ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сталин без особого восторга наблюдал за победным маршем гитлеровских армий по Европе. К этому времени «друг Адольф» уже не стеснялся и ввел войска в Румынию, так как опасался, что после Бессарабии Сталин возьмет и Румынию, лишив его столь необходимой для него нефти.
Тем не менее Молотов уже не раз указывал на нарушение статьи третьей пакта и напоминал, что стороны обязаны консультироваться по всем вопросам, которые представляли общий интерес. 27 сентября 1940 года был подписан трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией, который предусматривал создание «нового порядка». Сталину эта сделка не понравилась тем, что его самого на нее не пригласили. И уже очень скоро по дипломатической почте полетели запросы о том, что под этим «новым порядком» подразумевается и какова роль России в его установлении.
Из Берлина ответили: поводов для беспокойства нет, Россия может присоединиться к «тройственному пакту». Если, конечно, хочет. Россия хотела. Но только на равных условиях со всеми остальными странами.
И, конечно, у Сталина после всей этой истории остался неприятный осадок. Просить он не привык, а Гитлер, судя по всему, не очень-то стал с ним считаться. Так оно и было. И после того как в октябре Гитлер ввел свои войска в Финляндию, и Советский Союз потерял возможность лишить ее шведской железной руды, и Хельсинки с удовольствием подписали с Берлином соглашение, обезопасив себя таким образом от очередного советского вторжения, которое, конечно же, наверняка последовало бы, Сталин не забыл позора и был полон решимости отыграться.
На этот раз он обозлился уже по-настоящему и потребовал вывода немецких войск с финской территории, подкрепляя свое требование параграфом из прежних договоренностей о сферах влияния так, словно в Берлине об этом параграфе не знали. Думать же, по большому счету, надо было уже не о каких-то там параграфах, а о том, что делалось все не случайно. Вряд ли Гитлер повел бы себя столь вызывающе, если бы на самом деле хотел дальнейшего сближения с ним.
А «тройственный пакт»? Чем не звонок? Разве близких друзей не приглашают на раздел пирога? Сталина не пригласили, вот и пришлось ему, словно бедному родственнику, самому проситься к чужому столу... Так вести себя, как сейчас повел по отношению к нему фюрер, мог человек либо совершенно потерявший к нему интерес, либо политик, который ищет повода для хорошей ссоры... Впрочем, так оно и было. После провала в Финляндии Сталин уже не интересовал Гитлера как партнер, и уже в июле он приказал генштабу приступить к разработке планов войны на Востоке.
А Сталин... продолжал верить в своей пакт. Потому и продолжал через Молотова бомбардировать Берлин запросами и требованиями вывести войска. И тогда Гитлер решил дать кремлевскому владыке последний шанс, пригласив Молотова в Берлин. Нет, ни о каком равноправном партнерстве не могло быть уже и речи (да и какое могло быть еще равноправие с такой слабой и отсталой армией?), а вот сделать из Сталина послушного своей воле вассала — другое дело... Хотя вряд ли фюрер питал какие-то надежды на подчинение Сталина своей воли. Потому и заявил, что переговоры переговорами, а приготовление к войне с Россией должно идти своим чередом, «невзирая на результаты дискуссий».
В письме, которое фюрер продиктовал Риббентропу для Сталина, всю вину за случившееся в течение последнего года, включая действия Германии в Финляндии и Румынии, он возложил на англичан, которые «делали все возможное, чтобы столкнуть его со Сталиным». Дав определение трехстороннему пакту как антианглийскому и антиамериканскому, он предложил Сталину присоединиться к «оси».
«Мой дорогой герр Риббентроп! — писал в своем ответном послании Сталин. — Я получил ваше письмо. Искренне благодарен за доверие, а также за поучительный анализ последних событий... В. Молотов считает себя обязанным сделать Вам ответный визит в Берлин. Он просит передать Вам, что принимает приглашение... Что касается обсуждения некоторых проблем с участием японцев и итальянцев, я придерживаюсь мнения (не отвергая этой идеи в принципе), что этот вопрос следовало бы предоставить на предварительное рассмотрение».
Переговоры Молотова с А. Гитлером и И. Риббентропом проходили 12—13 ноября 1940 года. В самом начале Гитлер стал говорить о тех прекрасных перспективах, которые открывались перед двумя странами. Высказав твердое убеждение, что отношения между Германией и Советским Союзом должны быть «выше всяких мелочных соображений», Гитлер предложил выступить против англичан и установить своего рода доктрину Монро для всей Европы и Африки, разделив при этом все колониальные территории. Не забыл он и про США, призвав Молотова сделать все возможное, чтобы предвосхитить наращивание их мощи.
Молотов был весьма далек от столь грандиозных исторических задач и заговорил о вполне конкретных вещах, которые в первую очередь касались германо-советских отношений. И особенно волновало его, что делают немцы в Финляндии, которая входила в сферу советских интересов. Поинтересовался он и тем, как Германия собирается считаться с интересами России в Болгарии, Румынии и Турции. Что означает «Новый порядок» и какую роль Гитлер отводит в нем Советскому Союзу?
Ничего толком не ответив, Гитлер стал уверять Молотова в том, что у него и в мыслях нет делать что-то за спиной Сталина и ставить его перед свершившимися фактами. Главные трудности он видел в установлении нормальных отношений между Германией, Францией и Италией. И только несколько упорядочив стоявшие между всеми этими странами проблемы, он счел своим долгом обратиться к Советскому Союзу для обсуждения «первых конкретных шагов в направлении всеобъемлющего сотрудничества».
Это самое «всеобъемлющее сотрудничество» было на самом деле обширным и касалось проблем не только Западной Европы, которые должны решаться Германией, Францией и Италией, но и Азии, в которой лежали интересы Японии и России. А вот США, по твердому убеждению фюрера, «нечего было делать ни в Европе, ни в Африке, ни в Азии».
Что же касается Румынии и Финляндии, то только потребности армии в сырье заставили Германию проявить активность там, где у нее нет постоянных интересов. И не надо заострять на этом пустяке внимание, убеждал фюрер, их ждет успешное сотрудничество, если только Советский Союз «не будет добиваться преимуществ на территориях, которые составят в будущем интерес Германии».
— После завоеваний Англии, — закончил Гитлер, — Британская империя будет разделена, как гигантское обанкротившееся всемирное поместье площадью 40 миллионов квадратных километров. В этом обанкротившемся поместье найдется для России выход к незамерзающему и по-настоящему открытому океану. Какое-то меньшинство в 45 миллионов англичан правило 600 миллионами жителей Британской империи. Я собираюсь поставить это меньшинство на место...
Сделав небольшую паузу, фюрер продолжал:
— В этих условиях появляются перспективы глобальных масштабов... Нужно договориться об участии России в решении этих проблем. Все страны, которые могут оказаться заинтересованными в этом обанкротившемся поместье, должны прекратить все споры и заняться исключительно дележом Британской империи. Это относится к Германии, Франции, Италии, России и Японии...
Молотов согласился со всем сказанным и все же попросил Гитлера внести ясность в германо-советское сотрудничество. Вместе с тем ему хотелось бы знать, что думает рейхсканцлер по поводу Балкан и германских гарантий Румынии. А затем поведал о намерении СССР заключить договор с Болгарией, который позволит советским войскам выйти к Проливам.
— Если бы Германия искала источники трений с вами, — недовольно ответил Гитлер, — то уж поверьте мне, она нашла бы что-нибудь еще помимо Проливов!
Фюрер и на самом деле начал раздражаться. Он, победитель Европы, должен был оправдываться и искать совершенно ненужные ему аргументы с министром иностранных дел обреченной им на заклание страны.
Гитлер был до того разозлен, что больше участия в переговорах не принимал. Да и зачем вести в высшей степени бессмысленные переговоры с человеком, который не имел ни одной собственной мысли и заученно твердил все то, что вбил в его голову «товарищ Сталин»? Он ожидал не вопросов, а согласия войти в Тройственный пакт и воевать против Англии, а вместо этого от него требовали объяснения о какой-то Румынии, о которой он и думать забыл! Он хотел говорить о завоевании мира, а его то и дело возвращали к вопросу о Финляндии! Поднималось озлобление и против Сталина. Молотов, ладно, что с него возьмешь, попугай! Ну а он-то о чем думал? Неужели до него, с его азиатской хитростью, так и не дошло, что он должен не требовать, а просить и подчиняться!
Судя по всему, не дошло. Что ж, тем хуже для него...
* * *
Разгневанный Гитлер даже не пришел на прием, который Молотов давал в советском посольстве. Едва начался банкет, как послышался сигнал воздушной тревоги, и гости отправились в бомбоубежище. Там-то Риббентроп и ознакомил Молотова с проектом трехстороннего соглашения, которое делало СССР его участником. Он показал два секретных протокола, в которых четко разграничивались сферы интересов каждой из четырех держав. Подобно тому, как это было сделано с германо-советским договором о ненападении.
Из представленных Риббентропом документов Молотов узнал о предполагаемом пересмотре границ Европы после заключения мира, о наличии германских интересов в Центральной Африке, итальянских — в Северной и Восточной Африке и японских — в Юго-Восточной Азии. Интересы же Советского Союза предполагалось определить к югу от его границ в направлении Индийского океана. Что же касается европейских границ, то они будут установлены только после победы над Англией.
— Но и это еще не все, — с таинственным видом улыбнулся Риббентроп, когда Молотов закончил чтение. — Если ваша страна присоединится к Тройственному пакту, то можно считать решенным пакт о ненападении с Японией, которая согласится с включением Внешней Монголии и Синьцзяна в сферу советских интересов...
— Хорошо бы, конечно, — ответил Молотов, но заговорил не о Внешней Монголии, а о Румынии, Венгрии, Турции, Болгарии и других европейских сферах интересов Советского Союза.
Несколько разочарованный Риббентроп снова завел речь о Британской империи и заверил, что с нею уже покончено.
— Если это так, — усмехнулся Молотов, — то почему же мы в убежище и чьи это бомбы рвутся над нашими головами?
Не дождавшись ответа, Молотов поставил последнюю точку в разговоре.
— Конечно, — произнес он, — все это очень интересно, но мне бы хотелось еще раз напомнить вам, что все эти великие проблемы завтрашнего дня даже при всем желании невозможно отделить от тех вопросов, которые стоят сейчас перед нами...
Риббентроп поморщился. Как видно, и он переоценил этих чертовых русских. Вместо согласия на участие в трехстороннем пакте со всеми вытекающими отсюда последствиями Молотов опять затянул старую песню о Финляндии. В конце концов, он махнул рукой и сказал Молотову, что Финляндия остается в сфере советских интересов, а вступление Советского Союза в «ось» они обсудят в рабочем порядке, поскольку ничего другого ему и не оставалось. Советский министр напоминал ему увязший в грязи грузовик, который буксовал, но так и не мог повернуть в сторону...
Так ни о чем и не договорившись, Молотов неизвестно зачем встретился с Г. Герингом и Р. Гессом и отправился домой... Немцы были правы: Молотов и на самом деле был опутан, словно цепями, сталинскими инструкциями и даже при всем своем желании не мог ничего сказать по поводу тех предложений, которые обрушили на него немцы.
Не совсем понятно, что думал по этому поводу сам Сталин. Да и какой был смысл во всей этой поездке в Берлин, если он так и не ответил на самый главный для Гитлера вопрос: присоединится ли Сталин к «оси»?
И если бы Молотов сразу же по прибытии в Берлин произнес твердое «да», никакой войны в июне 1941-го не было бы и в помине. Сталин автоматически превращался в союзника Гитлера и врага Англии и Франции. Чем кончилась бы вся эта эпопея, сейчас (да и тогда тоже) знать не мог никто. Но отсрочку Сталин бы получил. Но в то же время ему было совершенно ясно, что Германия не видела для Советского Союза места в Европе, и уж тем более на Балканах, где все связанное с ними являлось внутренним делом «оси». О чем и так красноречиво говорило нежелание фюрера считаться с безопасностью Советского Союза и его отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии.
Что же касается самой «оси», то Сталин, по всей видимости, и не собирался к ней присоединяться. Иначе бы не потребовал за свой «вход» в нее тех уступок, на которые Гитлер никогда бы не пошел. «Попросил» же он вывести немецкие войска из Румынии и Финляндии, заключить русско-болгарский договор, с последующим предоставлением Турцией Советскому Союзу базы на Босфоре и контроля за прохождением судов в Черное море.
Зоной советских интересов должна была стать огромная территория в направлении Персидского залива, и в то же время Япония должна была отказаться от своих прав на нефтяные и угольные месторождения на Сахалине. Все это, конечно, весьма заманчиво, непонятно лишь одно: на что надеялся Сталин? Турция, Ирак, Болгария и Румыния уже были тесно связаны с Берлином. Да и Японию, которую Сталин предлагал с помощью Гитлера лишить столь важного для нее сырья, фюреру бить тоже не хотелось.
И, говоря откровенно, Сталин явно переоценил свои силы. Гитлер не только отказался от всех его предложений, но еще больше озлобился. А может, Сталин переиграл, до самой последней минуты считая себя столь необходимым для Гитлера партнером?
На этот раз Гитлер даже не ответил. «Сталин, — заявил он своему окружению, — хитер и коварен. Он требует все больше и больше... Победа Германии стала непереносимой для России. Поэтому надо как можно скорее поставить ее на колени...» После чего поведал Герингу о намерении напасть на Советский Союз весной 1941 года и, несмотря на уговоры Геринга не делать этого до 1943 года, 18 декабря подписал печально знаменитую директиву №21 об операции «Барбаросса».
В марте 1941 года немецкие войска вошли в Болгарию, затем наступила очередь Югославии, руководство которой попросило Сталина о помощи. Но тот даже пальцем не пошевелил, еще раз продемонстрировав Гитлеру, что «не сердится» на него и готов к сотрудничеству. Но... все было напрасно. Гитлер вовсю готовился к войне и распорядился заморозить выполнение всех советских заказов. Сталин удовольствовался несерьезными отговорками и... продолжал гнать в Германию все то, в чем она только нуждалась.
В своем стремлении сдержать Гитлера он совершенно неожиданно для немцев принял немецкий вариант советско-германской границы от реки И горки до Балтийского моря, вокруг которой шли бесконечные и ожесточенные дискуссии. В апреле он пошел еще дальше и назначил себя Председателем Совета Министров СССР. В связи с этим Шуленбург сообщил в Берлин: «Сталин будет использовать свой новый пост для поддержания хороших отношений с Германией». Более того, для поддержания этих самых хороших отношений Сталин намеревался весной 1941 года встретиться с Гитлером. Но из этого ничего не вышло.
Для Гитлера Сталин был уже отработанным материалом, и именно поэтому он послал в Англию Рудольфа Гесса. Склонить ее к миру и таким образом обеспечить безопасность своих западных границ на время войны с СССР. Платой же за этот мир должен был стать раздел мира между «нордическими народами». И после расчленения Советского Союза Лондон должен был получить, как утверждал в своих книгах известный историк и публицист Кер-стен, территорию между Обью и Леной.
Ну а уже после того, как из этого ничего не вышло и Гесс был пойман англичанами, разъяренный Гитлер назвал его «сумасшедшим» и всячески открещивался от него...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.