Проблема централизации редистрибуции

Проблема централизации редистрибуции

Первые чжоуские правители и вся создававшаяся ими протосистема администрации зашли в тупик, столкнувшись с проблемой редистрибуции, более конкретно — с тем, как и чем платить сановникам и чиновникам за их службу. Проблема эта возникла не случайно. Дело в том, что чжоусцы после мятежа шанцев вынуждены были сломать всю веками складывавшуюся систему администрации и редистрибуции, не успев и не сумев создать вместо нее достаточно надежную свою. В чем тут суть проблемы?

Как известно, система централизованной администрации и редистрибуции в наиболее известных и крепких древних политических структурах (египетская и месопотамская), формировалась постепенно, в ходе интеграции мелких ранних протогосударств. Возникая автономно или полуавтономно, т.е. под влиянием ранее сложившихся протогосударств, эти структуры чаще всего обретали облик храмовых центров: вокруг храма в честь того или иного из популярных местных божеств возводилось укрепленное поселение, храм становился центром для тяготевшей к нему периферии из нескольких родственных общин. Обретая постепенно вид городского поселения, формируя очаг урбанистической цивилизации, такого рода храм, предназначенный, казалось бы, преимущественно для молитв и жертвоприношений, в реальности достаточно быстро превращался в административный центр тяготевшей к нему сельской округи, становился местопребыванием ряда выделявшихся из социума социальных слоев, прежде всего складывавшейся верхушки протогосударства во главе с ее вождем.

Храмовая форма административно-политической структуры вела к тому, что жрецы-первосвященники оказывались одновременно правителями протогосударств, а помогавшие им жрецы и чиновники, обслуживавшие их воины и ремесленники занимали ключевые позиции в централизовавшемся таким образом микросоциуме. При храме обычно были склады и амбары, куда стекались подношения и разного рода выплаты, т.е. та часть продукта, которая предназначалась для общественных нужд и подлежала редистрибуции. Рядом с храмом возводились строения, где жили верхи социума и обслуживавший их персонал, существовавшие за счет редистрибуции упомянутого уже общественного продукта, а также за счет использования земель храма, обрабатывавшихся обычно на правах аренды работниками при храме, чаще всего неполноправными из числа иноземцев и пленных.

Очень важно специально подчеркнуть, что храмовая форма организации администрации оказалась весьма удобной для развития системы редистрибуции. И вносившие свой вклад в общее дело трудовые низы, платившие налоги, делавшие подношения богам и исправно отрабатывавшие различного рода повинности, и пользовавшиеся всеми этими трудовыми и продуктовыми вкладами через систему редистрибуции управляющие верхи (вкупе с обслуживавшим их персоналом, ремесленниками, слугами и воинами, не говоря уже о жрецах) — все привычно исполняли свое дело под верховным прикрытием храма и во имя великого почитаемого божества.

В ряде случаев, когда число неполноправных становилось особенно значительным и храмовые земли количественно начинали едва ли не преобладать, создавались условия для возникновения псевдолатифундиарных форм хозяйства с жестоким принуждением по отношению к работникам. Впрочем, в древнем Египте такие формы хозяйства были нормой и по отношению к собственному, казалось бы, полноправному населению. Появились и со временем были до предела тщательно отработаны и различного вида формы хозяйственной отчетности — документы именно этого типа чаще и обильней всего представлены среди корпуса письменных источников египетской или месопотамской древности.

Интеграция храмовых протогосударств (номов) в Египте или Двуречье привела к появлению там сильных централизованных государств, опиравшихся на периферийные храмовые центры как на надежные ячейки разросшейся политической структуры. Централизация выросла снизу и потому была прочной. Конечно, в моменты дезинтеграции ситуация менялась и прежние храмовые центры могли опять становиться самостоятельными, автономными. Однако периоды дезинтеграции и децентрализации, вызывавшиеся кризисами, были и в Египте, и в Двуречье, да и на всем Ближнем Востоке в древности кратковременными, своего рода эпизодами на фоне длительной истории централизованных государств и даже мощных империй.

Бывали и иные варианты формирования развитых политических структур. В их числе — варново-кастовая и общинная структура арийской Индии, ще не было необходимости и условий для формирования храмовых центров, ибо роль крепких местных политических образований играли общинно-варново-кастовые организации, на фундаменте которых возникали затем княжества и даже крупные государства типа империи Маурьев. Редистрибутивной основой существования государств (княжеств и империй) были общины, привычно выделявшие на нужды верхов фиксированную обычаем норму урожая и иных продуктов.

Шанско-чжоуский Китай отличался от обеих структур — храмовой и общинно-кастовой — тем, что не был знаком ни с храмами, ни с кастами или крепкими общинными организациями. Храмы шанско-чжоуского типа — лишь алтари для жертвоприношений или сооружения для молебствий в честь почитаемых предков. Базой для организации на местах, административными и редистрибутивными центрами они стать не могли — не говоря уже о том, что не имели и всеобщего сакрального значения для общности в челом (с божествами ближневосточного или индийского типа шанцы и чжоусцы знакомы не были). Протогосударства в Шан и Чжоу складывались иначе, о чем уже подробно говорилось. Что касается чжоуского, то создание эффективной централизованной структуры с надежными административными и редистрибутивными субцентрами на местах оказалось для него, по существу, неразрешимой проблемой — во всяком случае, при сохранении сильной центральной власти.

Все дело в том, что у чжоусцев не было адекватного для большого государства с разветвленной администрацией механизма редистрибуции. Для создания такового нужен длительный опыт — речь не случайно зашла о храмовых центрах древнего Ближнего Востока, где подобного рода опыт накапливался веками, причем на местах, снизу. Чжоусцы, перескочившие через ступень в эволюции своей государственности, его не имели. Будучи вынужденными разрушить соответствующие структуры Шан, они не могли компенсировать недостаток опыта за счет шанцев, тем более за счет иных племенных протогосударств, ничем в указанном плане их не превосходивших. Не имели возможности они и искусственно замедлить весь процесс, надеясь на время (имеется в виду повторение шанского пути эволюции), ибо, в отличие от гомогенного Шан, государство Чжоу было этнически гетерогенным: чжоусцы должны были управлять чужими для них народами.

Словом, у чжоусцев не было апробированного механизма редистрибуции, без которого невозможна эффективная централизованная администрация. Новый же они не смогли создать по той простой причине, что не сумели поставить дело так, чтобы вознаграждение за службу не противоречило самой идее укрепления власти центра. Именно это и было неразрешимой для чжоусцев проблемой, почему они и вынуждены были избрать единственный приемлемый для них путь административной эволюции — создание системы уделов, своего рода кормлений для администраторов высших рангов.

Уделы подобного рода были знакомы и шанцам. Но в гомогенном коллективе общества Шан региональные подразделения, при всей полу автономности их существования, очень сильно зависели от центра и потому объективно не подрывали его могущества. Кроме того, масштабы шанских уделов были много более скромными, что опять-таки содействовало интеграции этнополитической общности и протогосударства Шан, где обе собственно шанские зоны территориально вписывались, как упоминалось, в эллипс с максимальным диаметром около 165 км. Совсем иными оказались чжоуские уделы, как принципиально другой, деструктивной по политическим последствиям, оказалась и удельная система Чжоу в целом.

Создание чжоуских уделов — а первые из них были розданы ближайшим родственникам и сподвижникам У-вана сразу же после победы над шанцами, о чем уже упоминалось, — сначала отнюдь не рассматривалось в качестве альтернативы централизованной администрации. Просто был избран наиболее легкий и доступный в большом и аморфном государстве способ не только вознаграждения знати и сановников, но и организации администрации, институционализации власти немногочисленного этноса победителей. Связь между степенью родства, занимаемой должностью и пожалованным уделом была в те времена естественной и как бы само собой разумеющейся. Любой сколько-нибудь заметный деятель принимал участие в управлении, был близок к чжоускому вану, имел должность, удел и титул. И наоборот: любая персона, владевшая уделом, была на виду, принимала участие в управлении, имела должность и титул и чаще всего была в родстве с правящим домом. Таким образом, система уделов была вынужденной формой организации власти и способом вознаграждения высокопоставленных администраторов за их службу. Если угодно, это была форма централизованной редистрибуции в условиях, когда иного механизма вознаграждения просто не существовало.

И все было бы ничего, если бы не то обстоятельство, что система уделов в большом, но институционально недостаточно развитом государстве таит в себе почти столь же автоматическую гибель для централизованной администрации, что и раковая клетка для здорового организма. Ведь раз возникнув, такая система далее развивается по имманентным ей внутренним законам эволюции. Они хорошо известны и сводятся в конечном счете к феномену феодализма, феодальной раздробленности.

В современной историографии, особенно марксистской с ее теорией формаций (именно она, в частности, долгие десятилетия задавала тон у нас в стране, а в Китае господствует и поныне), феномен феодализма извращен и запутан: феодальными структурами считаются практически все докапиталистические, кроме древних (заметьте: не ранних, как Русь, но именно древних, вроде чжоуского Китая). И как раз те, что являются феодальными, подчас по истматовской схеме оказываются нефеодальными (уродились не вовремя, не соответствуют схеме формаций!). Поэтому необходимо специально оговориться: употребляемый мною термин «феодализм» и все то, что с феноменом феодализма связано, не имеет отношения к теории формаций. Речь будет вестись о феодализме в привычном и задолго до марксизма известном науке смысле этого понятия и термина.

Феодализм — феномен, вызванный к жизни системой уделов, результат процесса децентрализации государства в определенных условиях, прежде всего в таких, когда институты центральной власти оказываются недостаточно сильными и сформировавшимися, когда механизм централизованной редистрибуции оказывается слишком слабым и примитивным, не соответствующим мощной центральной администрации.

Чжоуские правители, начиная с Чжоу-гуна, очень хотели создать крепкую и эффективную власть центра. И в какой-то мере, во всяком случае на первых порах, им как будто удавалось достичь желаемого. Г.Крил в специальной монографии убедительно это показал, проанализировав основные параметры администрации раннего Чжоу. Однако он явно преувеличил ее силу и достоинства. Во всяком случае все, имеющее отношение к механизму редистрибуции (в его монографии — раздел «Финансы» [194, с. 133—160]), свидетельствует лишь о том, сколь несовершенным и неэффективным он был. Раздел же о чжоуском феодализме справедливо оказался в монографии одним из самых больших и содержательных. В целом же совершенно очевидно — центральная администрация Чжоу была обречена с первых же ее шагов, ибо они были вынужденно направлены на создание системы уделов, что неизбежно вело к феодальной раздробленности, которая стала очевидным фактом в истории Чжоу уже через век-полтора после победы над Шан. И лишь ярким пятном на безрадостном фоне внутренних политических распрей осталось в памяти потомков краткое время раннего Чжоу, когда правители были мудры, власть крепка, а государство управлялось из центра.

Ностальгической реминисценцией, связанной с воспеванием раннечжоуского Китая, была и генеральная тональность в историографическом описании прошлого, ярче всего проявившая себя в сочинениях типа «Чжоули». Напомню, что в этом сочинении спустя много веков были детально описаны шесть гигантских министерств с множеством ведомств и подведомств в каждом из них, со старательно составленным штатным расписанием, где зафиксировано огромное число чиновников разных рангов с обозначением их функций и указанием их места на ступенях иерархической лестницы чинов и должностей. Если внимательно проштудировать всю схему, то выяснится, что она практически охватывает все сферы жизни и деятельности огромной страны, вплоть до таких, как сватовство и организация браков. Ничто не осталось вне сферы внимания безымянных авторов книги.

Следует отдать им должное. Они немало потрудились для того, чтобы по крохам собрать в древних источниках упоминания о различных должностных лицах и их функциях в тех или иных царствах чжоускош Китая в разное время. Все данные были затем тщательно обработаны и сведены в стройную систему администрации. Вот эта-то будто бы некогда существовавшая в Чжоу совершенная система централизованного управления всей страной и была преподнесена как бы в назидание нерадивым потомкам и в память о великих мудрых древних правителях. Схема сама по себе — яркий факт в истории китайского историописания. Но к реальной администрации в раннем Чжоу она отношения не имеет и в лучшем случае в чем-то с ней случайно совпадает в отдельных пунктах. Тем более она не имеет отношения к реальности более позднего времени, когда централизованного государства Чжоу вообще более не существовало. А что же было в реальности?