Глава 4 Армагеддон

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Армагеддон

К этому моменту Латинская Сирия превратилась в узкую полосу прибрежных военных баз, где яростно соперничали друг с другом торговые, муниципальные и клерикальные фракции, и тщетные старания кипрских королей утвердить свой авторитет никак их не затрагивали. Большинство баронов уехало на Кипр, и так военно-духовные ордена, удерживавшие ту малую территорию, которая еще оставалась у них на материке, стали последней опорой умирающего королевства, но даже и они препирались и воевали друг с другом. Этой саморазрушающейся анархии грозило жестокое государство мамлюков, и единственную иллюзорную надежду на спасение предлагала химера альянса с монголами. В 1256 году соперничество между генуэзцами и венецианцами перешло в гражданскую вой ну за контроль над монастырем Святого Саввы в Акре. Венецианцев поддерживали пизанские и провансальские купцы, госпитальеры и сеньор Тира Филипп де Монфор. На улицах Акры разразилась битва, окончившаяся временной победой для госпитальеров и генуэзцев. Затем последовал еще более кровавый бой, после чего генуэзцы отступили в свой квартал города.

Однако в этот период у госпитальеров под руководством брата Гуго де Ревеля, «магистра мудрого и осмотрительного», возможно англичанина из Девона, происходили важные перемены. Милитаризация ордена закончилась, капелланы наконец перешли в подчинение братьев-рыцарей, и окончательно установилась иерархия. Первыми шли бальи (высшие офицеры), затем бейлифы Сирии, затем бейлифы заморских территорий. Все приории и командории должны были отдавать ордену треть своих доходов, чтобы возместить потери прибылей от земель, захваченных мамлюками. Акцент в ордене все более смещался на аристократичность и военное дело, что отразилось в новой форме госпитальеров. К 1248 году громоздкий монашеский плащ сменился черным сюрко с белым крестом, вместо которого вскоре пришел красный сюрко с белым крестом. Оригинальное облачение оставили для жизни в обители. Уже в 1250 году устав тамплиеров оговаривал, что готовящийся к вступлению должен доказать свое происхождение от рыцарей, а братья-священники могли занимать ограниченное число должностей. Аналогичные изменения произошли и в уставе госпитальеров[14].

В слове «рыцарство» мы чувствуем некий сказочный привкус, который отвлекает внимание от того, что это была специализированная военная машина. Рыцарей часто нанимали в баронские хозяйства на административные и военные посты, и они сами искали, к кому пойти в качестве наемников. Те, кому улыбнулась удача, приобретали имения, но большинство оставалось бедняками, и большую часть их имущества составляли собственные доспехи. Однако и доспехи претерпевали изменения. Рыцари начали носить пластинчатые наколенники, рукавицы и ножные пластины, щиты уменьшились, а шлем стал огромным и бочкообразным, хотя некоторые предпочитали легкий стальной наголовник под кольчужным капюшоном. Самые любопытные нововведения – ailettes, наплечники-погоны, квадратные детали из вареной кожи, которые вздымались над плечами. На них изображался герб владельца. Естественно, члены орденов получали превосходную экипировку.

Франки могли позволить себе подобные мелкие стычки, как «Война святого Саввы», только потому, что их противников-мусульман отвлекала угроза монгольского наступления. В конце XII века кочевые племена пустыни Гоби объединились под властью Чингисхана, и знамя c девятью хвостами ревущим вихрем пронеслось по Азии – «бич Божь его гнева в руках безжалостных татар». К середине XIII века они завоевали Багдад, причем последнего халифа засунули в мешок и бросили в реку. Некоторые из них были христианами-несторианами. Легенда о пресвитере Иоанне, великом христианском властителе Востока, вероятно порожденная слухами о коптских царях Эфиопии, была хорошо известна в Латинской Сирии и стала причиной больших самоуспокоительных иллюзий относительно великого хана Мунке. Король Людовик отправлял послов в курултай в Каракоруме, а армянский царь Хетум лично поехал туда и признал Мунке господином в обмен на военную помощь. В 1259 году брат великого хана Хулагу, иль-хан Персии, чья жена Докузхатун и чей лучший полководец Китбуга были несторианами, направил орду в Сирию вместе с большим отрядом армянских и грузинских рыцарей. Вскоре Алеппо пал, за ним последовали другие мусульманские города на севере. 1 марта 1260 года три христианских правителя Китбуга, Хетум и Боэмунд VI Антиохийский с триумфом въехали в Дамаск. В Багдаде Хулагу выказал особую благосклонность к несторианам-католикам, а Китбуга проявил такую же доброту к христианам в своем новом городе. К тому времени восточнее Египта уже не было великих мусульманских государств.

К сожалению, внезапная смерть Мунке и последовавшая борьба за трон заставила Хулагу отвести большую часть войск. Китбуга остался в Дамаске с небольшим войском, после чего египетский султан Кутуз выступил на Сирию с большой армией. Он обратился за помощью к христианским владыкам, и Высший совет довольно благосклонно рассмотрел его просьбу. Татары были неудобными соседями, которые терпели только вассалов, а не независимых союзников, и пулены предпочитали цивилизованных мусульман варварам-христианам. Однако магистр тевтонцев Анно фон Зангерсхаузен предостерег их, сказав, что в случае победы сарацины обернутся против франков. Утремер сохранил нейтралитет. 30 сентября 1260 года монголы и мамлюки вступили в битву при Айн-Джалуте – «Источнике Голиафа». Китбугу окружили, его войска стерли с лица земли, и его самого схватили и обезглавили – а тюркские военачальники пинали его голову. В следующий месяц Кутуза убил зловещий Бейбарс, который стал вместо него султаном и правителем Дамаска и Каира.

«Его высочайшее величество, султан ан-Наср Рукн ад-Дунийа», тот самый Арбалетчик, который разгромил святого Людовика, был гениальным воином, даже если, по словам французского историка, отличался вероломством и кровожадной свирепостью. Этот бывший раб вскоре овладел всей бывшей империей Саладина, где строил бессчетные дороги, которые придали армиям мамлюкских султанов мобильность, невиданную для их предшественников. Твердо намеренный уничтожить и франков, и армян, Бейбарс нанес свой первый сокрушительный удар в 1265 году. Взяв Кесарию, он осадил Арсур, который госпитальеры недавно выкупили у рода Ибелинов. В городе было 270 рыцарей, и они храбро бились сорок дней. В конце концов тяжелая артиллерия и мангонели мамлюков на передвижных башнях пробили стены нижнего города. К тому времени пали уже девяносто госпитальеров. Цитадель заполонили беженцы и ненадежные местные войска, и через три дня кастелян сдался, полагая, что ему и оставшимся рыцарям позволят уйти в Акру, но Бейбарс погнал их в Каир в цепях.

Следующим летом Бейбарс аль-Бундукари осадил крепость тамплиеров Сафед в Галилее. Холодная каменная твердыня была центром 160 деревень. И снова случилось так, что вспомогательные войска из местных жителей запаниковали. После трех неудачных штурмов Бейбарс предложил отпустить всех туркополов, которые уже начали дезертировать. Тамплиеры стали терять самообладание и послали брата Леона, сирийского сержанта, договориться с Бейбарсом. Он вернулся, получив для братьев гарантию свободного прохода на побережье. Рыцари приняли условия и открыли ворота замка, после чего султан предложил им выбор: ислам или смерть. На следующее утро, когда их вывели за стены, чтобы они дали ответ, кастелян выступил вперед и умолял братьев не становиться отступниками. Бейбарс велел живьем содрать с него кожу, а братьев обезглавить, после чего украсил свое новое владение их разлагающимися головами.

Тем временем эмир Калаун вторгся в Киликию. Двое сыновей царя Хетума и тамплиеры из Баграса встретили врага около Дарбессака. Но их было слишком мало, и мамлюки убили князя Тороса, взяли в плен князя Левона, захватили армянскую столицу Сис и спалили ее дотла. Маленькое горное царство подверглось такому опустошительному разорению, что так никогда от него и не оправилось.

Три года спустя, взяв Яффу и крепость тамплиеров Бофор, Бейбарс штурмовал Антиохию. Среди обычных зверств один случай шокировал даже соплеменников. Монахини из монастыря Святого Иоанна ножницами отрезали себе носы и порезали щеки, чтобы спастись от насилия. Мусульмане, пришедшие в ужас от их вида, убили их, не сходя с места. Княжество, за исключением Латакии, изолированного города на берегу, было уничтожено. Тамплиеры увидели, что Северная Сирия потеряна, и разумно перенесли свои аванпосты в Баграс и Ла-Рош-де-Руассель. Как сказал один подданный Бейбарса, «не было случая, чтобы султан уничтожил приют неверия, не предав его пламени и не утопив в крови». Бейбарс написал сардоническое послание в Триполи Боэмунду, в котором поздравил его с отсутствием. Злорадствуя, Арбалетчик перешел к описанию учиненных им разорений, резни антиохийских священников и горожан, осквернения церквей, а также рассказал, как дешево благородные дамы пошли с невольничьих рынков.

Королевство шаталось, готовое пасть, хотя в 1269 году в Тире был коронован Гуго III, первый с 1186 года король – уроженец Леванта. Безжалостные кампании Бейбарса истощили даже ресурсы госпитальеров; в 1268 году магистр Гуго де Ревель писал, что его орден может собрать в Сирии не более 300 рыцарей. В 1271 году султан подверг их еще большему унижению. Он уже отобрал Шатель-Блан у тамплиеров и 3 марта осадил Крак-де-Шевалье. Прекраснейший замок христианского мира, отразивший удар Саладина, охранялся двумя сотнями рыцарей и сержантами ордена госпитальеров под началом маршала. Сарацинский автор назвал эту громадную и одинокую твердыню «костью в горле мусульман». 15 марта мангонели пробили привратную башню первой стены, а 26 марта – и внутреннюю стену. Большинство братьев укрылись в одной из больших башен, но Бейбарс установил мангонели во дворе, и их последнее прибежище рухнуло под сокрушительными ударами снарядов. 8 апреля защитники сдались и были доставлены в Триполи. Ликующий Бейбарс торжествующе написал Гуго де Ревелю: «Ты укрепил эту крепость и поручил ее оборону своим лучшим людям. Но все было напрасно, и ты всего лишь послал их на смерть». В июне Арбалетчик окружил Штаркенберг. У кастеляна Иоганна Саксонского было мало рыцарей, а его туркополы обезумели от страха. Через неделю он сдался, и ему повезло получить возможность невредимым уйти в Акру со своим гарнизоном.

От Сицилии или «Романии» помощи ждать не приходилось. Латинская империя пала перед греками в 1261 году, и франкские сеньоры Ахеи боролись за свою жизнь. Даже Кипр атаковали египетские галеры в 1271 году, хотя мамлюки были плохими моряками и их легко отбили. Кипрский рай франков находился в своем зените, и тамошний образ жизни вполне олицетворяют турниры у замка Святого Илариона, который бароны прозвали «Богом любви».

Случилось почти чудо, и в мае из Англии прибыл «лорд Эдуард»[15], но привез с собой меньше тысячи человек. Если бы их было больше, то этот холодный и методичный гигант оказался бы поистине успешным крестоносцем. Король Кипра Гуго отказался ему помогать, но ильхан Абага, который чтил память Китбуги, оказался более великодушным, и 10 тысяч монгольских всадников прискакали в Сирию, где преподали мамлюкам кровавый урок. К несчастью, их силы не хватило, чтобы встретить лицом к лицу всю мощь Бейбарса, который шел из Дамаска, и они отступили. Эдуард всего лишь совершил серию мелких и малоэффективных набегов, но произвел достаточное впечатление на султана, чтобы он заключил с Акрой перемирие на десять лет. Бейбарс даже «польстил» Эдуарду тем, что пытался подослать к нему убийц – тот легендарный случай, когда юной жене принца пришлось высосать яд из нанесенной кинжалом раны. Есть и другой вариант истории, менее романтичный, что английский магистр тамплиеров Томас Берард дал ему противоядие. Видимо, Эдуард высоко ценил английский орден, поскольку помог рыцарям Святого Фомы построить новую церковь в Акре и щедро оделил их деньгами. Из писем, которые они потом посылали ему, можно сделать вывод, что он всегда приветствовал их советы. Однако в сентябре 1272 года Эдуард покинул Акру. В оставшиеся годы правления Бей-барса франки оставались в относительном мире.

Эдуард извлек полезные уроки из своего похода, который научил его, как завоевать Уэльс. Предыдущие английские короли не могли совладать с противником, который быстро передвигался по непроходимой местности, но теперь же Эдуард использовал сирийские методы: удары с моря по суше, морские пути сообщения, и наступление с опорой на административные пункты – замки, небольшие гарнизоны которых можно было быстро перебрасывать с места на место вдоль берега[16]. Эта стратегия дала замечательные результаты. Хотя нельзя сказать, что возведенные им великие замки, такие как Конуи или Бомарис, скопированы с палестинских образцов, он научился использовать их в Утремере.

Король Гуго III наконец покинул свое неблагодарное королевство в 1276 году. Новый магистр тамплиеров Гийом де Боже[17], родственник французских королей и неисправимый интриган, систематически саботировал политику короля, и на следующий год при поддержке брата Гийома королем себя объявил Карл Анжуйский. Гуго пытался вернуться в 1279 году, но, хотя госпитальеры сочувствовали ему, попытка сорвалась из-за вооруженного сопротивления Бедных Рыцарей. Возвратившись на Кипр, разгневанный монарх спалил тамплиерские прецептории в Лимасоле и Пафосе. Однако правление Карла закончилось, когда в 1282 году он потерял Сицилию. Тогда вернулся король Гуго, хотя этому сопротивлялись госпитальеры и тамплиеры, и в 1284 году умер в Тире. К тому времени королевство по факту представляло собой феодальную республику с шумными распрями купцов, рыцарей-монахов и баронов. В 1279 году рыцари ордена Святого Фомы написали королю Эдуарду о грозящих Святой земле бедах и своих мрачных предчувствиях. Тамплиеры и их магистр приняли участие в прискорбной стычке между Боэмундом VII и синьором Джибелета (Библа) Гвидо Эмбриако в Триполи. Бедные Рыцари, всегда относившиеся к власти, как бароны, последовательно поддерживали мятежника в его борьбе против господина и не оставили от Ботрона (замка, которого когда-то так желал Жерар де Ридфор) камня на камне, а галеры тамплиеров атаковали корабли графа. Эта война продолжалась с 1277 по 1282 год: с момента, когда Гвидо похитил наследницу, до того дня, когда его с братьями зарыли в канаве по шею и бросили умирать с голоду.

Стратегически позиции франков неуклонно ухудшались, несмотря на отдельные успехи. В октябре 1280 года монгольская армия заняла Алеппо, а в том же месяце госпитальеры из Маркаба совершали рейд, и за ними погнались 5 тысяч мусульман, после чего они неожиданно развернулись и разделались с преследователями, порвав их в клочки. Когда монголы отступили, 7 тысяч мстительных сарацин под предводительством эмира Крака окружили великий замок, но гарнизон, насчитывавший не более 600 человек, совершил конную вылазку под началом братьев в красных сюрко и разметал изумленных неверных. Еще одно татарское войско вошло в Сирию осенью 1282 года в сопровождении армянского царя Левона III и грузинского контингента. К ним присоединился отряд из Маркаба, включая английского приора иоаннитов Джозефа де Чанси из Клеркенвелла. Однако объединенная армия была разгромлена у Хомса. Через два года мамлюки вторглись в Латакию – последний остаток Антиохийского княжества. Утремер разваливался на части, и его человеческие резервы сокращались с каждой битвой[18].

Совершенно неожиданно 17 апреля 1285 года перед горной твердыней Маркаба возник султан Калаун с огромной армией. Госпитальеры установили свои мангонели на башнях стен и сумели вывести из строя метательные машины мамлюков. Однако 23 мая от взорванного подкопа обрушилась важная башня. Позже кастелян узнал, что подо рвом прорыты и другие туннели, достигавшие внутренних башен. Понимая, что замок потерян, он смог выторговать у Калауна прекрасные условия сдачи. Гарнизону разрешили уйти в Тортосу, а двадцать пять рыцарей-иоаннитов в цитадели получили позволение сохранить оружие и забрать все личные вещи. И больше уже никогда в прекрасной часовне не служили мессу.

Прибрежная Сирия пока еще оставалась западной территорией, даже если она уменьшилась до такой плачевной степени. Большинство феодов были опустошены. Богатейшие классы состояли из купцов и множества дворян, которые тогда жили в городах, например глава коммуны Триполи Бартоломео Эмбриако из семейства Джибелет, а младшие сыновья родов часто вступали в военные ордена. В Бейруте Ибелины оставались в своей великолепной вилле, получая богатый доход от железных шахт. Сирийские франки пользовались удобствами, практически неизвестными в Европе. Тамошние земледельцы не только обрабатывали поля вокруг городов, но и возделывали территории вокруг внутренних замков. Акра отличалась великолепной архитектурой во французском стиле: королевский дворец, роскошные дома баронов и купцов, прекрасная новая готическая церковь Святого Андрея и просторные штаб-квартиры орденов. Церковь госпитальеров была настолько внушительна, что город звали Сен-Жан-д’Акр – Святой Иоанн Акрский. Невозможно было даже представить, что нехристи могут захватить этот мощный морской порт на укрепленном мысе с его двойными стенами, многочисленными башнями и отборными войсками.

Пожалуй, госпитальеров в нем было тридцать братьев и столько же Бедных Рыцарей. Большинство братьев выполняли гарнизонные обязанности в больших замках или рассеивались по своим обширным владениям, занимаясь управлением, сбором налогов и инспектированием складов снабжения. Силы военных братств истощились не только из-за недостатка ресурсов. Были признаки упадка дисциплины, как и в других религиозных орденах. Братья-рыцари спали уже не в общих спальнях, а в личных кельях, а старшие офицеры жили со всеми удобствами.

Акра особенно веселилась в 1286 году – после коронации страдавшего эпилепсией юного Генриха II, который также был королем Кипра, его двор праздновал целых две недели. В Палестине не выдывали ничего настолько же яркого и пышного с дней прежнего королевского двора в Иерусалиме. Проходили турниры и роскошные пиры, а в «приюте госпиталя Святого Иоанна» устраивались великолепные спектакли про короля Артура и рыцарей Круглого стола, и дворяне Сирии и Кипра исполняли роли «Ланселота, Тристана и Паламеда», а также были и другие «прекрасные, изысканные и приятные» развлечения. Затем король вернулся в свое другое королевство, оставив двух бальи из рода Ибелинов. Однако в городе было, как всегда, неспокойно, и в 1287 году в гавани произошла стычка между пизанскими и генуэзскими галерами; последние даже хотели продать своих пленников-пизанцев на мусульманском невольничьем рынке, но возмущенные братья их отговорили.

В феврале 1289 года Калаун вошел в Сирию. Путем подкупа от эмира шпионы тамплиеров узнали, что целью султана был Триполи. Но преуспевающие купцы не хотели верить в эти тревожные вести. Слабость брата Гийома к политическим интригам была слишком хорошо известна. Однако к неверию и ужасу горожан, в конце марта Калаун возник перед городом с 40 тысячами конницы, 100 тысячами пехоты и пугающего вида обозом мангонелей. Триполи с его знаменитыми школами, шелковыми факториями и плодородными садами казался достаточно мощным, так как его защищали контингенты венецианцев, генуэзцев и киприотов. Итальянские галеры охраняли его от любых нападений с моря. Также в городе был большой отряд тамплиеров под командованием маршала Жофруа де Вендака и отряд госпитальеров поменьше во главе с маршалом, доблестным Матье де Клермоном. Тем не менее многие горожане предусмотрительно уехали на Кипр. Под беспрерывным обстрелом девятнадцати мангонелей в конце концов обрушились две ключевые башни, после чего венецианцы решили, что город потерян, и уплыли. Вскоре, 26 мая, мамлюки с фанатичной отвагой штурмовали городские стены, на которых не хватало защитников, и оборона рухнула. Большинство братьев погибло в бою, однако два маршала спаслись на лодке. Горожане же оказались в кровавой бане в духе Бейбарса. Почти всех мужчин вырезали, а их семьи угнали на невольничьи рынки. Утремер шел ко дну, но и тогда франки не увидели, какая участь их ждет.

Даже такая ошеломительная катастрофа не оживила идеи Крестового похода. Однако банда безработных батраков из Северной Италии добровольно вызвалась отправиться в Акру, куда они и прибыли в августе 1290 года пьяной толпой. Тот год выдался урожайным, из Дамаска шли караваны, и столицу, которая была веселее прежнего, заполнили приезжие мусульмане. «Крестоносцы», пробыв в городе совсем недолго, подняли бунт и перерезали горло всем сарацинам, которые попались им на глаза, хотя пулены и члены орденов сделали все возможное, чтобы предотвратить побоище. Калаун пришел в ярость и приготовился к вторжению в Сирию. Шпионы тамплиеров снова прознали о его планах, но франки снова не пожелали прислушаться к предостережениям брата Гийома. Он был так встревожен, что по собственной инициативе попытался договориться с Каиром. Калаун выставил условия: по золотой монете за каждую голову жителя Акры. Жители прогнали магистра криками и обвинили в трусости.

Султан умер в ноябре, но перед этим заставил своего сына аль-Ашрафа поклясться, что он уничтожит христианскую столицу, и в марте 1291 года огромная армия мамлюков выступила на Акру: 160 тысяч пехотинцев и 60 тысяч всадников. Их артиллерия вселяла ужас, всего насчитывалось не менее 100 мангонелей. Две самые большие назывались «Альмансур» («Победитель») и «Гадабан» («Свирепый»), а катапульты поменьше, но почти такие же смертоносные назывались «черными быками». «Альмансур» метал камни по 50 килограммов. 5 апреля аль-Ашраф осадил город.

К тому времени франки успели хотя бы отчасти подготовиться. Ордена бросили в бой всех братьев, и таким образом из пятидесятитысячного населения 14 тысяч были пешими солдатами и 800 – тяжеловооруженными всадниками. В опытных руководителях не было недостатка. В городе находились все магистры: тамплиер Гийом де Боже, госпитальер Жан де Вилье и тевтонец Конрад фон Фейхтванген. К сожалению, третий смог выставить лишь нескольких немецких братьев. Орден Святого Лазаря предоставил 25 рыцарей, а орден Святого Фомы – 9 братьев вместе с магистром. Прочие войска включали контингент киприотов, пизанский и венецианский гарнизоны, французский полк под командованием Жана де Грайи, нескольких англичан под началом швейцарца Отто де Грандсона, вооруженных горожан Акры и итальянскую чернь, из-за которых все и произошло. Младший брат короля Генриха принц Амальрик был номинальными главнокомандующим. Войска разделились на четыре части, каждой была поручена оборона одного сектора двойных стен. Стены с двенадцатью большими башнями находились в превосходном состоянии, а большая часть города была защищена водой, и, так как франки сохранили контроль над морем, корабли могли в любое время подходить к городу с провизией и подкреплениями.

Ночью 15 апреля магистр Боже повел 300 братьев и английские войска на вылазку, чтобы сжечь осадные орудия мамлюков, но их лошади запутались в веревках, на которых были натянуты вражеские палатки, и их с позором отогнали назад в Акру, причем они потеряли 18 рыцарей. После этого госпитальеры осуществили еще один ночной рейд, на этот раз в кромешной тьме, но он окончился таким же провалом. Боевой дух упал, но возродился 4 мая после прибытия короля Генриха с Кипра с 500 солдатами пехоты и 200 рыцарями.

Но молодой король и его советники скоро поняли, что положение безнадежно. Турецкие инженеры непрестанно делали подкопы под башни, которые начали рушиться под градом огромных коней и бревен из-за беспрерывного обстрела города из султанских мангонелей. Более легкие орудия метали греческий огонь или горящую смолу, которые взрывались при столкновении с целью, и все небо горело от туч подожженных стрел. Генрих пытался провести переговоры, но безупречный аль-Ашраф не соглашался ни на какие условия, кроме полной капитуляции. 15 мая первая стена со всеми ее башнями была пробита. Заполнив ров телами людей и лошадей и мешками с песком, сарацины ворвались в главные ворота под воодушевляющий бой 300 барабанщиков на верблюдах. Конные тамплиеры и госпитальеры, разя врагов на узких улочках, сумели выгнать их, но к вечеру отчаявшиеся франки были вынуждены отступить за внутреннюю стену.

На следующий день многие горожане посадили своих жен и детей на корабль до Кипра, но, к сожалению, ненастье не позволило отправиться в путь по морю.

Перед самым рассветом в пятницу 18 марта 1291 года султан отдал приказ к общему наступлению, о чем сначала объявили огромные литавры, а потом оглушительный бой барабанов и целая батарея труб и цимбал, «чей голос наводил ужас». Мангонели и лучники обрушили на обреченный город бесконечный ливень огненных снарядов и стрел, которые падали «как дождь», а мусульманские «камикадзе» под предводительством офицеров в белых тюрбанах глубокими колоннами атаковали вдоль всей стены сквозь плотный дым. У ворот Святого Антония их отбросил маршал Матье де Клермон, главный боевой командир госпитальеров, который затем перешел в контратаку во главе отряда тамплиеров и госпитальеров, чтобы вернуть Проклятую башню.

Он не добился успеха, и после короткой передышки в Храме, где маршал увидел, как вносят безжизненное тело магистра, он сознательно пошел искать смерти. Хронист-тамплиер писал, что маршал вернулся в бой, взяв с собой всех своих братьев, причем ни один не пожелал остаться, и он вышел на «улицу генуэзцев» и там свирепо дрался «и вместе со спутниками убил многих сарацин и в конце концов погиб как отважный и доблестный рыцарь вместе с остальными, да смилуется Господь Бог над их душами».

Пожилой Гийом де Боже тоже пытался вернуть Проклятую башню, имея всего лишь дюжину человек. По дороге туда он встретил магистра иоаннитов, который присоединился к нему, и двое направились к мамлюкам, прокладывая себе дорогу среди бегущих солдат, по грудам мертвых и раненых, многие из которых были страшно обожжены греческим огнем, среди криков и стонов, под победные вопли мусульман, а порой и под редкие непокорные возгласы «За святого Иоанна» или боевой клич тамплиеров «Beau sire, beau seant». Однако маленький отряд в красно-белых сюрко ничего не мог сделать против торжествующей орды. Они так ослепли от дыма, пламени горящей нефти и пыли от падающих обломков, что не видели друг друга. И все же героические ветераны и их телохранители продолжали биться, и к ним присоединилась небольшая группа итальянцев. Наконец арбалетная стрела вонзилась брату Гийому в левую подмышку, и он покачнулся назад. Итальянцы молили его остаться, но магистр крикнул: «Господа, я не могу идти дальше, потому что мне конец – посмотрите на мою рану». Он рухнул, и спутники отнесли его в храм, где он вскоре и умер. Брата Жана тоже тяжело ранили, и братья унесли его на корабль, несмотря на протесты и слезы.

Акра была безвозвратно потеряна. Ее жители, женщины, дети и старики, бросились в гавань в ужасе и безумном отчаянии, а многие горожане, которые могли драться, погибли в бою. Король Генрих уже отплыл домой, и кораблей было слишком мало. На забитых людьми пристанях происходили ожесточенные стычки, и переполненные лодки шли ко дну. Тамплиер-дезертир Рутгер фон Блум захватил галеру и сделал состояние на том, что вымогал непомерные суммы за спасение у акрских женщин, бежавших от насилия, увечий и смерти или в лучшем случае рабства. В довершение всех ужасов налетела ужасная буря. Сарацины вскоре добрались до пристаней и перебили кричащих беженцев. Все рыцари-тевтонцы, кроме магистра, погибли в резне, а также и все братья орденов Святого Фомы и Святого Лазаря. Среди немногих взятых мамлюками пленников мужского пола было несколько тамплиеров, которые отреклись от христианства; через много лет в Каире видели рабов, которые когда-то были тамплиерами. Однако большинство их еще не погибших братьев продолжали держаться в храме у моря.

Обороной там управлял маршал ордена Пьер де Севре. Множество женщин и детей прибежало к ним, ища защиты, и тамплиеры показали, что могут быть великодушными: они посадили сколько могли беженцев на свои галеры и послали их догонять королевскую флотилию.

Для всех места не хватило, и все воины-монахи, даже раненые, остались на берегу. Очевидец того, как отплывали корабли, позднее написал, что, «когда подняли паруса, все остававшиеся в Храме издали громкий радостный крик, и с тем они и ушли». Через несколько дней аль-Ашраф предложил хорошие условия сдачи, которые брат Пьер принял, и нескольких мамлюков впустили внутрь. Они установили флаг с мусульманским полумесяцем, но потом стали насиловать женщин и мальчиков, после чего пришедшие в ярость тамплиеры их перебили, сорвали флаг неверных и снова подняли «Босеан». Той же ночью маршал отправил командора Тибо Годена на корабле с тамплиерской казной, святыми реликвиями и несколькими мирными горожанами. На следующий день султан снова предложил превосходные условия, признав, что его люди получили по заслугам, поэтому брат Пьер вышел, чтобы обсудить сдачу. Его тут же схватили и обезглавили. Среди братьев были старики, большинство страдало от ран, и все уже выбились из сил, однако они решили драться до конца. Они отбивали штурм за штурмом. «Они могут воевать за Господа и быть солдатами Христа. Убьют они врага или умрут сами, им нечего бояться». Но братья не могли ничем ответить на огонь мангонелей и подкопы, подрывшие фундамент. 28 мая взорвались мины. Часть массивной стены рухнула, и 2000 турецких войск ворвались в брешь, но встретили кровавый прием. Храм был уже слишком сильно поврежден, чтобы удерживать собственный вес, и рухнул, и сарацины вместе с тамплиерами приняли смерть в пылающей гекатомбе.

Утремер погиб вместе со своей столицей. Тортоса, Бейрут, Сидон, Тир, Хайфа и Шатель-Пелерен остались у франков, но Акра истощила их ресурсы и оставила без сил. Вскоре мусульмане заняли все эти города, хотя в Сидоне тамплиеры пытались сопротивляться. К концу августа оставался только безводный остров Руад с небольшим гарнизоном Бедных Рыцарей в 3 километрах от берега напротив Тортосы. Местные христиане, включая крестьян, бежали в горы, и армия султана методически опустошала «Сладкую Сирию», забрасывая землей ирригационные каналы, рубя и выкорчевывая сады, отравляя колодцы и разоряя даже богатейшие сельскохозяйственные угодья, чтобы проклятые франки наверняка уже никогда больше не вернулись. Акра превратилась в город призраков[19]. Уцелевшие пулены и братья нашли убежище на Кипре.

Мнения историков о военно-монашеских орденах в Латинской Сирии различаются. Однако даже самые враждебно настроенные не могут отрицать их добрых намерений, ведь Святая земля была для них превыше всего. Разумеется, никто не отрицает жадности тамплиеров, да и госпитальеров тоже, но оба ордена щедро расточали свои сокровища и собственные жизни, защищая землю, которую любили столь страстно; будучи такими же людьми, они не могли стоять в стороне от политики, а воинственность и агрессивность – необходимые качества войск, сражающихся на передовой. А если их аскетизм и сошел на нет к XIII веку, то это случилось почти во всех монашеских орденах.

Чего – до сей поры – никто не попытался сделать, так это сопоставить действия тамплиеров и госпитальеров с испанскими военными орденами в их стране или с тевтонцами на Балтийском море; как мы увидим, Реконкиста в Испании была бы невозможна без таких орденов, которые могли предоставить профессиональные армии и консолидировать наступление христиан, тогда как в Пруссии немецкие рыцари создали совершенно новое государство. В этом широком контексте нужно признать, что братья Храма и Госпиталя, обладавшие всеми талантами своих испанских и немецких собратьев, внесли неоценимый вклад в ту долгую и проигранную битву, которой стала Латинская Сирия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.