Секс во имя Аллаха

Секс во имя Аллаха

В сравнении с Европой, отношение к сексу в исламской цивилизации было принципиально иным. В христианском мире физическое удовольствие от любви даже с законной супругой всегда воспринималось как некое маргинальное состояние, которое незаметно заводит в трясину смертных грехов. Ведь в Эдеме секса не было. Он появился после грехопадения и то лишь с одной определенной задачей — воспроизводством рода. В исламе же секс представлялся естественным продолжением любви духовной: «Если ты не любил и не знал страсти, то ты — один из камней пустыни» (аль-Ансари, XI век). С аль-Ансари был согласен и аль-Газали (Ab? ??mid Mu?ammad ibn Mu?ammad al-Ghaz?l?, 1058–1111), известный толкователь священных текстов из Хорасана. В своем труде «Счастливый мусульманский брак» он писал, что без соития любовь ущербна. Отказываясь от нее, мусульманин отказывается от дара, ниспосланного ему Всевышним, что означает его оскорбление. Именно поэтому в исламской культуре, в отличие от европейской, не было культа платонической любви, равно как и узаконенной практики монашеского аскетизма — ведь сам Мухаммед (Muhammad ibn ‘Abdull?h, 571–632) запретил своему сподвижнику Усману ибн Мазуну идти по пути полового воздержания с целью полностью посвятить себя служению Аллаху.

И если по европейским средневековым представлениям при соитии рядом с любовным ложем всегда должны были крутиться бесы, дабы распалить воображение партнеров и тем самым ввести их в грех мысленного блуда, то в исламе любящие находились под благословением Всевышнего. Если на Руси перед тем, как познать женщину, снимали нательный крест, то на Востоке произносили басмалу: «Бисмиллахир-рахманир-рахим» («Во имя Аллаха Милостивого ко всем на этом свете и лишь для верующих в День Суда»). Тем, кто придерживался этого обычая, Мухаммед обещал, что

ангелы, записывающие наши деяния, беспрерывно будут записывать им благие деяния до тех пор, пока они не совершат обязательное купание (посткоитальное омовение). И если вследствие этого сближения произойдет зачатие и родится ребенок, то им запишется столько же добрых дел, сколько раз будет дышать этот ребенок и последний из числа его потомков.

Именно это полноправие секса европейцы интерпретировали как разрешение интимной распущенности. На самом деле это было не так. Напротив, в гаремах никогда не было и не могло быть тех оргий, в которые погрузилась европейская аристократическая богема в XVIII веке, уверенная, что в этом она подражает султанам Турции. Последние же никогда не сомневались в том, что хуже, чем отказаться от дара Аллаха, может быть только одно — осквернить этот дар. Поэтому в стамбульском гареме соблюдались все ограничения, налагаемые Кораном на сексуальную сферу. Это касалось анальной, групповой или однополой любви вместе с остальными формами сексуальных извращений. Не разрешалось даже смотреть на половые органы партнера во время соития (в остальное время это было можно), и султаны аккуратно укрывали свое достоинство парчовым покрывалом (иначе, по поверию, зачатый ребенок мог родиться слепым). Именно из-за запрета на разглядывание гениталий в гаремах не изучалась Камасутра, вернее тот её раздел, который посвящен сексуальным позам (техническими приемами любви одалиски владели в совершенстве).

Была и другая причина: турки считали, что ребенок, зачатый в неестественной позе, родится косым или горбатым. Но надо сказать, что султаны не страдали сексуальным пресыщением — их вполне устраивали две-три традиционные позиции. Некоторые даже отказывались от позы, когда мужчина находится сзади: их смущало все, что могло ассоциироваться с анальным сексом. Правда, существует теория, что в гаремах процветала гомосексуальная педофилия. Но это отдельный вопрос (отсылаем читателя к статье Акмаля Саидова «Гарем: При свете голубой Луны» в «Историческом журнале», 2005, №12).

Сложнее обстояло дело с оральным сексом. Среди придворных философов и теологов в разные времена не было единства — считать ли мужскую жидкость грязной, как кровь и моча, или чистой, как слюна или молоко матери. Те султаны, которые придерживались первой точки зрения, были вынуждены не доводить оральные ласки до семяизвержения. Некоторые даже боялись смотреть на свое семя, полагая, что от этого может помутиться рассудок.

Помимо уже упомянутых запретов, в османском гареме было запрещено подходить к женщине в период месячных, во время хаджа и в светлое время месяца Рамадан. Нежелательным считалось и сближение в три ночи месяца по лунному календарю: первую, пятнадцатую и последнюю, иначе ребенок мог родиться слабоумным. Это же могло произойти в случае, если после «первого акта соития не совершить омовения и не испустить мочу» (аль-Газали).

Жан-Леон Жером (Jean-L?on G?r?me, 1824–1904). «Бассейн в гареме» (1876).

Лесбийская любовь в гареме была довольно обычным делом, хотя, случалось, за нее и казнили

Наконец, нельзя не сказать и о галантности гаремного секса. Считалось недостойным султана оставить женщину неудовлетворенной или начать соитие без ласк. В течение всего процесса женщина должна была чувствовать, что она любима и защищена. Не даром исламские философы говорили, что «секс — это милосердие». Большую часть ночей султан должен был проводить со своими женами, а не с икбал, причем каждой из кадин-эфенди он должен был оказать одинаковую долю внимания, никого не обижая. А если у властителя половины мира в силу возраста или плохого самочувствия не было сил на любовные утехи, он должен был воспользоваться имитатором своего мужского достоинства.