На огненной дуге
На огненной дуге
Место предстоящего удара противника определилось еще весной. Его подсказывал сам контур линии фронта: от Ладоги до Черного моря она шла чуть ли не по линейке и лишь между Орлом и Белгородом резко выдавалась вперед. Эдакий кулак у самой груди армий рейха.
Гитлеровское командование видело не только выгодность позиций нашей обороны, но и ее уязвимость. Ведь это готовый мешок, куда вошли советские армии. Стоит лишь перехватить горловину — и свершится то, о чем так мечтал фюрер, и тогда весь мир окончательно поймет, что «оказывать какое бы то ни было сопротивление немецкой армии в конечном счете бесполезно». Фашистское командование, стремясь воспользоваться выгодным начертанием линии фронта, готовилось нанести два встречных удара из районов южнее Орла и севернее Харькова в общем направлении на Курск и уничтожить наши войска, занимавшие курский выступ.
На плацдармах для наступления противник сосредоточил свыше 900 тысяч солдат и офицеров, около 10 тысяч пушек и минометов, до 2700 танков и штурмовых орудий[3]. Немецкое командование большие надежды возлагало на массовое применение тяжелых танков «тигр», «пантера» и штурмовых орудий «фердинанд» с толстой броневой защитой. Эти мощные машины гитлеровская пропаганда рекламировала как сверхсекретное оружие, которое изменит весь ход войны.
Готовясь к наступлению, противник пытался создать благоприятную для себя воздушную обстановку. На аэродромах в районах Орла, Белгорода и Харькова сосредоточил около 2050 самолетов. Только на усиление 4-го и 6-го воздушных флотов, действовавших в районе Курской дуги, из Франции и Норвегии прибыло 13 авиагрупп, которые в среднем насчитывали по тридцать самолетов.[4]
На вооружении гитлеровцы имели новые штурмовики «Хеншель-129», истребители «Фокке-Вульф-190А», модернизированные бомбардировщики «Хейнкель-111» и другую новейшую технику.
Для советского командования план «Цитадель» не был неожиданностью. Его разгадали точно и своевременно. Оставался вопрос: как ответить? Упредить врага собственным наступлением или противопоставить его наступлению мощную оборону? На укрепленных рубежах хорошенько потрепать, выбить побольше танков, самолетов и уж тогда самим рвануться вперед… Так было и решено. Войска готовились к трудному лету.
Обороне под Курском предшествовал трехмесячный период затишья, который был использован для всесторонней подготовки к предстоящим операциям. В авиационных полках корпуса кипела боевая учеба, в ходе тренировочных полетов совершенствовалась техника пилотирования и групповая слетанность экипажей, повышалось качество бомбометания и воздушной стрельбы.
Одну из сложнейших задач пришлось решать 667-му штурмовому авиаполку. В соответствии с приказом Главкома ВВС ему предстояло освоить полеты ночью. Встал вопрос — с чего начать? И тогда командир полка майор Д. Рымшин и штурман капитан А, Компаниец решили — с себя. Они расставили по летному полю плошки с отработанным маслом, проинструктировали аэродромный наряд о порядке действий при заходе самолета на посадку, сели вдвоем в учебный Ил-2 и сделали несколько вылетов, меняясь кабинами. После этого дали вывозные[5] командирам эскадрилий — инструкторам. Таким образом, за короткий срок на прифронтовом аэродроме был переучен весь летный состав полка на «работу» в ночное время.
Но и в период подготовки к предстоящим сражениям 2-я воздушная армия не прекращала своих боевых действий, износила удары по резервам противника, по железнодорожным объектам, штабам, узлам связи, прикрывала наземные войска и вела воздушную разведку с целью установления мест размещения самолетов на аэродромах, выявления средств ПВО, складов боеприпасов и горючего, а также определения наиболее скрытных направлений подхода и выхода на вражеские аэродромы и другие объекты штурмовых и бомбардировочных подразделений.
Советское командование стремилось максимально ослабить авиационную группировку противника на центральном участке фронта и создать благоприятные условия для завоевания господства в воздухе. С этой целью готовились две воздушные операции по уничтожению вражеской авиации на аэродромах.
В директиве командующего ВВС от 5 мая 1943 года указывалось, что необходимо подвергнуть нападению все основные аэродромы противника, на которых установлено скопление самолетов. Основную массу авиации противника подавить в первый же день операции. В последующие два дня, не снижая упорства и настойчивости, продолжать поражение авиации противника как на основных аэродромах, так и на вновь обнаруженных воздушной разведкой… Удары по аэродромам наносить крупными группами, выделяя из их состава необходимое количество авиасредств для подавления зенитной обороны противника.
Первым счет боевых вылетов на новом месте открыл штурман 800-го полка старший лейтенант М. Степанов. Накануне удара по аэродрому Харьковского узла был проведен розыгрыш полета как со штурмовиками, так и с истребителями прикрытия. Все экипажи ознакомились со схемами аэродрома, где базировались немецкие самолеты; каждое звено получило определенную цель. Для подавления вражеской зенитной артиллерии выделялась специальная группа.
С первыми проблесками зари взлетели. После пересечения линии фронта девятка «илов» проследовала к объекту со снижением, что обеспечило увеличение скорости и уменьшило время нахождения над оккупированной территорией.
К аэродрому штурмовики подошли скрытно и нанесли внезапный удар. В результате штурмовки было уничтожено два Ю-88 и девять Ме-109. На аэродроме вспыхнул пожар — прямым попаданием удалось поджечь склад авиабомб, разрушить ангары.
Группу старшего лейтенанта М. Степанова сменила вторая эскадрилья, а за ней — третья. Во второй эскадрилье из летавших не вернулся Т. Бегельдинов, в третьей — С. Чепелюк.
Прошло три дня, и к аэродрому подкатила полуторка, из которой выскочили два человека. Обмундирование на них висело клочьями. Лица и руки были в ссадинах. Это вернулись сержант Чепелюк и его воздушный стрелок Дмитриев.
Спустя недели две в полк возвратился и раненый Бегельдинов. Он рассказал, как был зажат в клещи двумя «фокке-вульфами», как его воздушный стрелок Г. Яковенко после приземления погиб на минном поле.
Переплыв Северский Донец, летчик оказался в расположении одной из стрелковых частей. Его отвезли в санбат, потом погрузили в санитарный вагон и отправили в тыл. Когда эшелон проходил через станцию Новый Оскол, Бегельдинов выскочил из вагона, возле разрушенного склада отыскал палку и, опираясь на нее, доковылял до своего аэродрома…
Потом было совершено еще несколько дерзких налетов на аэродромы противника в районе Чугуева, Рогани, Казачьей Лопани.
…Командиру эскадрильи 673-го штурмового авиаполка старшему лейтенанту Г. Александрову была поставлена задача нанести удар по аэродрому Рогань, где противник, по данным разведки, сосредоточил до ста «юнкерсов».
Едва забрезжил рассвет, двенадцать «ильюшиных» поднялись в воздух. Решено было идти не на Рогань, а немного левее, чтобы, сделав круг, зайти на цель с запада.
Маневр удался. Вражеские зенитчики спохватились слишком поздно. Они открыли огонь по «илам», когда те уже на бреющем добивали «юнкерсов». В тот вылет группа старшего лейтенанта Александрова уничтожила и повредила до тридцати самолетов противника.
Через день девятка «илов» старшего лейтенанта Александрова на аэродроме в районе Основы сожгла еще десять «юнкерсов».
Об этих действиях штурмовиков корпуса вот что впоследствии рассказывал заместитель командующего армией по политической части генерал-майор авиации С. Н. Ромазанов: «Мне довелось побывать на аэродроме Рогань. Он весь был изрыт воронками от бомб, от взрывов самолетов. На окраине аэродрома гитлеровцы наспех устроили свалку разбитых машин. Словом, большой и хорошо оборудованный роганский аэродром представлял собой поле, вспаханное нашими бомбами».
По-снайперски действовали штурмовики, которых возглавлял командир эскадрильи 820-го полка старший лейтенант М. Забненков. Они вывели из строя около десятка вражеских самолетов.
Вот что узнал я об этом летчике.
Окончив Одесскую военно-авиационную школу, он встретил войну на юго-западной границе страны, был ранен. Приведу несколько строк, написанных Б. Лапиным и 3. Хацревиным в газете «Красная звезда» от 7 сентября 1941 года в корреспонденции «Лейтенант Забненков».
«Уже в первую неделю Отечественной войны летчика Забненкова ранили. На третий день он уговорил врача отпустить его из госпиталя и в то же утро очутился в небе. Он вышел из госпиталя с пулей, которая осталась в его груди между ребрами. И с этой пулей он летает до сих пор…»
«Он вышел из госпиталя…» Не вышел, а сбежал, но военные корреспонденты, по понятным соображениям, не могли тогда об этом писать. Послужной список летчика запестрел новыми сведениями о сожженных вражеских танках, эшелонах, разбитых переправах.
В июле сорок первого Забненков вступил в партию, а в августе ему вручили в Кремле орден Красного Знамени. Получил он свою первую награду из рук старого большевика-ленинца заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Алексея Егоровича Бадаева…
В ходе подготовки к последующим операциям большое внимание уделялось срыву железнодорожных перевозок противника и дезорганизации его автомобильного движения на шоссейных и грунтовых дорогах. В приказе народного комиссара обороны от 4 мая 1943 года указывалось: «Удары по железнодорожным составам, нападение на автоколонны считать важнейшими задачами наших ВВС».[6]
Как правило, в полках на уничтожение паровозов, железнодорожных составов, автомобилей выделялись мелкие группы самолетов, которые действовали способом свободной «охоты». Благодаря этому летчикам в короткое время удалось изучить порядок движения вражеских поездов, рельеф местности, противовоздушную оборону на каждом участке дороги.
…По данным разведки, стало известно, что на одну небольшую станцию ночью прибыл эшелон. С рассветом звено штурмовиков под командованием лейтенанта А. Кострыкина из 66-го авиаполка вылетело на его уничтожение.
Чтобы ввести врага в заблуждение, ведущий решил подойти к станции с тыла. Маневр удался. Противник с опозданием открыл зенитно-артиллерийский огонь. Наши самолеты были уже над целью.
С первого захода лейтенант Кострыкин свалил с насыпи паровоз, а затем минут за пятнадцать было уничтожено восемь платформ с крупнокалиберными орудиями…
Через несколько дней Кострыкин повторил свой тактический прием. Было это так.
На Северском Донце у гитлеровцев работало несколько переправ, одна из которых, несмотря на удары нашей авиации, продолжала функционировать непрерывно.
Получив боевую задачу на уничтожение этой переправы, лейтенант Кострыкин решил перехитрить врага. На большой высоте его штурмовики пересекли линию фронта намного севернее переправы и углубились в расположение противника. Потом неожиданно изменили курс на сто восемьдесят градусов и на бреющем полете появились над переправой. Работа ее была прекращена…
Напряженную боевую работу штурмовиков подтверждает и такой эпизод.
У деревни Шахово воздушная разведка обнаружила около двадцати танков, большое количество автомашин, скрывавшихся в складках местности. На их подавление вылетело двенадцать «илов» из 667-го полка. В одном из экипажей летел и лейтенант Н. Столяров, молодой, но уже опытный пилот, награжденный орденом Отечественной войны 2-й степени.
При подходе штурмовиков к цели немецкие танки и машины вытянулись в колонну. Зенитки противника открыли по самолетам сосредоточенный огонь, но те не свернули с курса. Лейтенант Столяров благополучно проскочил среди разрывов снарядов и с пикирования произвел несколько заходов, уничтожив при этом два танка и две автомашины.
В конце боя внимание Николая привлекла грузовая машина, которая юркнула в рощу. Штурмовик снизился, почти прижался к земле. Пушка сверкнула выстрелом — и машина, очевидно цистерна, загорелась.
Через день шестерка «ильюшиных» штурмовала новую транспортную колонну врага. Атакуя ее, лейтенант Столяров подбил танк, сжег три автомашины и расстрелял группу вражеских солдат.
Напряженные воздушные бои, начавшиеся раньше наземного сражения, как бы возвещали о грядущей великой битве. Словно ратники Дмитрия Донского, изумленно следившие за поединком Пересвета с Челубеем, так тысячи наших солдат — пехотинцев, танкистов, артиллеристов — устремляли в небо свои восхищенные взоры. Там дрались их братья по оружию, товарищи по воинскому долгу. Дрались геройски, забыв об опасности, не думая о смерти! Назову их поименно: А. Бутко, Н. Горобинский, Г. Клёцкин, А. Карпов, В. Кудрявцев, И. Кузнецов, Г. Кришталенко, В. Евсеев, Б. Лопатин, А. Петров, М. Одинцов, Н. Сопельняк, М. Ушаков, Н. Хорохонов, П. Шакурин, Б. Синенко, И. Шиткин.
За успешные удары по Харьковскому аэроузлу и уничтожение самолетов противника командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин 1-му штурмовому авиакорпусу объявил благодарность.
В короткие перерывы между боями командование корпуса не забывало и об учебе личного состава. Одно из занятий так и называлось: «Бой штурмовиков с истребителями». Готовилось оно по приказу генерала В. Г. Рязанова на базе 800-го полка.
В назначенное время на аэродром Солонец-Поляна съехались представители всех полков. Прибыл на занятие вместе с начальником штаба генералом А. А. Парвовым, заместителем по политчасти полковником И. С. Беляковым и командир корпуса генерал Рязанов.
Суть занятия заключалась в следующем: присутствовавшим надлежало показать оборонительный круг штурмовиков. Для этого привлекалась восьмерка «илов», которую должны были атаковать «яки». Потом — показной бой четверки штурмовиков на бреющем полете и схватка истребителя со штурмовиком на высоте полторы тысячи метров.
Проведя детальный разбор занятий, Василий Георгиевич Рязанов не преминул поинтересоваться, есть ли претензии к связи.
В процессе беседы кто-то из летчиков предложил установить переход с приема на передачу кнопкой.
Вскоре начальник связи 735-го авиаполка И. Глушко и инженер по спецоборудовапию В. Филиппов сделали кнопочное управление на машинах ведущих групп. Управление самолетами резко улучшилось. Этот опыт был использован и в других полках корпуса.
В ночь на 5 июля из штаба Воронежского фронта в части и соединения срочно выехали офицеры связи, полетели закодированные телеграммы со следующим содержанием: «Быть всем начеку. На рассвете немцы переходят в наступление. Ваша задача — упредить врага, нанести ему сокрушительный удар на исходных позициях».[7]
Утром, едва на востоке обозначилась розовая полоска зари, заговорил «бог войны» — артиллерия. А в небе поплыли армады краснозвездных бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей, которые направлялись к Померкам, Сокольникам, Микояновке (ныне пос. Октябрьский), Томаровке, в районах которых располагались вражеские аэродромы.
В эти часы генерал В. Г. Рязанов находился на КП 7-й гвардейской армии, где с «передка», как он любил говорить, все виднее. Замполита полковника И. С. Белякова направил в 203-ю истребительную дивизию, поступившую в непосредственное подчинение корпусу. Командовал дивизией генерал-майор Константин Гаврилович Баранчук, громкоголосый, решавший все вопросы сразу, со свойственной его характеру решительностью. Боевые возможности самолетов знал в совершенстве, летал — залюбуешься. Воевал в республиканской Испании.
Блокируя вражескую авиацию, штурмовики не везде застали гитлеровцев врасплох. Часть «юнкерсов» и «мессершмиттов» успели подняться в воздух с глубинных аэродромов. Однако те вражеские машины, которые остались на земле или пытались подняться в воздух с опозданием, попали под ураганный огонь «ильюшиных». Десятки вражеских бомбардировщиков так и не смогли в то утро выполнить задание.
Начало страды под Курском стало боевым крещением для многих молодых летчиков, таких, как В. Андрианов, Н. Бойченко, И. Драченко, Н. Кирток, В. Лыков, И. Михайличенко, В. Жигунов, А. Кобзев, М. Мочалов, Н. Полукаров, В. Сидякин, И. Филатов, В. Фролов, Б. Щапов…
Вот что рассказали мне о двух из них — Андрианове и Михайличенко их боевые товарищи.
…В 667-м штурмовом авиаполку эти два младших лейтенанта сразу пришлись, как говорят, ко двору. Василий Андрианов — русоволосый богатырь — с первого взгляда располагал к себе, внушал доверие. После окончания аэроклуба Василий попал в школу младших авиаспециалистов, летал стрелком на ТБ-3, освоил штурмовик.
Иван Михайличенко — общительный крепыш из Ворошиловградщины — прошел трудные ступени от забоя в шахте к штурвалу самолета. Оба молодых пилота сразу же подружились и вместе вылетали на трудные и опасные задания.
…Это был обычный вылет. Под плоскостями штурмовиков проплывала выжженная июльским солнцем, в оспинах воронок, опаленная недавними боями земля. С каждым километром она становилась чернее, через форточки в кабины машин проникал терпкий запах гари. Значит, скоро поле боя!
Возможно, находясь под впечатлением близкой встречи с неведомым и увлекшись наблюдением за землей, младший лейтенант Андрианов отстал от группы. Командир звена А. Карцев приказал молодому летчику подтянуться, но время уже было упущено. К отставшему «илу» устремились несколько «мессеров». Застрочил крупнокалиберный пулемет, но вдруг затих… Самолет, словно столкнувшись со стеной, стал заваливаться набок. Остекление фонаря помутнело от масляной пленки.
Энергично работая рулями, Андрианов вышел из-под «опеки» вражеских истребителей и начал планировать на высохшее до каменной твердости поле. Когда винт; прекратил вращение, выскочил из кабины и только теперь увидел, до чего же истерзай его «ил». Воздушный стрелок сержант Смирнов был мертв. Василий похоронил товарища. Горький ком подкатил к горлу, сердце резанула боль, и слезы потекли по щекам. «Нет, такое не забывается, и пощады врагу не будет никакой!» — поклялся он по возвращении на свой аэродром.
В этот же день сдавал боевой экзамен и младший лейтенант И. Михайличенко. Он летел в составе полка замыкающим третьей шестерки.
Показался вражеский аэродром, а на нем — почти крыло к крылу — стояли ряды «юнкерсов», «хейнкелей», «мессершмиттов».
Атака! Хвостатыми кометами устремились к земле реактивные снаряды, посыпались из кассет противотанковые бомбы. Один заход следовал за другим. С земли вверх потянулись витки дыма, клубы пыли. В такой обстановке не мудрено и опытному растеряться. Увлеченный боем, Иван не заметил, как оторвался от ведомого. А «мессершмитты» обычно охотились за теми, кто «выпадал» из строя.
Самолет Михайличенко резко тряхнуло от прямого попадания снаряда — с плоскостей сорвало метра полтора обшивки, пробило лонжероны. И все-таки Иван укротил машину, пошел на сближение с «мессером» и успел дать по нему прицельную очередь.
Снизившись до бреющего, Михайличенко повернул к линии фронта, ориентируясь по вспышкам разрывов. Сел на первый же замеченный аэродром и только через день вернулся в свой полк…
Тем временем развертывалось такое гигантское сражение, каких еще не доводилось видеть даже ветеранам, изрядно понюхавшим пороху.
В результате активных совместных действий артиллерии и авиации, обрушивших мощные удары по занявшему исходное положение для атаки врагу, система огня противника была дезорганизована, управление войсками нарушено.
В районе Обояни немцам пришлось отсрочить начало своего наступления на полтора-два часа. Первый день начавшейся битвы показал, что сломить сопротивление советских войск и «одним ударом пробить оборону» гитлеровским войскам не под силу.
6 июля с рассветом под прикрытием огня артиллерии и в сопровождении бомбардировщиков противник возобновил наступление. В атаки устремились десятки танков и штурмовых орудий. Сила огневой мощи нарастала. Над раскинувшимися холмами Белгородщины стоял несмолкаемый грохот разрывов снарядов и бомб. Стонала земля. От клубов дыма и копоти, то и дело встающих фонтанов земли почернело небо. Солнце еле пробивалось сквозь эту мглу.
Вражеское командование в результате ожесточенного сражения в полосе Обоянского шоссе потеряло значительное количество танков и штурмовых орудий. Однако противник немедленно эвакуировал их, восстанавливал и снова бросал в бой. Кроме того, танковые дивизии СС «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер», мотодивизия «Великая Германия» и другие пополнялись новыми танками и штурмовыми орудиями.
Бои на земле и в воздухе не затихали ни на минуту. Шел третий день битвы под Курском.
Командир корпуса, как и прежде, был на переднем крае. Свой КП разместил на самом горячем месте. Рискованно, но зато все было видно как на ладони.
Наблюдая за полем боя, генерал Рязанов услышал доклад о том, что противник бросил в бой не менее двух полков танков.
Василий Георгиевич сразу понял: тут одиночными экипажами нечего делать, надо организовать массированный налет. И немедленно приказал поднять штурмовиков 800-го авиаполка, чтобы ударить по танкам у деревни Сырцово.
Три десятка «илов» с красными молниями на фюзеляжах, подойдя к цели, сразу же атаковали танки. Те скрылись в плотной туче дыма и огня.
Использовать противотанковые авиационные бомбы штурмовики корпуса научились еще до Курского сражения. Изобретенные инженером И. А. Ларионовым кумулятивные бомбы обладали сильным разрушающим действием.
Наблюдая в бинокль за ходом событий, командир корпуса увидел, как к флагманскому самолету потянулись трассы «эрликонов». По левой плоскости поползло пламя, откуда-то сверху и сзади на подбитую машину свалился «мессершмитт», но был отсечен пушечным огнем. Горящий «ильюшин» тяжело плюхнулся на изрытую воронками поляну, и из кабины выпрыгнул летчик. Кинулся к стрелку — тот был мертв. И тут на посадку пошел второй самолет.
На подбитом самолете с бортовым номером 11 оказался командир эскадрильи С. Пошивальников, на выручку командиру шел его ведомый А. Гридинский. Приказав летчику В. Потехину вести группу на свой аэродром, Александр забрал командира в кабину стрелка. Прямо перед носом фашистов он сделал короткий разбег и поднялся в воздух…
Прикрывая штурмовиков в районе Черкасского, отличился летчик 516-го истребительного полка младший лейтенант М. Токаренко. Он лично сбил два «мессершмитта» и, израсходовав весь боекомплект, начал производить ложные атаки на фашистские истребители. Штурмовики успешно выполнили задание и возвратились без потерь.
В тот же день на рассвете на штурмовку вражеских колонн, двигавшихся по шоссе Белгород — Обоянь, повел группу из двенадцати «ильюшиных» старший лейтенант М. Забненков. Ориентиры пути ему были хорошо известны — полуразрушенная церковь в деревне Великомихайловка, телефонная линия от Корочи до самого Обоянского шоссе да голубая лента Северского Донца. Заместителем Забненкова в этом полете и ведущим второй шестерки был замполит полка майор С. Мельников.
На подходе к цели группа сделала полукруг и вышла к объекту со стороны восходящего солнца.
Бомбы, сброшенные экипажами Петрова, Пургина, Бойко, Опрышко, попали точно в цель, несколько вражеских машин, расползаясь по сторонам, вспыхнули.
А вдали уже виднелась колонна танков, самоходных орудий, автомашин, за которыми стелился густой шлейф пыли.
Ведущий развернулся в сторону колонны. Но тут по штурмовикам ударили зенитки, небо перечеркнули оранжевые трассы.
О том, как развернулись события дальше, рассказал товарищам замполит полка майор Мельников.
…Забненков ощутил оглушительный удар. Его самолет накренило. Старший лейтенант попытался вывести «ил» из опасного крена, но тот все больше и больше валился набок. Запахло горелой краской и маслом.
Приказав воздушному стрелку прыгать, Забненков связался по рации со своим заместителем:
— Я горю! Ранен. Принимай группу!..
Помочь ведущему было нечем. Его самолет трясло, из-под крыльев валил густой дым. Надо бы прыгать! Но там, внизу, — фашистские танки. И тогда Забненков направил горящую машину на эту колонну. Пронзительно засвистел ветер в продырявленных плоскостях, было видно, как от стремительного падения снесло фонарь. На месте движения вражеской техники поднялся столб дыма и огня. И едва утих грохот взрыва, новые бомбовые удары штурмовиков обрушились на врага…
Группа выполнила задание, о чем майор Мельников доложил командиру полка Чернецову. На построении замполит рассказал о героической гибели старшего лейтенанта Забненкова. На следующий день штурмовики полка шли на боевое задание с надписью на борту: «Отомстим за Забненкова!»
Наши механизированные войска при поддержке восьмидесяти штурмовиков корпуса успешно отразили атаку четырех танковых дивизий противника из района Сырцово, Яковлево в направлении на Красную Дубровку и Большие Маячки.
Тогда же на имя генерала В. Г. Рязанова была получена телеграмма из штаба генерала И. М. Чистякова. «Командующий 6-й гвардейской армией передал вам, что работой штурмовиков наземные части очень довольны. Штурмовики помогают хорошо».[8]
Возвращаясь с передовой на короткое время, генерал Рязанов обычно сразу же начинал разбирать кипу документов, которые ждали его подписи. На этот раз, не читая, он отложил все в сторону и попросил начальника штаба генерала Парвова показать ему список потерь за последние дни. Тот вынул из папки листок с перечнем фамилий. Василий Георгиевич, нахмурившись, медленно читал фамилии геройски погибших летчиков и воздушных стрелков. Дошел до строки «Старший лейтенант Забненков М. Т.» и скорбно задумался. Это был сто семьдесят шестой вылет Забненкова. Прямой кандидат на звездочку Героя…
Будто резанула по сердцу и следующая строка «Капитан Малов М. С.».
Восьмого июля капитан Малов в четвертый раз повел эскадрилью в район Тетеревино, где авиаторы прикрывали Тацинский танковый корпус и уничтожили более десятка «тигров». В последней атаке самолет Малова подбили зенитчики. Тянул к своему аэродрому, но мотор заглох. Планируя, прорубил в дубовой роще целую просеку. Когда санитарная машина с полковым врачом, техником и мотористом прибыла к месту падения самолета, Малов и воздушный стрелок Борисов были мертвы.
Похоронили погибших в Новом Осколе, со всеми воинскими почестями.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1943 года капитану Михаилу Семеновичу Малову было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза.
В ходе боевых действий полки корпуса несли значительные потери и в личном составе, и в технике. Части постоянно пополнялись новыми машинами, которые перегонялись из запасных полков. Многие летчики, сдавая самолеты, наотрез отказывались возвращаться в свои «запы», стремились попасть на фронт. Но не так-то легко было это сделать без соответствующего разрешения вышестоящего командования.
Однако настырные своего добивались. Именно таким оказался лейтенант Г. Фроленко.
Чуть не со слезами на глазах он обратился к командиру полка:
— Так и война кончится, и я с проклятыми гитлеровцами не расплачусь за родную Украину. Возьмите к себе, не подведу…
И Григорий не подвел. Уже через несколько дней на его счету было двенадцать успешных боевых вылетов. Фроленко был награжден орденом Красной Звезды, а командир полка Митрофанов получил… выговор за то, что не отправил перегонщика.
…В боях под Курском штурмовики действовали в непосредственной связи с наземными войсками, использовали малые высоты и потому находились под обстрелом всех видов огня противовоздушной обороны противника. Зачастую машины возвращались с задания в таком состоянии, что трудно было понять, как они держались в воздухе.
Расскажу всего лишь о двух таких случаях, о которых я узнал от ветеранов 66-го авиаполка.
…Большая колонна немецких танков, притаившаяся в мелколесье, уже хорошо просматривалась с высоты. Лейтенант В. Кудрявцев доложил о находке и повернул свой «ил» на северо-восток. Заметив советский самолет, гитлеровские зенитчики открыли ожесточенный огонь. Но командир экипажа, умело лавируя машиной, вышел из зоны обстрела. И тут увидел, как ему наперерез бросились три «сто девятых». Заметил «мессеров» и воздушный стрелок сержант Л. Задумов. И завязался неравный бой. С разных сторон на «ил» обрушивались вражеские истребители, но он искусно отбивался, Лейтенант Кудрявцев понимал — надо доставить разведданные любой ценой! Машину уже прошило несколько очередей, и она стала плохо слушаться рулей. Но даже в такой ситуации. Летчик сумел зайти ведущему Ме-109 в хвост и первым пушечным залпом поразить вражеский истребитель. Тот врезался в землю и взорвался. Два остальных «мессера» прервали атаки и отвернули в сторону. Только каким-то чудом Б. Кудрявцеву удалось довести «ил» до своего аэродрома и посадить его на фюзеляж.
В подобной же ситуации оказался и лейтенант М. Хохлачев. На аэродроме все с тревогой ожидали его возвращения, зная, как потрепали самолет вражеские зенитки. И вот «ил» показался. Но в каком виде? В центроплане зияла огромная дыра. Стоило летчику сбавить скорость — и машина свалится на крыло, а выводить некогда — высота не позволит. Как бы нехотя вышли шасси, встали на замки. Все наблюдавшие облегченно вздохнули…
Самолет снизился до высоты одного метра и мягко коснулся колесами земли. Даже видавшие виды техники только качали головами — такую пробоину вряд ли когда увидишь!
Лейтенант Хохлачев вылез из кабины, и друзья на руках понесли его по летному полю…
Дальнейшие события разворачивались следующим образом: понеся огромные потери, особенно в танках, противник так и не смог прорваться к Курску через Обоянь. Его наступление было приостановлено. Однако гитлеровское командование не хотело мириться с этим. Оно решило перенести главные усилия на прохоровское направление, чтобы прорваться к Курску обходным путем.
Стремясь сорвать и этот план противника, командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин решил упорной и активной обороной продолжать изматывание гитлеровских войск, а 12 июля нанести мощный контрудар с целью окончательного разгрома группировки, наступавшей на прохоровском направлении.
За час до контрудара началась авиационная подготовка, где свое веское слово сказали штурмовики и истребители корпуса. Они штурмовали железнодорожные эшелоны на станциях, крушили перегоны, громили колонны войск на шоссейных и грунтовых дорогах с целью изоляции района предстоящего сражения от притока свежих резервов. Ударам подвергались скопления вражеских танков и артиллерии на огневых позициях.
Затем наступило короткое предгрозовое затишье…
Прохоровка… Таких малоизвестных, ничем не приметных селений на курской земле были сотни. Никто тогда и не подозревал, что именно Прохоровка войдет в историю нашей страны, историю Великой Отечественной войны.
Враг упрямо вгрызался в нашу оборону, молотил ее армадой своих новых «хеншелей» под прикрытием модернизированных «фокке-вульфов», таранил танковым «клином». Спешил. Ближайшей целью гитлеровцев теперь была Прохоровка. Почему они направили бронированное острие именно в это место? Потому, что только у Прохоровки раскинулся широкий простор между железной дорогой и речкой Псел. Здесь, в отлогих балках и рощах, удобно было скрыть боевую технику. Сюда-то и устремились гитлеровские танковые армады, не подозревая, чем кончится их встреча с совершенно свежей армией генерала П. А. Ротмистрова. Они столкнулись лоб в лоб — только искры полетели!
Утром 12 июля, за сорок минут до начала контрудара, 2-я воздушная армия провела авиационную подготовку, в которой участвовало более двухсот самолетов. Ввиду сложных метеорологических условий летчикам пришлось действовать небольшими группами, нанося удары по танкам и артиллерии противника, находившимся на огневых позициях.
Погода в то утро стояла отвратительная: то шел дождь и облака опускались чуть ли не до самой земли, то в лощинах поднимался туман. Дымы при этом тянулись вверх, расползались на высоте.
Группа штурмовиков 735-го полка майора С. Володина, которую наводил на цели находившийся в боевых порядках танкистов П. А. Ротмистрова командир корпуса Рязанов, то забиралась вверх за облака, то снижалась до бреюшего. В такой обстановке нужно было утроить бдительность, чтобы не ошибиться и не ударить по своим. С первой своей атаки «илы» подавили зенитки противника, а затем дружно бросились на вражеские танки: количество горящих немецких машин с каждым заходом увеличивалось.
— Работаете хорошо, — одобрил ведущего Рязанов. Затем после паузы добавил: — Комфронта очень доволен!
Выполнив задание, командир полка сделал повторный заход на цель юго-западнее Прохоровки и стал собирать группу. Вдруг он увидел под самой кромкой облаков до полсотни «юнкерсов:». Бомбардировщики направлялись к линии фронта.
— Справа бомберы с сопровождением! Приготовиться к бою!
Команду майора Володина приняли все летчики. «Ильюшины» сделали разворот и внезапно для противника врезались в строй бомбардировщиков. Неожиданность, натиск, групповой огонь не дали опомниться фашистам. Точным пушечно-пулеметным огнем было сбито одиннадцать «юнкерсов».
Участник сражения на Курской дуге, впоследствии Герой Советского Союза, Алексей Арсентьевич Рогожин так рассказал мне об этом бое на одной из встреч ветеранов-штурмовиков.
«Строй гитлеровцев рассыпался, и наши принялись расстреливать „юнкерсы“ в упор. Жму на гашетку — длинная очередь прошивает фашиста, и он, перевернувшись через крыло, объятый пламенем, стремительно несется к земле.
Я слежу за ним. Затем отмечаю на карте место падения бомбардировщика, разворачиваюсь влево и вижу, что группа наших самолетов вместо правого разворота сделала левый и ушла далеко вперед. Скорее догнать! Добавляю газ, срезаю угол и… Четыре „мессера“ плотно пристраиваются справа и слева. Ну, думаю, попался. Лихорадочно соображаю, что же предпринять. А один из фашистов показывает мне рукой: мол, лети прямо, твоя песенка спета. И решение приходит мгновенно: идти на таран, а там посмотрим, что будет!
Лечу, а сам кошу глаза влево. Фашист в точности повторяет мой маневр — и вновь рядом. По расчету времени я должен уже быть над своей территорией. Ныряю в облака и… оказываюсь под сильным огнем вражеской зенитки. Несколько снарядов попадают в мой самолет. Понимаю, что пробит правый элерон, машина кренится вправо, вываливается из облаков, никак не могу ее удержать. И замечаю ниже и справа те самые „мессершмитты“.
Они набросились на меня, как стервятники, рассчитывали на легкую добычу. Но я делаю резкий маневр и первым даю очередь по атакующему. „Мессер“, испугавшись мощного огня, отворачивает и подставляет „живот“ под огонь стрелка Леши Голубева. Тот расстреливает фашиста в упор. А тут другой истребитель оказывается вдруг у меня в прицеле, я даже глаза почему-то закрыл. И ударил из пушек… Но третий „мессер“ прошил нас основательно — двигатель заклинило, несемся к земле. Фашист пристроился рядом и опять показывает рукой — падай, мол. Я взглянул и обмер: внизу танки с крестами, валимся прямо на их колонну. Мне вдруг так захотелось жить, так обидно стало: вырваться из такой переделки и попасть к немцам в лапы!
Справа вижу лесок, подворачиваю к нему, но не долетаю. Чувствую, что самолет цепляет уже колесами о землю, садится среди окопов и воронок. Осматриваюсь: сел-то я между нашими и вражескими окопами, на „нейтралке“. И начался бой за наш самолет… Пехотинцы помогли нам выбраться к своим. Через три дня мы со стрелком были уже на своем аэродроме, вскоре получили новую машину и опять поднялись в воздух…»
Нелегким был тот день, но завершился благополучно. Возвратились на свой аэродром летчики майора С. Володина, без потерь привел с поля боя своих подчиненных и старший лейтенант М. Степанов. Сразу же собрались пилоты в кружок, в разговорах — одни междометия.
Прошло много лет. Но ветераны помнят ту беседу.
— Бородино! Настоящее Бородино! — больше прежнего от волнения окал ярославец Щапов. — Который раз летаю и все поражаюсь стойкости нашей пехоты. Как они стоят там?! Как выдерживают шквалы снарядов?! Как отражают атаки «тигров»?!
— Красноармейцы. Потому и стоят, — ответил Гридинский.
— Всем достается — и пехоте, и танкистам, и нам, — вздохнул старший лейтенант Степанов.
— Думаю я, хлопцы, что от этой Прохоровки мы проложим прочный мост на Украину, — высказал затаенную надежду Чура — молодой парень, бывший шахтер, побывавший во многих переделках. — А там и до Горловки рукой подать…
— Ты дырочку готовь для ордена, не ниже Красной Звезды получишь, — легонько толкнул Николая Чуру старший лейтенант Степанов, и они пошли по аэродромному полю, перекинув через плечо планшеты…
В этот же день состоялся бой двенадцати «ильюшиных», возглавляемых замполитом полка майором С. Мельниковым, с большой группой «юнкерсов». Имея первоначальное задание штурмовать наземные вражеские войска, ведущий доложил по радио: «Решил сначала сорвать бомбовый удар, после чего выполним поставленную задачу».
«Илы» сразу же ринулись в атаку на «юнкерсов», а четверка истребителей сопровождения во главе с капитаном Н. Дунаевым завязала бой с истребителями прикрытия.
Схватка была ожесточенной, но победа стопроцентной; штурмовики вогнали в землю восемь самолетов противника, девятый пришелся на долю ведущего «ястребков».
Боевые вылеты следовали один за другим, чтобы противник не имел передышки.
…Шестерка «илов» шла в район южнее Белгорода, туда, где пехота уже поднялась в атаку и наткнулась на сильное сопротивление гитлеровцев. Еще не дойдя до цели, летчик лейтенант Янкин и его воздушный стрелок, бывший летчик-наблюдатель, начальник связи 66-го авиаполка майор Макеев заметили откуда-то появившийся корректировщик «Хеншель-126». Такая «птица» немало бед приносила наземным войскам, да и в воздухе ее, как говорят, голыми руками не возьмешь. Когда корректировщик оказался в задней полусфере, майор Макеев дал очередь из пулемета — трасса прошла чуть сбоку. Еще один заход, и «хеншель» задымил и вошел в крутую спираль. От самолета отделился парашютист. Как сообщили потом зенитчики, пленный оказался обер-лейтенантом. У него изъяли документы, карты и переправили в штаб корпуса. Добыча была весьма ценной.
Когда экипажи возвратились с задания, на аэродром уже прибыл генерал Рязанов. Он поблагодарил летчиков, за такой «подарок» и представил Н. В. Макеева к ордену Красного Знамени.
…Контрудар в районе Прохоровки вылился в крупное встречное танковое сражение, в котором противник понес большие потери. Совместными усилиями наземных войск и авиации была сорвана последняя попытка врага прорваться к Курску. Войска Красной Армии теснили гитлеровцев уже на широком фронте, срезая клин, образовавшийся в результате их наступления 5 июля.
Для описания той обстановки приведу слова военного корреспондента «Комсомольской правды» Юрия Жукова.
«Вначале мы останавливались у каждого „тигра“, внимательно осматривая его, потом стали задерживаться только у групп „тигров“ и, наконец, потеряли всякий интерес к ним. Только один заставил нас надолго задержаться. Это был исключительно любопытный экземпляр „тигра“: танк попал прямо под бомбу советского самолета, и она разложила его на составные элементы: одна гусеница змеей оплела ставшее перпендикулярно к земле днище танка, другая, разлетевшись на куски, легла метрах в пяти-десяти от машины, башня ушла глубоко в землю, а мотор, рассыпавшийся на мелкие кусочки, разлетелся в стороны»[9].
В этих ожесточенных сражениях штурмовики 1-го авиакорпуса показали беспредельную любовь к своей Родине, проявили героизм, отвагу и высокое боевое мастерство. Особо отличились в те дни штурмовики и истребители С. Володин, А. Матиков, С. Мельников, М. Степанов, М. Одинцов, В. Андрианов, Н. Горобинский, А. Глебов, Н. Опрышко, А. Бутко, В. Лыков, П. Кузнецов, А. Кобзев, А. Петров, Н. Петров, И. Базаров, И. Куличев, В. Меркушев, Н. Шутт, М. Токаренко…
С каждым боевым вылетом крепла дружба между штурмовиками и истребителями, их фронтовое братство. Греха нечего таить, но раньше, когда истребителям приходилось сопровождать «ильюшиных», первые видели нечто вроде обузы для себя. Считали: если при сопровождении штурмовиков ими не сбито ни одного гитлеровца, значит, этот полет прошел впустую.
Время и боевые будни, успешные совместные действия показали несостоятельность таких суждений.
Об ответственности истребителей прикрытия часто напоминал и командир корпуса Василий Георгиевич Рязанов. Обычно он говорил: «За тех, кого собьет враг с земли, я спрашивать не стану. Но если потери у „горбатых“ появятся от немецких истребителей, буду рассматривать это как невыполнение приказа. Для нас герой не тот, кто сбивает чужих, а тот, кто своих штурмовиков не дает в обиду…»
…Два «мессершмитта», насевшие на штурмовик, атаковали его умело. Сначала отбили от общего строя, затем принялись «клевать». Но даже в пылу азарта не забывали об опасности: ведомый, словно в одной связке, ходил за ведущим, чтобы прикрыть его в случае нападения. Со стороны было хорошо видно, что это опытная, слетанная пара.
Поврежденный штурмовик опускался все ниже. Два стервятника, кружась возле добычи, спешили его добить, расстрелять в упор.
Капитан С. Луганский, сопровождавший «илов», пристроился вначале к ведомому «мессеру», сблизился на привычную дистанцию и ударил из пулеметов. «Сто девятый» задымил и рухнул вниз.
Второй «мессер» взмыл вверх, оставив штурмовик в покое. Продолжать погоню было неразумно: следовало помочь «горбатому» дотянуть до своей территории. И только после того как израненный «ил» приземлился, Луганский облегченно вздохнул, набрал высоту и снова ринулся в бой. Иссеченный осколками снарядов, с пробитым маслорадиатором, он загнал в прицел еще одного Ме-109 и свалил его наземь…
Вечером в столовой к Сергею подошел невысокий, щуплый летчик с застенчивым лицом.
Познакомились. Оказалось, что Талгат Бегельдинов, его земляк, искал истребителя с бортовым номером машины «47».
Луганский удивился — это был номер его машины. Молодой летчик обрадовался, что нашел-таки своего спасителя. Поблагодарил за выручку.
…Жизнь полковой семьи — это не только счастье побед, сладость удачи, но и тяжелый ратный труд, кровь, боль, могилы товарищей… Однако только сквозь все эти невзгоды пролегал путь к Победе.
14 июля бои между Северским Донцом и Беленихино достигли особого напряжения. Штурмовой корпус хорошо помогал танкистам и пехоте, о чем свидетельствовали их отзывы о действиях «крылатых братьев». В этот день командир эскадрильи 800-го авиаполка старший лейтенант Б. Шубин повел группу на задание. Несмотря на то что вражеские танки усиленно прикрывались зенитным огнем, ведущий пробился сквозь заграждение и атаковал танковую колонну противника. И все же на обратном пути зенитный снаряд подбил самолет Шубина — разрывом снесло полкрыла. «Ил» накренился и стал неуправляем. В таком положении выпрыгнуть с парашютом, спастись нет никаких шансов.
Шубин дважды приходил на аэродром на поврежденном, но все же управляемом самолете и приземлялся удачно. А теперь такого шанса не было. И он сделал последнее, что мог, — форсируя мотор, вывел «ил» из пикирования. Наверное, знал, что пылающий самолет будет слушаться считанные мгновения, и бросил его на танки, которые скопились в низине…
— Это был страшный взрыв. По-видимому, немецкие танкисты дозаправлялись в балке, — так доложили командиру полка свидетели подвига старшего лейтенанта Шубина летчики С. Чепелюк и Е. Шитов.
…Воздушные разведчики обнаружили близ села Борисовка, юго-западнее Белгорода, колонну танков противника, которая была переброшена в этот район по железной дороге и готовилась к маршу. Первая группа штурмовиков нанесла несколько бомбовых ударов по станции, подожгла цистерны с горючим и возвратилась на свой аэродром. Командир дивизии полковник Ф. Г. Родякин подтвердил ту же цель и для второго вылета. Ведущим на этот раз был назначен заместитель командира 735-го полка по политчасти майор М. Ушаков.
Двадцать четыре «ильюшина» под прикрытием истребителей взяли курс к Борисовке и атаковали гитлеровцев на станции и вблизи нее. Налет оказался успешным. Но на втором заходе, просчитав, когда штурмовик; пойдут на бреющем, на них неожиданно навалились «фокке-вульфы». Атакуя парами, «фоккеры» увлекли за собой истребителей прикрытия, и в это время другая группа, используя уход последних, напала на «илы» с малой высоты. Пулеметной очередью был подожжен самолет ведущего и убит воздушный стрелок. Стрелки и пилоты Других экипажей видели, как вспыхнула машина майора Ушакова, как он выпрыгнул с парашютом, как упал на территории, занятой противником.
Несколько дней спустя, когда наши войска освободили этот район, было найдено тело замполита полка, изрешеченное автоматными очередями. Майор Митрофан Михайлович Ушаков был похоронен с воинскими почестями на площади села Борисовка.
…Во второй половине июля штурмовой авиакорпус поступил в оперативное подчинение 5-й воздушной армии. Первым к генералу С. К. Горюнову прибыл командир корпуса генерал Рязанов для личного знакомства и получения необходимых указаний. Василий Георгиевич доложил о том, что обе дивизии — 266-я и 292-я, — в последних боях действовавшие на самых ответственных участках Воронежского фронта, понесли потери и требуется доукомплектование самолетами и личным составом.
Как вспоминал впоследствии генерал Рязанов, тогда он откровенно намекнул, что его соединение действует, как правило, самостоятельно, независимо от соседей, в тесной связи с истребителями прикрытия 203-й дивизии, они базируются на одних аэродромах и совместно готовятся к выполнению боевых задач. Охарактеризовав всех комдивов, назвал лучших штурмовиков и истребителей, отличившихся на Курской дуге.
С этого дня корпус начал свои боевые действия в составе войск Степного фронта под командованием генерал-полковника И. С. Конева. В преддверии авиационного наступления командующий фронтом приказал самым тщательным образом организовать воздушную разведку, провести не только плановые, но и перспективные аэрофотосъемки, особенно вдоль шоссейных и грунтовых дорог.