ГЛАВА 10. Назад к истокам: возрождение альтернативной медицины

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 10. Назад к истокам: возрождение альтернативной медицины

Случай № 1

Неудачный день для западной медицины

На дворе был 1937 г., самый разгар сезона пневмонии. Больничная палата в городской больнице Бостона — большая открытая комната с 30 кроватями, аккуратно расставленными по периметру, — стремительно заполнялась пациентами, страдавшими от очевидных симптомов: озноба, жара, кровохарканья и боли с одной стороны груди. Но один из них, молодой чернокожий музыкант, упрямо отказывался сотрудничать с врачами. Его доставили в больницу несколькими днями ранее с ознобом и жаром, но кашля у него не было. И вот молодой интерн, только что окончивший медицинскую школу Гарварда, вошел в палату, остановился у койки пациента и обнаружил, что тот не мог сдать анализ мокроты, необходимый для уточнения возбудителя пневмонии. Этот интерн, Льюис Томас, поступил на работу только месяц назад и не придал ситуации большого значения. Взяв у больного анализ крови, он направился дальше. И лишь утром, в расположенной этажом выше лаборатории Томас рассмотрел пробу крови в микроскоп и обнаружил нечто поразительное.

Томас незамедлительно сообщил о своей находке гематологу, который поспешил в лабораторию, чтобы взглянуть на анализ, а затем отправился назад, в палату, чтобы взять новые пробы. Новость разлетелась по больнице со скоростью пожара, и врачи — как штатные, так и гости, — а также студенты мчались в палату, после чего бежали наверх, в лабораторию, чтобы своими глазами убедиться в истинности происходящего. У пациента была не пневмония, а малярия — опасная паразитарная болезнь, передающаяся человеку от инфицированных комаров. Однажды оказавшись в организме, паразиты заселяют красные кровяные тельца, воспроизводятся и приводят к их разрушению. Именно это Томас увидел в свой микроскоп — и кого бы не ошеломило такое зрелище? Вдобавок была еще одна загадка. Малярия обычно распространена в тропиках и субтропиках. Как же мог человек, живущий в северном климате Бостона — и не покидавший страну в последние несколько лет, — подхватить такую инфекцию?

И хотя тайна вскоре была раскрыта (пациент страдал зависимостью от героина и, вероятно, получил инфекцию через использованный шприц, ранее зараженный кем-то приезжим), чудеса продолжались. Они продолжались, когда врачи весь день приходили в палату, забирали кровь для анализа. Продолжались и вечером, когда пациенту стало хуже, он впал в кому — и внезапно умер. Собственно, врачи были так удивлены болезнью, что забыли о лечении. Томас с грустью вспоминал спустя годы в своей книге под названием «Самая молодая наука»: если бы вместо «повышенного внимания» пациент незамедлительно получил дозу хинина (средства от малярии, лечебная сила которого была известна с XVII века), то «он, может, и выжил бы. Возможность вылечить болезнь и даже спасти жизни не слишком часто появлялась в палатах городской больницы. В этот раз ее упустили… Это был неудачный день для Гарварда».

Случай № 2

Неудачный день для восточной медицины

На дворе 2008 г., и через несколько минут после того, как Йонтен садится и приступает к медитации, начинается кошмар. Для Йонтена, сорокапятилетнего тибетского монаха, самый ужасный кошмар — не воспоминание о злобных криках, не китайские власти, которые мучили его товарищей электрошоком, и даже не тюрьма, где ему пришлось пережить побои как раз перед тем, как он покинул Тибет. Его кошмар — образ его монастыря, окутанного пламенем, которое в его сознании горит особенно ярко. И хотя он посвятил десятилетия оттачиванию мастерства буддистской медитации, ни один из навыков — глубокое дыхание, энергетические каналы, сфокусированность — не способен убрать образ горящего храма, который сводит на нет все попытки медитировать. Чем сильнее Йонтен старается, тем больше разочаровывается. Вместо внутреннего покоя к нему приходит чувство грусти, вины и безнадежности.

Сейчас Йонтен в безопасности, живет в Нью-Йорке, но его, как и многих других тибетских беженцев, преследуют воспоминания о мучениях и издевательствах, лишающие способности медитировать и практиковать свою религию. Хорошая новость в том, что тибетские народные лекари диагностировали их состояние как srog-rLung, или дисбаланс «жизни и ветра». Идею о том, что баланс крайне важен для здоровья, вряд ли можно назвать уникальной для тибетской медицины. Многие древние традиции целительства, возникшие тысячелетия назад, говорят о том, что человеческое тело неотделимо от внешнего мира и связано с ним невидимыми силами. В соответствии с этими традициями, секрет хорошего здоровья — в поддержании баланса между внешними и внутренними силами. Плохая новость для Йонтена и его товарищей-монахов в том, что средство, выбранное ими из широкого ряда, не работает. И вдобавок причиняет страшный вред.

Медитация — восточная традиция, которая появилась тысячи лет назад, пережила множество культурных рубежей и сегодня входит в тройку самых популярных форм альтернативной медицины в США. Для тибетских буддистских монахов медитация стала высшей формой лечения, методом достижения просветления, которое они считают лекарством от всех страданий. Но для Йонтена и других беглых монахов, травмированных пережитым в Тибете, навыки медитации, которые они совершенствовали всю жизнь, не просто бесполезны, но и вызывают многочисленные симптомы: от чувства вины и депрессии до повышенного кровяного давления и учащенного сердцебиения. Проблема в самом лечении: форма медитации, которую они используют, настолько «однонаправленна», что нарушает их собственные принципы баланса.

Уроки из прошлого: Восток и Запад (снова)

Две истории о неудачном лечении на противоположных краях культурного спектра. В мире западной научной медицины молодой музыкант умирает от малярии, поскольку врачи настолько удивлены его болезнью, что забывают его лечить. В мире народной восточной медицины тибетских монахов так навязчиво преследуют воспоминания о мучениях и издевательствах, что навыки медитации, которые они совершенствовали для предотвращения страданий, сейчас эти страдания провоцируют.

Эти две истории символизируют, как медицина, независимо от ее культурного происхождения, может стать жертвой собственных методов и даже своего успеха. Более того, это только пролог к гораздо более длинной истории о том, как две медицинские традиции, появившиеся тысячелетия назад и имеющие общие корни, веками отдалялись друг от друга, столкнулись в жуткой борьбе из-за философских несогласий и затем наконец объединили силы на пороге XXI века, чтобы стать одним из десяти величайших прорывов в медицине.

* * *

Случайная смерть молодого чернокожего музыканта от малярии в 1937 г. может выглядеть единичным инцидентом, но на самом деле это пример угрожающей тенденции в медицине XXI века. Благодаря растущему списку прорывов — вакцины, микробная теория, анестезия, рентгеновские лучи и многое другое — научная медицина завоевала репутацию основной медицинской системы западного мира. Но вместе с тем пришло и беспокойство. Вооруженная новыми технологиями и огромными объемами информации, медицина становилась все более обезличенной, забывая, что в центре внимания должен был быть пациент, а не болезнь, и главное — позаботиться о человеке (даже если вылечить его невозможно).

Что стало причиной такого смещения приоритетов? Подъем современной медицины в XX веке, возможно, кажется неизбежным, но обстоятельства могли сложиться и иначе. Всего-то каких-нибудь 100 лет назад научная медицина была только одним из многочисленных подходов к здравоохранению. Собственно, вплоть до конца 1800-х «научная» медицина часто представляла собой варварский и рискованный бизнес, с грубой хирургией, кровопусканием и использованием токсичных средств вроде ртути в качестве слабительных и рвотных. Многие другие системы лечения соревновались с ней если не за главенствующий, то хотя бы за официальный статус, включая гидротерапию (использование горячей и холодной воды для профилактики и лечения болезней), томсонианизм (способ растительной терапии, основанный на том, что человеческое тело состоит из четырех элементов: воздуха, земли, огня и воды) и магнетическую терапию (использование лечебных прикосновений для передачи «магнетической», или «жизненной» энергии пациенту). Десятилетиями каждое из этих направлений относилось к остальным с недоверием и презрением. Они обменивались обвинениями в шарлатанстве и непрофессионализме. И только после того, как западная научная медицина начала завоевывать лидерство в конце 1800-х, остальные модели здравоохранения лишились популярности и стали по умолчанию «альтернативными».

Почему научная медицина победила в этой борьбе — ни для кого не секрет. Благодаря вниманию к экспериментам, наблюдениям и аргументации — так называемому научному методу, который процветал в XVIII и XIX веках, — она нашла действенный способ познания и объяснения мира. Но, пожалуй, еще важнее то, что она привела ученых в «кроличью нору» редукционизма, то есть философии разделения тела на все меньшие части. Благодаря новым мощным инструментам, таким как микроскопы, рентгеновские установки и различные лабораторные техники, ученые начали глубже погружаться в тайны органов, тканей, клеток и т. д., раскрывая удивительные секреты физиологии и заболеваний и находя новые способы лечения.

Скорость открытий возросла с наступлением XX века, и в медицине сместился баланс. Технология и специализация вызвали изменение отношения к пациентам, превратив их из уникальных «цельных» личностей, пришедших в кабинет врача в поисках помощи, в конструктор из деталей и болезней. А к 1980-м медицинское обслуживание по принципу контроля непрерывно растущих затрат оставило врачам еще меньше времени на общение с пациентами и, соответственно, опустило пациентов на ступень ниже, превратив их из живых людей в категории заболеваний. К последним десятилетиям XX века научная медицина — несмотря на поразительные успехи в разных сферах, от трансплантации органов до кардиохирургии и лечения рака, — лишилась баланса и вызывала столь сильное недовольство, что все больше пациентов стали искать ей альтернативу.

Как оказалось, та никуда не делась.

Несмотря на доминирование научной медицины в XX веке, многие альтернативные виды терапии, появившиеся столетием ранее (включая хиропрактику, остеопатию и гомеопатию), продолжали существовать и развиваться. Многие пациенты в 1970-е и 1980-е обратились к этим вариантам, а другие вспомнили об античных альтернативах, включая китайскую традиционную медицину и индийскую аюрведическую, которые предлагали не только медицинскую систему, но и конкретные виды лечения: медитации, массаж и акупунктуру. Альтернативная медицина предполагала то, что западная часто оставляла без внимания: идею о том, что каждый пациент — личность; естественные способы лечения иногда эффективнее, чем хирургия и опасные лекарства; медицина начинается с неравнодушных отношений между врачом и пациентом.

Реакция научной медицины была предсказуема: те же отрицание и высмеивание, которыми она удостаивала альтернативную медицину в предшествующие 150 лет. Но в конце 1990-х настал переломный момент — в форме, которую научная медицина не могла проигнорировать. Два самых престижных медицинских журнала — New England Journal of Medicine и Journal of the American Medical Association — сообщили, что популярность альтернативной медицины растет и, более того, к 1998 г. американцы, как оказалось, обращались за помощью к народным целителям чаще, чем к обычным врачам.

Это был сигнал к пробуждению, после чего и наступил один из важнейших прорывов — возрождение альтернативной медицины. Но история началась гораздо раньше. Корни этого прорыва можно обнаружить почти на каждой стадии истории: от подъема народной медицины на заре цивилизации до революционных изменений в период Возрождения; от рождения «альтернативной» медицины в 1800-е до борьбы в XX веке, которая привела к возрождению альтернативной медицины, — и не только.

Веха № 1

Рождение народной медицины: забота как способ лечения

Родившись в туманную пору на заре цивилизации много лет назад, они, казалось, не имели почти ничего общего. Однако, несмотря на значительные различия в географии, культуре и языках, три из пяти основных систем античной медицины — народную китайскую, индийскую аюрведическую и греческую в традициях эпохи Гиппократа — объединяли удивительные сходства. Дело не только в том, что все они выросли из легенд и магических/религиозных практик несколько тысяч лет назад и обрели свою классическую форму в 600–300 гг. до н. э. Все три открыли некоторые из самых важных принципов медицины, которые позже были забыты.

Народная китайская медицина

Родившийся около 5000 лет назад в Древнем Китае Хуан-ди, должно быть, был очень занят на протяжении всех прожитых им долгих и славных 100 лет. Помимо основания китайской цивилизации, ему приписывают обучение китайцев строительству домов, лодок и повозок; изобретение лука и стрелы, палочек для еды, керамики, письма и денег. При этом он как-то находил время для того, чтобы стать отцом не менее 25 детей. Но Хуан-ди, также известный как Желтый император, знаменит еще одним знаковым достижением в истории Китая, — открытием принципов традиционной китайской медицины. И хотя написанный им текст, «Хуан-ди Нэй цзин» («Внутренний канон Желтого императора»), был составлен, скорее всего, не ранее чем через пару тысяч лет после его смерти (примерно в 300 г. до н. э.), он до сих пор остается классическим трудом китайской медицины, включая целый ряд направлений: от ранних описаний акупунктуры до античных теорий физиологии, патологии, диагностики и лечения.

Но, возможно, еще важнее то, что «Внутренний канон» внедрил в традиционную китайскую медицину (ТКМ) философию таоизма и два ее основных учения: во-первых, о том, что человеческое тело — микрокосм Вселенной и, следовательно, тесно связано с природой и ее силами; во-вторых, что здоровье и болезни определяются балансом сил внутри тела и его связью с внешним миром. Также «Внутренний канон» описывает многие другие ключевые концепции ТКМ: теорию инь-ян (о том, что мир сформирован двумя противоположными, но дополняющими друг друга силами), теорию ци (об энергии жизненной силы, которая циркулирует по телу через систему путей — меридианов); теорию пяти элементов (связи огня, земли, металла, воды и дерева с конкретными органами в теле и их функциями); и теорию «восьми принципов», используемую для анализа симптомов и категоризации болезни (холод/жар, внешние/внутренние, избыток/недостаток и инь/ян).

Несмотря на многочисленные формы лечения в ТКМ, включая травы, акупунктуру, массаж и двигательную терапию, например тайчи и ки-гонг, основополагающими остаются два принципа.

Лечение разработано для того, чтобы помочь пациентам восстановить баланс их ци (жизненной энергии).

Лечение индивидуализировано, основано на точной оценке пациента с использованием таких традиционных методов, как детальный осмотр, опрос, прослушивание (аускультация), оценка запахов и прощупывание (пальпация).

Индийская аюрведическая медицина

Аюрведическая медицина также появилась около 5000 лет назад, когда, в соответствии с одной легендой, группа мудрецов собралась в Гималаях, чтобы остановить затяжную эпидемию болезней и смертей. В этом величественном месте бог Брахма обучил искусству лекарства Дакшу, который передал его Индре, тот — Бхарадвадже, тот — Атрее, тот — шести ученикам, которые в итоге объединили полученные знания в Аюрведе. О том, чем закончилась эпидемия, история умалчивает. Если оставить легенды, то современные ученые относят появление аюрведической медицины как минимум к 1000 г. до н. э., когда над ее ранней формой, известной как Атхарваведа, главенствовали магические и религиозные практики. Однако, как и в ТКМ, в 500–300 гг. до н. э. возникла классическая форма, которая совмещала старое знание с новыми идеями. Она называлась Аюрведа, или «наука жизни» (в переводе с санскрита «аюр» означает «жизнь», а «веда» — «наука»).

Несмотря на некоторые очевидные отличия, аюрведическая медицина чрезвычайно похожа на народную китайскую в основной философии, включая постулат, что все живые и неживые предметы во Вселенной взаимосвязаны и болезнь возникает тогда, когда человек теряет баланс со Вселенной. Но в аюрведической медицине есть своя уникальная терминология и свои идеи, включая идею о том, что каждый человек обладает уникальной «пракрити», или конституцией, на которую, в свою очередь, влияют три доши (энергии жизни). Это сложная система, но ее основной постулат напоминает ТКМ: болезнь может возникнуть, если в конкретной доше появляется дисбаланс. Также аюрведическая медицина сосредоточена на пациенте, как и другие виды народной медицины, включая детальную и изощренную систему осмотра пациентов. Когда определена природа заболевания, лечение основывается на различных индивидуально подобранных видах терапии: травах, массаже, дыхательных упражнениях, медитациях, изменениях в диете. И хотя некоторые цели лечения уникальны для аюрведической медицины, конечная нам знакома: восстановить здоровье путем улучшения баланса в теле, сознании и душе пациента.

Греческая медицина в традициях Гиппократа

Когда мы в последний раз встречались с Гиппократом, он как раз достиг одного из главных прорывов в истории медицины — зарождения ее классического греческого течения (см. главу 1). Да-да, даже когда народная медицина уже развивалась в Китае и Индии, Гиппократ и его последователи только пытались определить саму суть профессии. И все же медицина эпохи Гиппократа была тоже народной, во многом схожей с ранней китайской и индийской. Например, зародилась она также в 1000 г. до н. э. или раньше, когда врачебное дело практиковалось в целительском храме Асклепионе на острове Кос (см. главу 1).

Однако к V веку, когда древнегреческая медицина достигла своей классической формы, Гиппократ уже обучил своих последователей многим концепциям, похожим на развивавшиеся тогда идеи традиционной китайской и аюрведической медицины, включая мысль о том, что на здоровье влияют взаимоотношения между телом, сознанием и окружающей средой. Конечно, там была своя уникальная система, включая веру в то, что тело производит четыре циркулирующие жидкости, или гумора: кровь, лимфу, желчь и черную желчь. Но Гиппократ учил, что болезнь возникает в связи с неким дисбалансом — либо среди гуморов пациента, либо в их отношениях с внешним миром, — и цель лечения заключается в восстановлении здорового равновесия. Медицина эпохи Гиппократа также использовала подход к лечению, характерный для других древних традиций, включая применение ограничений в питании, упражнений и трав. Кроме того, Гиппократ делал особый акцент на отношениях между пациентом и врачом, заявляя, что лучший способ диагностировать болезнь и предсказать ход ее лечения — длительные беседы, внимательные наблюдения и детальные объяснения. Эта идея была со всеми мучительными подробностями описана в тексте «Эпидемии I», где говорится о том, что врачам следует изучать не только «общую природу всех вещей», но и всю информацию о пациенте, такую как «привычки, образ жизни, возраст, речь, манеры, молчание, мысли, качество сна, сновидения, то, как он щиплет/царапает/разрывает что-либо, его стул, моча, мокрота, рвота, пот, кашель, чихание, икота, выпускание газов, геморрой и кровотечение».

* * *

Несмотря на некоторые очевидные различия, ранние медицинские традиции раскрыли одни и те же секреты здоровья и болезней: от взаимосвязи тела, ума, духа и Вселенной до важности баланса и естественных способов лечения. Более того, все делали акцент на взаимоотношениях между пациентом и врачом и заботе о пациенте. Неудивительно, что традиционная китайская и аюрведическая медицины процветали в следующие 2500 лет. Что же касается медицины эпохи Гиппократа, то, хотя она сохраняла свое влияние в течение более тысячелетия, начиная примерно с XVI века революционные изменения направили ее развитие по иному пути и совершенно изменили ее взгляд на мир.

Веха № 2

Просвещение: отказ от 1200-летней традиции и новое направление медицины

Это, пожалуй, величайшая ирония в истории медицины. Греческий врач, который уступал в своей гениальности только Гиппократу и открытия и труды которого сохраняли свое влияние более 1000 лет, сегодня вспоминается чаще всего благодаря своим главным ошибкам. Однако когда два человека в эпоху Возрождения обнаружили, что Гален совершил ряд серьезных ошибок, они не только отвергли многолетнюю традицию из-за ложной информации, но даже дали начало новому миру современной научной медицины.

Гален родился в Пергаме (расположенном на территории современной Турции) в 129 г. н. э., и его навыки вызывали такое восхищение, что он был приглашен на должность врача при сыне знаменитого римского императора Марка Аврелия. Однако славу и влияние, которые он сохранил на протяжении 12 веков, Гален заслужил благодаря многочисленным открытиям в анатомии и физиологии, а также трактатам о медицине и этике. Со свойственным ему страстным правдолюбием, граничащим с высокомерием (так, он однажды написал: «Мой отец научил меня презирать мнение и оценки других и искать лишь правду»), Гален исследовал каждую сферу медицины, которую можно было изучать в то время, и стал знаменит благодаря своим навыкам врача, препарации животных и лекциям. Среди его многочисленных великих открытий была идея о том, что артерии переносят кровь, а не воздух, а мышцы контролируются нервами, идущими из мозга. К сожалению, Гален также верил во многие ложные идеи. В частности, он считал, что печень — а не сердце — центральный орган кровеносной системы. Так что вместе с гениальными открытиями в историю на 1300 лет вошли и его заблуждения.

Лишь в эпоху Возрождения люди начали подвергать сомнению античные труды, которые долго считались истинными. В этот период многие великие мыслители начинали менять видение мира. Николай Коперник выдвинул в 1543 г. теорию о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Однако величайшие перемены в медицине начались с появлением работы двух врачей — Андреаса Везалия и Уильяма Гарвея, — чьи исследования человеческого тела опровергли традицию и положили начало революционно новому направлению в медицине.

Андреас Везалий — бельгийский врач и анатом, родился в 1514 г. и в детстве развлекался препарированием не только мелких животных, но и тел казненных преступников, оставленных на земле, неподалеку от дома его семьи. Этот опыт самостоятельной работы был ему необходим к моменту, когда он закончил обучение, был назначен профессором хирургии и анатомии в итальянской Падуе и понял, что то, чему его учили, не соответствовало тому, что он видел сам. Так что по завершении обучения Везалий продолжил препарировать трупы и вскоре заслужил восхищение благодаря не только своим внимательным и детальным секциям, но также лекциям и демонстрациям. Везалий изначально пытался объяснить различия с работами Галена, но в конце концов начал разочаровываться: он нашел более 200 ошибок в работах Галена, включая веру в то, что в основании мозга есть спираль из кровяных сосудов (на самом деле ее там нет). И хотя многие ошибки были объяснимы — Гален препарировал животных, а Везалий работал с человеческими трупами, — он решил расставить все точки над i.

И вот в 1543 г., в возрасте 29 лет, Везалий опубликовал семитомный труд «О строении человеческого тела» (De Humani Corporis Fabrica), в котором описал годы работы по препарированию. Эта книга, составленная из более чем 300 подробнейших иллюстраций человеческой анатомии, была первой в своем роде, сразу признанной шедевром.

Многим не нравилось, что работа Везалия противоречит текстам Галена, но беспрецедентная детализация и обоснованность его трудов говорили сами за себя. Демонстрируя ошибки Галена, он установил новый стандарт, который не смогли забыть следующие поколения: детальное наблюдение и записанные факты должны предшествовать непроверенным предположениям. А несколько десятилетий спустя английский врач Уильям Гарвей решил найти истину самостоятельно и обнаружил столь же шокирующие ошибки в анатомии. Раньше ученые не подвергали сомнению идеи Галена о том, как кровь циркулирует в теле. Например, Гален заявлял, что кровь не движется по телу непрерывно благодаря работе сердца, а постоянно создается в печени, направляется по телу «приливами и отливами» сердца и идет к тканям, которые ее «потребляют». Также Гален считал, что, оказавшись в сердце, кровь проходит через поры в стенке между его нижними отделами (желудочками). Но Гарвей, который родился в 1578 г. и вырос во времена, когда его кумиры, включая Везалия, продвигали идею экспериментов, решил изучить этот вопрос подробнее.

И вот в 1616 г., после многочисленных экспериментов с разными животными, Гарвей объявил о своем изумительном открытии всему миру: «Кровь движется по кругу. Артерии — сосуды, несущие ее от сердца к органам тела, а вены возвращают ее от тела к сердцу». Это была совершенно новая концепция, отличная от той, которую описал Гален. И хотя Гарвей и столкнулся с критикой и недоверием, он в итоге опубликовал результаты своей работы в 1628 г. в небольшой книге «О работе сердца» (Exercitatio Anatomica de Motu Cordis et Sanguinis in Animalibus). Помимо подробных описаний того, как сердце получает и качает кровь, направляя ее к органам тела, он верно описал разные функции вен и артерий, а в одном знаменитом возражении к работе Галена заключил, что кровь не проходит через стенки в сердце, «потому что в них нет отверстий».

* * *

Сегодня это, возможно, звучит просто, но работу Гарвея иногда называют величайшим открытием в физиологии и медицине. Более того, как и переломные открытия Везалия, открытие Гарвея не просто устранило постыдные биологические неточности. Оно дало куда больше. После 1300 лет непоколебимой веры в старые авторитеты Везалий и Гарвей осмелились взглянуть на человеческое тело так, как никому не удавалось раньше. Отказавшись от традиций, они создали новый взгляд на мир. Это было начало медленной трансформации в медицине, продолжавшейся пять веков.

Веха № 3

Рождение научной медицины: лечение превыше заботы

Революционная работа Везалия и Гарвея продолжалась всего несколько десятилетий. Но научная медицина формировалась долго, а традиция оставалась живой и невредимой. Например, вплоть до 1800-х многие врачи практиковали медицину эпохи Гиппократа, включая использование слабительных, кровопусканий и рвотных для баланса гуморов. Однако две ключевые фигуры стоят особняком в рождении современной научной медицины: Амбруаз Паре, чей новаторский труд объединил традиции и инновации; и Рене Лаэннек, который в 1816 г. изобрел простое устройство, провозглашенное одним из величайших открытий — и ставшее страшным предзнаменованием поворота в западной медицине.

Амбруаз Паре был французским военным хирургом. В середине XVI века он «порвал» с традициями, и многие называют его отцом современной хирургии. Это справедливо: Паре помог превратить хирургию — которая традиционно рассматривалась как аналог мясничества и считалась уделом брадобреев-недоучек — в профессиональное искусство. Но если внимательнее взглянуть на его достижения, то мы поймем, что Паре относился к инновациям и традициям с должным уважением. Самое известное открытие было совершено им в 1537 г., когда он работал на поле боя в качестве военного хирурга и у него закончилось масло, традиционно используемое для обработки огнестрельных ран. Считалось, что при таких ранениях в тело человека попадает яд. Потому они и обрабатывались так же, как укусы змей: кипящим маслом. Не имея масла, Паре был вынужден импровизировать и в качестве замены создал странную смесь яичных желтков, розового масла и скипидара. К его восторгу, новая формула оказалась не только менее болезненной для солдат, но и более эффективной. Как он написал позже: «Я дал себе слово никогда больше не проявлять к бедным раненым такую жестокость и не обжигать их раны». Но при этом Паре испытывал искреннее уважение к традициям. Другим знаковым достижением Паре было возрождение древнего искусства наложения лигатуры (перевязки кровеносных сосудов для остановки кровотечения) вместо прижигания ран раскаленным железом. Это также оказалось более щадящим и эффективным способом остановить кровотечение и ускорить выздоровление.

Чуткий подход Паре к медицине — включавший также изготовление простейших деревянных ножных протезов для солдат, перенесших ампутацию и не способных позволить себе более качественные устройства, — объединил традиции и инновации, благодаря чему ученый в итоге заслужил титул «Бережный хирург». А заключительным поклоном традиции можно считать всем известный скромный комментарий Паре, который перекликается с аналогичной идеей, высказанной за 2000 лет до того Гиппократом: «Я его лечил, но исцелил его Бог».

Если достижения Паре в 1500-е свидетельствовали о переходной фазе, когда западная медицина захлестнула два мира, то ее переход к современности лучше всего символизирует знаковое изобретение французского врача Рене Лаэннека три столетия спустя — стетоскоп. Когда Лаэннек занимался медициной (в начале XIX века), врачи обычно прослушивали легкие и сердце пациента, чтобы обнаружить признаки болезни, прикладывая уши непосредственно к груди или через платок. Но в один прекрасный день в 1816 г. Лаэннек столкнулся с трудностями при использовании такого метода. Он обследовал очень полную молодую женщину, страдавшую от прогрессирующей болезни сердца. То ли из-за размеров дамы, то ли в силу скромности, то ли по обеим причинам он не смог приложить ухо к груди пациентки и прослушать ее сердце.

Тут-то его и посетило вдохновение. Лаэннек внезапно вспомнил, как незадолго до этого наблюдал за двумя игравшими в парке детьми. В какой-то момент они подняли длинную палку и, приложив ее концы к ушам, начали легкими постукиваниями посылать друг другу сигналы. Вспоминая о том, как палка распространяла и передавала звуки, Лаэннек придумал интересный прием. Он быстро нашел рулон бумаги и свернул его, придав форму цилиндра. Затем он поместил один его конец к своему уху, другой приложил к груди женщины и стал слушать. Позже Лаэннек писал, как он «был весьма удивлен и обрадован тому, что таким образом смог воспринимать работу сердца куда более ясно и четко, чем раньше, просто прикладывая ухо».

Лаэннек не остановился на достигнутом, создал более надежные варианты стетоскопов и совершил с их помощью много важных открытий — не только о том, как новое устройство может быть использовано для передачи звуков биения сердца, но и о том, как эти звуки сообщают важную информацию о нормальной работе сердца и заболеваниях. Три года спустя он опубликовал свои выводы в революционной работе «Трактат о непрямой аускультации и болезнях легких и сердца» («непрямая аускультация» означает «опосредованное выслушивание»). И тем не менее стетоскоп Лаэннека десятилетиями воспринимался критически и с большим скептицизмом. В 1885 г. один профессор медицины произнес фразу, которая стала известным афоризмом: «Тот, у кого есть уши, должен использовать уши, а не стетоскоп». Даже Льюис Коннер, основатель Американской ассоциации сердца, предпочитал прослушивать пациентов, прикладывая ухо к платку на груди, а не с помощью стетоскопа.

Тем не менее стетоскоп был благосклонно воспринят многими врачами и сегодня считается символом рождения современной медицины, принесшим как плюсы, так и минусы. Плюсы заключались в том, что он стал одной из первых эффективных технологий, способствовавших развитию медицины. И в самом деле — ведь он до сих пор используется для сбора диагностически ценной информации. С другой стороны, стетоскоп олицетворял огромный шаг в сторону от традиции, в рамках которой врачи прикладывали ухо к сердцам пациентов, что неизменно создавало ощущение близости и заботы. В отличие от любых других инноваций, это устройство стало маленьким прохладным барьером между врачом и пациентом.

* * *

Рождение современной медицины в последующие 150 лет было связано со многими изменениями, уже упомянутыми в книге. Но появление стетоскопа стало поворотным моментом в отношениях врача и пациента. Когда пациенты начали выступать против этого изменения, у них было много традиционных альтернатив — не только существовавших с древних времен, но и появившихся парой столетий раньше.

Веха № 4

Рождение альтернативной медицины: целительные прикосновения и презрение к «радикальной» медицине

Не стоит слишком переживать из-за презрения и насмешек, которые научная медицина обрушила на альтернативную. Последняя сама частично родилась из презрения и насмешек, которыми потчевала научную медицину. И это логично, учитывая состояние научной медицины в начале XIX века. Как сказано ранее, научная медицина была одной из многих конкурирующих систем здравоохранения того времени, которые не добились большого успеха и мало что могли предложить. С точки зрения тех, кто практиковал другие системы, она могла предложить даже слишком много. Из-за суровых попыток «спасти» пациентов с помощью кровопусканий, ядовитых слабительных и хирургии, которая часто заканчивалась смертью от инфекций, научную медицину часто с сарказмом именовали «радикальной». Неприязнь к ней, пожалуй, лучше всего сформулировал Сэмюэл Ханнеман, «отец» гомеопатии, назвавший научную медицину «искусством неисцеления… которое сокращало жизни людей в количестве, в десять раз превышающем число жертв в самой разрушительной войне, и сделало миллионы пациентов еще более больными и искалеченными, чем до лечения».

Использование Ханнеманом термина «неисцеление» говорило о многом. Как и античные формы народной медицины, многие сторонники разных видов альтернативной терапии, которые возникли в 1800-е, верили в загадочную силу целительства, а также в ценность натуральных методов лечения и отношений между врачом и пациентом. Это противоречило тенденции научной медицины — агрессивно «атаковать» заболевания операциями и лекарствами. Но среди многочисленных систем целительства, рожденных в XIX веке, две — гомеопатия и хиропрактика — иллюстрируют разнообразие в подходах к лечению, даже при наличии важных сходств в их философских основах.

Гомеопатия

Для многих началом современной альтернативной медицины стал конец XVIII века, когда Сэмюэл Ханнеман открыл новую и почти парадоксальную теорию. Ханнеман был немецким врачом и переводил текст об использовании трав, когда наткнулся на мысль, которая поразила его своей абсурдностью. Автор заявлял, что хинин, добываемый из коры хинного дерева, способен лечить от малярии в силу своей «горечи». Это казалось бессмыслицей. И вот, взяв дело в свои руки, Ханнеман принялся поглощать дозы хинина, чтобы на себе прочувствовать его эффект. Когда он обнаружил, что хинин вызывал симптомы, схожие с малярией, ему в голову пришла революционная идея: что если его целительная сила, способная побеждать малярию, объясняется не горечью, а способностью вызывать симптомы, похожие на признаки болезни, для лечения которой оно использовалось? А можно ли создать другие лекарства, основываясь на том, насколько близко они копировали симптомы конкретной болезни? После проверки своей теории на многочисленных веществах и многих добровольцах Ханнеман пришел к выводу, что его гипотеза верна. Он назвал ее «принципом подобия», или «подобное лечит подобное».

Ханнеман продолжил эксперименты и разработал теорию гомеопатии (от греч. «омиос» — «похожий» и «патос» — «болезнь»), а также сформулировал две другие важные идеи. Первая и самая парадоксальная заключалась в том, что, хотя от гомеопатических средств бывают нежелательные последствия, их вред можно снизить, растворяя их, пока они не перестанут вызывать симптомы. И хотя количество вещества, которое оставалось после многочисленных разбавлений, было ничтожным, его терапевтическая сила могла быть увеличена с помощью процесса, который он назвал потенизацией — встряхиванием раствора между разбавлениями, позволяющим выделить «жизненно необходимую» или «духоподобную» природу вещества. Вторая основная идея Ханнемана заключалась в том, что выбор гомеопатической терапии должен быть основан на характере симптомов человека в целом. А значит, нужно было во всех мелочах знать историю и личностные характеристики пациента.

Очевидно, что в гомеопатии приняты некоторые основополагающие ценности античной традиционной медицины. Во-первых, «жизненная важность» энергии медицинских средств перекликается с античными взглядами на жизненные энергии в человеческом теле и их взаимосвязь с внешним миром. Во-вторых, акцент Ханнемана на понимании характера симптомов пациента отражает важность отношений между врачом и больным. Например, чтобы определить «картину», врачи должны посвятить немало времени беседам с пациентами, выясняя не только симптомы, но и то, как на них влияют разные факторы: время дня, погода, время года, настроение и поведение. После того как эта информация собрана, врачи могут выбрать конкретные препараты — сегодня их более 2000. Наконец, гомеопатия похожа на народную медицину, так как ее лечебные средства разрабатываются из натуральных продуктов (например, из растений, животных и минералов) и используются в крошечных дозах.

Неудивительно, что научная медицина выступила против гомеопатии с самого начала, отрицая идею о том, что сильно разбавленные вещества могут иметь какой-либо терапевтический эффект, и объясняя очевидные позитивные результаты эффектом плацебо. Однако в последние несколько лет появились грамотные, исследования, где предполагается, что гомеопатическое лечение эффективно при некоторых состояниях, включая грипп, аллергии и диарею у детей. В любом случае, несмотря на борьбу с научной медициной в течение всего XIX века, гомеопатия просуществовала более 200 лет, а в 2007 г. вошла в десятку лучших альтернативных видов медицинской терапии в США.

Хиропрактика

Хиропрактика — манипуляции с опорно-двигательным аппаратом для лечения разного рода заболеваний — имеет красочную историю. Она уходит корнями во времена Гиппократа, чьи способы лечения искривленного позвоночника включали привязывание пациентов к лестнице и сбрасывание их с высоты крыши. Современная хиропрактическая медицина значительно более изощрена в своих методах, но явно не менее красочна. Разработана она была в конце 1890-х Дэниелом Дэвидом Палмером, бывшим магнетическим целителем. Он окончил всего шесть классов и заявлял, что «95 % болезней вызваны искривленным позвоночником».

Хотя Палмер практиковал магнетическое целительство задолго до создания хиропрактики в 1895 г., он в итоге совместил свой дар с возможностями современной биологии. Он верил, что основной характеристикой всех болезней является воспаление и что он может лечить пациентов, направляя жизненную энергию через свои руки на пораженный участок. По словам одного врача-гомеопата, который наблюдал Палмера в действии, «он лечит больных, хромых и парализованных силой своих магнетических пальцев, помещая их на органы, пораженные болезнью… Доктор Палмер находит больной орган и лечит его». Лишь в 1895 г. Палмер пришел к новой концепции, которая в конце концов привела к его открытию хиропрактики. Он заявил, что болезни возникают тогда, когда органы и ткани смещаются и начинают задевать друг друга, вызывая трение, приводящее, в свою очередь, к воспалению. Он предположил, что если вручную подействовать на смещенные части тела, вернув их в нормальное положение, то можно остановить трение, что охладит воспаление и вылечит больного.

Переломный момент в работе Палмера наступил в 1895 г., когда он опробовал новую технику на служащем в своем доме. Харви Лиллард утратил слух после того, как ему скрутило спину, и во время осмотра Палмер заметил, что один из позвонков Лилларда смещен. Палмер сдвинул кость, чтобы выровнять ее. И врач, и пациент были изумлены результатом. «Я был глух 17 лет, — писал позже Лиллард, — и думал, что останусь таким навсегда. Врачи пытались меня лечить неоднократно, но безуспешно… Доктор Палмер принялся за лечение моего позвоночника, [и] уже после двух сеансов я мог слышать довольно хорошо. Это было восемь месяцев назад. Я до сих пор хорошо слышу». Палмер еще больше убедился в своей правоте, когда спустя некоторое время ему удалось вылечить пациента, страдавшего от проблем с сердцем. После ряда экспериментов и усовершенствований Палмер назвал свое новое лечение «хиропрактическим» (от греч. «делать вручную») и через два года открыл учебные курсы.

Изначально техника Палмера была применима к любой смещенной ткани в теле, но он сосредоточился только на опорно-двигательном аппарате, в частности позвоночнике, основываясь на теории «ноги на шланге». В соответствии с этой теорией, если позвонки смещались, то они могли задеть нервы, выходящие из позвоночника, нарушить передачу импульсов к различным органам и тем самым вызвать воспаление и болезнь. Манипуляции с позвоночником, вправление смещенных позвонков и устранение их давления на нервы теоретически могли избавить от воспаления и устранить болезнь в любом участке тела, в зависимости от того, куда был направлен нерв.

Многие хиропрактики сегодня отказались от тезиса Палмера «одна причина — один метод лечения». Но этот подход долго был основой хиропрактической теории и лучшим объяснением тому, почему научная медицина противостояла этой профессии. Однако хотя и не было официального доказательства широко распространенной теории о том, что защемление нервов в связи со смещением позвонков вызывает заболевания, в 1994 г. согласительная комиссия по научным обоснованиям, созванная Агентством по контролю над политикой и исследованиям в сфере здравоохранения США, действительно обнаружила, что манипуляции с позвоночником — эффективный метод лечения болей в спине. Другие исследования демонстрировали положительные результаты при других состояниях, хиропрактика все чаще получала одобрение научной медицины, и к 2007 г. она была четвертым по степени распространенности видом альтернативной медицины в США. Ее популярность связана не только с ее эффективностью, но и с традициями — и верой Палмера в то, что он работал с «внутренним целительным разумом» человеческого тела, реализуя конечную цель отношений врача и пациента — собственно лечение.

* * *

Многие другие формы альтернативной медицины, рожденные в XIX веке, существуют до сих пор, включая натуропатию (сосредоточенную на целительной силе природы и природных лекарствах) и остеопатию (естественные способы лечения и манипуляции с костно-мышечной системой). Несмотря на различия в техниках, во всех этих системах приняты традиционные ценности, которые никогда не исчезнут полностью и не потеряют своей привлекательности. К сожалению, их объединяет еще кое-что — долгая и непростая борьба с научной медициной.

Веха № 5

Битва за доступ к телу: научная медицина отчаянно борется с «шарлатанством»

Поборники научной медицины никогда не стеснялись отвергать и принижать все, что казалось опасным для их ценностей или власти. Лучшая иллюстрация — события 1842 г., за десять лет до того, как ученые совершили большинство знаковых открытий в области научной медицины. Студент Гарвардской медицинской школы Оливер Холмс-старший бросил вызов альтернативной медицине. В ответ на ранее высказанную Ханнеманом критику в адрес научной медицины Холмс с возмущением заявил, что гомеопатия — «смесь из порочной изобретательности, показной эрудиции, имбецильной легковерности и искусного искажения фактов». Забавно, что научная медицина вскоре так же жестоко отвергла доказательства микробной теории, предложенные Джоном Сноу и Игнацем Земмельвейсом (см. главу 2 и главу 3). Но озабоченность Холмса можно понять. Будучи только одной из конкурирующих систем лечения, научная медицина, как и другие, боялась за свою судьбу.

Подъем современной медицины в следующие пару веков впечатляет, учитывая, что в 1800 г. в США было не более 200 образованных врачей. И хотя к 1830 г. их стало на несколько тысяч больше, большинство пациентов по-прежнему получали медицинскую помощь от таких «специалистов», как лекари-травники, пиявочники, костоправы, повитухи и сомнительные поставщики непонятных зелий и панацей. Чтобы внести порядок в этот медицинский беспредел, врачи часто примыкали к одной из трех категорий. К разряду «общепринятых» относились представители научной медицины, которые проповедовали традиционный подход; к «необщепринятым» относились сторонники нетрадиционной медицины, например гомеопатии; а оставшаяся группа мошенников и мечтателей попадала в категорию «обманщиков и шарлатанов». Но наличие этих ярлыков не отменяло тот возмутительный факт, что даже в 1840-е практически кто угодно мог назвать себя врачом. И суровая реальность наконец заставила представителей «общепринятой» медицины мобилизовать в 1847 г. свои силы и достичь переломного этапа, который имел историческое значение и произвел долгосрочный эффект. На Национальном съезде государственных медицинских обществ в Филадельфии была сформирована Американская медицинская ассоциация (АМА).