За Сталина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

За Сталина

Нет, ребята, «освободить Россию от Сталина» — это то же, что «освободить организм от мозга».

Чуть отступим.

Сам русский язык намекает на некоторые важные вещи. Мы говорим «Родина-мать», «Русь-матушка», но нет выражения «Русь-отчизна». А отдельно «Отчизна» есть…

Что мы видим?

1. Теплое, родственное отношение. Мы дети, а родители наши — страна-мать и некий отец. Такое восприятие сложилось очень давно, это архетип.

2. Но кто же отец? «Отечество» — это о ком?

Могут сказать:

— Это земля отцов, предков.

Ой, вряд ли… Слишком размыто. Предки у каждого свои — значит, у соседа отчизна уже другая. Не пойдет он за мою отчизну воевать, плевал он на нее… Нет объединяющего начала.

Отец должен быть один, общий для всех. Но кто это?

Тут язык тоже идет нам на помощь: есть укоренившееся выражение «царь-батюшка». Царя русы всегда воспринимали отцом, относились к нему с сыновней любовью, уважением, послушанием. Не покорялись тупой силе, а любя слушались мудрого отца. Но и от него требовали, чтобы он действительно был мудр, соответствовал своей высочайшей миссии!

Чужак язвительно хмыкнет:

— Ну да, русские верили в доброго царя и злых бояр!

Верили. Потому что традиции у нас иные. На Западе, да — лидер отличается от «царедворцев» лишь тем, что наглее, злее, нахрапистее лез к власти и наконец сумел ее хапнуть. В демократической системе противопоставлять «царя и бояр» и правда глупо.

Но не в русской! Чужие просто неспособны понять нас.

Русский царь — это всегда отец народа, как бы он ни назывался: князь, император, генсек, президент… Это выражение появилось гораздо раньше Сталина. Помните, у Пушкина в «Золотом петушке»?

Царь ты наш! Отец народа! —

Возглашает воевода.

А вся свита — лишь технический персонал, который должно воспитывать или гнать поганой метлой, если необучаем. И царь считается отцом до самой последней черты, пока он не начинает вести себя уж совсем непотребно. От такого «папаши» народ отрекается.

Да разве только царь? Как бойцы называют НАСТОЯЩЕГО командира? Батька, батяня. За батяней солдаты пойдут на любые муки и проявят чудеса героизма. Армия, которой командуют батяни, непобедима.

Чужие думают, что это чувства «рабские» — а они на самом деле сыновние. Русь — огромная семья, где есть Мать-страна, Отец-царь, а все остальные — братья и сестры. Лишь так мы можем органично процветать.

Русь — семья!

А для западных либералов уже и обычная, маленькая семья невыносима. Им нестерпимы слова «отец» и «мать» (потому они выдумали гнусность «родитель № 1» и «родитель № 2»), ненавистна сама идея сыновнего послушания (потому внедряют «ювенальную юстицию»), их бесит семья вообще (потому так яростно вдалбливаются «однополые браки» и прочие сексуальные свободы).

Теперь отвлекитесь от политики и ответьте: кого сильней всего бесят родители и волнуют права детей? Кто ненавидит любое подчинение и изо всех сил выпячивает свою «независимость»? Кто страстно интересуется сексом во всех его видах? Чей это портрет?

Правильно, пубертатного подростка.

Ясно?

Уровень развития либералов застрял между 12 и 15 годами…

Свято место пусто не бывает. Где нет семьи, скрепленной любовью и уважением, там остается рабское подчинение. Подростковая банда, где «первый среди равных» главарь имеет абсолютную власть. Это истинная цель либералов: через «свободы» (от совести, от любви, от ответственности) привести к такому тоталитаризму, какого свет не видывал.

Либерализм — это предельное рабство.

А Сталин был НАСТОЯЩИМ отцом народов, хихиканье неуместно. И бойцы действительно шли в атаку «за Родину, за Сталина» — то есть за Мать и за Отца.

Тот же, кто предавал свой сыновний долг и шел в бой за некие иные ценности, — как правило, воевал плохо, гибнул быстро и бездарно. Потому что на войне без товарищества нельзя, а настоящим товарищем можно быть только в стране-семье.

Сталин был интегральным полководцем — то есть кроме военных дел руководил и всем хозяйством Союза. И мало кому в истории удавалось совместить эти две функции настолько успешно.

Но разбирался ли он в военных вопросах?

Давайте послушаем бесспорных мастеров военного дела — уж они-то компетентны получше нас с вами.

Маршал А. М. Василевский: «Оправданно ли было то, что Сталин возглавил Верховное главнокомандование? Ведь он не был профессионально военным деятелем.

Безусловно, оправданно. И. В. Сталин, особенно со второй половины Великой Отечественной войны, являлся самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования. Он успешно осуществлял руководство фронтами, всеми военными усилиями страны» [465].

Маршал Г. К. Жуков[215]: «Меня часто спрашивают, действительно ли И. В. Сталин являлся выдающимся военным мыслителем и знатоком оперативно-стратегических вопросов? Могу твердо сказать, что Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела.

В руководстве вооруженной борьбой И. В. Сталину помогал его природный ум, опыт политического руководителя, богатая интуиция, широкая осведомленность. Несомненно, он был достойным Главнокомандующим» [466].

Генерал П. А. Ермолин: «Как военного специалиста меня поражало в Сталине то, что он, формально штатский человек, гениально (я не боюсь этого слова, оно наиболее точно характеризует Сталина) разбирался в военных вопросах. Знания Сталина и в области экономики, и в области стратегии и тактики были глубоки и обширны, поражали присутствовавших исключительной четкостью постановки и объяснения обсуждаемых задач» [467].

Маршал Р. Я. Малиновский: «В нашем присутствии товарищ Сталин решал многие важные вопросы, и каждый раз он спрашивал: „А как вы думаете по этому вопросу?“

Это был исключительно большой урок для нашего личного роста. Ясно, что товарищ Сталин имел по каждому возникшему вопросу свое глубоко продуманное и обоснованное решение, но он всё же спрашивал мнение присутствовавших. Этим он учил нас прислушиваться к мнению подчиненных при выработке решения, учил, как военных начальников, умению руководить людьми, стилю работать, драться и побеждать» [468].

Главный маршал авиации А. Е. Голованов: «Работать с И. В. Сталиным, прямо надо сказать, было не просто. Обладая широкими познаниями, он не терпел общих формулировок. Ответы на все поставленные вопросы должны были быть конкретны, предельно коротки и ясны…

Удельный вес Сталина в ходе Великой Отечественной войны был предельно высок как среди руководящих лиц Красной Армии, так и среди всех солдат и офицеров Вооружённых сил Советской армии. Это неоспоримый факт, противопоставить которому никто ничего не может» [469].

Работал же Сталин так. [470] Вспоминает тот же Жуков: «Перед началом подготовки той или иной операции он заранее встречался с офицерами Генерального штаба, наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями. Он вызывал их одного за другим, работал с ними по полтора-два часа, уточнял с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени встречи с командующими фронтами оказывался настолько подготовленным, что порой удивлял их своей осведомленностью… Его осведомленность была не показной, а действительной, и его предварительная работа с офицерами Генерального штаба была в высшей степени разумной».

Слово генералу С. М. Штеменко, начальнику Оперативного управления Генштаба: «Доклады Верховному главнокомандующему делались три раза в сутки. В 10–11 часов дня он сам звонил к нам. Иногда здоровался, а чаще прямо спрашивал: „Что нового?“ Начальник Оперативного управления докладывал обстановку, переходя от стола к столу с телефонной трубкой у уха. Доклад начинался с фронта, где боевые действия носили наиболее напряженный характер.

Если нашим войскам сопутствовал успех, доклад обычно не прерывался. По телефону были слышны лишь редкое покашливание да чмоканье губами, характерное для курильщика, сосущего трубку. Пропускать какую-либо армию, если даже в ее полосе за ночь не произошло ничего важного, Сталин не позволял. Он тотчас же перебивал докладчика вопросом: „А у Казакова что?“ Иногда в ходе доклада Верховный давал какое-то указание для передачи на фронт. Оно повторялось вслух, и один из заместителей начальника управления тут же записывал все дословно, затем оформляя в виде директивы.

В 16–17 часов Сталину докладывал заместитель начальника Генштаба.

А ночью мы ехали в Ставку с итоговым докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1: 200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения войск до дивизии, а в иных случаях и до полка. Даже досконально зная, где что произошло, мы все равно перед каждой поездкой 2–3 часа тщательно разбирались в обстановке, связывались с командующими фронтами, уточняли с ними детали проходивших или планировавшихся операций, рассматривали просьбы фронтов, а в последний час редактировали подготовленные на подпись проекты распоряжений Ставки».

Вот так и надлежит работать настоящему руководителю: предельно глубоко самому вникать во все вопросы и требовать того же от подчиненных.

И для сравнения.

«Тяга Гитлера к уходу от реальности обрела с переломом в ходе войны все более невротические черты. В конце 1943 года он с презрительной насмешкой отозвался о записке генерала Томаса, где потенциал советских сил по-прежнему оценивается как серьезная опасность, и, недолго думая, запретил обращаться к нему впредь с записками такого рода. И многие вызывающе ошибочные решения вытекали именно из незнания реального положения, потому что значки, обозначавшие на карте армии и дивизии, не несли никаких сведений о климате, степени усталости войск или психических резервов. В удивительно странной атмосфере зала, где проходили обсуждения обстановки на фронте, лишь изредка звучали реальные данные о состоянии вооружения войск или тыловом обеспечении» [471].

Разумеется, рейх проиграл не из-за бездарной безответственности фюрера: от него мало что зависело, а нападать на Россию — вообще занятие самоубийц. Однако до сих пор сохранились фанаты Гитлера, воображающие его «великим деятелем»!

Пусть оценят, кто из лидеров по-настоящему велик.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.