Русский мир вместо «Мира дьюти-фри»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Русский мир вместо «Мира дьюти-фри»

Все это — не просто общественное теоретизирование и не одни лишь экономические выкладки. Опираясь на наш православный социализм, мы хотим выстроить мир своей мечты. Мир, где русскому человеку будет легко и радостно. Где нас отпустит тягостная депрессия.

Задумывались ли вы над тем, почему нам так тошно жить в нынешней реальности? Почему нам так не нравится то, что получилось после гибели Советского Союза в 1991 году? Да потому, что мы очутились в мертвящем русскую душу, фальшивом «мире дьюти-фри».

Смотрите: современные столицы похожи одна на другую. Давно пропала какая-либо разница, в какой из них мы находимся в настоящий момент. Везде — однообразные кафе, торговые центры, ящики световых реклам — лайтбоксы с одними и теми же кричащими логотипами. Всюду — одни и те же торговые марки-бренды автомобилей и одежды, одинаковые люди. Либо это лощеные, «упакованные» и социально успешные обитатели этого «дивного нового мира», либо те несчастные, кто оказался на его обочине. Американский философ и футуролог Томас Фридман называет это емким словосочетанием «плоская земля», понимая под ним унификацию образа жизни буквально повсеместно. Жизнь человека и его повседневные практики сегодня зависят не от национальных особенностей страны или региона и свойственных им традиций и обычаев, а исключительно от уровня его достатка, социального статуса и принадлежности к тому или иному классу или сословию.

Между тем описанная Фридманом радужная картинка касается не только жизни ее хозяев, но еще и тех, кто обслуживает их благополучное существование. Для них, действительно, мир — плоский, и все страны на одно лицо, как зоны дьюти-фри в международном аэропорту.

Но и обочины нынешнего мира, при всех их декоративно-этнографических различиях, унифицированы никак не меньше. В конце концов, совершенно неважно — в «хрущевке» ли ютится деклассированный рабочий или в картонной коробке. Бесперспективность его положения от того не меняется. Как и его конфликтное соседство с мигрантами из других частей света — носителями малопонятных ему ценностей, и одновременно — идеальным человеческим материалом для формирования нового рабовладения. Рабочий-аутсайдер фактически бесправен. Его удел — вкалывать на «успешных», при этом явно глупея от поколения к поколению. Подняться в этой жизни он не может, да и его детей в 90 % случаев ждет все то же социальное гетто, та же участь. Работа на эффективного собственника за гроши. Почему за гроши? Потому что мир стал плоским, и рабочему из Енакиево нужно конкурировать теперь на рынке труда не с работягой из, например, Макеевки, а с азиатом из какой-нибудь Индонезии. Или с китайцем. Или с мексиканцем. Они-то согласны пахать за мизерные зарплаты. Не хочешь лишиться работы — конкурируй с дешевыми мигрантами, даже не заикаясь о высоких получках, соцпакете, выходных. Мирись с тем, что рядом с тобой живут теперь какие-нибудь смуглоликие мусульмане-пришельцы.

Разумеется, это сосуществование не может оставаться бесконфликтным. Слишком уж далеко отстоят друг от друга традиционалистские миры автохтонов и мигрантов. Слишком тесна среда, в которой эти миры борются за выживание. И сойтись эти миры могут лишь в процессе отказа от самих себя. То есть объединить этих людей в рамках современного цивилизационного проекта Великой Глобалии можно лишь посредством навязывания унифицированных культурных симулякров, в равной степени разрушающих идентичность обеих групп. И коренные, и мигранты должны пройти переработку и превратиться в некую серую однородную, унифицированную массу. Должен возникнуть еще один стандарт: карабканье любой ценой по социальной лестнице в борьбе за не менее унифицированные блага. Все должны хотеть одного и того же. Серый, убогий, лицемерный мир…

Отстаивая свое право на безраздельную власть, господа нынешнего постмодернового мира придумывают множество уловок. Прежде всего, они ведут политику дискредитации всех форм сопротивления, причем в формате переосмысления идей социального равенства минувшего столетия. Вы хотели равенства, братства и свободы? Вы так жаждали социализма в ХХ веке? И вот естественная конкурентная борьба уличных банд за контроль над кварталом преподносится как противостояние всевозможных сил зла. «Эти фашисты хотят убивать мигрантов — самых слабых и незащищенных, и все их беды от того, что они — русские (немецкие, британские и т. д.) алкаши и наркоманы», — возмущаются на газетных страницах либеральные защитники современного миропорядка. Но и мигрантам, и их родинам достается не меньше. «Они заставляют женщин носить хиджаб и третируют секс-меньшинства!» — вторят их коллеги. Вот только итогом этого спора носителей симулякров социализма ХХ века становится согласие касательно справедливости существующего неравенства. На что еще могут рассчитывать все эти дикари, неспособные к адекватному поведению в развлекательном центре Великой Глобалии? А ее порядок, весь ее «мир дьюти-фри», оказывается — венец творения. Лучшего и придумать, мол, нельзя. Так и нужно жить: среди бирж, политкорректности, «свободных выборов», мигрантов и «Кока Кола» с гамбургером — новая амброзия.

Противопоставляя себя грубиянам, «цивилизованный» носитель постмодерновых конструктов, разумеется, придумал свой птичий язык, объясняющий справедливость данного мироустройства: многокультурье-мультикультурализм, гендер, терпимость-толерантность и т. п. Эти термины удивительным образом преломляют нехитрый принцип «За все хорошее и против всего плохого», превращая его в мощнейшее оружие, способное разрушить любую традиционную культуру. А еще — выстроить на ее месте сияющий огнями развлекательный центр: с кофе-шопом, супермаркетом, катком и маленьким музеем, где обыватель получает возможность совершенно бесплатно поглазеть на декоративные элементы живописных руин.

Возразить тут как бы и нечего. Мультикультурализм-многокультурье действительно был хорош, когда существовал в виде интернациональной рок-группы или футбольной команды. Вот только хорош он был лишь до тех пор, пока в каждом кабаке не заиграло свое «Manu Chao», а на провинциальных стадионах не стал гонять свой вариант «Реала». Толерантность-терпимость имела смысл лишь до тех пор, пока борьба за нее не обрела характер религиозного фанатизма, а гендер не объявил крестовый поход против человеческой природы. Против нормальных отношений мужчины и женщины. Против человеческой семьи. Как говорил американский комик Джордж Карлин, «фашизм, когда он придет в Америку, не будет одет в коричневые и черные рубахи. Его символом станут кроссовки Nike и смайлик на майке». От себя добавим — суть проблемы лежит в конфликте цивилизации и культуры: материального и духовного, универсального и уникального, транснационального и национального.

Между тем огромная ошибка, совершаемая философами и культурологами, критически оценивающими современные цивилизационные тренды, — это увлечение этнографической декоративностью, в которой они пытаются отыскать ложную парадигму народности. Давая жесткие оценки унифицированному глобальному суррогату, они отчаянно держатся за архаику. За вышиванки, хиджабы и кокошники, объявляя внешнюю атрибутику чем-то вроде новой парадигмы культурного сопротивления и призывая к «консервативной революции». Однако, как это ни парадоксально, внешние элементы отлично сочетаются с мейнстримными тенденциями, а косоворотки и хиджабы замечательно вписываются в интерьер глобальной зоны дьюти-фри. И даже опасности для нее не представляют. Наоборот, весь этот местно-национальный колорит служит маркером для сотен и тысяч камер слежения и агентов служб безопасности. В конце концов, постмодернистский мир дьюти-фри готов принять любого насильника и убийцу. Лишь бы он убивал и насиловал где-нибудь за его пределами, расчищая пространство для нового аэропорта или развлекательного центра, как это делают боевики ИГИЛ на Ближнем Востоке или неонацисты на Украине при полной поддержке тех, кто еще вчера кричал об угрозе неофашизма в Европе и исламского экстремизма на Востоке.

А значит, менять фальшивый и невыносимый для нас постмодернистский мир должно не архаичное сектантство, а проект, обращенный в будущее и направленный не на маниакальную пропаганду идеи социального равенства. Не прикрывающиеся идеалами народничества представители «креативного класса», а обращенный в будущее идеологический проект, направленный на защиту интересов простого человека, которому мир торгового центра и мир декоративного консерватизма в равной степени чужд. Ну, не желаем мы возвращаться в курные избы, к лошаденке с сохой (к волам с плугом), под окрики помещика! Но точно так же отвратителен нам мир статусных гомиков, стандартизованных «конкурсов красоты» и супермаркетов. Нам нужен мир из романов великого Ивана Ефремова. Мир прекрасных сверхлюдей, пилотов звездных кораблей. Мир Земли, превращенной в сад на поверхности, чтобы под ней были заводы-роботы. Роботы, а не пришлые мигранты. В этом мире творец, ученый, труженик должны стоять неизмеримо выше гламурных педиков, спекулянтов, «мастеров» по части переливания из пустого в порожнее. Не бараки нам нужны, а города будущего, где над шпилями белоснежных башен купаются в солнечных лучах крылья авиеток, заменивших людям автомобили. Города счастливых, улыбающихся Людей. Вот такую альтернативу Глобалии и создаст наш православный социализм.

Мы отнюдь не консерваторы, и консерватизм в нашем понимании — это стагнация, застой. Традиционные ценности для нас не фетиш, а естественные для человеческого общежития принципы и идеалы. Отказ от них ведет к ложным трактовкам прогресса, укрепляющим институты социального неравенства, сеет ненависть и сводит жизнь людей к борьбе за ресурсы. Мы уверены, что будущее, в котором люди достигнут настоящего равенства, благоденствия и радости, возможно только при условии возвращения к классическим идеалами и ценностям. Но — с современными наукой и техникой, с передовым общественным строем подлинного народовластия. Реально равных возможностей. В этом мире Сергий Радонежский, крестясь, закрывает забрало космического шлема. Прежние века, подарившие нам классические ценности, не дали нам образца нового общества во всеоружии высоких знаний и технологий.

Это общество должны изобрести и построить мы. А имя ему — православный социализм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.