Политический кризис в Венгрии
Политический кризис в Венгрии
В 1955 году внутренняя борьба в руководстве ВПТ вновь обострилась. Попытки Имре Надя провести в стране умеренные политические и экономические реформы и раздвинуть рамки независимости страны были поддержаны большей частью общества, но не партийной верхушкой. Ракоши сумел убедить Хрущева в том, что Надь проводит «ревизионистский курс» и поощряет национализм. Между тем растущая популярность, по мнению Хегедюша, сделала Имре Надя слишком беспечным и пассивным. В результате он не только потерял пост Председателя Совета министров Венгрии, но и был в декабре 1955 года исключен из рядов ВПТ. Андропов не был согласен с таким решением. Сообщая в Москву о событиях в Венгрии, советский посол оценивал исключение И. Надя из партии как большую ошибку. Руководство ВПТ теряло контроль за деятельностью Имре Надя и его окружения. В Москве, однако, события в Венгрии не вызвали большой тревоги, отчасти потому, что премьером страны стал Андраш Хегедюш, о котором в донесениях Андропова содержались всегда только положительные отзывы.
В 1991 и 1992 годах в России были рассекречены не только многочисленные материалы из бывшего архива ЦК КПСС, но и многие архивы МИД СССР. Историки получили возможность ознакомиться с большим массивом документов по советско-венгерским отношениям 1950-х годов. Уже в ходе заседаний Конституционного Суда РФ по делу о судьбе КПСС были обнародованы закрытые ранее материалы о советском вторжении в Венгрию в 1956 году. Немало таких документов Б. Ельцин передал венгерской стороне во время своего визита в Будапешт в ноябре 1992 года. На шифрограммах – самых важных документах внутренней дипломатической переписки – стоит подпись Андропова. На многих справках и пояснительных материалах – подпись секретаря посольства В. А. Крючкова. Часть этих документов была в 1991–1996 годах опубликована в российской печати[103].
Как можно судить из донесений посольства, популярность Имре Надя после его смещения с поста премьера и исключения из партии не уменьшилась, а возросла. Возрастала популярность и Яноша Кадара, который был восстановлен в рядах партии, но занимал в 1955 году скромный пост секретаря одного из райкомов партии. Напротив, авторитет М. Ракоши продолжал падать даже среди высших кругов ВПТ. Настоящим крушением для Ракоши стал XX съезд КПСС в Москве и секретный доклад Н. С. Хрущева «О культе личности Сталина и его последствиях» на последнем закрытом заседании съезда. Руководители коммунистических партий, присутствовавшие на съезде КПСС, включая Ракоши, смогли ознакомиться с текстом секретного доклада еще в Москве, на другой день после закрытия съезда. В середине марта его начали зачитывать на партийных собраниях в Советском Союзе. В Венгрии с текстом доклада Хрущева ознакомились сначала члены ЦК, а затем и партийный актив ВПТ. Однако слухи о докладе будоражили все общество. Уже реабилитация Бела Куна и группы венгерских коммунистов, погибших в СССР в конце 1930-х годов, стала серьезной политической проблемой для Ракоши. В конце марта 1956 года, выступая на партийном активе в городе Эгере, Ракоши сообщил о предстоящей реабилитации Ласло Райка и его товарищей. Началось освобождение венгерских коммунистов, которые находились в советских тюрьмах, главным образом во Владимирской тюрьме. Приходилось освобождать политзаключенных и из венгерских тюрем. Их возвращение к общественной деятельности усиливало брожение в обществе. Ракоши попытался направить общественное недовольство в сторону венгерских и советских органов безопасности и внутренних дел. Он объявил, что не только Л. Берия, но и венгерский генерал Габор Петер, возглавлявший венгерскую службу безопасности, являлся «агентом империализма». Однако для многих было очевидно, что именно Ракоши стал инициатором политических репрессий в стране в 1948–1953 годах. Как свидетельствует В. А. Крючков, «Ракоши чувствовал надвигающуюся опасность, судорожно искал выход, пытался советоваться с Москвой, но, разумеется, никаких вразумительных ответов не получил, кроме призывов “действовать по обстановке”. Ракоши неоднократно обращался за помощью к нашему послу в Будапеште Ю. В. Андропову, интересовался его личным мнением, просил выяснить позиции Москвы по некоторым вопросам, но все было тщетно. Андропов сам ломал голову над тем, что же все-таки происходит в Москве, поскольку никаких четких ориентировок не получал. А тем временем опасные для венгерского руководства слухи стали обретать еще более драматическую окраску, продолжая все сильнее будоражить общество»[104]. Андропов позже рассказывал, что сразу после XX съезда его неожиданно пригласил на охоту Матиас Ракоши. Когда они остались одни, Ракоши по-русски сказал (явно рассчитывая, что разговор будет передан в Москву): «Так делать нельзя. Не надо было торопиться. То, что вы натворили на своем съезде, это – беда. И я еще не знаю, во что она выльется и у вас, и у нас»[105].
Наибольшую активность проявляла гуманитарная интеллигенция Венгрии, особенно писатели. На партийном собрании в Союзе писателей в апреле критика в адрес Ракоши звучала открыто и прямо, а один из молодых литераторов назвал Ракоши «Иудой». Кампанию против Ракоши в ясной для всех форме вела и газета Союза писателей «Иродалми Уйшаг». Некоторые из писателей были исключены из партии, но это только подливало масла в огонь. Центром общественно-политических дискуссий и недовольства стал кружок, или «клуб Петефи», организованный с одобрения ЦК партии еще в 1955 году будапештским Союзом трудовой молодежи. На заседания клуба приходили сначала сотни, а потом тысячи человек, дискуссии продолжались по 4, 6, 8 часов. Огромное впечатление на венгерское общество произвели выступления в «клубе Петефи» вдовы Ласло Райка Юлии и известного философа Дьердя Лукача, он говорил уже не только о культе Сталина, но о феномене сталинизма.
Положение выходило из-под контроля. Ракоши метался. С его одобрения к руководству партии начал выдвигаться Янош Кадар. Выступая на будапештском партийном активе 19 мая, Ракоши был вынужден признать свою вину не только в культе личности, но и в недостаточном контроле за органами безопасности, что сделало возможными серьезные нарушения законности. Юрий Андропов с тревогой наблюдал за ходом событий в Венгрии, почти ежедневно направляя шифрограммы в Москву. В одном из донесений в ЦК КПСС Андропов писал, что меры Ракоши по расширению состава Политбюро и особенно выдвижение Яноша Кадара представляют уступку «правым и демагогическим элементам» в расчете на ослабление критики с их стороны. Посол СССР советовал Центру высказать венгерской стороне опасения в связи с этими кадровыми решениями[106].
Советское руководство внимательно следило весной и летом 1956 года за событиями в Венгрии, хотя наибольшую тревогу в Кремле вызывали в эти месяцы перемены в Польше. Из членов Политбюро ЦК КПСС больше всего был вовлечен в венгерские дела Михаил Суслов, который еще в 1955 году приезжал в Будапешт и беседовал с членами руководства ВПТ и Андроповым. По просьбе Ракоши Суслов прибыл в Будапешт в начале июня 1956 года. Суслов не мог не видеть, что очень многие люди из партийного актива, из работников государственного аппарата, а тем более из интеллигенции выступают персонально против Ракоши. В стране ширилось требование реабилитации Ласло Райка и его соратников. Суслов беседовал не только с Ракоши и другими членами Политбюро, но также с Яношем Кадаром и даже с Имре Надем. Однако московский гость решительно высказался против смещения или замены лидера партии, заявив, что это было бы «подарком американцам» или «таким подарком враждебным силам, лучше которого они не могут ждать»[107]. Не советовал Суслов и проводить какие-либо судебные процессы над бывшими руководителями карательных органов Венгрии. Он не возражал, однако, против возвращения в Политбюро Яноша Кадара. Аналогичные рекомендации были даны Ракоши, Гере и Хегедюшу в Москве в конце июня. Однако реализовать эти рекомендации с целью укрепления единства партии в Венгрии было уже невозможно. Слишком велика была неприязнь венгерской общественности и партийного актива к М. Ракоши. В первых числах июля 1956 года Андропов докладывал в Москву, что «наши друзья» в Венгрии слабо реализуют данные им советы об укреплении единства в составе ЦК, а также о проведении твердой линии в отношении враждебных элементов и демагогов[108]. Вместе с тем советский посол с тревогой писал и о том, что недовольство в стране охватывает не только интеллигенцию, но и трудящихся.
Визит Суслова не остановил развития кризиса в Венгрии. Митинги и собрания с участием оппозиционных писателей стали все чаще проводиться на заводах и фабриках. В ряде публикаций последних лет можно прочесть, что Ракоши принял решение остановить наступление оппозиции суровыми силовыми методами. Вместе с доверенными лицами Ракоши составил якобы список из 400–500 человек, подлежащих немедленному аресту. В этом списке был назван и Янош Кадар. Вполне возможно, что при обсуждении ситуации М. Ракоши и его окружение могли говорить и о силовых решениях. Но серьезных планов на этот счет не имелось. По свидетельству В. Крючкова, в июне 1956 года, по настоятельному совету Москвы, Матиас Ракоши взял шестимесячный отпуск по состоянию здоровья и остался после визита в Москву для отдыха и лечения в Советском Союзе[109]. Конечно, он не думал тогда, что покинул Венгрию навсегда.
13 июля 1956 года в Будапешт прибыл Анастас Микоян. Он констатировал углубление политического кризиса. По мнению Микояна, власть уплывала из рук венгерских товарищей. Отставку Ракоши Микоян считал неизбежной и необходимой. На пост лидера партии он предлагал А. Хегедюша. Однако венгерские лидеры боялись столь радикальных перемен и просили поддержать кандидатуру Эрне Гере. Микоян согласился, и это стало большой ошибкой и Микояна, и всего советского руководства. Гере не пользовался никаким авторитетом в обществе, его считали верным и преданным соратником ненавистного Ракоши. Микоян участвовал в работе пленума ЦК ВПТ 18–19 июля 1956 года, который поддержал отставку Ракоши. Его преемником стал Э. Гере. В состав Политбюро вернулся Янош Кадар. Вскоре после пленума в ряды партии вернулся и Имре Надь, с которым встречались Гере и Кадар.
На всех почти встречах как Суслова, так и Микояна с венгерскими политиками присутствовал и Юрий Андропов, который вел записи этих встреч и бесед. Эти записи были опубликованы только через несколько десятилетий[110].
Как и следовало ожидать, ни визит Суслова и Микояна, ни проведенный в июле 1956 года пленум ЦК ВПТ не произвели большого впечатления на венгерскую общественность. Недовольство в стране продолжало нарастать. В советском руководстве начали возникать мысли о том, что в Польше и Венгрии может сложиться ситуация, при которой применение Советской армии окажется неизбежным. В соответствии с Варшавским Договором в Венгрии находились две гвардейские механизированные дивизии и две авиационные дивизии, а также несколько специализированных полков – зенитно-артиллерийский, понтонно-мостовой и др. Все эти части были объединены в Особый корпус, которым командовал генерал-полковник Петр Николаевич Лащенко. В июле 1956 года перед руководящим составом корпуса в г. Секешфехерваре выступил Юрий Андропов. Он рассказал офицерам о сложной обстановке в стране, о наличии враждебных режиму настроений и оппозиции. Андропов предупредил, что венгерское руководство может обратиться за помощью к советским войскам и эту помощь нужно будет оказать. Вскоре после этого выступления из Москвы было получено распоряжение разработать план действий войск Особого корпуса по поддержанию и восстановлению общественного порядка на территории Венгрии и в Будапеште[111]. Аналогичный план был разработан венгерским Генштабом. Предусматривались совместные действия венгерской и советской армий, органов безопасности и полиции Венгрии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.