Потоп

Потоп

В 1648 году разразились беспорядки и конфликты, вошедшие в польскую историю под названием «потопа». Они предвещали упадок Польши, положили конец золотому веку польских евреев и имели огромные последствия для иудаизма в целом.

Потоп начался с восстания украинских крестьян, крепостных, живших на огромных латифундиях за Днепром, принадлежавших польским магнатам. Эти крестьяне исповедовали греческую православную веру и испытывали единую ненависть к своим католическим господам и их еврейским управляющим и посредникам. Как отмечал один еврейский хронист того времени: «Греческий народ (казаки)… испытывал презрение и унижения со стороны польского народа и евреев… даже самые незначительные сыны Израиля, сами пребывающие в унижении, имели над ними власть». Характерно, что наш автор называет восставших «греками», а не «русскими» или «украинцами»; это подтверждает, что конфликт был не только социальным и национальным, но и религиозным. Знамя восстания было поднято знаменитым Богданом Хмельницким, которому удалось временно объединить в единое целое анархические отряды казаков, а также заключить союз с крымскими татарами. «Вспомните об оскорблениях, нанесенных вам поляками и евреями, их любимыми управляющими и агентами!» – восклицал Богдан Хмельницкий в своих «призывах» к украинскому населению: «Вспомните об их гнете, их несправедливости и лихоимстве!» Гнев крепостных должен был быть ужасен: в одной украинской хронике утверждалось, что некоторые паны отдавали в управление посредникам- евреям даже церкви, расположенные на их землях, так что требовалось их предварительное разрешение для совершения обрядов крещения, венчания и отпевания.

Отряды Хмельницкого обрушились на всю юго-восточную Польшу и достигли ворот Львова, уничтожая по дороге без разбора поляков и евреев, иногда давая пощаду тем, кто соглашался обратиться в православие. Это было неодолимое народное восстание, сопровождавшееся массовыми избиениями, многочисленные описания которых оставшимися в живых современниками составлены в том традиционном торжественном стиле, многочисленные примеры которого мы уже неоднократно приводили ранее. Один из авторов сравнивает эту катастрофу с «третьим разрушением Храма». Однако содержание этих свидетельств отличается реализмом и подробностью в деталях (В этих хрониках содержатся описания ужасных зверств: «…грудных младенцев резали на руках их матерей, разрывая их на части как рыб. Вспарывали животы беременным женщинам, вытаскивали младенца и били им по лицу матери; другим клали в разрезанный живот живую кошку, зашивали его и отрубали руки, чтобы они не могли вынуть кошку…», и тому подобное. Некоторые пассажи этих хроник имеют бесспорный характер точно зафиксированных событий, которые автор видел собственными глазами.). На протяжении последующих лет беспорядки и убийства то прекращались, то вспыхивали вновь много раз, пока Хмельницкий не решил принять протекторат Москвы. За этим последовала польско-русская война, отягощенная шведской интервенцией, и конфликт превратился в войну всех против всех. При этом несчастная Польша служила постоянным театром военных действий. Царские войска захватили Белоруссию и Литву, при этом проявив к евреям точно такое же отношение, как и их союзники казаки на юге. Шведская армия оккупировала собственно Польшу, захватив Варшаву и Краков. Здесь речь шла о более организованной армии, командиры которой придерживались иных обычаев. Вместо того, чтобы убивать евреев, они получали от них припасы. В результате, когда поляки вернулись, они обвинили всех евреев в измене, так что во многих местах они были подвергнуты общей каре. Таким образом, между 1648 и 1658 годами практически не осталось полностью уцелевших еврейских общин. На левом берегу Днепра больше не было ни одного еврея. Те, кому удалось уцелеть, были проданы в рабство туркам. На правом берегу сохранились лишь горстки уцелевших. Во внутренних частях страны потери были не столь велики, тем не менее общее число жертв составляло несколько десятков тысяч, возможно, доходило даже до ста тысяч. Разумеется, от потопа пострадало все население страны, и с того времени Польша перестала быть могущественным государством. Но удар, нанесенный евреям имел еще более фатальные последствия, потому что они были первыми и излюбленными жертвами убийств и грабежей, а также потому что их существование было в целом гораздо менее надежным, чем других социальных групп. Они уже никогда больше не смогли оправиться.

Начиная со второй половины XVII века, евреи уже не являлись основными банкирами страны; эта роль перешла к христианским капиталистам, особенно к религиозным общинам, церквам и монастырям, чьи богатства состояли преимущественно из земельных владений и остались нетронутыми. Евреи, как общины, так и отдельные лица, оказываются их должниками. Хроническая задолженность кагалов, предпринимавших отчаянные усилия поддержать экономическое положение евреев, превратилась в серьезную социальную проблему Польши. Эта проблема продолжала усугубляться вплоть до конца XVI?? века. В 1765 году польский сейм одним росчерком пера упраздняет «Ваад четырех стран», еврейский федеративный орган, найдя более выгодным вместо прежнего всеобщего единого налога, ввести для евреев подушную подать в размере двух злотых на человека. Таким образом закончилась полугосударственная автономия евреев.

Началось повальное обнищание. Еврейский «социальный класс» приходит в упадок и постепенно в ходе этого процесса исчезает. (Условно здесь можно применить интерпретацию марксистского толка.) В поисках куска хлеба часть евреев эмигрирует, другие пытаются обосноваться в деревнях в качестве трактирщиков и кабатчиков, ремесленников и бродячих торговцев; большинство впадает в крайнюю нищету.

Новые духовные и религиозные течения были неразрывно связаны с этими социальными изменениями. Они накладывают специфический отпечаток на склад ума польских евреев, который в дальнейшем приобретет далеко идущие последствия для всей диаспоры. Это был примечательный процесс взаимовлияний, полем которых служила вся Европа и в которых свою роль сыграет и проникновение христианских концепций. (На этот раз они не ограничатся деталями повседневной жизни и нравов, но повлияют на новые мессианские движения.) Именно таким образом окончательно сформируется еврейская нация, прочно утвердившаяся на берегах Вислы и в лесах Карпат.

В 1650 году «Ваад четырех стран» объявляет национальный траур в память о первых жертвах: в течение трех лет польским евреям запрещается носить одежды из шелка или бархата. Устанавливается ежегодный пост 20 сивана, в годовщину одного из первых массовых убийств, совершенных казаками в Немирове. Этот пост будет строго соблюдаться вплоть до начала XX века. Раввины составляют новые плачи {«селишот» и «кинот»), их поют в синагогах вслед за теми, которые по традиции посвящены памяти жертв крестовых походов. Также по традиции евреи предаются раскаянию, видя в постигших их несчастьях справедливое наказание за свои грехи и стараясь искупить их более строгим самоограничением и набожностью. В 1676 году «Ваад четырех стран» провозгласил в своем призыве: «Мы совершили тяжелые грехи перед нашим Господом. Беспорядок все возрастает, жизнь становится все тяжелее, наш народ не имеет никакого значения среди других народов. Даже удивительно, что среди всех этих несчастий мы продолжаем существовать, Единственное, что нам остается делать – это объединиться в единый союз и строго соблюдать Заповеди Всевышнего и предписания наших наставников и вождей».

Однако беженцы распространяются по всем углам Европы и разносят печальные вести. Повсюду еврейские общины соперничают в желании прийти им на помощь. Беженцами становятся знаменитые раввины, и их знания обеспечивают им самый лучший прием. Некоторые превращаются в странствующих мудрецов, как, например, талмудист Цви-Гирш Ашкенази, сын раввина Вильны, который жил и преподавал в Офене, Сараево, Вене, Венеции, Праге, Альтоне, Амстердаме и Лондоне, чтобы на склоне своих дней вернуться во Львов. Другие предпочитали более спокойную жизнь и на какое-то время практически монополизировали посты раввинов, особенно в Германии. В соответствии с формулой историка Греца весь европейский иудаизм «полонизируется». Простые люди тысячами эмигрируют в Венгрию и Румынию, быстро поглощая своим количеством мелкие местные еврейские колонии. Повсюду происходит сбор средств на поддержку изгнанников, но прежде всего на выкуп евреев, проданных в рабство и собранных в больших количествах в Константинополе. Сборщики объезжают всю Европу, и даже традиционные пожертвования в пользу евреев Иерусалима в течение некоторого времени оказываются забытыми. Никогда еще с самого начала рассеяния еврейская солидарность не проявлялась в гаком широком масштабе. Все были потрясены катастрофой, которая обрушилась в 1648 году на главную европейскую цитадель иудаизма.

1648 год: по любопытному совпадению этот год уже имел для многих евреев особое значение. Уже давно каббалисты утверждали, что в соответствии с книгой Зогар в этом году произойдет пришествие Мессии. Разумеется, в трагедии Польши они увидели яркое подтверждение этого пророчества. Освобождение было близко, провозглашали они, речь идет лишь о невыносимых родовых муках… (Можно заметить, что знаменитый образ Маркса о «родовых муках истории» восходит к этому источнику.) К тому же довольно примитивный акростих, основанный на имени Хмельницкого, написанном еврейскими буквами, гласил: «Страдания рождения Мессии обрушатся на мир», что также подтверждало приближения последнего часа, которого столь страстно ждали…

Между тем еврейская история не знала недостатка в претендентах на звание Мессии, которые, как правило, получали больше тумаков, чем приветственных возгласов. На протяжении почти целого тысячелетия им не удавалось выйти за узкие местные границы и породить в рамках иудаизма устойчивые движения. Для того, чтобы это удалось одному из них, потребовалось это исключительное стечение обстоятельств и, прежде всего, огромное отчаяние. Тот факт, что было популярным и другое знаменитое предсказание, на этот раз чисто христианского происхождения, согласно которому апокалипсис должен был наступить в 1666 году, лишь облегчил Саббатаю Цеви его задачу.

Мы уже говорили об этом удивительном персонаже, двоеженце, женихе Торы, но при этом мусульманине, хотя и короле евреев, вся карьера которого разворачивалась в лоне сефардского иудаизма. Напомним только, что самый знаменитый из ложных мессий впервые предстал перед еврейскими массами в Смирне, своем родном городе, в 1648 году с большой пышностью женился на молодой польской еврейке, сбежавшей из христианского монастыря. Одни говорили, что это была предопределенная судьбой невеста Мессии, другие называли ее женщиной легкого поведения. После многочисленных приключений он отправился в 1666 году потребовать у султана трон, чтобы в результате закончить свои дни в качестве Мехмета Эфенди на службе у Высокой Порты… Мы также имели возможность упомянуть брожение масс и надежды, которые его обещания и его новое богословие вызвали у евреев Гамбурга и Амстердама; они были столь же сильны в Авиньоне и Вене, Каире и Салониках, а в подвергнувшейся столь трагическим испытаниям Польше они были даже еще сильней.

Чем сильнее обрушившиеся несчастья, тем более насущным становится нужда в неминуемом спасении. Один христианский свидетель уверяет нас, что в Польше в 1666 году «евреи возрадовались и стали питать надежды, что Мессия поместит их на облако и перенесет в Иерусалим. В это время они постились несколько дней в неделю, не давая еды даже своим малолетним детям, совершали обливания холодной водой из проруби и повторяли какие-то недавно придуманные молитвы. Если над каким-то местечком небо покрывалось тучами, евреи начинали хвастаться перед христианами, говоря, что Мессия немедленно унесет их, чтобы поселить в стране Израиля и в Иерусалиме…» В результате были беспорядки и конфликты, так что король Ян-Казимир вынужден был издать специальный ордонанс, запрещающий евреям слишком открытые демонстрации и пропаганду, а христианам мстить им под этим предлогом.

Вопреки тому, что произошло на Западе, где провал ложного мессии быстро положил конец экзальтации еврейских масс, в Польше саббатианское движение пустило глубокие корни; из года в год ожидали воскресения Саббатая, Еще в 1700 году толпа его почитателей, насчитывающая более тысячи человек, отправилась в путь, чтобы достичь Земли Обетованной, и сумела добраться до Иерусалима. Несмотря на угрозу отлучения другие проповедники пытались распространять добрую весть как в Польше, так и в Западной Европе. Раввины Амстердама в обращении, датированном 1725 годом, жаловались: «Раньше Тора приходила из Польши, а теперь эта страна стала очагом заразы для других стран».

В эту эпоху шарлатаны и реформаторы, ложные мессии и лжеЦеви наводнили Польшу и еще больше столь пострадавшую Украину. Самым знаменитым из них был Яков Франк, великий жрец нового культа, где любопытным образом смещались еврейские традиции и вера в Святую Троицу – удобный переход к полному отречению.

Но лучший ответ народным ожиданиям дало мощное хасидское движение, которое неотвратимо распространялось. Под давлением социальных нужд строгое раввинистическое учение, бывшее результатом тысячелетней городской жизни и высокоразвитой интеллектуальной культуры, уступает место в подавляющей части Польши религии, полностью пропитанной мистицизмом, приспособленной к нуждам угнетенных и непросвещенных масс, живущих в большой раздробленности в мелких поселениях и деревнях.

О личности основателя хасидизма легендарного Баал-Шем-Това (Бешта) известно очень мало, а то, что известно, неточно и приблизительно. Проповеднической деятельности Бешта предшествовало длительное пребывание «в пустыне», а именно жизнь отшельника в гуще диких карпатских лесов; он прибегал к простому и доступному для всех учению и объяснял его с помощью притч. Он утверждая его с помощью таких неопровержимых и прямых доказательств, какими являются чудесные исцеления и изгнания злых духов. Он проповедовал веру, надежду и стремление к Богу, вездесущему в мире в виде «священной искры», являющейся единственной подлинной реальностью, так что достаточно присоединиться к ней, чтобы убедиться, что так называемый ощущаемый земной мир со своими несчастьями и муками представляет собой лишь сеть иллюзорных фантомов.

Толпы жаждущих услышать это столь утешительное учение вскоре стали стекаться к Бешту. Из Подолии, где он жил, его ученики старались распространить слова учителя как можно дальше. Его учение распространялось так быстро в том числе и потому, что оно соответствовало народной оппозиции против олигархии богатых и раввинов и в конечном итоге привело к установлению еще более деспотической власти. Во всех городах и местечках Польши возникали хасидские общины во главе с «цадиком», т. е. «справедливым». Необходимо уточнить, что важнейшей особенностью хасидизма было существование «справедливого», человека, имевшего непосредственный доступ к Высшей власти и даже пользующего там некоторым влиянием, на что, разумеется, не может претендовать простой смертный, глубоко увязший в своей телесной оболочке. Таким образом, оказалась отброшенной прекрасная и глубокая фундаментальная идея иудаизма, по которой каждый человек должен сам предстать перед своим Творцом, один и лицом к лицу.

Одним из первых результатов стало возникновение в лоне иудаизма настоящего раскола, которого он не знал уже целое тысячелетие после караимского раскола. Традиционные раввины старались уничтожить в зародыше эту «секту», которая была для них безусловно еретической. В течение тридцати с лишним лет, с 1772 по 1804 год, разворачивалась отчаянная борьба, которая велась с помощью предписаний, торжественных отлучений и даже разоблачений перед властями. Хасидов без оснований объединяли с саббатианцами, а также с последователями Якова Франка, что было совершенно неоправданно. Их упрекали в пренебрежении священными обрядами и обычаями, в невежестве и странных манерах, их даже подозревали в тайных преступлениях. Процитируем одно из посланий, принадлежащее перу знаменитого мудреца Вильны, гаона Элиягу:

«Вы, наши братья в Израиле, вы уже знаете эту новость, о которой наши отцы не могли и думать, а именно, что возникнет подозрительная секта – секта хасидов… Это они во время молитвы испускают ужасные чуждые крики [на идиш], ведут себя как сумасшедшие и объясняют это, говоря, что их надежды бродят в отдаленных мирах. Они пользуются фальшивыми молитвенниками и вопят так, что стены дрожат; вниз головой и вверх ногами они делают колесо во время молитвы… Они полностью пренебрегают изучением святой Торы, им не стыдно утверждать, что бесполезно заниматься учением и что не следует слишком сожалеть о совершенных грехах… Поэтому мы требуем от наших братьев в Израиле,… чтобы они доказали свое рвение, поскольку их следует уничтожить, разрушить, устранить, проклясть, … чтобы не осталось и двух еретиков, ибо их уничтожение будет благом для всего мира».

Иногда обвинения были еще более серьезными, включающими игру слов с корнем «hsd», который может иметь значения: «милость, любовь» и «преступление, позор», что позволяет обвинять хасидов в инцесте и других грязных развратных поступках. «Меня охватывает ужас! – восклицал один из их противников, – ибо я должен выслушивать, какие таинства они придумали! Разве они не внесли всевозможные нечистые и греховные мысли в Святая Святых! Их молитва стала чем-то вроде сна, ибо только во сне человек узнает свои тайные желания (Трактат Брахот, 54). Для того, чтобы прогнать подобные мысли хасиды испускают оглушительные крики и скандируют во время молитвы слова, которые не имеют к ней никакого отношения…»

Мы не будем входить в детали темной и ожесточенной борьбы, в ходе которой имело место обращение к официальным властям, польским или русским, иными словами донос играл роль главного доказательства, что вынудило русское правительство в 1804 году строго регламентировать предание анафеме у евреев. Достаточно сказать, что все усилия традиционных раввинов остались напрасными. Хасидизм непреодолимо распространялся и, в конце концов, объединил большинство польских и украинских евреев. Цадики («Справедливые») чаще всего были людьми необычайной жизненной силы, образовывали настоящие династии и имели абсолютное влияние на своих последователей. К ним постоянно обращались за советом и заступничеством по любому поводу – по вопросам морали, здоровья, деловым проблемам; чаще всего их участие щедро вознаграждалось. Выплата священнику вознаграждения за заступничество принимала торжественные и официальные формы. Мы уже говорили ранее о том сакральном значении, которое приобрели для евреев деньги на протяжении прошедших веков. Согласно новому учению цадика, который со всей искренностью служит Богу, можно сравнить с честным маклером, посредничающим между продавцом и покупателем», откуда и проистекает неоспоримое право цадика на свой комиссионный процент. Согласно одной хасидской притче, которая принадлежит родному внуку Бешта, «стражей Божественных врат», т. е. цадиков, можно сравнить с привратниками королевского дворца. Если кто-то хочет быть принят королем, то сначала он останавливается у первой двери, которую охраняет привратник низшего ранга, и он сможет пройти дальше, только если даст ему монету. Чем ближе к королевским покоям, тем выше становится ранг привратника и тем больше сумма, которую необходимо заплатить. Когда доходят до последней двери, которая находится на пороге королевских покоев, то приходится проявлять большую щедрость, чтобы суметь попасть к королю».

Смысл этой притчи вполне ясен. Другой знаменитый цадик, раввин-чудотворец из Люблина, серьезно доказывал, что он не мог ходатайствовать перед Богом иначе, чем за вознаграждение; «Когда цадик начнет призывать Благословенное Имя за другого человека, то это может быть быть воспринято [на небе] как дерзость, и у него могут спросить, почему тот человек не делает этого сам. Если же цадик заранее получил вознаграждение, то он может ответить на это небесное обвинение так: «Я прошу за него, потому что мне заплатили за это и я лишь выполняю свои обязанности по этому контракту». В каком-то смысле современные психоаналитики, знающие свое дело, поступают точно таким же образом.

По сути дела, цадики облегчали жизнь в случае многих несчастий, подобно тому, как это делают хорошие психиатры. Они принимали на свои широкие плечи груз забот и страданий, страхов и мук своих последователей. Они учили их не обращать внимания на суровую реальность, которая на самом деле лишь видимость, и искать скрытую гармонию мира, постигать тайные механизмы, управляющие видимым и невидимым мирами, создавая тем самым у своих слушателей ощущение облегчения. Ведь человек устроен так, что когда ему кажется, что он понял свою судьбу, он верит, что он может ею управлять. Особое внимание они уделяли воспитанию той высшей и оптимистической веры в Бога, которой они приписывали решающую роль для успеха своих действий: если ты веришь в Бога (и в меня), я сумею сделать так, чтобы Бог исполнил твою молитву, но если ты сомневаешься в Божественном милосердии и всемогуществе (и в моих способностях), то тебе следует обвинять самого себя в неудаче.

Кроме того, роль учения и интеллектуальных построений оказалась отодвинутой на задний план, тогда как простота, смирение, мягкость восхвалялись как высшие добродетели большинством цадиков. Некоторые даже показывали личный пример. Так, рассказывают, что цадик Вольф из Збаража, председательствуя на празднике по случаю обрезания, вдруг вспомнил, что стоял сильный мороз, а его кучер остался на улице. Он вышел во двор и убедил кучера войти в дом, чтобы согреться, пока он посторожит лошадей. Когда через час заметили его отсутствие, то нашли его на месте кучера наполовину замерзшим. Рассказывают также, что цадик Моше-Лейб из Брод сам мыл головы детям, больным чесоткой, говоря: «Тот, у кого не хватает мужества лечить язвы еврейских детей и собственными руками очищать их от гноя, не имеет и половины необходимой любви к Израилю».

Бесчисленные истории такого рода, наивные и трогательные, вошли неотъемлемой частью в еврейский фольклор.

Сказки, образные притчи, иллюстрирующие моральные истины и возвышающие их гораздо лучше, чем этого удалось бы добиться с помощью длинной проповеди, чрезвычайно характерны для хасидизма. Некоторые из них имеют столь глубокий смысл, что их следует читать много раз. Так, ниже приводится один из подобных текстов, который мог бы существовать в рамках любой религии откровения:

«Когда перед Бештом стояла трудная задача, он отправлялся в лес, в одно место, зажигал огонь и размышлял, творя молитву. И все, что он хотел, сбывалось. Когда в следующем поколении его любимый ученик и наследник, «посланник» Дов-Бер из Межерич сталкивался с подобной проблемой, он шел в лес на то же самое место и говорил: ‹‹Я больше не умею зажигать огонь, но я знаю тайную молитву», и то, что он хотел сделать, становилось реальностью. Прошло еще одно поколение, и цадик Моше-Лейб из Сасова, оказался в похожей ситуации. Он также отправился в лес и сказал: «Я больше не умею разводить огонь, я больше не знаю тайных молитв, но я знаю место, выбранное моими учителями. Этого должно быть достаточно». И этого оказалось достаточно. Но когда пришло следующее поколение, и цадик Израиль из Ружина столкнулся с той же проблемой, он уселся на позолоченное кресло в своем дворце и сказал: «Я не могу разжечь огонь, я не знаю молитвы, я не знаю этого места в лесу, но я могу рассказать историю, как все это происходило когда-то». И этого также оказалось достаточно».

Может показаться, что, уделив столько времени обычаям хасидов и рассказам об их цадиках, я слишком далеко отклонился от основной темы моего труда. Но поскольку обычаи и поведение евреев обычно являются источниками, возбуждающими антисемитские настроения, это отклонение не кажется мне бесполезным. Ведь речь здесь идет о формах, которые принял иудаизм на последнем этапе своей эволюции, в горах и на равнинах Польши, когда некоторые характерные черты евреев оказались смятенными, а другие, наоборот, усиленными, развившими до максимума их динамизм и оптимизм среди традиционно враждебного окружения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.