Дракон умер! Да здравствует дракон?

Дракон умер! Да здравствует дракон?

В России после пробуждения

опять тоска печалит лица:

все снова ищут убеждения,

чтобы опять закабалиться.

Игорь Губерман

Рассмотрев развитие и трансформацию Российской Пирамиды власти в наиболее критические моменты русской истории, мы подошли теперь к описанию современного положения российского общества и его реформ. Как мы видели, в самом конце Перестройки Михаил Сергеевич Горбачев, видя невозможность сосредоточить в своих руках всю власть без применения экстремальных силовых методов, которые перечеркнули бы все его демократические начинания, начал переговорный процесс с республиками, с демократической оппозицией и с другими силами в обществе. Первым результатом должен был стать новый Союзный Договор, закладывающий новую для России законодательную основу взаимодействия различных сил и распределения власти в обществе. Видимо, на этом пути должны были последовать другие договора и другие законы, которые, в конце концов, привели бы к отмиранию многовековой бюрократической Пирамиды. Однако, как известно, этот процесс был сорван. Под угрозой прекращения своего существования как высшей власти в государстве, высшие слои бюрократии организовали «путч». Вновь, как и во всех предыдущих случаях В российской истории, вместо договорного способа разрешения конфликта, был избран силовой путь. На этом закончился период Перестройки. Горбачев быстро утратил всякое влияние на события и через три месяца был формально отстранён от власти. Какую же роль в развитии российского общества сыграли три дня путча в августе 1991 года, как изменилось соотношение сил и методы распределения власти?

Сейчас принято считать, что Борис Николаевич Ельцин является первым Президентом, получившим власть демократическим путём в результате всенародных свободных выборов. Однако, это не совсем так. Действительно, выборы президента РСФСР, состоявшиеся 12 июня 1991 года, были первыми свободными и демократическими выборами главы государства за всю историю России. Борис Николаевич с большим отрывом победил среди шести кандидатов и стал первым Президентом Российской Федерации. Однако получил ли он власть в результате этих выборов? Ответ на вопрос должен быть отрицательным. Став Президентом, Ельцин практически не увеличил свою власть. Как и в течение всего предыдущего года (с момента избрания Председателем Верховного Совета РСФСР), он оставался главой одной из республик в составе СССР, хотя и объявившей о своём суверенитете и о верховенстве российских законов на своей территории, но только начинавшей строить независимые органы законодательной и исполнительной власти. Союзные административные структуры, обладавшие контролем за деятельностью общества, нисколько не были подотчётны ему. Выборы ничего не изменили ни в распределении сил, ни в распределении власти. Война законов между Россией и Центром продолжалась с прежней силой. Своё положение демократически выбранного Президента Ельцин мог использовать только для увеличения давления на Горбачева и для дальнейшего расшатывания административной структуры центра. Видимо, это стало одним из толчков, заставивших Президента СССР начать поиск соглашения с республиками. Однако, сам Ельцин не получил никакой дополнительной власти в результате июньских выборов. Его «инаугурация» состоялась лишь в августе, в три дня «путча». Этот момент перехода власти заслуживает особого внимания.

Путч стал последней попыткой коммунистического аппарата сохранить свою власть путём смещения либерального лидера и применения чрезвычайных силовых мер для подавления независимого движения в обществе. Во многом, сценарий был аналогичен «перевороту» 1964 года, когда группа членов Политбюро сместила Никиту Хрущева с поста Первого Секретаря КПСС. В состав ГКЧП вошли все высшие руководители Советского Союза. В её руках был контроль над всеми ветвями власти: исполнительным аппаратом (вице-президент Геннадий Янаев, премьер-министр Валентин Павлов), парламентом (спикер Анатолий Лукьянов), КГБ (председатель Владимир Крючков), армией (Министр обороны Дмитрий Язов), промышленным и аграрным лобби (Александр Тизяков и Василий Стародубцев) и, естественно, аппарат КПСС вполне сочувствовал заговорщикам. По всем правилам аппаратных игр советского времени переворот был обречён на успех. И, действительно, утром 19 августа, когда танки перегородили центр Москвы, все программы ЦТ показывали «Лебединое озеро», из всех газет вышли только «Правда» и «Советская Россия», которые печатали заявления и указы ГКЧП, мало кто сомневался, что с реформами покончено всерьёз и надолго. Видимо, и сами заговорщики были уверены в своём полном контроле над событиями и в том, что власть по-прежнему монопольно принадлежит бюрократическому аппарату. Только этим можно объяснить их полную неготовность встретить открытое неприятие своих действий со стороны общества. Однако, времена существенно изменились по сравнению с 1964 годом. За время Перестройки монополия власти аппарата была существенно подорвана. В обществе образовались независимые от аппарата группы, имеющие свои экономические, социальные, политические интересы. Более того, образовались, хотя ещё слабые, но независимые структуры власти в союзных республиках и, в первую очередь, в России. Оказалось, что очень многие люди уже отвыкли подчиняться приказам партии и имеют собственное мнение, которое готовы отстаивать. Оказалось, что для возврата к старому порядку уже не достаточно только продемонстрировать силу, но требуется реально применить eе. К этому организаторы путча оказались не готовы. За трое суток их неспособность к действию стала очевидной для всех, и власть ушла от них. Начав путч обладателями верховной власти, ГКЧПисты вышли из него узниками Матросской Тишины. Наоборот, Российский Президент вышел из противостояния, имея гораздо больше власти, чем раньше. Если 19 августа члены ГКЧП могли приказать войскам войти в Москву, закрыть газеты и телевидение, издать приказ об аресте Ельцина и других лидеров демократического движения, то 22 августа уже Ельцин выводил те же войска из Москвы, отправлял Руцкого в Форос для переговоров с Горбачевым и для ареста путчистов. Очевидно, что за три дня до того, тот же начальник аэропорта Внуково ни за что не дал бы самолёт в распоряжение Российской делегации, а теперь он задерживал вылет в Форос беглецов из ГКЧП. После возвращения Горбачева в Москву стало очевидно, что он не имеет больше определяющего влияния, а полностью зависит от решений Ельцина и российского руководства.

Что же произошло за эти три дня, кардинально изменившие распределение власти в обществе? За это время не было принято никаких новых законов (Российский парламент собрался, когда провал путча был уже предрешен), не произошло никаких выборов, не было военных действий (трое погибших были, скорее, случайными жертвами), не были произведены никакие персональные перестановки ни в Союзном, ни в Российском правительствах, ни в КГБ, ни в армии. Состоялась демонстрация силы союзного аппарата и демонстрация нежелания общества подчиниться этой силе. Трёхдневное противостояние показало, что лидеры КПСС больше не способны осуществлять власть на прежних основах. В этой обстановке единственной возможностью для всего государственного аппарата управления сохранить своё существование и свою власть, было подчиниться обстоятельствам, признать власть Российского руководства и предоставить свои возможности проведения власти в его распоряжение. Такое движение структур власти от Союзного центра к российскому становилось всё более заметным, начиная с 21-22 августа, по мере того как поражение лидеров заговора становилось всё более очевидным для всех. Руководители всех звеньев аппарата спешили заявить о своей поддержке российского Президента и Парламента, осудить путчистов и призвать к сопротивлению. Число «защитников Белого Дома» непрерывно возрастало в течение нескольких недель после путча. Как говорил сам Борис Николаевич, стало создаваться впечатление, что вся Москва в те критические дни собралась вокруг здания парламента. Верхушка союзного руководства была изолирована. Съезд Народных депутатов и Верховный Совет СССР самораспустились. Михаил Сергеевич Горбачев ещё четыре месяца пытался вернуть республики на прерванный путь договора и тем самым создать новую основу существования федеральной власти. Но без поддержки государственного аппарата он уже не обладал силой, и республики, естественно, не спешили договариваться с бессильным центром. После подписания Беловежских соглашений первый и последний Президент СССР вынужден был уйти в отставку. На этом завершилась коммунистическая фаза существования Русской Пирамиды.

Реальную власть в стране получил демократически избранный Президент, популярный в обществе, известный своей непримиримой борьбой против коммунистических структур на протяжении пяти лет и окруженный уважаемыми политиками демократической ориентации. Казалось, что старая система полностью разрушена, и перед Россией, наконец, открыт демократический путь развития. Однако, рассматривая события с точки зрения методов достижения власти, мы видим, что путч, хотя и неудачный для его организаторов, отстранивший КПСС от власти, вместо того, чтобы укрепить её власть, разрушил начинавшийся договорный процесс, который единство мог привести к возникновению в России правового общества Западного типа. Спор о власти вновь, как и во всех предыдущих аналогичных случаях в истории России, был разрешен силовым методом. Верхушка старой пирамиды власти была смещена, но сама Пирамида сохранилась. Увидев несостоятельность старого руководства и дальнейшую невозможность управлять, опираясь на изжившую себя коммунистическую идеологию. Пирамида вновь переместилась под новую верхушку, признала власть над собой новых лидеров, но сохранила традиционные методы проведения этой власти. Мы уже видели аналогичную быструю смену верхушки пирамиды в Русской истории — приход к власти Петра I и большевистский переворот. Объединение старой структуры власти с новым российским руководством было выгодно обеим сторонам. Бюрократическая пирамида сохраняла необходимость своего существования. Несмотря на неизбежные персональные перестановки в системе и отстранение от власти некоторых высокопоставленных чиновников, большинство людей в пирамиде сохранили свои места и свою власть. В то же время, российское руководство моментально получало в своё распоряжение готовую структуру управления, реальную власть над обществом, реальную силу, на которую можно было опереться в переговорах с республиками и с зарубежными странами. Однако, такое объединение имело и обратную сторону. Если раньше, в 88-91 годах, при своём восхождении к власти, Борис Ельцин опирался на народное демократическое движение, зависел от него и, соответственно, действовал в его интересах, то теперь между ним и обществом встала Пирамида. Положение лидера Пирамиды давало гораздо больше власти и силы, но, зато, и ограничивало свободу маневра, требуя от лидера действовать в интересах Пирамиды. Более того, многие зарождавшиеся демократические институты Российского общества были включены в объединённую структуру и также утратили свою независимость.

Развитие событий в России после «путча» и, особенно, в последние три года демонстрирует всё больше и больше признаков того, что на руинах Советского Союза, КПСС, КГБ и других институтов советского общества, рухнувших в 1991 году, вырастает новая Пирамида. Если во время Перестройки спорные вопросы всё больше начинали решаться путём переговоров, власть в обществе всё больше децентрализовывалась, то сейчас вновь вступает в права силовой метод решения конфликтов. Длительное противостояние между Президентом и Парламентом разрешилось кровавыми событиями в Москве в октябре 1993 года. Конфликт между Россией и Чечней перешел в открытую войну в 94-м. Властные полномочия всё больше сосредотачиваются в исполнительных структурах, которые очень слабо подконтрольны Парламенту и обществу. Президентский совет — структура со слабо законодательно определёнными функциями и полномочиями — по характеру и важности принимаемых решений всё больше напоминает Коммунистическое Политбюро. Совет Безопасности — другая властная структура, полномочия которой больше зависят от личности её лидера, чем от буквы закона. Сегодня остаётся не очень понятным, кто и как принимал решение о начале чеченской войны, как в 80-м было неизвестно, кто принимал решение о начале афганской. Ельцин, как раньше и Горбачев, отстранил от себя всех людей, с которыми он начинал реформы и всё больше опирается на государственную бюрократию в принятии стратегических решений о путях развития реформ. Отношения внутри Кремля вновь больше напоминают дворцовые интриги, закрытые для прессы и неподконтрольные обществу.

На более низком уровне рост преступности, наёмные убийства, рэкет, ставшие уже привычной чертой повседневной жизни, говорят о том, что частный бизнес тоже предпочитает решать свои споры в силовых разборках, а не в открытом, независимом суде на основе законов. Всё больше возрастает контроль государства за средствами информации. Многие газеты и журналы, проводившие независимую политику во время перестройки, сейчас вынуждены искать экономической поддержки у государства, за что, естественно, приходится расплачиваться независимостью своих публикаций. Особенно наглядно это видно на радио и телевидении. Освещение хода президентских выборов в 1996 году, когда все каналы ТВ заняли однозначную проельцинскую позицию, наглядно показала, что все каналы ЦТ вновь реально контролируются из Кремля.

Конечно, существует много признаков развития в обществе демократических механизмов (особенно если сравнивать с доперестроечными временами). Частный сектор начинает играть всё более заметную роль в экономике; множество политических партий борется за влияние своих идей в обществе, создавая оппозицию действующей власти как справа, так и слева; практически любые идеи могут найти своё выражение в печати; произошло разделение властей. В конце концов, сам факт проведения свободных и демократических выборов в Парламент и президентских выборов, и, особенно, аппаратные перестановки, последовавшие как результат народного голосования, свидетельствует о том, что общество может реально влиять на аппарат государства, что несовместимо с Азиатской системой.

Такие противоречивые тенденции, существующие в современном российском обществе, показывают, что в настоящий момент развитие России может пойти в обоих направлениях: к обществу Западного типа или вновь к традиционному для России Азиатскому обществу. Сейчас принято считать, что возврат назад означает приход к власти коммунистической партии и восстановление господства коммунистической идеологии. Но как мы видим из истории, азиатская система может существовать, приспосабливая для своих целей очень разные идеологические установки. Более того, резкая смена идеологии в момент кризиса является даже характерной чертой Азиатской системы. Можно заметить, что в разные времена, когда возникала необходимость найти новое идеологическое обоснование для усиления контроля государственной пирамиды над обществом, система заимствовала для своих нужд идеи, распространённые в это время на Западе. В ХV-ХVI веках — в эпоху Возрождения, когда народы Европы воспринимали культуру и идеи Римской цивилизации, Россия провозгласила себя «Третьим Римом», наследницей Византийской империи. В начале XVIII века, когда образовавшиеся в Европе национальные государства проводили колониальную политику и основной идеей стало распространение европейской цивилизации по миру, Петр I объявил Россию Империей, обосновав, таким образом, необходимость всемерного усиления и пространственного распространения государства. В конце XIX века по Европе пошёл бродить «призрак коммунизма». Идеи Маркса о классовой борьбе и гегемонии пролетариата получали всё большее влияние в Западном обществе. Русская Пирамида при очередном кризисе восприняла наиболее радикальную большевистскую форму этих идей. Вновь всё общество должно было быть объединено для достижения единой цели — теперь построения коммунизма. Сегодня, когда на Западе идеи демократизма и прав человека составляют основу развития, вполне может случиться так, что именно эта идеология будет в несколько модернизированном виде положена в основу нового цикла существования азиатской системы в России.

На первый взгляд кажется, что идеалы демократии совершенно несовместимы с Азиатской общественной системой. Однако, в начале века социализм тоже казался современникам наиболее справедливой и перспективной идеей, что не помешало российской Пирамиде приспособить эту идею для обеспечения своей власти. Попробуем предположить, какой вид может принять общество в том случае, если под демократическими лозунгами государственная пирамида вновь сумеет восстановить свою власть. Как мы видели, основой азиатской системы общественного устройства является монопольная власть государства над обществом — власть, основанная на подавляющей силе бюрократической пирамиды. С 1917 по 1990 годы такой структурой была Коммунистическая Партия, опиравшаяся на силовые органы государства. Но с тем же успехом эту роль может выполнять непартийная государственная бюрократия, с тем условием, что общество не будет иметь контроля за назначением её чиновников. Конечно, всенародные демократические выборы лидера системы несовместимы с этим условием, но опыт последних 70-ти лет показывает, что Пирамида вполне способна проводить регулярные показательные выборы, которые нисколько не влияют на распределение власти в обществе. В принципе, в советское время выборы могли быть сделаны и гораздо более «демократичными», с включением альтернативных кандидатов, без обязательного требования получить 99.99% голосов «за» и без всех других излишеств, делавших выборы очевидным для всех фарсом. При контроле аппарата за выдвижением кандидатов, за предвыборной компанией, прессой и подсчётом голосов результат был бы тем же самым — убедительной победой «блока коммунистов и беспартийных». Хотя внешне такие выборы могли бы казаться вполне демократическими.

При «демократической» идеологии выборы могут быть организованы примерно по тому же сценарию. Когда в Парламент баллотируются 42 различные партии, одна из которых имеет за собой всю поддержку государственного аппарата; когда в выборах Президента участвуют II кандидатов и вся государственная машина, пресса, телевидение поддерживают одного — действующего Президента, нетрудно предугадать, кто победит на таких выборах. При том, что свободные выборы стали уже привычным явлением в посткоммунистической России, важно заметить, что ни разу ещё, ни в последние годы, ни во все предыдущие века российской истории выборы не привели к реальной передаче власти от одного лидера другому. На пути к становлению демократии России ещё только предстоит пережить этот прецедент.

Именно развитая система законов, стоящая за выборными процедурами, и только она, делает выборы механизмом демократии. В ходе длительной эволюции Западного общества выборы стали процедурой непрерывного контроля за распределением общественных сил и основным способом их столкновения и разрешения конфликтов между ними в рамках закона. Выборы, опирающиеся не на систему законов, а на силу государственной пирамиды, неизбежно будут сохранять власть пирамиды, под какими бы демократическими лозунгами они ни проводились.

Другой необходимой чертой азиатской системы управления является возможность применения насилия для проведения власти руководства и страх общества перед возможным насилием. В правовом государстве закон защищает граждан от принудительных действий со стороны кого бы то ни было, в том числе, и государства. Но в квазидемократическом обществе, под прикрытием лозунгов о «правах человека», вполне может быть воссоздана силовая структура государства. Если ради целостности демократической России можно пожертвовать Чеченским народом, ради борьбы с преступными бандами — пожертвовать правом на жизнь нескольких тысяч жителей Грозного, то ради «полной победы демократии» всегда можно будет пренебречь правами людей, несогласных с «демократическим выбором». Чтобы возродить страх в российском обществе (который ещё вовсе не забыт народом) даже необязательно воссоздавать государственные монстры типа КГБ или Третьего Охранного Отделения. С задачей может справиться организованная, находящаяся под влиянием властей преступность (хотя официально, конечно, государство будет вести борьбу с преступностью, но, в отсутствие чёткой правовой системы, мафиозная структура может быть плотно переплетена с государственной, как это, например, происходит в Колумбии или, в некоторой степени, в Италии). Если общество обнаружит (а непрерывный рост нераскрытых заказных убийств явно свидетельствует о том, что это может произойти довольно скоро), что людей, не подчиняющихся указаниям системы находят мёртвыми или совсем не находят, и преступления оказываются нераскрытыми, а преступники ненаказанными, то к гражданам быстро вернётся тот страх, который необходим системе для эффективности её управления.

Как мы видели, идеология азиатского общества должна иметь три основные черты: веру народа в то, что целью лидеров государства является благо каждого члена общества; обязательная любовь каждого гражданина к своему государству; коллективизм. Идеологическое обоснование современных реформ, при незначительной модернизации, может обеспечить каждое из этих требований. Уже сейчас в общество внедряется мысль, что существует только две альтернативы — вперёд или назад, только две идеи — новая и старая, только два пути — демократическое развитие или возврат к коммунистическому прошлому. Общество пытаются убедить (и как показали президентские выборы, достаточно успешно), что только нынешнее руководство знает путь, который ведёт к демократии и способно вести общество по этому пути, что замена лидера неизбежно приведёт к возврату назад и восстановлению «ужасов коммунизма». Однако, стоит вспомнить, что и большевики в 1917-30 годах захватили власть, убеждая общество, что любой другой путь ведёт назад к «ужасам царизма». История России даёт серьёзные основания предполагать, что и через четыре года, ко времени следующих выборов, ситуация в стране будет оставаться нестабильной, что власти вновь будут заявлять о невозможности «менять коней на переправе», что вновь любая альтернатива будет объявлена отступлением от прямого пути к торжеству демократии, что обществу опять будет предложено выбрать «меньшее из двух зол».

Государственный патриотизм в последние годы становится одной из важных составных частей идеологии. Всё чаще восстановление статуса России как мировой супердержавы изображается одной из основных целей развития. Вновь, однако, остаётся за рамками общественного обсуждения цена этого статуса. Война в Чечне показывает, что государство легко готово жертвовать правами и жизнями своих граждан ради единства и процветания России, и общество готово прощать своему руководству такие жертвы. Коллективизм традиционно остаётся важной чертой общественной жизни.

Таким образом, существует вполне реальная возможность существования Азиатской системы с господствующей демократически-патриотической идеологией, где под разговорами и лозунгами демократии и прав человека вновь будет осуществляться силовой командный способ осуществления власти государства над обществом.

Скорее всего, такой ход событий в России вполне удовлетворит и мировое сообщество. При современном развитии технологий азиатская система управления обществом с ее обязательным тотальным контролем над всеми сферами жизни, видимо, уже не сможет обеспечить уровень производства, позволяющий соперничать с развитыми странами Запада. Россия в этом случае неизбежно станет (или, вернее будет сказать, останется) преимущественно экспортёром своих природных ресурсов и огромным рынком для западных корпораций. Бюрократическая пирамида, имея полный контроль над обществом, будет контролировать и продажу за рубеж природных богатств, импорт и распределение импортных товаров. Деньги, полученные в результате этих операций, будут распределяться сверху вниз, создавая огромный разрыв в уровне жизни между людьми на разных уровнях общества. Причем, при новой идеологии, этот разрыв даже не будет слишком скрываться. Такой новый порядок в России, когда она больше не будет представлять военной угрозы для Запада, не будет способна конкурировать в экономике, но будет открыта для сбыта товаров, пожалуй, является вариантом развития России, идеальным для Западных стран. Наибольшие опасения на Западе сейчас связаны с возможностью беспорядков и нестабильности в стране, обладающей огромным арсеналом ядерного оружия. Поэтому, если центральное руководство обеспечит надёжный контроль над всей страной, то правительства Западных стран, скорее всего, не будут обращать слишком большое внимание на методы, которыми достигается этот контроль, особенно, если российское руководство будет продолжать громко заявлять о своей приверженности демократии и соблюдению прав человека. В конце концов, Кувейт и Саудовская Аравия — страны с абсолютной монархией и отсутствием какой-либо демократии — являются признанными партнерами Соединенных Штатов, и США силой своей армии восстанавливали статус-кво во время Войны в Персидском заливе, не ставя перед Кувейтом никаких условий по демократизации общества и соблюдению прав человека.

В свете приведенного выше рассуждения, цель современных реформ в России оказывается гораздо глубже и сложнее, чем только избавиться от коммунистической идеологии и перестроить социалистическую, централизованную экономику (примерно такая задача стояла перед Восточноевропейскими странами, и они успешно справляются с ней). Замена коммунистической идеологии на другую государственную идеологию может оказаться ничуть не лучшим выходом для российского общества. Основным вопросом нынешних реформ является разрушение или сохранение той системы общественного устройства, которая существует в России на протяжении 500 лет. Будет ли разорван порочный круг, по которому идет Россия из одной стадии азиатского общества в другую? Чтобы добиться этого, надо отказаться от оценки политических сил, действующих в обществе, по их отношению к конкретной идеологии (коммунизму, в настоящее время), по их лозунгам и заявлениям, а смотреть на методы, которыми это политическое течение рассчитывает проводить свою власть. Действия политиков и события в обществе должны оцениваться по тому, направлены ли они на появление в обществе основ договорного способа распределения власти, на создание всеобъемлющей системы законов, распространение денежных отношений, признание первичности основных прав каждого члена общества; или они ставят силовое принуждение и командные методы в основу проведения решений, восстанавливают государственный аппарат принуждения, государственную идеологию, и тем самым ведут к реконструкции бюрократической Пирамиды.