12.6. ЭПОХА СЕФЕВИДОВ В ИРАНЕ
12.6. ЭПОХА СЕФЕВИДОВ В ИРАНЕ
В ХIII – ХV вв. Иранское нагорье, по существу, представляло собой южную окраину Великой степи; большую часть его населения составляли кочевники, и история Ирана была историей кочевого общества. Уцелевшие в оазисах земледельцы были порабощены кочевниками и почитались за скот; племена воевали между собой из-за этого «скота», захватывали его и перегоняли с места на место. Древняя цивилизация Ирана лежала в развалинах, и эта страна навсегда потеряла роль центра мирового Сжатия; этот центр сместился на запад – в Турцию. Иран же стал центром событий подобных тем, которые происходили в Аравии VII в.; центром новой ослепительной вспышки кочевого коллективизма.
В конце ХIII в. бродившие по Ирану дервиши, наследники исмаилитов, нашли прибежище в Южном Азербайджане. Живший в Ардебиле шейх Сефи ад-дин призывал к тому же, что и пророк Мухаммед, – к братству верующих и объединению ради борьбы за святую веру. Это учение было близко родовым обычаям поселившихся в Азербайджане тюрок и было с готовностью воспринято ими. Шейхи Сефевие претендовали на происхождение от шиитских имамов, потомков Али и Фатимы; их последователи носили чалму с двенадцатью красными полосами в честь двенадцати имамов, отдавших жизнь борьбе за веру и справедливость, поэтому их называли «красноголовыми», «кызылбашами». Кызылбаши брили бороду и отпускали длинные азербайджанские усы, а на бритой голове оставляли чуб; они считали себя учениками, «мюридами», святых ардебильских шейхов и давали им обет верности. Так же как первые последователи Мухаммеда, кызылбашские мюриды отличались боевым фанатизмом и без страха шли на смерть ради веры[2284].
В ХV в. шейхам удалось объединить обитавшие в Азербайджане и в Восточной Анатолии тюркские племена, причем основой этого единства, так же как в раннем исламе, был джихад – война за веру. Кочевники, постоянно испытывавшие недостаток пастбищ, не могли жить в мире, поэтому единственным средством прекращения усобиц было перенесение войны вовне. Объединившись, кызылбашские племена стали совершать регулярные набеги на окружающие земледельческие области: на Грузию, на греческое Трапезундское царство, на Ширван и Дагестан. Сцементированное верой, новое кочевое объединение было более сильным, чем племенные союзы тюркских и иранских кочевников. В 1501 г. 7 тыс. кызылбашей разгромили 30-тысячное войско султана Альвенда Ак-Коюнлу, и после коронации в Тебризе юный шейх Исмаил стал первым шахиншахом династии Сефевидов. В 1503 г. в битве при Хамадане 12 тыс. кызылбашей обратили в бегство 70 тыс. воинов султана Восточного Ирана Мурада Ак-Коюнлу – власть Сефевидов распространилась на обширные территории от Евфрата до Амударьи[2285].
Шах Исмаил почитался кызылбашами за нового пророка, призванного возродить исламское равенство и братство. Религиозный подъем распространился не только на Иран, но и на тюркские племена Восточной Анатолии, находившиеся под властью Османской империи. В 1508-1513 гг. здесь разразилось большое восстание кызылбашей, пытавшихся присоединиться к Сефевидам; оно было с трудом подавлено османами. Персидские крестьяне, надеявшиеся на облегчение своего положения, также возлагали надежды на нового шаха. Придворные историки, действительно, говорят о том, что шах «заботился о райатах», но не сообщают, в чем конкретно выражалась эта забота. Налоги продолжали собираться по-прежнему, в соответствии с «Канун-наме» Узун Хасана Ак-Коюнлу[2286].
К улучшению положения крестьян могло привести уничтожение в период завоевания многих союргалов – вотчин, в которых их владетели пользовались всей властью над райатами и самостоятельно устанавливали уровень ренты. С начала правления Сефевидов стала использоваться новая форма пожалований, тиуль, напоминающая османский тимар и заключающая в себе лишь право отчисления в свою пользу части уплачиваемых райатами налогов. Однако в XVI в. понятие «тиуль» еще не было устоявшимся, и на практике этот новый термин часто применялся для обозначения старых союргалов. Тиулями называли также «юрты» кочевых племен – области, переданные в управление племенным ханам, где власть шахского правительства часто была номинальной. Юрты охватывали большую часть территории Ирана, и на этих землях крестьянство фактически по-прежнему находилось во власти кочевников[2287].
За исключением боевого фанатизма, кызылбаши не обладали военным преимуществом над своими соперниками. Армия Сефевидов состояла из племенных ополчений, которые даже в бою действовали раздельно и подчинялись своим вождям, ханам и бекам. Непосредственно шаху подчинялась только шеститысячная гвардия, курчии, подобно монгольским киштекенам, состоявшая из сыновей знати. До завоевания Ирана у кызылбашей практически не было панцирей и кольчуг, но после одержанных побед воины Исмаила I вместе с лошадьми оделись в железные чешуйчатые доспехи. Наступательным оружием кочевников были тюркские сабли и перенятые тюрками у монголов мощные луки; огнестрельное оружие в то время в Иране еще не производилось и не пользовалось популярностью у приверженных традициям номадов[2288]. Между тем сосед Ирана Османская империя в конце XV в. создала мощную армию, вооруженную аркебузами и пушками, – и новое оружие породило волну османских завоеваний. В 1514 г. султан Селим Грозный с огромной армией вторгся в пределы Азербайджана и встретился с кызылбашами в битве на Чалдыранской равнине. Османские аркебузиры расположились за укреплением из повозок («табором»), перед которым стояли в линию 300 пушек – тем не менее конная лава кызылбашей бросилась прямо на эти укрепления, прорвалась за линию орудий и была остановлена лишь залпами аркебузиров. По турецким данным, в битве погибло 40 тыс. турок и 80 тыс. кызылбашей, в том числе многие племенные ханы и беки. Характерно, что после битвы один из попавших в плен кызылбашских ханов обвинил султана в «позорном» уклонении от «честного» кавалерийского боя и в неподобающем благородному воину использовании «мужицкого» оружия – аркебуз и пушек[2289]. Впервые в мировой истории аркебузы и пушки одержали победу над огромной кочевой ордой; это был переломный момент истории, предвещавший окончание господства кочевников и прекращение катастрофических нашествий из Великой степи.
Войны кызылбашей с Османской империей продолжались с перерывами до 1555 г. Сефевиды потеряли Курдистан и Ирак Арабский, но в конечном счете сумели остановить османское наступление. При этом было отчасти позаимствовано османское оружие: кызылбаши стали нанимать турецких пехотинцев-туфенгчиев и использовали «табор»; благодаря этому в 1528 г. была одержана победа в битве с узбеками[2290]. Однако в тот период это заимствование было лишь частичным – главную роль в сефевидских войсках продолжала играть конница кочевников. Кызылбашам удалось приостановить турецкое наступление благодаря «скифской» тактике: они опустошали обширные пространства на пути движения османских армий, лишая турок продовольствия; в то же время летучие отряды кочевников нападали на отделившиеся турецкие части и прерывали снабжение, в итоге противник был вынужден покидать захваченные области. Однако тактика выжженной земли привела к опустошению Западного Ирана и Азербайджана. С другой стороны, восточные районы Ирана в эти годы почти непрерывно подвергались набегам кочевых узбеков, которые не раз овладевали Мервом и Гератом. В итоге первые восемьдесят лет господства Сефевидов над Ираном прошли в бесконечных войнах; этот период не был благоприятным для восстановления экономики, подорванной в предыдущую эпоху[2291].
Таким образом, приход Сефевидов к власти не привел к прекращению войн. Не произошло существенных изменений и в социально-политической сфере – кочевники продолжали господствовать в политической жизни страны. Все эмиры первых сефевидских шахов происходили из вождей кочевых племен, персы могли занимать лишь должности писцов. Кочевники входили в состав военного сословия «илятов», «людей меча», в то время как персидским земледельцам и горожанам, райатам, было запрещено владеть оружием. Воины-иляты имели право останавливаться в домах крестьян, требовать у них провизию и фураж («алафэ») и, естественно, злоупотребляли своими правами. Многие порядки Сефевидов восходили еще к монгольским временам, с торговцев по-прежнему взималась тамга, крестьяне должны были поставлять лошадей для ямских станций («улаг»). Существовали большие государственные мастерские «кархана», в которых по-прежнему трудились рабы[2292].
После смерти шаха Исмаила I и вступления на престол девятилетнего Тахмаспа I (1524-1576 гг) начались междоусобицы кочевых племен, которые продолжались шесть лет. Отдельные мятежи эпизодически вспыхивали и позже, особенно в последние годы правления Тахмаспа, когда по дорогам стало опасно передвигаться из-за постоянных усобиц. К этому времени государственная власть ослабела, контроль правительства над владельцами тиулей был утрачен, и они брали с райатов иногда втрое больше положенного. В 1571 г. недород привел к большому голоду, сопровождавшемуся эпидемией чумы, только в окрестностях Ардебиля погибло 30 тыс. человек. В некоторых районах вспыхнули восстания райатов – наиболее значительными были выступления в Гиляне и в Тебризе[2293].
Тебриз в этот период был фактически единственным крупным городом государства Сефевидов, он существовал за счет посреднической торговли на пути из Средней Азии к Средиземному морю. В 1501 г. в Тебризе насчитывалось около 300 тыс. жителей, но в первой половине XVI в. город четыре раза опустошался османами. Эти вторжения привели к тому, что в 1555 г. столица была перенесена в глубь Ирана – в Казвин, а торговля существенно сократилась. Чтобы помочь купцам и ремесленникам, власти в 1565 г. отменили тамгу, но положение оставалось тяжелым, и 1571 г. в Тебризе вспыхнуло восстание ремесленников, которое продолжалось два года. После восстания власти были вынуждены освободить Тебриз от налогов, но упадок продолжался; к 1585 г. население Тебриза сократилось до 100 тыс. человек[2294].
В 1576 г. смерть Тахмаспа I вызвала войну между племенами, поддерживавшими разных сыновей шаха. Воспользовавшись усобицей, османская армия вторглась в Азербайджан. Междоусобицы и военное разорение привели к страшному голоду и к эпидемиям, охватившим все области государства Сефевидов, в особенности Азербайджан, Армению, Ирак, Фарс, Керман, Хорасан, Табаристан. По многочисленным свидетельствам современников, люди ели траву, а в некоторых местах доходило до людоедства. Многие густонаселенные прежде местности совершенно опустели[2295].
В 1585-1588 гг. османская армия овладела Азербайджаном, население Тебриза было полностью истреблено. Продолжая наступление, турки вторглись в Иран и достигли Нехавенда; значительная часть Хорасана была захвачена узбеками. В стране царил хаос: «Каждый эмир и правитель мнил себя удельным князем и вознес знамя самовластия и независимого правления», – свидетельствует Шараф-хан Бидлиси[2296].
В 1587 г. группа хорасанских эмиров возвела на престол шаха Аббаса I (1587-1628 гг.), который решительными мерами приступил к наведению порядка. Мятежи племен были подавлены; шах десятками казнил представителей непокорной знати[2297]. Чтобы выиграть время, Аббас I в 1590 г. заключил с османами мир, по которому признал их власть над Азербайджаном и Западным Ираном. После этого шах приступил к спешному реформированию своей армии по турецкому образцу; реформой руководил известный полководец Аллах-верди-хан, а в качестве инструкторов были привлечены англичане, братья Антоний и Роберт Ширли. Были созданы литейные мастерские и организована персидская артиллерия (корпус топчиев). На вооружение были приняты орудия турецкого образца, например «бал-емез» – пушка, в свое время заимствованная османами у итальянцев («ballo mezzo»)[2298]. По образцу османских янычар была создана 12-тысячная гвардия гулямов: специально отобранных грузинских мальчиков обращали в ислам и воспитывали в казармах. Так же как османские «капыкулу», гулямы часто назначались на высокие военные и гражданские посты и были опорой шаха. Презрение тюрок к пехоте, однако, было таково, что, хотя гулямы имели ружья, они стали не пешей, а конной гвардией: Аббас I называл их «конными янычарами»[2299]. Созданные шахом подразделения мушкетеров-туфенгчиев также передвигались в походе на лошадях, но спешивались во время боя. Туфенгчиев набирали не из кочевников-тюрок, а преимущественно из горожан-персов; они получали жалование, а в мирное время занимались своим хозяйством. Численность туфенгчиев составляла около 20 тыс. человек, а общая численность постоянной армии Аббаса I оценивается примерно в 50 тыс.; кроме того, в случае войны кочевые племена могли выставить 60-тысячное ополчение[2300].
Новая армия и внутренний кризис в Турции позволили Аббасу I отвоевать Западный Иран и Азербайджан. В 1598 г., используя «табор» и пушки, персы нанесли сокрушительное поражение узбекским кочевникам и положили конец бесконечным набегам из степей[2301]. Военная реформа стала началом широкомасштабной трансформации структуры персидского общества по османскому образцу. Эта трансформация подразумевала в первую очередь установление этатистского самодержавия – это было, с одной стороны, следствием диффузии османского абсолютизма, а с другой стороны, результатом военной революции – создания постоянной армии. Шахиншах превратился в самодержавного монарха, опирающегося на регулярное войско и дисциплинированное чиновничество. Тюркские кочевые племена утратили свое политическое и военное преобладание, главные места в государственной иерархии теперь занимали представители новой армии и персидского чиновничества. Если прежде почти все эмиры были представителями кызылбашской знати, то в 1628 г. из 90 эмиров кызылбашей было только 35, еще 34 эмира были из курдов и луров, и 21 эмир – из шахских гулямов. Многие ханства были уничтожены, и лишь на окраинах продолжали существовать 13 наследственных наместничеств («беглербегств») управляемых ханами племен, однако к каждому их них был приставлен контролер наподобие прежних монгольских баскаков[2302].
Трансформация структуры привела к масштабному перераспределению ресурсов в пользу государства. Прежде всего был наведен порядок в землепользовании. Так же как в Турции, земли делились на четыре категории: государственные земли (дивани), земли шахского домена (хассе), земли мусульманских благотворительных учреждений (вакфы) и частные земли (мульк). Массовые конфискации тиулей и союргалов привели к огромному расширению шахского домена, хассе, в который теперь входила основная часть территории Центрального Ирана: округа Исфахан, Казвин, Кашан, Йезд, Кум, Сав, Лар, Шираз и другие[2303]. Еще одним важным моментом в перераспределении ресурсов было восстановление тамги и введение государственной монополии на торговлю шелком; контрагентами шаха в этой торговле были армянские купцы, переселенные в предместье Исфахана, Новую Джульфу В итоге перераспределение доходов дало Аббасу I средства, необходимые для создания новой армии. Датский посол Олеарий в 1630-х гг. оценивал доходы шахской казны в 640 тыс. туманов (1 туман = 50 аббаси = 384 г серебра)[2304].
Доля элиты в распределении ресурсов уменьшилась. По данным историографа Искандера Мунши, в 1598 г. доход тиулдаров с одного Ирака Персидского (Северо-Западный Иран) составлял 50-60 тыс. туманов, а в 1618 г. общий доход всех тиулей Сефевидского государства равнялся лишь 30 тыс. туманов[2305]. Тиуль окончательно оформился в подобное турецкому тимару право на получение строго фиксированной части налогов с определенного участка земель дивани. Другой формой оплаты воинов и чиновников стало так называемое «хамэ-сале» – право на получение определенных сумм по ассигнованным на местное казначейство бератам (это была традиция, ведущая свое начало от монгольских времен)[2306].
Аббас I упорядочил систему налогообложения. Многие подати и повинности были отменены, и положение земледельцев существенно улучшилось. Крестьяне (как и в Турции) обрабатывали стандартные пахотные участки («джуфт», что соответствует турецкому «чифт»), выплачивая зафиксированные в дефтерах налоги владельцам тиуля или непосредственно государственным сборщикам-аминам. Схема описей в персидских и турецких дефтерах была почти одинаковой: указывалось число трудоспособных мужчин в деревне, общая сумма налогов с деревни, а затем эта сумма расписывалась по составляющим ее налогам[2307]. Распределение налогов внутри деревни по дворам было делом связанной круговой порукой крестьянской общины. Как и в Турции, подати были относительно умеренными; основным налогом был харадж (чаще называемый теперь «мал-у-джихат»), он обычно взимался в размере 15-20% урожая. Кроме того, обложению подвергались плодовые деревья, виноградники, скот, мельницы, маслобойки и т. д. Особый сбор взимался за орошение полей и садов. По-прежнему существовали (хотя, вероятно, в ограниченных размерах) постойная повинность, поставки провианта и фуража, повинности по обслуживанию ямских станций. С немусульман, кроме того, взималась джизья – 1 мискаль (4,6 г) золота в год[2308].
После реформ Аббаса Великого наступил длительный период внутреннего и внешнего мира, способствовавший экономическому возрождению страны. В начале ХVII в. в центральных областях имелись большие массивы свободных земель, и Аббас переселял сюда христиан из Закавказья. В 1605 г. было переселено 70 тыс. жителей Нахичеванского края, затем 100 тыс. человек из Кахетии, в 1618 г. – 50 тыс. человек из Армении и т. д. В результате этих переселений и естественного прироста население Ирана быстро увеличивалось, к концу ХVII в. в Исфаханском оазисе было вдвое больше сел, чем в ХIV столетии. Население Исфахана выросло с конца XVI по середину XVII вв. с 80 до 600 тыс. жителей, огромный город славился своими мечетями и рынками[2309]. Возросло население и на окраинах: данные о сборе джизьи с сел Восточной Армении показывают, что во многих случаях объем собираемой подушной подати возрос более чем в два раза – естественно предположить, что население увеличилось в соответствующей пропорции[2310].
Природные условия Ирана таковы, что освоение новых пашен ограничено не столько нехваткой земли, сколько нехваткой воды. Путешественники XVII в. отмечали огромный масштаб оросительных работ в Иране: строительство новых и восстановление старых кяризов и каналов. Кяризы иной раз имели длину в 40 км, они пролегали на глубине 10-15 м и имели смотровые колодцы через каждые 8 м – на создание таких оросительных систем было затрачено колоссальное количество труда. Тем не менее воды и орошаемой земли не хватало; многочисленные сообщения говорят о крестьянском малоземелье, о конфликтах из-за земли и воды[2311].
Имеющиеся данные о ценах на хлеб в Иране фрагментарны, но известно, что цена на хлеб в Исфахане в 1629-1642 гг. была в 2,4 раза больше, чем в 1581 г., а в 1668 г. – даже в 10 раз больше (правда, это было время неурожая, голода и эпидемий)[2312]. Сохранилось довольно много сведений о росте цен на мульковые земли отдельных деревень (преимущественно в Восточной Армении); эти данные показывают, что стоимость земельных участков возросла на протяжении XVII в. в шесть, семь и более раз. Некоторые исследователи склонны объяснять этот рост обесценением монеты, однако в действительности серебряное содержание аббаси было довольно стабильным: при Аббасе I монета, названная его именем, весила 7,79 г серебра, а после 1687 г. – 7,39 г. Правда, в результате наплыва американского серебра менялся курс аббаси по отношению к золоту: в начале XVII в. один туман, равный 50 аббаси стоил 3 фунта 7 шиллингов, в 1678 г. – 2 фунта 6 шиллингов, в начале XVIII в. – 2 фунта 4 шиллинга[2313]. Таким образом, даже с учетом снижения стоимости монеты (в золоте) в полтора раза, цена на землю возросла более чем в четыре раза. Этот рост был очевидным следствием перенаселения, растущей нехватки земель и, соответственно, увеличения земельной ренты[2314].
О размерах ренты можно судить по арендным ставкам на землях шахского домена (хассе). Как свидетельствует немецкий путешественник Э. Кемпфер, в 1680-х гг. арендаторы земель хассе в Исфаханском оазисе отдавали хозяину от 2/3 до 3/4 урожая[2315]. Столь высокая рента, несомненно, была свидетельством нехватки земли и перенаселения.
Нехватка земли заставляла крестьян интенсифицировать земледелие, переходить к выращиванию садово-огородных культур, развивать виноградарство и шелководство. В XVII в. шелководство в Иране достигло такого высокого уровня, которого оно никогда не достигало ни раньше, ни позже. По некоторым оценкам, в 1620 г. вывозилось 1,35 млн фунтов шелка, в 1630-х гг. общее производство составляло 4,3 млн фунтов, а в 1670-х гг. – 6,1 млн фунтов. Из этого количества не более 1/20 части оставалось в Иране, остальное вывозилось в Европу и в Индию – шелк был основным товаром персидского экспорта[2316].
Разорившиеся крестьяне в поисках заработка уходили в города, где становились ремесленниками, слугами или нищими. Города быстро росли, не только Исфахан, но также Тавриз, Кашан и некоторые другие города насчитывали в середине XVII в. по несколько сот тысяч жителей. Персидское ремесло достигло высокого развития, особенно в производстве тканей, ковров, фарфора и холодного оружия. Златотканая парча, атлас, кумач, бархат и другие виды дорогих тканей вывозились в Западную Европу, в Россию и в Индию. Персидские луки, сабли, доспехи считались лучшими в мире; особенно много художественно выполненного персидского оружия продавалось в России[2317].
Так же как в Османской империи, ремесленники были объединены в самоуправляемые цехи, аснафы, и ввиду острой конкуренции стремились не допускать в свою среду пришельцев из деревни. Так же как в Турции, особый чиновник, мухтесиб, по согласованию с цехами устанавливал цены на рынке и следил за соблюдением мер и весов. Продолжали существовать и большие шахские мастерские, карханэ, однако о ремесленниках-рабах в этот период уже не упоминается, очевидно, ввиду излишка свободных рабочих рабский труд стал невыгодным[2318].
К. Куция отмечает, что первые признаки начинающегося упадка городов и ремесел появились уже в конце 70-х гг. XVII в[2319]. В это время часто упоминаются голодные годы, особенно большой голод имел место в Азербайджане. Толпы голодающих устремились в города, и, чтобы воспрепятствовать этому, правительство возобновило введенное еще монголами, но фактически к тому времени давно забытое прикрепление крестьян к земле. В Нахичеванском крае вспыхнули голодные бунты, крестьяне громили склады зерна, принадлежавшие государству, знатным людям, монастырям. Одновременно вспыхнуло крестьянское восстание в Нагорном Карабахе, разрозненные крестьянские отряды действовали в горах и в лесах почти 20 лет[2320].
Аббас I создал мощную этатистскую монархию, сосредоточившую в своих руках большую часть ресурсов страны. Однако преемники Аббаса воспитывались в гареме и не обладали ни его силой воли, ни его административными талантами. Государство постепенно теряло свои позиции в распределении ресурсов. При Сефи I (1629-1642 гг.) были отменены тамга и государственная монополия на шелковую торговлю. Несмотря на рост населения и торговли, доходы государства почти не увеличивались: по сведениям Шардена, в 1670-х гг. они составляли примерно 700 тыс. туманов[2321]. Между тем цены на хлеб возросли в несколько раз – это означало, что реально доходы казны уменьшаются. Уменьшались и фактические доходы обладателей тиулей, что вызывало резкое недовольство тиульдаров и попытки взимать с крестьян повышенную ренту[2322]. Правительство было вынуждено санкционировать такие поборы, и в некоторых случаях оно разрешало тиульдарам – по соглашению с крестьянскими общинами – взимать суммы, в четыре раза превосходившие указанные в дефтерах[2323]. Это привело к тому, что власти в конечном счете утратили контроль над тиулями. «Земли, ассигнованные на жалованье (т. е. тиули. – С. Н.), не находятся под наблюдением шаха, – отмечал в 1670-х гг. Жан Шарден. – Они являются как бы собственностью того, кому они даются. И он обращается, как хочет, с доходами, с жителями этих мест, так же как в наших бенефициях в Европе»[2324]. Шарден свидетельствует, что реальные доходы с тиулей намного превосходили зафиксированные в дефтерах первоначальные суммы и что казна, таким образом, несла большие убытки[2325].
В 1698 г. был проведен новый кадастр, целью которого было привести налоги в соответствие с изменившимся населением и ценами. Трактат «Тазкират ал-мулук», описывающий финансовое положение в начале XVIII в., указывает, что государственный доход составлял 785 тыс. туманов, а официальный доход с тиулей (включая «хамэ-сале» и немногочисленные союргалы) – 529 тыс. туманов[2326]. Таким образом, в то время как номинальные доходы государства увеличились с начала XVII в. разве что на четверть, доходы тиульдаров увеличились более чем в десять раз. При этом авторы трактата указывают, что действительный доход с тиулей в большинстве округов был вдвое выше, чем зарегистрированный в дефтерах, а в округах Исфахана, Кашина и Шираза – выше в 5-6 раз[2327]. На землях, не отданных в тиули, положение было таким же: везиры и амили собирали подати в размерах, намного превышающих официальные, присваивая излишки себе. Русский посол А. Волынский, посетивший Иран в 1717 г., свидетельствует, что в Ширване местные управители вместо положенных 8 тыс. туманов «собирают вдвое и втрое и по своим карманам делят»[2328]. Такая же ситуация, по словам Волынского наблюдалась и в других областях, их правители государю «приносят только листвие, а плоды оставляют себе, что уже вошло у них в обычай. И в том бедным подданным милосердия нет…»[2329].
Со временем доход тиульдаров фактически превратился в частноправовую ренту с пожалованных им земель, а владение тиулем (и занятие соответствующих должностей) на практике стало наследственным. «Должности в стране являются наследственными, – отмечал Шарден, – и каждый рассматривает место своего ассигнования (т. е. тиуль. – С. Н.), как свое собственное, постоянное, так как надеется, что останется на своей должности всю жизнь и что дети займут его должность после его смерти»[2330]. Происходил постепенный процесс разложения этатистской монархии, процесс феодализации административного аппарата и приватизации служебных держаний. Эти явления сопровождались ослаблением власти монарха, по словам Волынского, шаха теперь «только почитают, яко государя и повелителя, а мало слушают»[2331].
Другой стороной процесса разложения государства было усиление давления со стороны элиты на простой народ, увеличение ренты и повинностей. Купцы, опасаясь конфискаций, были вынуждены скрывать свои деньги от местных правителей, и некоторые из них жили в жалких лачугах, подобно нищим. Разорение крестьян стало повсеместным явлением. Распространилось ростовщичество, в Армении крупными ростовщиками стали монастыри, скупавшие крестьянские мульки. Сохранились документы, говорящие о продаже крестьянских земель за долги, о бедственном положении деревни, о большом скоплении нищих в городах[2332]. Из южных областей Ирана крестьяне массами переселялись в Индию, где жизнь земледельцев была легче[2333]. Волынский свидетельствует, что «непорядочные управители», собирая подати сверх меры, являются причиной недовольства населения, ибо так озлобили народ своими поступками, что остались лишь немногие места, где бы не было восстаний[2334].
В условиях перенаселения увеличение давления элиты на народ непосредственно приводило к голоду и голодным бунтам. В 1707 г. голод вызвал большое восстание в Исфахане[2335]. В 1717 г. в столице произошел еще один голодный бунт, причем, как свидетельствует Волынский, трудности, связанные с неурожаем, были усугублены попыткой градоначальника (калантара) нажиться на вздорожании хлеба. Размах волнений был таков, что шах Султан-Хусейн был вынужден прятаться в гареме, а затем бежать из столицы[2336]. В Азербайджане в 1710-х гг. голод продолжался семь лет, Тавриз был переполнен нищими, на улицах лежали трупы. К голоду вскоре присоединилась чума, в 1717 г. в Шемахе от эпидемии погибло около 100 тыс. человек[2337].
Как свидетельствует А. Волынский, расхищение местными правителями государственных доходов в 1710-х гг. привело к падению поступлений в казну[2338]. Финансовый кризис губительно сказался на состоянии армии, которой после прекращения больших войн с Османской империей не оказывалось должного внимания. В 1670-х гг. жалование туфенгчиев было уменьшено в четыре раза, а численность корпуса значительно сократилась. Солдаты жили в своих домах, лишь один-два раза в год собираясь на смотры[2339]. Туфенгчии были по-прежнему вооружены тяжелыми фитильными мушкетами, в то время как на вооружении европейских армий уже состояли облегченные фузеи. Артиллерийский корпус топчиев был распущен, а оставшиеся пушки стояли у шахского дворца в Исфахане: некоторые без лафетов, другие – забитые в деревянные колоды. По словам Волынского, министры шаха рассмеялись, когда он спросил о пушках, и ответили, что «доброму воину нужно иметь храброе сердце и острую саблю, а не полагаться на пушки»[2340]. Боеспособность войск упала до такой степени, что в 1717 г. 15-тысячная шахская армия была наголову разгромлена 4-тысячным отрядом афганской конницы. Осмелевшие узбеки снова стали совершать набеги на Хорасан, овладели Мешхедом и увели в плен 60 тыс. человек. Денег в казне не было, и, чтобы снарядить новое войско против афганцев и узбеков, шах Султан-Хусейн был вынужден снять золотые покровы с гробниц Сефевидов в Куме[2341].
Еще одним следствием борьбы за ресурсы был раскол элиты. С одной стороны, обострились старые распри между шахской бюрократией и вождями кызылбашей. С другой стороны, бюрократия постепенно оттеснялась от власти партией евнухов, подчинившей себе годами не выходивших из гарема правителей. Кроме того, усилилось влияние шиитского духовенства – это привело к тому, что в условиях финансового кризиса правительство резко увеличило налоговое обложение суннитов, у них отнимались вакфы и мечети[2342]. Более того, Султан-Хусейн осмелился обложить податями кочевников, которые принадлежали к военному сословию илятов и по традиции считали себя господами над райатами-земледельцами. В 1709 г. началось восстание суннитского племени гильзаев в Афганистане, затем восстали абдали, курды и ряд других племен. Восстания кочевников не были чем-то особенным для тех времен, но общая обстановка кризиса была столь очевидна, что многие современники предсказывали скорую гибель государства Сефевидов. «И тако кратко сказать, что уже ныне Персия от того к конечному разорению и падению приходит», – писал А. Волынский в 1717 г.[2343]. Турецкий посол Доурри Эфенди в 1720 г. также предсказывал близкий конец некогда процветавшему персидскому государству[2344].
Тем не менее катастрофа оказалась внезапной. В 1721 г. гильзаи неожиданно прорвались через пустыню к шахской столице Исфахану. Давно не пополнявшаяся персидская артиллерия не смогла сдержать конницу афганцев, битва при Гульнабаде закончилась катастрофой. Осада Исфахана продолжалась семь месяцев, но внутреннее разложение государства было таково, что никто не пришел на помощь столице. Исфахан пал; шах Султан-Хусейн оказался в плену у предводителя гильзаев Махмуда, который устроил резню среди персидских сановников. Держава Сефевидов распалась; афганцы заняли Восточный Иран, запад страны был оккупирован турками, а каспийское побережье – русскими. Жестокие войны продолжались девять лет; в конце концов выходец из простых кочевников, талантливый полководец Надир-шах, сумел объединить кызылбашские племена и изгнать афганцев[2345].
Долгие войны разорили страну. В Исфаханском оазисе погибло 2/3 селений, повсюду царили голод и эпидемии. Крупнейшие города: Исфахан, Шираз, Казвин, Иезд, Тебриз – были разграблены и обезлюдели. Очевидец, шейх Мухаммед Али Хазин, говорит, что Тебриз и весь Южный Азербайждан были почти необитаемы, а Ирак Персидский находился в состоянии такого опустошения и обнищания, что и описать невозможно. Шелководство в Гиляне сократилось в шесть раз, а торговля прекратилась из-за разбоев на дорогах[2346].
Катастрофа 1720-х гг. означала гибель большой части населения и начало нового демографического цикла. Экосоциальный кризис породил новую этатистскую монархию; Надир-шах произвел массовые конфискации тиулей, у многих кочевых племен были отняты их юрты. Практически все земли стали государственными или шахскими; полководцы, воины и чиновники отныне получали лишь фиксированное жалование, причем ряды знати были пополнены выходцами из простого народа. Уния между шиитами и суннитами была призвана смягчить религиозное противостояние; духовенство было подчинено новому шаху, вакфы были конфискованы и пополнили фонд государственных земель. Таким образом, восстановление этатистской монархии означало новую трансформацию структуры и резкое перераспределение ресурсов в ущерб элите и в пользу государства. Доходы казны возросли до 64,5 млн ливров, по сравнению с 37,5 млн ливров (785 тыс. туманов) при Султан-Хусейне, но этот рост отчасти нейтрализовался увеличением цен[2347].
В первые годы своего правления Надир-шах принял меры к облегчению положения крестьянства. Посредством массовых переселений заселялись опустевшие земли, восстанавливались оросительные системы, появилось много новых селений. Был проведен кадастр и упорядочены налоги, причем в рамках новой религиозной политики была отменена джизья с христиан. Восстановительные работы привели к падению цен на хлеб в некоторых местностях, но в целом в 1730-х гг. экономическое положение было еще нестабильным[2348].
Порожденная войной, новая этатистская монархия имела военный характер. Надир-шах восстановил 40-тысячную постоянную армию, созданную Аббасом I, корпуса гулямов, туфенгчиев и топчиев. Был построен арсенал в Бушире и воссоздана персидская артиллерия. Надир отдавал предпочтение легким пушкам, замбурекам, которые устанавливались на верблюдах и могли стрелять с седла. Однако ружья были по-прежнему тяжелые, фитильные, стрелявшие с сошки – и этот недостаток проявился в войне с кавказскими горцами, у которых были облегченные кремниевые ружья. Кроме постоянной армии в состав войска входило 40-тысячное ополчение кочевников и дополнительные контингенты пехотинцев, набиравшиеся в случае войны из райатов. В войске царила суровая дисциплина, солдат и полководцев казнили при малейших признаках неповиновения; во время сражений специальные заградотряды (насакчи) убивали обратившихся в бегство[2349].
Надир-шах отстранил от власти Сефевидов, опираясь на славу военных побед; он заявлял, что почитает себя наравне с пророком Мухаммедом, потому что не менее его прославлен победами[2350]. Огромная армия шаха не могла содержаться за счет не оправившейся после катастрофы страны, она требовала постоянных войн и добычи. В 1739 г. войско Надира обрушилось на Индию и разграбило Дели, затем была подчинена Средняя Азия. Но в войне на Кавказе шах столкнулся с ожесточенным сопротивлением горцев и потерпел поражение. Чтобы воскресить свою померкшую славу, Надир в 1743 г. объявил войну Османской империи и мобилизовал почти 400-тысячную армию. Для содержания этого колоссального войска подати были увеличены до непосильных для крестьян размеров. В стране начался голод, райаты бежали, скрываясь от сборщиков налогов, в некоторых городах вспыхнули восстания, жестоко подавленные шахом. По свидетельству современников, население многих городов и деревень питалось травой, вследствие чего возникли губительные эпидемии; в Кашане к осени 1744 г. умерло 14 тыс. человек. Попытка обложения налогами кочевников, так же как при Султан-Хусейне, вызвала восстания кочевых племен. Недовольная отнятием тиулей кочевая знать поднимала мятежи – Надир-шах отвечал на это массовыми казнями. В конце концов в 1747 г. кызылбашские ханы составили заговор и убили Надир-шаха в его шатре[2351].
Новый кризис привел к окончательному разорению страны. По свидетельству английского купца и дипломата Джона Ханвея, области, в которых были подавлены народные восстания: Ширван, Астерабад, Мазандеран, Фарс и другие, – были страшно разрушены. В Исфахане при Сефевидах было 100 тыс. заселенных домов, а концу правления Надира осталось только 5 тыс. В Казвине было 12 тыс. домов – осталась одна тысяча[2352]. В области Керман голод продолжался восемь лет[2353].
Попытка Надира-шаха восстановить империю с помощью этатистской военной диктатуры окончилась неудачей – кочевая реакция окончательно восторжествовала. Так же как в ХIV и в конце ХV вв., Иран распался на племенные княжества кочевников; в Афганистане утвердились абдали, в Хорасане – афшары, на севере – каджары, на юге – бахтиары и луры. Страна снова превратилась в окраину Великой степи, терзаемую межплеменными войнами. Эти войны велись все тем же средневековым способом: при взятии Кермана в 1794 г. воины доставили победителю Ага Мухаммед-хану Каджару 20 тыс. пар вынутых глаз; все женщины были проданы в рабство[2354]. В 1796 г. объединивший страну Ага Мухаммед был избран на курултае шахом Ирана. Восемь лет спустя на границах этого оазиса Средневековья появились русские войска; в 1804 г. под Эчмиадзином русская артиллерия возвестила о начале нового периода иранской истории – периода модернизации по европейскому образцу.
* * *
Переходя к анализу истории эпохи Сефевидов, необходимо отметить, что объединение Ирана под властью новой династии еще не означало прекращения войн и смут. Война с Османской империей продолжалась до 1555 г, а затем, после смерти Тахмаспа I, начались смуты, повлекшие за собой новое вторжение османов. Османское наступление было частью волны завоеваний, связанной с появлением огнестрельного оружия, и в соответствии с диффузионистской теорией это наступление привело к трансформации иранского общества по османскому образцу. Шах Аббас Великий сформировал регулярную армию, вооруженную аркебузами и пушками, а затем подавил сопротивление кочевой знати и создал этатистскую монархию, во многом копировавшую порядки Стамбула (трансформация АСВС). При этом кызылбашская племенная знать в значительной мере утратила свое положение, и кочевники, лишившись возможности грабить и эксплуатировать земледельческое население, постепенно перешли в оппозицию династии.
Монархия (впервые за три столетия) сумела обеспечить нормальные условия для хозяйственной деятельности крестьян, что вызвало рост населения в новом демографическом цикле. С начала XVII в. происходит восстановление экономики, мы наблюдаем рост населения, рост посевных площадей, низкие цены на хлеб, относительно низкий уровень земельной ренты, низкие цены на землю, строительство новых (или восстановление разрушенных ранее) поселений.
С середины XVII столетия появляются признаки Сжатия: крестьянское малоземелье, высокие цены на хлеб, высокий уровень земельной ренты; частые голодные годы, голодные бунты и народные восстания, частые эпидемии, разорение крестьян-собственников, рост задолженности крестьян и распространение ростовщичества, распространение аренды, высокие цены на землю; рост крупного землевладения; уход части разоренных крестьян в города, попытки малоземельных и безземельных крестьян заработать на жизнь работой по найму, ремеслом или мелкой торговлей, быстрый рост городов, развитие ремесел и торговли, рост числа безработных и нищих, развитие эмиграции, рост численности элиты, фрагментация элиты, борьба за статусные позиции в среде элиты, обострение борьбы за ресурсы между государством, элитой и народом, попытки приватизации доходов, связанных со служебным положением, финансовый кризис государства, связанный с ростом цен и неплатежноспособностью населения.
Анализируя обстоятельства Сжатия, нужно отметить, что оно вызвало разложение этатистской монархии Сефевидов путем распространения коррупции, приватизации должностей и служебных поместий (тиулей) – это были процессы, наблюдавшиеся и ранее в средневековых монархиях. Однако в данном случае они не были связаны с циклом Ибн Халдуна и в то же время отличались от китайских циклов, в которых разложение монархии вызывалось ростом помещичьей собственности. Тем не менее в соответствии с демографически-структурной теорией Сжатие вызвало финансовый кризис государства, раскол элиты и внутриэлитный конфликт. По мнению Дж. Форана, этот конфликт играл большую роль, нежели социальные движения низов[2355]. В конечном счете с 1709 г. начинается экосоциальный кризис: голод, принимающий широкие масштабы, широкомасштабные эпидемии, в конечном итоге – гибель больших масс населения, принимающая характер демографической катастрофы, государственное банкротство, потеря административной управляемости, широкомасштабные восстания и гражданские войны, брейкдаун – разрушение государства, внешние войны, разрушение или запустение многих городов, упадок ремесла, упадок торговли, очень высокие цены на хлеб, низкие цены на землю, гибель значительного числа крупных собственников и перераспределение собственности, социальные реформы, принимающие масштабы революции, порождающей этатистскую монархию.
Существенно, что на развитии кризиса сказалась традиционалистская реакция кочевников, недовольных перениманием Сефевидами враждебных кочевникам османских порядков. В конечном счете кризис породил этатистскую монархию Надир-шаха, которая произвела масштабное перераспределение ресурсов в пользу государства. Среди реформ Надира обращает на себя внимание ликвидация тиулей и переход на систему казенного жалования, а также система возвышения по заслугам – методы, по-видимому, восходящие к монголо-китайской традиции. В целом, однако, реформы оказались неудачными: перераспределение ресурсов вызвало голод среди крестьян и недовольство среди кочевников, восстания и кочевая реакция привели к падению монархии Надир-шаха. Иран снова оказался во власти кочевых племен, которые господствовали в этой стране до начала XIX в.
В итоге последовательность социальных трансформаций иранского общества в XVI – XVIII вв. можно описать формулой АCВCАCВАC.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.