Заговор против царя

Заговор против царя

К середине 1906 года террористы всерьез возвращаются к идее убить Николая II. Что было понятно: террор вырождался в вакханалию бессмысленных убийств, восстаний на селе случалось всё меньше, и они явно не способны были вырасти во что-то более серьезное. Так что возникла идея радикализовать обстановку — вдруг после этого теракта революция пойдет на новый круг…

Однако совершить такое убийство было очень нелегко. Давно прошли те мирные времена, когда Александр II в одиночку прогуливался по Дворцовой площади и к нему мог чуть ли не вплотную приблизиться террорист. В то время у Николая II было две резиденции — Федоровский городок в Царском Селе и дворец в Петергофе (не главный, а дворец в парке Александрия, сгоревший во время войны[80]). Причем в 1906–1907 годах император, в основном, находился в последнем. Охрана обеих ставок была поставлена очень неплохо, и ведал ею не какой — нибуць «паркетный генерал», каких было при дворе полно, а знакомый нам жандарм Спиридович, опытнейший сыскарь, прекрасно знавший методы террористов.

Царское Село и Петергоф в то время были очень небольшими населенными пунктами, буквально набитыми жандармами и фи лерами. Любой незнакомый человек очень быстро «попадал под колпак», и с него не слезали, пока не устанавливали личность и не убеждались в полной лояльности. Так что террористам даже начать наблюдение было проблематично. Поиском вариантов занимался не кто-нибудь, а Азеф.

Между тем варианты были всякие. Так, один сторонник партии, только что закончивший духовную семинарию, предлагал получить место в церкви где-нибудь рядом с Царским Селом и попытаться совершить покушение. Идея Азефу понравилась, но так и осталась идеей. И неудивительно. Затея, честно говоря, была трудно реализуемая. Что-то не верится, что в тамошних приходах так просто получить место. Да и кто бы подпустил незнакомого священника к Николаю II на расстояние выстрела?

Но тут террористам повезло. Летом 1906 года кто-то из боевиков познакомился с В. Наумовым, сыном начальника дворцовой почтовой телеграфной конторы в Новом Петергофе (так называется железнодорожная станция). Он жил в Петергофе давно и никаких подозрений не вызывал. Но что главное — он сочувствовал революционерам.

«Человек без воли, увлекающийся, праздный, Наумов стал игрушкой в руках энергичных членов БО».

А. Спиридович

Наумов жил недалеко от парка «Александрия», в котором ежедневно гулял Николай II, так что наблюдение за распорядком дня царя он мог вести буквально из собственного окна.

Интересно, кстати, что ни террористам, ни жандармам не приходила в голову возможность использования боевиками снайперов. Хотя неплохие винтовки и оптические прицелы тогда уже имелись, а главная проблема киллера — снайпера, «отход», у тогдашних террористов не стояла. На одном из исторических форумов некие циники выложили план убийства Николая II в Петергофе с использованием трех снайперов. Вполне реализуемый план. Но вот тогдашние террористы, к счастью, не додумались до такой очевидной вещи. Может, потому, что никто из них никогда не держал в руках винтовку?

«Наумов согласился совершить теракт, тем более что речь шла не о немедленном цареубийстве, а о принципиальном согласии на него. Решили, что Наумов, у которого был недурной голос, должен поступить в придворную певческую капеллу. Находясь в ней, он сможет часто видеть императора вблизи и осуществить план террористов. Он нашел себе учителя пения, и боевики давали ему 200 рублей в месяц, очень приличную сумму по тем временам, для платы за уроки».

Л. Прайсман

Однако дело это было не быстрое — научиться так петь, чтобы поступить в придворную капеллу (да и вообще сомнительное). Тогда террористы сменили «объект», переключившись на дворцового коменданта генерала Д. Ф. Трепова, которого люто ненавидели за знаменитый приказ «патронов не жалеть», отданный им в 1905 году, еще на посту генерал — губернатора Петербурга. Для теракта решили использовать знакомого Наумова, казака Ра- тимова, служившего не где-нибудь, а в личном императорском конвое.

По заданию террористов Наумов стал заводить с казаком разные антиправительственные разговоры — тот их охотно под держивал. Потом казак взял от Наумова две эсеровские листовки. Обычно считается, что Ратимов втирался в доверие к революционерам. Но ведь он был не оперативником и не секретным агентом.

Вот и генерал Спиридович недоумевал:

«Почему Ратимов не рассказал сразу своим начальникам о первой беседе с Наумовым? Что он делал, когда Наумов ему первый раз дал прокламацию? И где те, которые он получил в дальнейшем? У меня было впечатление, что он сказал не все, что он затрудняется говорить перед своим начальством. Ратимов произвел на меня плохое впечатление».

А вот в самом деле, почему? Видимо, время было такое, когда ругать правительство стало общим местом. Как бы то ни было, казак сообщил о происходящем по команде только тогда, когда ему предложили конкретные действия. Дело дошло до Спиридовича, и он стал использовать Ратимова в оперативной игре.

Однако 2 сентября 1906 г. Трепов умер от инфаркта. На некоторое время всё успокоилось. Наумов уехал в Москву. Примечательно, что Спиридович ничего не сообщил полковнику Герасимову — видимо, хотел сам распутать заговор и получить все лавры.

Вторая серия началась в феврале 1907 года. Революционеры решили снова взяться за Николая II. Спиридович вспоминал:

«Он (Ратимов) был в состоянии крайнего возбуждения и рассказал мне, что, вернувшись из Москвы, Наумов ему написал и попросил приехать увидеться в Петербург. У них была с Наумовым долгая встреча. Наумов ему задавал много вопросов о дворе, о прогулках императора, о путешествии в Петербург и дошел до предложения постараться самому убить императора или ударом сабли, или выстрелом из карабина.

Наумов ему сказал, что он совершит героический акт, что партия социалистов — революционеров сообщит об этом всему народу и что благодаря ему (Ратимову) народ будет освобожден от тирании».

Впрочем, Ратимов все равно отказался быть исполнителем — однако стал поставлять террористам сведения, в частности, нарисовал план парка. Разумеется, он действовал уже по инструкциям Спиридовича.

Тут к делу подключился и полковник Герасимов, который из своих источников узнал что-то о готовящемся покушении. Однако более — менее точные сведения ему смог дать только Азеф, которого полковник буквально выдернул из Италии, где он в то время обретался. Азеф, правда, не назвал фамилий — сказал только, что в деле замешан казак царского конвоя.

«Ей (БО) даже удалось установить связь с кем-то из личной охраны царя. Было ясно, что террористы готовят покушение. По словам Азефа, план этого покушения был разработан еще не во всех деталях, но, насколько можно было судить, предполагалось, что казак должен был помочь подложить адскую машину под царский дворец, под кабинет его величества. Свое сообщение Азеф закончил указанием имен и адресов новых руководителей террористической группы, занявших эти места после ареста Зильберберга.

Но я не мог нащупать след, ведущий внутрь дворца. Я уже было собирался арестовать всех лиц, попавших в сферу моего наблюдения, конечно, с точки зрения розыска было бы целесообразнее выждать, пока наблюдение не даст более веских улик против заговорщиков и не выяснит все их связи. Однако этот нормальный путь был слишком опасен. А вдруг террористам удастся ускользнуть от наблюдения и нанести удар?».

А. Герасимов

И ведь, скорее всего, Азеф сдал террористов отнюдь не из-за того, что осуждал цареубийство. Куда более его интересовало собственное положение в партии. Теракт в Петергофе готовили без его участия, так что если бы вышло, он бы перестал быть среди эсеров «первым и единственным».

…И тут наконец-то два ведомства стали работать вместе. От коменданта дворца В. Дедюлина полковник получил сведения об истории с Наумовым и Ратимовым. Тут уже начал игру Герасимов. Сопровождаемый филерами, Ратимов встретился с террористами и сообщил то, что ему велели. По словам Герасимова, разговор был такой:

«— Можно ли постороннему человеку, конечно, соответственно переодетому, проникнуть в кабинет царя? — спрашивали террористы.

— Да, если он носит форму казака царского конвоя.

— Разве не каждый казак лично знаком всем проживающим во дворце?

Нет, — отвечал Ратимов, — в конвое сто таких казаков. Разве можно знать в лицо их всех?

— Возможно ли подойти непосредственно к царю во время его прогулки в Царскосельском парке?

— Это вполне возможно. Например, если бы женщина — террористка, переодевшись финской молочницей, появилась в парке. Хотя царь постоянно во время прогулок сопровождается несколькими казаками из его конвоя, но они по инструкции следуют в некотором отдалении за ним. Они не обратят внимания на такое повседневное событие, как появление молочницы…

— Возможно ли в помещении, находящемся под комнатами царя, заложить мину и затем эту часть дворца вместе с самим царем пустить в воздух? — спрашивали далее террористы.

— Да, — отвечал Ратимов, — такая возможность тоже имеется. Кабинет царя находится в бельэтаже, под которым расположено много комнат, куда доступ сравнительно легок».

Выяснив всё, что ему было нужно, Герасимов дал команду брать. Что и сделали работники полиции 31 марта, арестовав 28 человек.

Партия социалистов — революционеров оказалась в очень неприятном положении. Дело в том, что 20 февраля 1907 г. начала свою работу II Государственная дума, и эсеры объявили, что на время работы Думы они прекращают террор. А тут оказалось: их заявления насквозь лживы, они мало того что террор не прекратили, так вообще на императора замахнулись. Хотя партийные лидеры были тут не виноваты: боевики признавали достойным методом борьбы исключительно террор и на свое партийное руководство плевать хотели. Депутаты — эсеры, числом 30 человек, всячески от них отмежевывались — но как-то это не звучало…

Однако и власти оказались в не очень хорошем положении.

7 августа 1907 г. началось судебное заседание. Революционеров тогда защищали лучшие адвокаты, более того, как правило, подсудимые считали своим долгом толкнуть на суде пламенную речь. Но тут они вели себя тихо. А защитники очень четко проводили линию: весь этот заговор — полицейская провокация. И тут выяснилось, что у обвинения нет доказательств! К примеру, Наумов, сдавший на следствии всех, на суде от своих показаний отказался. Точнее, кое — какие доказательства имелись, но адвокаты их играючи разбивали, а своих агентов охранка никогда на суд не выставляла. Тогда было принято беспрецедентное решение: допросить Спиридовича и Герасимова. Спиридович показания дал, но они не впечатляли, потому что он ссылался на Герасимова — а последний от участия в суде отказался. Впоследствии полковник объяснял это так:

«Успешность моей работы во многом зависела от того, что меня никто из революционеров не знал в лицо. Именно поэтому я никогда и нигде не появлялся публично. Выступление в зале суда было грубым нарушением этого правила. Я стал бы известен целому ряду адвокатов, родственников обвиняемых, а среди них несомненно было немало людей, близких к революционерам».

В конце концов Герасимова уломали. Но по его требованию суд проходил в помещении Охранного отделения и был не закрытым, а сверхзакрытым — на него не допускались даже родственники подсудимых. Полковник был загримирован.

В итоге трех человек из 18 подсудимых приговорили к смерти, остальные отделались каторгой.