ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1943 год был отмечен и еще тремя другими важными событиями в жизни теперь уже полностью «прощенной» Сталиным армии. Столько сделавшие для победы под Сталинградом Жуков, Воронов, Василевский и Новиков стали маршалами Советского Союза. Не забыл стать маршалом и сам Сталин, что позволяло ему войти в военную элиту. Появились совершенно новые боевые награды, о которых раньше нельзя было даже мечтать, как это было с орденом «царского» полководца Суворова. Ну и, конечно, огромную роль сыграло введение тех самых погон, которые с таким удовольствием срывались с мундиров царских офицеров в марте 1917 года.

Сталин довольно долго раздумывал над этим нововведением, но, в конце концов, все-таки принял решение ввести погоны, что, по его мнению, должно было поднять боевой дух армии. В июле он пошел еще дальше и ввел старые офицерские звания и само слово «офицер», запрещенное революцией.

Как того и следовало ожидать, грандиозная победа и неизбежная в таких случаях эйфория вскружили голову Сталину, и он потребовал повторить тот же маневр одновременного наступления на все три немецкие группы армий. То есть повторить то, чего Красная Армия не смогла сделать летом 1942 года. Окрыленный разгромом огромной группировки немецких войск Сталин даже не сомневался, что теперь стратегическая инициатива принадлежит ему. А потому и планировал освобождение Украины, и в первую очередь стратегически важного Донбасса.

* * *

Наступление началось 29 января, и поначалу все шло прекрасно. Советские войска взяли Ростов, Белгород и многострадальный Харьков. И вот здесь-то начались сложности, поскольку Сталин слишком переоценил возможности Красной Армии и недооценил, как ему казалось, уже раз и навсегда сломленную немецкую армию. Наступление заглохло, и многим стало ясно, что основные события разыграются летом.

В мае Сталин неожиданно для многих политических наблюдателей объявил о роспуске ленинского детища — Коминтерна. Теперь, по его мнению, коммунисты имели более широкую возможность вступать в национальный фронт борьбы против Гитлера. Что было, конечно же, несомненной правдой. Но было и еще одно, о чем Сталин предпочитал не говорить. Судя по всему, он уже смотрел вперед, и после победоносного окончания войны предпочитал иметь дело с индивидуальными коммунистическими партиями без общих дискуссий на Исполкоме Коминтерна. Ну а когда в Москве был создан национальный комитет «За свободную Германию», который возглавил будущий лидер компартии ГДР Вальтер Ульбрихт, многое стало совсем ясно.

* * *

Готовился к летним сражениям и Гитлер. После капитуляции Паулюса фюрер очень опасался того, что Восточный фронт может развалиться. Потому и стал прислушиваться к советам военных и объявил 1943 год годом «стратегической обороны» на всех фронтах. Но это его не спасло от критики в самой Германии, в которой стали раздаваться призывы покончить с национал-социализмом. Чтобы снять напряжение, Геббельс подал фюреру идею «тотальной войны», которую тот подхватил с величайшим энтузиазмом.

Тем не менее все свои надежды фюрер связывал с армиями фон Манштейна, которые должны были перейти в контрнаступление и снова взять Харьков и Восточную Украину. Что и было сделано уже в марте. Весенняя распутица остановила наступление немцев, но все надежды Сталина на взятие Орла, Брянска и Смоленска оказались тщетными. И уже в марте Гитлер одобрил план операции «Цитадель», целью которой являлся прорыв армий «Юг» и «Центр» в районе Курска.

Операция должна была начаться в мае, однако высадка американцев в Северной Африке и итальянские события заставили Гитлера отложить ее. Время было потеряно, тем не менее не оставлявший надежды переломить ход войны Гитлер приказал 5 июля 1943 года приступить к реализации «Цитадели». Удар был нанесен в районе Курска, куда уже с весны противники стали стягивать силы, и эти самые силы неприятно поразили немецкую разведку. Ценой неимоверных усилий советское военное производство к этому времени находилось на уровне, уже недоступном для Германии.

Помимо военной техники советское командование выстроило мощные оборонительные линии и сумело подготовить войска. Как и раньше, за все несли ответственность Жуков, Василевский и Воронов, которые два раза в день подробно докладывали Сталину о всех свершениях и изменениях. Тем не менее Гитлер не сомневался в успехе, как не сомневались в нем и фон Манштейн и фон Клюге, имевшие огромное количество военной техники. И после того как 12 июля Сталин отдал приказ о контрнаступлении, начатое немцами 5 июля, наступление быстро переросло в самое крупное в истории войн танковое сражение.

Ничего подобного мировая военная история еще не видела и, возможно, уже никогда не увидит. Горели боевые машины, горели люди, горела сама степь в районе Прохоровки, горело все, что только могло гореть. Черный дым был виден за несколько километров. Ценой неимоверных усилий победителями из этого ада вышли советские танкисты. Победа на Курской дуге стала одним из самых ярких событий Великой Отечественной войны и, конечно же, послужила толчком к открытию Второго фронта.

* * *

В конце июля советские войска перешли в наступление на фронте общей протяженностью в 400 километров. В начале августа развернулись тяжелейшие бои за Орел. 3 августа Воронежский и Степной фронты по плану операции «Полководец Румянцев» начали наступление в районе Белгорода. В те же дни Ставка готовила наступление на Смоленском направлении — операцию «Суворов».

3 августа 1943 года Сталин в первый и последний раз выехал на фронт. Командующего Калининским фронтом А.И. Еременко Верховный Главнокомандующий принимал в селе Хорошово под Ржевом и закончил встречу такими словами:

— Вот вы, товарищ Еременко, сдали врагу Смоленск, вам его и освобождать...

По возвращении в Москву Сталин вызвал к себе Штеменко и Антонова.

Беседу с ними он начал с весьма странного вопроса, знают ли генералы военную историю. И пока те собирались с мыслями, Сталин сам ответил за них.

— Нет, судя по всему, — с явным сожалением сказал он, — военной истории вы не знаете, иначе вам было бы известно, что в день одержанных русскими войсками побед в городах били во все колокола... Так было. Как мне кажется, нам тоже следовало бы отмечать одержанные победы, а посему мы решили давать в честь отличившихся армий и их командиров артиллерийские салюты...

Предложение Сталина были воспринято как надо, и в тот же вечер Москва отметила взятие Орла и Белгорода двенадцатью залпами из ста двенадцати орудий. С каждым месяцем эти салюты стали производиться все чаще и чаще, по мере того как советские войска освобождали родные города и гнали захватчиков со своей земли.

* * *

Красная Армия успешно наступала, и руководство разведкой все чаще стало поговаривать об устранении фашистских главарей, и в первую очередь Гитлера и Геринга. Однако Сталин запретил проведение этих акций. Геринг вообще у него не вызывал никаких эмоций, что же касается самого фюрера, то Сталин был категоричен. Никаких покушений!

И был трижды прав! Убийство Гитлера позволило бы германским политикам сесть за стол переговоров с его западными союзниками, и кто мог знать, до чего они бы там договорились. Отношения с союзниками у него и без того не складывались. Время шло, а те и не думали открывать Второй фронт. Известный негативный оттенок этим отношениям придавало и решение о приостановке арктических грузов для СССР.

И после того как Сталину надоело ждать сообщения от США и Англии об их планах в Италии, он отправил Рузвельту и Черчиллю довольно резкую телеграмму. «До сих пор, — писал он, — дело обстояло так, что США и Англия сговариваются, а СССР получал информацию о результате сговора двух держав в качестве третьего пассивного наблюдающего. Должен Вам сказать, что терпеть дальше такое положение невозможно».

Телеграмма, а еще больше сокрушительное поражение немцев на Курской дуге заставило союзников зашевелиться, и в октябре в Москву прибыли министры иностранных дел стран-союзниц.

Ни до чего определенного министры не договорились, а если что и запомнилось из той конференции, так это встреча Сталина с Антони Иденом. И после того как министр иностранных дел Великобритании заметил, что Черчилль «абсолютно не уверен в том, что план вторжения во Францию можно будет осуществить», Сталин холодно заметил:

— У меня создается такое впечатление, господин министр, что вы на Западе заняты только изучением этого самого призрака вторжения, в то время как нам выпало куда более трудное дело...

А когда смущенный столь откровенным намеком на безделье союзников Иден попытался оправдаться, Сталин резко оборвал его.

— Я не сомневаюсь, — все тем же ледяным тоном продолжал он, — что ваш премьер-министр преисполнен самых благих намерений, но точно так же я уверен и в том, что он хочет, чтобы ему доставались более легкие дела, а нам, русским, более трудные. Это можно было бы сделать один раз, два раза, но нельзя этого делать все время... Но, — после небольшой паузы продолжал он, — мы не буквоеды и не будем требовать того, что наши союзники не в состоянии сделать...

Иден молчал. Опытного дипломата не обманула последняя фраза советского вождя, которая прозвучала весьма примирительно. И намек на то, что Черчиллю не удастся долго просидеть на шее Сталина, был понят.

На этой же конференции государственный секретарь США Хэлл впервые заговорил о встрече «большой тройки». Сталин обещал подумать над этим предложением и в то же время заметил, что именно сейчас они имеют прекрасную возможность нанести сокрушительное поражение немецкой армии. И не воспользоваться ею будет грех. Вместе с тем он как бы невзначай намекнул, что в отличие от немцев, чьи ресурсы весьма ограничены, у Красной Армии достаточно резервов на самые масштабные военные операции...

Прекрасно понимая, что рассуждения об общем враге и прочая лирика мало волнуют прагматичных американцев, Сталин как бы по секрету сообщил Хэллу о намерении СССР сразу же после победы над Германией (и говорил он об этом, как о деле решенном) выступить против Японии. После столь неожиданного и весьма радостного для правительства США сообщения всю сонливость государственного секретаря как рукой сняло. Оно и понятно! Война на Дальнем Востоке не обещала легкой прогулки, и США не собирались идти на те огромные жертвы, которые повлекла бы за собою затяжная война с Японией.

Порадовав американского дипломата столь важным известием, Сталин поднял заключительный тост. «Отныне, — подвел он итоги конференции, — сотрудничество трех великих держав будет еще более тесным... Что же касается Советского Союза, то я могу заверить, что он честно выполнит свои обязательства. За нашу победу, друзья!»

* * *

Столь радужная атмосфера конференции министров иностранных дел на самом деле вовсе не отражала истинного настроения советского вождя. И главными причинами его растущего недовольства являлись неудачная попытка открыть Второй фронт во Франции, поскольку он не признавал варианта с Италией, приостановка конвоев через Арктику и его протест против того, что мирные переговоры Англии и США с Италией прошли без его участия.

Сталин снова поставил вопрос об открытии Второго фронта, заметив, что действия англичан и американцев далеко не облегчают положение Красной Армии и немецкие дивизии из Италии, с Балкан и из Франции перебрасываются на Восточный фронт. Ну а поскольку Черчилль и Рузвельт так пока и не смогли прийти к соглашению по поводу операции «Оверлорд», встреча трех руководителей была неизбежна. И состояться она должна была с 28 ноября по 1 декабря 1943 года в Тегеране.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.