Заговор против заговорщика

Заговор против заговорщика

Итак, все места в правительстве заняты. Однако не все были довольны таким распределением власти. Говорили о коллективном руководстве страной, но никто не знал, как оно должно осуществляться на практике. Пример решил показать Маленков. На второй день после похорон Сталина он пригласил к себе на внеочередное заседание Президиума ЦК КПСС идеологических секретарей ЦК Суслова и Поспелова, а также главного редактора «Правды» Шепилова и, положив перед собой последний номер газеты, учинил им разнос.

– Почему мое выступление, – спрашивал Георгий Максимилианович, – на траурном митинге было напечатано крупным шрифтом и на всю полосу, а выступление Молотова и Берии обычным шрифтом и заняло только половину полосы?

Приглашенные виновато молчали.

– Надо было печатать всех одинаково, – продолжал Маленков. – Наконец, что это за снимок, где я сижу между Сталиным и Мао Цзэдуном во время подписания договора Советского Союза с Китаем. Такого снимка вообще не существует. Этот фотомонтаж выглядит как провокация.

Последовали и другие замечания. Шепилов признал свои ошибки, и Президиум ЦК вынес ему выговор. Маленков призвал впредь не допускать подобного выпячивания одной личности за счет умаления или приуменьшения роли других. Таким образом, он дал понять, что в новом правительстве все равны и страной управляет не один человек, а коллектив.

Георгий Максимилианович выдавал желаемое за действительное. На практике все было не так. Фактически после смерти Сталина среди соратников произошел раскол. Образовалось три независимых друг от друга центра. Один центр с опорой на министерства и ведомства возглавлял Маленков; второй – Берия, с опорой на силовые структуры МВД и МГБ; и третий – Хрущев с опорой на партию. Между ними и разгорелась ожесточенная борьба за власть. Силы практически были равные. Победить мог только тот, кто хитрее, умеет ловко интриговать и знает сильные и слабые стороны противной стороны. В этом отношении Хрущеву не было равных. Прикинувшись простачком, он пристально следил за своими соперниками, и обратил внимание, что его хотят оттеснить на второй план. Первым таким сигналом стала речь Берии на траурном митинге.

– Кто не слеп, – говорил Лаврентий Павлович, – тот видит, что в эти скорбные дни все народы Советского Союза в братском единении с великим русским народом еще теснее сплотились вокруг советского правительства и ЦК партии.

Даже самый придирчивый слушатель не нашел бы крамолу в этом высказывании. А вот Никита Сергеевич нашел. Он обратил внимание на то, что Берия впереди ЦК поставил советское правительство. Следовательно, сделал вывод Хрущев, партию и меня хотят отстранить от решения хозяйственных и международных проблем и всю власть в стране прибрать к рукам. На эту мысль наводило и сближение Берии и Маленкова. Они все чаще, не приглашая Хрущева, встречались друг с другом и обсуждали какие-то вопросы.

Хрущев понимал, что мягкий и бесхарактерный Маленков, скоро станет игрушкой в руках Берии. Это будет и для него, Хрущева, личной трагедией. У него появился страх за свою судьбу. Он вдруг понял, что ему вместе с Берией не ужиться и не договориться. Если он не одолеет Лаврентия Павловича, то тот просто раздавит его. Вспомнились постоянные насмешки Берии над его безграмотностью, бескультурьем и бесплодными инициативами, которые он называл опанасовским бульканьем. Кипучая ненависть охватила все существо Хрущева. Четко определилась и выкристаллизовалась мысль расправиться со своим врагом.

Однако сделать это было непросто. Берия в связке с Маленковым был просто неодолим. Нужно было вначале разрушить этот союз, а потом бить своих соперников поодиночке. Это был стратегический план, а в тактическом плане Никита Сергеевич разыгрывал из себя простачка, улыбался и ждал удобного случая, чтобы нанести сокрушительный удар. Скоро такой случай представился.

На одном из заседаний Президиума ЦК Берия поднял вопрос о необходимости объединения Германии.

– Нам нужна мирная Германия, – сказал Лаврентий Павлович, – а будет там социализм или нет – нас не касается.

Против такой постановки вопроса возразил Молотов. Его тут же поддержали Хрущев и Булганин.

Оказавшись в меньшинстве, Берия был вынужден отказаться от своего предложения. Однако у него взыграло

самолюбие, и на второй день он позвонил Булганину, предложив ему подать в отставку с поста министра обороны. Обиженный Николай Александрович тут же пожаловался Хрущеву. Последнего не надо было просить о защите. Никита Сергеевич решил воспользоваться сложившейся ситуацией и сразу же отправился к Маленкову. Состоялся откровенный и доверительный разговор.

– Послушай, – сказал Никита Сергеевич, – разве ты не видишь, куда ведет Берия?.. Он ножи точит. У него есть компромат не только на Булганина, но и на тебя, и на меня. Пора дать отпор.

Маленков слушал взволнованного Хрущева и согласно кивал головой. Ему также не понравилось, что Берия не согласовав вопроса об отставке Булганина с ним, хотел сделать это за его спиной.

– Я все вижу, – сказал, наконец, Георгий Максимилианович, – но я не знаю, что тут можно сделать.

Хрущев, почувствовав, что можно разыграть интересную интригу, взялся за дело.

– Я уже говорил кое с кем из членов Президиума, – сказал он, – они нас поддержат, если мы захотим поставить Берию на место. Дай нам возможность высказаться, и ты увидишь, что получится…

Решили попробовать.

Повестку дня очередного заседания Президиума ЦК составили таким образом, чтобы в ней оказалось несколько вопросов, по которым Берия оставался в одиночестве.

Никита Сергеевич торжествовал. Интрига удалась. Он склонил на свою сторону Маленкова. Теперь необходимо срочно подготовить к операции остальных членов Президиума – Кагановича, Сабурова… Все они – Хрущев это знал – побаивались Берию. В успехе Никита Сергеевич не сомневался. Необходимо только принять меры безопасности и провести все скрытно – у Берии повсюду были расставлены только ему преданные люди.