Ненавязчивое совершенство быта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ненавязчивое совершенство быта

Исследователь творческого пути Вагнера Ганс Галь приписывает ему «почти патологическую расточительность». Минну просто бесила неспособность Вагнера зарабатывать деньги. Даже те немногочисленные друзья, которых ухитрился сохранить совершенно несносный в общении композитор, шарахались от его бесконечных просьб о финансовой помощи. Михаил Сапонов, описывая первый приезд Вагнера в Россию, указывает: «Минна полагала (и не без некоторого основания), что Рихард не в состоянии кормить двоих – и себя и ее». А потом добавляет, что в Германии композитор говорил друзьям, что «просто обезумел от счастья», так как никогда не держал в руках сразу такого большого количества денег. И вот этот человек, презирающий материальное, «истратил это богатство мгновенно».

Композитор всю жизнь стоял на своем: он решительно не собирался работать, зато всегда стремился жить с шиком. И это противоречие не раз заводило его в тупик. Лист, мужественно снабжавший друга деньгами и выколачивавший их для него из любого возможного источника, однажды подыскал для Вагнера многообещающую возможность поработать в США. На что Вагнер дал вызывающе наглый ответ: «Боже милостивый, да те суммы, которые я мог бы «заработать» в Америке, люди должны дарить мне, не требуя взамен решительно ничего, кроме того что я и так делаю, потому что это и есть самое лучшее, на что я способен. Помимо того, я создан не для того, чтобы «зарабатывать» 60 ООО франков, а скорее для того, чтобы проматывать их. «Заработать» я вообще не могу: «зарабатывать» не мое дело, а дело моих почитателей давать мне столько, сколько нужно, чтобы в хорошем настроении я создавал нечто дельное». И он всегда оставался верен своей установке, то и дело пускаясь в бега от долговой тюрьмы. На самом же деле такое поведение являлось не чем иным, как защитной реакцией творческой личности, жестким ответом на опасения попасть в зависимость от общества; обязанность работать была для него яркой и навязчивой ассоциацией несвободы. При этом Рихард Вагнер демонстрировал порой совершенно невероятную работоспособность и творческую плодовитость…

Нищета, доставшаяся Вагнеру в наследство, создала в нем глубокий комплекс озабоченности роскошью. Под его воздействием личность композитора буквально расслаивается. С одной стороны, он явно не являлся стяжателем и деньги для него оставались лишь универсальным средством такой жизни, какую он хотел вести, с другой – побеги от кредиторов, поиски возможности заполучить громадные дармовые суммы или воспользоваться финансами друзей на фоне откровенного нежелания зарабатывать порой делали его невыносимым для общества. Кажется, сознательно влюбив в себя гомосексуального баварского монарха Людвига и став его духовным поводырем и незаменимым советником, Вагнер стал тратить его деньги столь бесцеремонно, что быстро превратился во врага для большинства баварцев. Вскоре композитор выторговал у Людвига отнюдь не дешевый дом (до этого Вагнер обитал в роскошном дворце, снятом для него монархом), вынудив короля-поклонника купить еще и сногсшибательную по цене мебель. Тщеславие Вагнера-человека вполне насытилось: он теперь представлял собой состоятельного буржуа – образ, к которому он тайно стремился, чувствуя себя уязвленным в обществе, поскольку не способен был казаться преуспевающим во всем. Это странное стремление к обеспеченности, по всей видимости, было прямым следствием раздвоения его личности. С одной стороны, он желал предстать пред миром великим творцом, надменно взирающим на общественные нормы, правила и ценности. С другой – его душа искала такого недосягаемого положения, какое могло обеспечить лишь богатство.

Кроме того, в течение его непростой жизни всегда в этом отношении с навязчивой старательностью подливала масла в огонь его первая жена Минна, которая, по-видимому, рассматривала деятельность и славу композитора исключительно сквозь призму достатка и благополучия. Ей непременно нужен был комфорт, тогда как жаждущий душевного тепла в семье Вагнер вполне мог довольствоваться временными жилищами. Так или иначе, но его болезненная сосредоточенность на творчестве вытесняла все остальные требования души. А вот восприятие Козимой образа мужа в быту кардинально отличалось от восприятия Минны и других женщин. Она рассматривала его прежде всего как творца, исполняющего миссию по созданию музыки нового типа и внедряющего в мир ранее неведомую концепцию мироздания, и не уставала напоминать ему о своей поддержке. Она выказывала каждым сказанным словом и всеми поступками свою готовность идти за ним до конца, не заботясь о бытовой стороне вопроса, почти игнорируя эту сферу. Козима и во время короткой супружеской жизни с Бюловым спокойно переносила неудобства и бедность, для нее быт всегда имел второстепенное значение. Более того, Козима была настолько непосредственна и надежна в быту, что Вагнер без смущения мог возложить на нее весьма непростые задачи. Например, однажды композитор попросил ее забрать выделенные королем деньги для погашения долгов. Женщине пришлось нанимать две кареты, чтобы доставить несколько тяжелых мешков с серебряными гульденами. Не говоря уже о том, что на плечах Козимы лежала работа с корреспонденцией своего гениального и экзальтированного избранника.

Жизнь не по средствам стала одним из ярких штрихов к земному портрету Рихарда Вагнера. Он обожал роскошь, но она никогда не становилась для него целью. Он витал в облаках своих феерических иллюзий, и финансовое благополучие являлось тут простым эквивалентом свободы и выражением презрения к мирскому бытию. «…Мне нужна красота, блеск, свет! Я не могу прожить на жалкой должности органиста, как ваш любимый Бах!» Поистине, любовь к достатку была порождена лютой ненавистью к материалистическому миру, где эквивалентом успешности были деньги. И тут роль подруги-жены является показательной. Если Минна подталкивала его к успеху, твердя о необходимости достижения богатства, что, конечно же, вызывало в нем боль и страх перед нищетой, то Козима с ее несоизмеримо более высоким и многогранным духовным миром просто не обращала внимания на быт. Уют и роскошь принимались ею, но всегда оставались второстепенными; она с такой же решимостью боролась бы за будущее семьи в трущобах, ибо видела перед собой совершенно иную цель, ее женская миссия заключалась в ином.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.