XI династия, 1. Уаханх Интеф (или Интеф-Аа) 2271–2222 годы до н. э

XI династия, 1. Уаханх Интеф (или Интеф-Аа)

2271–2222 годы до н. э

Чтобы начать историю дома Интефа, мы должны вернуться в последние годы Восьмой династии, когда в период правления Неферкаухора человек по имени Интеф упоминается в указе, изданном этим царем в Коптосе. Этот факт важен, поскольку доказывает, что имя Интеф, безусловно, использовалось в ту эпоху. Следует помнить, что, хотя я отнес возвышение Интефов к этому периоду, обычно считалось, что они появились на арене истории не ранее чем два с половиной столетия спустя. Примерно во времена Неферкаухора в Фиванском номе жил князь по имени Интеф, или Интефи, который, видимо, обладал могуществом настолько, насколько ему позволяли плодородные фиванские поля и отважные и трудолюбивые люди тех мест. В надписи, обнаруженной в Фивах, он назван «наследным князем, великим господином Фиванского нома, радующим царя в качестве хранителя границы Юга, великим поддерживающим того, кто делает, чтобы его Обе земли жили [то есть царя]». Благодаря этой надписи становится ясно, что при царском дворе в Мемфисе этот Интеф считался главным в южной части страны. Границы этой территории были установлены указом, датированным концом Восьмой династии, от Абу (то есть Элефантины) в районе первого порога Нила до южной границы того нома, столицей которого был Чени (Тинис). Нам неизвестны его предки, сохранилось только имя его матери – Икуи. Похоже, изначально его резиденция находилась в Гермонте, современном Арманте, на западном берегу Нила в нескольких милях к югу от тех больших гор, что служили фоном для поздних фиванских храмов. О его жизни известно мало, поскольку он знаменит только благодаря славе своих потомков. Однако фараон Двенадцатой династии Сесострис (Сенусерт) I назвал его своим предком и установил его статую в храме в Карнаке. В Карнакском царском списке он появляется как князь в качестве основателя своей династии. Другая надпись, упоминающая его имя, ныне хранится в Страсбурге. Вероятно, он умер примерно в то же время, когда закончилась Восьмая династия, и его последние дни, возможно, пришлись на время тех беспорядков, которые сопровождали падение этой династии. Его похоронили в пустыне к западу от Фив, а его наследником стал его сын (?) Интеф, или Интеф-аа, «Великий». Деспот по имени Ахтои только что провозгласил себя фараоном в Ихнасии и принял имя Уахкара, «Изобилен дух Ра». Интеф, сознавая собственную власть на Юге, немедленно провозгласил себя фараоном в Фивах, приняв похожее имя Уаханх, «Изобильна его жизнь». Гераклеопольский фараон назвал себя «Ахтои, сын солнечного бога», и фиванский царь сделал то же самое, именуя себя «Интеф, сын солнечного бога».

Между двумя правителями, похоже, было заключено некое соглашение, и царь Интеф признавал царя Ахтои своим господином, выплачивал ему дань зерном и позволял использовать каменоломни в Асуане, откуда привозили знаменитый красный гранит. Как мы уже видели, третий Ахтои упоминал об этой дани в письме к своему сыну. Такое положение вещей сохранялось в течение 7 лет правления первого Ахтои и 12 лет царствования второго Ахтои, иными словами, на протяжении 19 лет пребывания Уахан-ха Интефа у власти. Затем на престол в Ихнасии взошел третий Ахтои, предпринявший против своего фиванского вассала некие враждебные действия, которые он сам впоследствии признал несправедливыми. Со стороны Уаханха Интефа последовал незамедлительный ответ, и, как уже было сказано, он начал сражаться с князем Саута Тефиби, приверженцем северного фараона. Вначале война для фиванского правителя была неудачной, однако в конце концов его воины захватили священные города-близнецы Тинис и Абидос и вместе с ними, разумеется, гробницу Осириса. Это настолько огорчило суеверного гераклеопольского царя, что он поспешил заключить со своим вассалом мир, признав, что был не прав и заслужил потерю этой территории.

Глубоко пораженный, Уаханх Интеф с удовольствием воспользовался своей удачей и не предпринимал дальнейших попыток расширить свое влияние. На своей заупокойной стеле управитель дворца в Фивах по имени Чери рассказывает: «Царь Уаханх [Интеф] прислал мне [личное] письмо после того, как я сразился с домом Ахтои на территории Чени. Также пришли послания, что великий правитель поручил мне корабль, дабы была защита для собственности тех, кто принадлежит Югу на всем его протяжении, а именно на юг от Абу (Элефантины, Асуана) и на север до Дебу (Афродитополя)», то есть до северной границы Тинитского нома. Чери сообщает, что был «жесток сердцем в день битвы». Это означает, что он вел себя отважно при захвате Чени (Тиниса). Далее он заявляет, что плавал по Нилу на одном из судов своего господина, чтобы предотвратить любое нарушение преданности проигравшему битву фараону.

Еще одна короткая надпись, упоминающая о завоевании Тиниса, в настоящее время хранится в Британском музее. В ней описаны деяния главного казначея при фиванском дворе Чечи. Он рассказывает: «Я провел долгие годы при Величестве моего господина, царя-Сокола Уаханха, царя-Тростника и царя-Осы, сына солнечного бога Интефа. Земля эта была под властью его вверх по течению до Джеса», места, локализация которого неизвестна, «и вниз по течению до Чени… Я сделал судно для города, и корабль там, чтобы следовать за моим господином». Думаю, это доказывает, что в течение нескольких лет власть Юга во многом держалась на военных кораблях, которые плавали по Нилу. Чечи продолжает тем хвастливым тоном, который могут оценить только те, кто знаком с бесхитростными детьми Нила: «Я был истинным любимцем царя, я был прохладой и теплом во дворце моего господина, тем, для кого в почтении опускаются руки среди вельмож». Иными словами, даже сановники при дворе кланялись ему, делая известный приветственный жест, которым до сих пор принято приветствовать в Египте.

Однако важнейшим памятником правления этого царя является его собственная заупокойная стела. Ее обнаружили в довольно маленькой и невыразительной пирамиде из кирпича, находившейся в северной части фиванского некрополя напротив Карнака, где Интеф был похоронен.

На этом памятнике царь изображен стоящим рядом с пятью своими собаками, часть их кличек все еще можно прочесть – Газель, Борзая и Черныш. Поэтому мы сразу представляем себе этого древнего царя Юга как человека, любившего своих собак больше всего на свете и желавшего, чтобы память о них сохранилась навеки, а они сами остались с ним в загробном мире. Плохое качество этой стелы, как и низкий художественный уровень стелы Чери, доказывают, что от культуры, процветавшей несколькими столетиями ранее, в южной части Египта мало что сохранилось. Как я отметил в предыдущей главе, здесь можно обнаружить лишь некоторые признаки утонченности, свойственные двору фараона на Севере. На самом деле Интеф был прекрасным образчиком обычного старейшины, которого можно представить себе сидящим под пальмой у ворот своего дворца, стены которого выкрашены в белый цвет. Его окружают собаки, перед ним склоняются Чери, Чечи и другие сановники, а рядом стоят его полуобнаженные воины с щитами из коровьей кожи и длинными копьями, готовые выполнить его приказ.

Надпись на упомянутой стеле сообщает, что она была изготовлена на 50-м году царствования Интефа, поэтому можно предположить, что ему исполнилось около 70 или 80 лет, когда он умер. В ней он говорит о захвате Тиниса: «Я высадился в священной долине. Я захватил весь ном Тиниса. Я открыл все его крепости. Я сделал его своими воротами, или границей, Севера… Я простер свою северную границу до нома Уаджет [Афродитопольского нома]». Царь говорит о работах, которые он провел во славу Амона, (местного бога Фив), вероятно, в Карнаке. Здесь мы видим начало возвышения этого божества. Весьма вероятно, что Интеф перенес свою резиденцию из города предков Гермонта, богом-покровителем которого был Монту, в город Фивы, находящийся в нескольких милях севернее, заложив таким образом основы его будущего великолепия. «Я наполнил храмы Амона прекрасными чашами, чтобы совершать возлияния… Я построил храмы, создал их ступени, восстановил их ворота, учредил их священные жертвоприношения навечно». Он говорит о себе, что он был «богат вещами, как паводок; и, как море, прекрасен [был] в славе Фив». Царь с гордостью добавляет, что все это «я сам завещал своему сыну. Нет лжи, которая вышла из моих уст, нет больше других слов, соответствующих тому, что я сказал, не было жестокости, сделанной любому жилищу [даже] в пустыне, не было потери для любого во владении отчим имуществом». Если мы вспомним, что после заключения мирного договора с домом Ахтои по завершении войны Ин-теф никогда больше не обращался к оружию, и если воскресим в памяти, как гераклеопольский фараон в письме к своему сыну, процитированном в предыдущей главе, просил, чтобы по отношению к Югу проявляли почтение, то придем к заключению, что старый правитель Фив был человеком, прямой характер которого вызывал уважение. Он закончил свою долгую жизнь, окруженный почетом.

Говоря об этой заупокойной стеле, следует отметить один любопытный факт. Спустя одиннадцать столетий во времена правления одного из последних царей, носивших имя Рамсес, была проведена проверка древних царских гробниц. Был составлен отчет, известный ныне как папирус Эббота. В этом документе чиновники сообщали, что посетили пирамиду Интефа. Они обнаружили, что она разрушена снаружи, но само погребение находится в хорошем состоянии. Затем они упоминают о большой заупокойной стеле, описывают, что на ней изображен царь, и даже называют кличку одной из его собак. В наши дни место в фиванском некрополе, где стояла эта пирамида, указывает лишь куча кирпичей. Однако заупокойную стелу, которая хранится в Каирском музее, можно увидеть в том же состоянии, в каком ее нашли чиновники три тысячи лет назад, когда ее возраст уже измерялся одиннадцатью столетиями.

Существуют еще одна-две надписи, упоминающие о царе Интефе, однако единственная важная из них высечена на скалах Элефантины. В ней дается его картуш и имя Сокола. Она свидетельствует, что он добывал гранит в расположенных поблизости каменоломнях.

В источниках Восемнадцатой династии были найдены две фрагментарные версии древней погребальной песни, называвшейся «Песней, которую [пели] в заупокойном храме царя Интефа». Вероятно, она появилась во времена владыки, о котором мы сейчас говорим. Ее текст таков: «Как счастлив этот добрый правитель! Это прекрасная воля провидения, что наши тела разрушаются и исчезают, тогда как другие остаются. [И было так] со дней [царственных] предков, богов, что существовали прежде, тех, кто покоится в своих пирамидах, знатных и прославленных, ушедших так же, тех, кто погребен в своих гробницах. Они построили для себя заупокойные храмы, [но] их дома больше не существуют. Взгляни, что случилось с ними! Я слышал слова Имхотепа и Хорджедефа», «слова очень знаменитые, как их высказывания, но посмотри на их храмы! Их стены упали, а [что до] их домов, они больше не существуют, как будто они никогда не существовали. Ни один человек не вернулся из загробного мира, чтобы рассказать нам, как они живут, чтобы рассказать нам, что случилось с ними, чтобы он мог сделать наши сердца счастливыми, прежде чем мы тоже уйдем в то место, куда они ушли. [Что ж], пусть твой разум забудет это! Пусть твоим удовольствием станет следовать желанию твоего сердца, пока ты еще жив. Положи мирру на твою голову и оденься в тончайшее льняное полотно. Используй прекрасные наслаждения [жизни], ибо они настоящие дары богов. Увеличивай все больше [и больше] свои удовольствия и не позволяй своему сердцу грустить. Следуй своему желанию и своей судьбе, свершай свои поступки на земле согласно тому, как говорит тебе сердце, пока не придет [также] к тебе тот день плача. [И все же помни, что] молчаливые сердцем [то есть мертвые] не слышат того плача, тот, кто в гробнице, не присутствует на похоронах. Будь счастлив в радости дня и не печалься об этом, ведь никто не может взять свои вещи с собой, и не возвращается назад никто из тех, кто ушел туда».