраны острова, пока он не будет вновь укреплен; ради этой же цели владыки католических государств не пожалели многих прекрасных даров.

Теперь можно было построить настоящую обитель. Шиберрас стал участком для строительства Humilissima Civitas Vallettae – Скромнейшего города Валлетты, и работы начались в марте 1566 года. Брат Жан основал новый Иерусалим, Родос своей юности; он планировал построить церковь, госпиталь, дворец и обержи с коллахием, как на том потерянном, но все еще любимом острове Эгейского моря. На портрете преподобный Великий магистр изображен с задумчивым лицом, лицом аббата, и в самом деле Валлетта должна была в первую очередь стать монастырем, главным домом великого ордена. Магистр прожил еще два года, глядя, как его мечта, которую он «любил, словно дочь», принимает форму, и умер от удара в августе 1568 года. Его похоронили в новом доме его брать ев. Оливер Старки написал эпитафию: «Здесь лежит Валлетт, достойный вечных почестей, тот, кто был прежде ужасом Азии и Африки и щитом Европы, откуда своим священным оружием изгнал варваров, первый погребенный в своем возлюбленном городе, коего был основателем».

Однако осада ничего не решила, и турки все же завершили завоевание Леванта. Венецианский Кипр пал в 1571 году, и даже Светлейшая республика присоединилась к Священной Лиге Пия V, в которую вошли Испания, Генуя, Тоскана и Мальта. В августе того же года союзный флот собрался в Мессине под началом незаконнорожденного брата Филиппа II, молодого дона Хуана Австрийского, которому помогал фрей Луис Рекесенс-и-Суньига, великий командор Леона ордена Сантьяго. Их армада состояла из 202 галер, 70 судов поменьше и 8 больших венецианских галеасов (тип весельного галеона). Среди орденов самый большой контингент выслал орден Святого Стефана – 12 галер, но мальтийский был самым внушительным – три галеры во главе с адмиралом ордена Пьетро Джустиньяни и Ромегасом.

К тому времени галера уже приобрела свою окончательную форму: 55 метров в длину, считая корму и нос; у такого судна бимс мог быть менее 6 метров, оно было неглубокое и чрезвычайно неустойчивое. Но в спокойной воде его средняя скорость, которую обеспечивали по тридцать гребцов с каждого борта и треугольные паруса на двух мачтах, достигала двух узлов и более четырех на коротких дистанциях. Обычно на носу устанавливали кулеврину, метавшую 9-килограммовые ядра, и четыре фальконета, стрелявшие 4-килограммовыми, а в других местах размещали орудия поменьше.

Крестоносцы и мусульмане встретились в Коринфском заливе у Лепанто 7 октября 1571 года. Али, капудан-паша, располагал 216 боевыми галерами, 37 галеотами (небольшими галерами) и разными мелкими судами. У христиан на левом фланге встали венецианцы под желтыми знаменами, на правом генуэзцы под зелеными и дон Хуан со своими кораблями и папскими галерами в центре под лазурными флагами, а за ними резерв – вероятно, эскадра ордена Святого Стефана – под белыми флагами; мальтийские стояли правее кораблей дона Хуана. На передней линии он поставил галеасы, где перекрестный огонь их больших орудий мог причинить наибольший ущерб. Молодой адмирал уверенно поплыл вперед под музыку менестрелей с галереи, развернув голубое знамя Священной Лиги с вышитой фигурой распятого Христа. Турки были разбросаны на расстоянии 10 километров в беспорядочном строю, который под огнем расстроился еще больше; одна галера утонула уже после третьего залпа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.