Битва с объединенной армией Европы

Битва с объединенной армией Европы

С делегацией Приска Аттила был подчеркнуто холоден. Каждым жестом показывал, что она неприятна ему. Неприятен обман, царящий кругом. Великий кипчак начинал понимать, искусство лжи и есть политика, но не мог смириться с этой уродливой нормой, принятой в Европе. Не мог принять ее.

Аттила жил с другой политической культурой. Мораль его была иной, что хорошо и что плохо, он понимал по-своему, опираясь на заповеди Тенгри. Как и все подданные, жил с мыслью, что обманом ничего, кроме позора, не добьешься.

Вот и сейчас Аттила видел: христиане переманивают его воинов. Делают это открыто. Он потребовал выдачи предателей. Но европейцы, лицемерно улыбаясь, все отрицали.

Царь кипчаков не владел искусством западной дипломатии. Говорил с послами открыто, а те принимали честность за слабость. Собственно, говорить-то было не о чем. У Аттилы переманивали войско.

Беда была в том, что его люди не могли не уйти! Уход был неотвратим. Его не остановить ни указом, ни казнями, ни страхом, он – в природе человеческого общества. Как? Это еще одна тайна науки. Словно повинуясь инстинкту, люди уезжают на чужбину, туда, где, считают они, будет им лучше. У одних это получается легко, у других не получается вовсе.

Люди Аттилы ненавидели Рим и не скрывали ненависти, однако шли служить ему с мечтою возродить его былую славу. Но возродить руками тюрков. А значит, сделать Рим другим! И это им удалось…

Римляне испытывали недостаток талантов, многовековая власть на Средиземноморье развратила их, они разучились работать. Запад состарился, ему, как лекарство, нужна была свежая кровь, свежие мысли, которые обновят его культуру. Поэтому-то Рим охотно зазывал к себе перебежчиков, создавал им прекрасные условия жизни, жертвуя многим. В 380 году он принял унизительное для себя греческое христианство. Принял от отчаяния. Зная, что с 312 года кипчаки – союзники христиан, через религию искал тропинки к тюркским алтарям.

Так, например, римляне узнали об аталычестве – о древнем тюркском обычае отдавать детей на воспитание в другие семьи. И отправили к Аттиле отпрыска из знатного рода, Аэция. Этого человека Аттила назвал братом, сам учил обычаям… Домой Аэций вернулся искушенным человеком, быстро стал генералом, потом полководцем римской армии. Лучше него (ученика Аттилы!) никто в Западной империи не знал кипчаков.

Кто был этот Аэций? Слишком уверенно он вел себя в обществе кипчаков, почему? Опять же ничего удивительного. Его отец тюрк, магистр римской конницы, а мать римлянка, «благородная, богатая женщина», как писали о ней современники… От их брака родился баловень судьбы.

Галлия (нынешняя Франция) стараниями Аэция стала королевством перебежчиков. Там уже жили тысячи кипчакских семей, и все у них было тюркское. Даже имя столицы. Привычное для тюркского уха слово – Тулуза.

Выдачи перебежчиков и требовал Аттила от делегации Приска. Требовал невыполнимого!.. Приводил сотни имен, говорил о Тулузе (Толозе), о других городах, где скрывались перебежчики… Тщетно. Никто не возвращался. А разведка отметила, галльский город Аврелиан стали называть на тюркский лад – Орлеан. Посольство Приска принялось отрицать даже появление в Галлии тюркских городов!.. Не найдя слов, Аттила выгнал лжецов из дворца.

Битва на Каталаунских полях. Фрагмент миниатюры. XIV в.

А тем временем события принимали крайне неприятный оборот. Враги тянули время, чтобы Аэций успел собрать объединенную армию Европы. Они рассчитывали на внезапность удара. Однако…

Аттила сам пошел в Галлию. Тулуза и Орлеан привлекли его. Аттилу здесь не ждали. Завидев знамена с крестом и отряды всадников, переселенцы и вся Галлия будто потерялись… Суд над изменниками был быстрым и справедливым. Ему не сопротивлялись. Все знали, что предательство – самый большой грех для тюрка. Степняки простят все, но только не предательство и трусость.

Горькие минуты раскаяния, слезы и обязательное прощение по традиции сопровождали наказание… Уже в Орлеане, когда Аттила начал вершить расправу, ему донесли о выходе римских войск, Аэций объявил войну. Смутное предчувствие обожгло Аттилу, обманы и подозрения давно мучили его. И он обратился к гадателю.

По обычаю зарезали барана. И когда гадатель взглянул на лопатку животного, он отшатнулся и предрек беду. (Не исключено, что и гадатель получил из Рима подарок.)

Так, еще до начала битвы Аэций уже ходил в победителях. Ему удалась психологическая атака: он заронил смуту в душу Аттилы.

То была его бесспорная победа. Он предлагал встречу на Каталаунских полях, знаменитой поныне равнине в Шампани.

Местность, поросшая мелким кустарником, была не удобна всадникам, но Аттила принял условия боя. Иначе заподозрили бы в слабости. И снова тяжелые предчувствия: вдруг он почувствовал, что ему навязали условия боя, он не хотел принимать их, но принял…

В страдании полководец не раз поднимал голову, смотрел вверх. Но Небо молчало… Безмолвно прошла и ночь перед боем.

Уже засветилось раннее утро. Войска построились, а Аттилу все душили сомнения. Наконец произнес: «Бегство печальнее гибели». И измученный самим собой подошел к коню. А солнце было уже высоко.

С возгласом «Ура!» всадники устремились в атаку.

Аэций, воспитанник Аттилы, все рассчитал правильно. Атака захлебнулась. И в ту самую минуту Аттила успокоился. Слава Тенгри, Небо заговорило. Он победил себя сам. Подъехал к войску и нашел, что сказать. Его чистый дух рождал чистые слова, они звучали, как песня рубящего меча. Слова полководца распалили сердца кипчаков:

«Защита – признак страха… Отважен тот, кто наносит удар… Мщение – это великий дар природы… Идущего к победе не достигают стрелы… Кто пребывает в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен» – эти слова были последними в короткой речи нашедшего себя полководца.

«Сарын къоччакъ!» (Слава храбрецам!) – прогремел великий кипчак и мечом перекрестил войско. Его голос утонул в ответном яростном «у-ра-а», что на языке кипчаков означает «бей», «рази».

В одно мгновение все смешалось. Каталаунские поля озарились ярким светом победы – солнце теперь отражалось в тюркских мечах. И просветлела земля. На этот раз битва с объединенной армией Европы закипела по-настоящему… Посланцы Тенгри лишь ночью вернулись в лагерь. Усталые и довольные.

Утром великодушный Аттила дал уйти недобитой армии Аэция. Побитые римляне, не веря своему счастью, уходили восвояси. Однако историки расценили благородство Аттилы как слабость кипчаков, а его широкий жест победителя – как… поражение в битве. Их не смущает, что «проигравший» Аттила с Каталаунских полей пошел прямо на Рим. Он сметал с лица земли города Северной Италии, где жили тюрки-перебежчики. Очень пострадал Милан – еще одно их прибежище.

Вскоре войска Аттилы были уже на дальних подступах к Риму… «Потерпевшие поражение» с боевыми знаменами явились в Рим! Их встретила депутация, состоящая из знати во главе с епископом Львом. Римляне умоляли Аттилу пощадить их, они знали о доброте тюрков, об их отзывчивости и незлопамятности. Епископ с мольбой встал на колени. Эпизод той встречи отражен в картине Рафаэля, которая хранится в Ватикане: папа сам держит равносторонний тюркский крест над головой.

Конечно, не слезы врага остановили кипчаков. И даже не ложь о том, что в Риме якобы чума. Крест, который поднял над собой римский епископ. Он остановил. То был крест Тенгри!

Всадники приняли его за волю Неба. Рим поднял над собой тюркскую святыню, полностью признавая власть Дешт-и-Кипчака. Война закончилась, решил Аттила и повернул домой. Зрелище поверженного врага не доставляло ему ни малейшего удовольствия…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.