Последний зюзинский боярин

Последний зюзинский боярин

Рядом с селом Зюзином тогда находилось крохотное сельцо Черемха (по переписи 1678 г. в нем было всего два двора: двор вотчинника, где жили приказчик и два дворовых человека, и скотный двор, в котором жили и содержали скот четыре старинных деловых человека; крестьян и бобылей в сельце не было). Сельцо принадлежало старшему брату князя Бориса Прозоровского – князю Петру Ивановичу Прозоровскому, который после гибели отца стал опорой и поддержкой для младшего брата[391].

В 1635 г. сельцо Черемху приобрел думный дьяк (в дальнейшем думный дворянин и печатник) Федор Федорович Лихачев. Его дочь Прасковья Федоровна в 1643 г. вышла замуж за стольника князя Ивана Семеновича Прозоровского, и у них родились три сына и три дочери[392]. В 1666 г. Ф.Ф. Лихачев отказал сельцо Черемху старшему внуку Петру Прозоровскому.

Князья Прозоровские – ветвь древнего княжеского рода князей Ярославских, потомки которых, удельные князья Моложские, в XVIII колене от Рюрика приняли от принадлежавшего им в Моложском уезде (на территории теперешней Ярославской области) села Прозорова фамилию князей Прозоровских. Так как в XVIII в. дочь боярина князя Андрея Петровича Прозоровского (XXV колено) вышла замуж за Федора Федоровича Мусина-Пушкина, село это перешло в род Мусиных-Пушкиных, а в начале XIX в. находилось во владении графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, знаменитого открывателя «Слова о полку Игореве»[393].

Герб князей Прозоровских

Особенно много князей Прозоровских служило первым царям Романовым – Михаилу Федоровичу, Алексею Михайловичу, Федору, Ивану и Петру Алексеевичам. Все они были детьми, внуками и правнуками князя Семена Васильевича, деда Петра и Бориса Ивановичей, который начинал служить Михаилу Федоровичу, а боярином стал в 1647 г. при царе Алексее Михайловиче. Вместе с боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским Семен Васильевич работал над Соборным Уложением 1649 г.

Князь Иван Семенович был пожалован из стольников в бояре в декабре 1656 г.[394] Княгиня Прасковья Федоровна тогда же была пожалована в боярыни, а в 1667 г. сделалась верховой боярыней Московского двора. При принятии этого чина верховые боярыни в те времена присягали царице: «Лиха не учинити и не испортити, зелья лихова и коренья в естве и в питье не подати и ни в какие обиходы не класти и лихих волшебных слов не наговаривати... над платьем и над сорочками, над портами, над полотенцами, над постелями и надо всяким государским обиходом лиха никоторого не чинити»[395].

Это возвышение приблизило княгиню Прозоровскую к царицыну кругу. До того ни одна княгиня Прозоровская не удостаивалась чести быть приезжей боярыней у цариц. Но когда боярин князь Иван Семенович Прозоровской в 1668 г. был послан на смену воеводе князю Хилкову главным воеводой в Астрахань, около которой разгорался бунт Степана Разина, Прасковья Федоровна отправилась туда за мужем с двумя младшими сыновьями (двумя Борисами)[396]. В 1670 г., в год взятия Астрахани Разиным, князю Борису старшему было 16 лет, а младшему – 8. Во многих источниках рассказывается история гибели семьи астраханского воеводы так, что старший брат оказывается жив. Вот как описана эта история в Русском биографическом словаре (кстати, фактами из этого словаря приходится пользоваться как документальными данными, но они, увы, нередко далеки от реальности):

«Как говорят, он спасся от гибели благодаря смелому и умному ответу, который дал Разину. Степан Разин после казни воеводы уже собирался покинуть разграбленную Астрахань, но, решив, что у воеводы были богатства, велел разыскать его сыновей. Прасковья Федоровна скрывалась с ними в кельях монастыря, но детей вырвали из ее рук и доставили к Разину. Восьмилетний Борис Меньшой был повешен за ноги, а Большего Разин стал допрашивать: “Где таможенные деньги, что собирали в Астрахани с торговых людей? Твой отец или завладел ими, или промышлял?” Молодой князь сказал, что отец его “никогда этими деньгами не корыстовался”, и в доказательство своих слов разъяснил порядок следования таможенных денег и прибавил, что оставшиеся средства пошли на жалованье служилым людям, а личное имущество отца было разграблено при взятии города. Сообразительность спасла юношу. По возвращении вместе с матерью в Москву в 1672 г. князь Борис был сделан стольником, а через два года комнатным спальником царевича Феодора Алексеевича».

Однако в конце публикации главы (к сведению читателю, главы я писала поочередно, и они сразу же, частями, шли в печать в районную газету) я обнаружила, что сведения эти неверны. Выжил, наоборот, младший брат. Это стало ясно, когда я нашла в Третьяковской галерее портрет новгородского воеводы боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского, на котором была запись, сообщающая о возрасте боярина. Не буду сейчас говорить о портрете (о нем позже). Но, вероятно, биографы РБС не были знакомы с этим портретом, когда утверждали, что в Астрахани вместе с отцом погиб Борис меньшой.

Я разыскала сборник документов по восстанию Степана Разина и обнаружила там дополнительные подтверждения возраста князя Бориса – в расспросных речах стрельцов и пленных казаков С. Разина, допрошенных в августе–сентябре 1670 г. Отличающиеся в деталях, эти речи сходны в одном: все те, кто знал о гибели сына астраханского воеводы, говорили, что остался жив именно младший. Московский стрелец седьмой сотни А.С. Матвеева приказа Исайка Екимов сын Алексинец рассказывал, что Степан Разин раненого боярина и воеводу князя Ивана Семеновича Прозоровского и брата его стольника князя Михайла Семеновича, связав вместе, сбросил с высокой городовой стены, как и многих защитников Астрахани, «...а 2-х де сынов ево, боярских, на городовой стене повесил за ноги, и висли де они на городовой стене сутки. И одного де, боярского большого сына, сняв со стены, связав бросил с роскату ж, а другово, боярского меньшого сына, по упрошению астраханского митрополита, сняв со стены и положа де на лубок, отвезли к матери ево в монастырь»[397].

После гибели отца братья ПеТри Борис Прозоровские долгие годы совместно владели доставшимися от отца селениями[398] (хотя при переписи 1678 г. старший брат во многих случаях был обозначен единственным владельцем). В конце июня 1675 г. они оба получили отпуск для поездки в вотчину на богомолье. И многие жизненные события князя Бориса определялись положением и действиями старшего брата, как бы опекавшего его. Поэтому вкратце надо познакомиться и с ним.

Князь Петр, родившийся в 1644–1645 гг., уже с 1660 г. был чашником, носившим питье перед государем на приемах, рындой в белом платье на посольских встречах, приставом у вселенских патриархов – Паисия Александрийского и Макария Антиохийского. В числе ближних людей 27 января 1671 г. стольник князь Петр Иванов сын Прозоровской был поезжанином на свадьбе царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне Нарышкиной, а позже в перечне «ближних людей жены» в списке приезжих боярынь царицы Натальи Кирилловны появилась его жена княгиня Анна Федоровна. С 1674 г. Петр Иванович – дядька (воспитатель) царевича Ивана Алексеевича; ему поручалась охрана царевича, когда царь Алексей ездил из Москвы в свои любимые подгородные села или отправлялся к обедне в какой-либо из московских или подмосковных монастырей вместе с сыновьями. В 1676 г. перед своей кончиной царь Алексей Михайлович в числе особо доверенных лиц определил князя Петра в приставники к малолетнему царевичу Петру Алексеевичу, повелев им хранить царевича «яко зеницу ока». Князь Петр Иванович Прозоровской сумел выдержать своеобразный нейтралитет в последующей борьбе сторонников Милославских и Нарышкиных, отстаивавших приоритет: одни – царевича Иоанна, а другие – царевича Петра. Он же служил поочередно всем трем сыновьям Алексея Михайловича: Федору Алексеевичу, Ивану Алексеевичу, а затем и Петру Алексеевичу – и так, что не попал в опалу, а наоборот, сумел остаться верным данному Алексею Михайловичу обещанию. И когда в 1689 г. по отстранении правительницы Софьи Алексеевны Петр принял управление государством, он назначил боярина князя Петра Ивановича Прозоровского в Приказы Большой казны и Большого прихода. Казной русской князь Петр Иванович Прозоровской ведал до конца своей жизни (умер до января 1721 г.)[399].

Князь Борис служил комнатным стольником царевичу Федору Алексеевичу. 24 ноября 1674 г. в походе в селе Преображенском государь Алексей Михайлович праздновал День ангела царевны Екатерины Алексеевны и жаловал всех приглашенных пирогами. Царевич Федор Алексеевич жаловал пирогами своих стольников, которые были в походе у пирогов; среди стольников назван и князь Борис княж Иванов сын Прозоровской. Комнатным стольником он являлся, когда царедворцы при возведении Феодора Алексеевича на царский престол «веру учинили» новому царю[400].

Вместе со старшим братом князь Борис участвовал в январе 1682 г. в Земском соборе по уничтожению местничества; оба подписали и «Соборное деяние», но старший – в числе бояр, а Борис – в числе комнатных стольников[401]. Уже после Земского собора царь Федор Алексеевич пожаловал из стольников в бояре князя Бориса Ивановича Прозоровского и назначил его в Приказ Большого Дворца. 27 апреля 1682 г. царь Федор Алексеевич неожиданно умер, и боярин князь Борис Иванович Прозоровской был внесен в список лиц, назначенных в свой срок дневать и ночевать у гроба Феодора Алексеевича. Но князь Борис Иванович заболел и не смог явиться[402].

В июле того же года боярину князю Б.И. Прозоровскому поручается ведать монастырь Саввы Сторожевского после того, как его архимандрит Селиверст обратился к царям Ивану и Петру Алексеевичам с просьбой принять монастырь под их покровительство. Тогда же было решено перевести кружечный двор «из Звенигорода за близким расстояниемъ от Саввы Сторожевского монастыря, Московского уезда в дворцовое село Михайловское... для того, что неискусные монахи ходят на тот кружечный двор упиватца и чинят святой обители безчестие. И о том в Приказ Большой Казны послать памят. Сей их великих государей указ сказал боярин князь Борис Иванович Прозоровской»[403].

С 1683 по 1690 г. боярин князь Б.И. Прозоровской неоднократно вместе со старшим братом сопровождал в различных походах сначала одного Ивана Алексеевича, а позже и его вместе с Софьей Алексеевной: в Суздаль и Владимир, монастырь Саввы Сторожевского в Звенигороде, Воскресенский монастырь на реке Истре, Донской, Новодевичий и Троице-Сергиевский монастыри, а также дворцовые села Коломенское, Воробьево, Измайлово[404]. Именно в этот период (в конце 1687 г.) Прозоровскому было пожаловано из раздаточных дворцовых волостей небольшое село Зюзино, которое имело 11 дворов, 166 чети пашни и всего 30 алтын доходу[405].

В более поздних документах (уже после кончины Бориса Ивановича и его жены) приведена «выпись» из писцовых книг 1675– 1677 гг. дворцовых сел с достаточно подробным описанием хозяйства дворцового села Зюзина. В селе были деревянная церковь, государев двор, сад, гумно, две заповедных рощи на 71 десятине без чети, дворы попа, дьячка, пономаря, просвирницы, садовника и 11 дворов крестьян; во всех этих дворах жило 44 души мужского пола. Для церкви изначально из дачи была выделена земля. Сколько ее было, можно понять из этой выписи. Усадебные земли дворов церковнослужителей – десятина с полудесятиною, пашни паханые две чети в поле, а в дву потому ж (т. е. при трехпольной обработке земли всегда существовали три поля, здесь величиной по две чети), сенных покосов четыре десятины. Садовник имел пашни четыре чети в поле, а в дву потому ж. 11 крестьянских дворов имели 4 десятины под усадьбами, для выпаса домашнего скота – «животинного выпуску» – 2 десятины. У крестьян имелись пашни паханые «живущих вытей 24 чети да пустых вытей 13 чети да лесом поросло 35 чети в поле, а в дву потому ж, сена 12 десятин в живущей выти да в пусте 2 выти; да к селу Зюзину шесть пустошей, а в них пашни паханые... 4 чети да лесом поросло 66 чети в поле, а в дву потому ж, сена 33 копны в пусте 3 выти без полтрети выти. Денежных доходов: з живущих вытей оброков и пошлин 8 алтын две денги, ямских денег 6 алтын; с пустых вытей за выделной хлеб 6 алтын с денгою, за прикащиков доход 3 алтына 2 денги, за ягоды 10 денег, за наметное полтевое свиное свежее мясо рождественского мясоеду 20 алтын; с пустошей за выделной хлеб и за сенный покос 18 алтын 3 денги. Всего всяких денежных доходов рубль 30 алтын 4 денги. Государевой десятинной пашни 9 десятин пашут того села крестьяне 6 десятин, а досталные десятины лежат впусте. Укосные 4 копны мерных сена да оброчных полторы сажени дров, а укосное сено косить им по врагу Котлу»[406].

Как видно из этого описания, доходы села при царе Алексее Михайловиче приносили обычные крестьянские занятия, к тому же немало крестьянских наделов были пусты. Государев сад упомянут лишь вскользь, как объект, не приносящий заметного дохода, только «за ягоды 10 денег». Несомненно, если бы сад являлся источником более важных для дворца поставок, они были бы названы.

В документах не сохранилась формулировка заслуг, за которые получил князь Борис это пожалование. (Однако можно с уверенностью сказать: не за участие в первом Крымском походе под руководством князя В.В. Голицына, состоявшегося в 1687 г., как утверждают некоторые исследователи. Фамилии боярина князя Бориса Прозоровского нет ни в списке отправлявшихся в поход воевод, ни в списке награжденных после похода товарищей князя В.В. Голицына.)

Боярин князь Василий Федорович Одоевской, прежде владевший селом Зюзином (с 1684 г.), в последние годы жизни тоже состоял в свите царя Ивана Алексеевича и нередко вместе с братьями Прозоровскими сопровождал его в поездках по монастырям[407]. И когда Одоевский заболел и скоропостижно скончался 20 декабря 1686 г., а в следующем году – и его жена, которой по царскому указу было оставлено «до ее живота» село Зюзино, приближенные к царю Ивану Алексеевичу и к правительнице Софье Алексеевне бояре Прозоровские сумели очень быстро (в том же 1687 г.) исхлопотать пожалование для князя Бориса Ивановича села Зюзина, соседнего с принадлежавшим старшему брату сельцом Черемхой.

В 80-е гг. XVII в. возник, пожалуй, самый значительный культурный феномен времени правления Софьи Алексеевны – появление архитектурного стиля московского барокко, что, несомненно, происходило под покровительством дворцовых кругов во главе с самой правительницей. В эти годы шло оживленное строительство каменных зданий в центре столице. По свидетельству иностранных гостей, князь Василий Голицын выстроил в Москве «более трех тысяч каменных домов» (это, вероятно, не без преувеличения) и новый «каменный мост с двенадцатью пролетами» через Москву-реку (нынешний Большой Каменный мост у устья Неглинки)[408].

Князь В.В. Голицын. С редкого гравированного портрета работы Тарасевича

Под покровительством правительницы Софьи было завершено многолетнее строение Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря на реке Истре. Сопровождая царя Ивана в январе 1685 г., бояре Прозоровские присутствовали на освящении собора, где находились также Софья, князь В.В. Голицын и целый штат придворных. По заказу царевны был выстроен комплекс зданий в Новодевичьем монастыре, куда бояре Прозоровские не единожды сопровождали царя Ивана Алексеевича и правительницу Софью Алексеевну (июль 1688 г., май 1689 г.). Ходили бояре с правительницей и царем Иваном и в село Измайлово (октябрь и ноябрь 1688 г., июнь 1689 г.), где в 1688 г. была перестроена церковь Иоасафа-царевича, по архитектуре близкая к храму села Зюзина[409].

Каменный мост в Москве, нач. XVIII в. С гравюры Бликланда

Церкви в новом нарядном стиле стали появляться не только в Москве, но и за ее пределами, в имениях, владельцы которых, вслед за князем В.В. Голицыным, восприняли новые веяния в архитектуре. Братья Прозоровские первыми сделали это – в 1686 г. они начали строить каменную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы в их общей родовой вотчине – «селе Петровском а Дурнево тож» – на реке Москве близ Усова. И так активно, что через два года она была построена и освящена святейшим патриархом Иоакимом в присутствии царя Ивана[410].

Думаю, именно поддержка ближними боярами Прозоровскими замыслов царевны Софьи, их рвение в строительстве каменного храма в общей вотчине, селе Петровском, и вызвали ее благодарность. Правительница Софья пожаловала неожиданно оказавшуюся выморочной в конце 1687 г. зюзинскую вотчину, хотя она была обещана, как писал в духовной князь Н.И. Одоевской, его правнукам, сыновьям князя Юрия Одоевского. В ответ боярин князь Борис Иванович Прозоровской на волне строительного бума, в том же году, как только боярину пожаловали Зюзино, рядом с уже обветшавшей деревянной, по тому же образцу, стал возводить двухэтажную («о двух жилах») каменную церковь, в котором нижний теплый храм посвящен святому равноапостольному князю Владимиру, а верхний – благоверным русским князьям Борису и Глебу. Но, не успев построить всю церковь в один год, боярин исхлопотал освящение в 1688 г. законченного нижнего храма (в недостроенном здании). Достроен храм был много позже. Строительство верхнего храма закончили и освятили его только в 1704 г., когда Россия уже участвовала в изнурительной Северной войне.

В феврале 1689 г. оба государя вместе с правительницей Софьей «пожаловали по имянному указу бояр: князь Петра Ивановича, князь Бориса Ивановича Прозоровских... велели им дать своего, великих государей, жалованья из Новгородского Приказа из кармазинов добрых что осталось за отсылкою, по сукну, боярину князь Петру Ивановичу – вишневого, боярину князь Борису Ивановичу – коричневого по 6 аршин...»[411] Позже возведение Зюзинской церкви едва ли могло произойти – ситуация в царском триумвирате резко изменилась.

После бракосочетания 16-летнего Петра Алексеевича с Евдокией Федоровной Лопухиной в январе 1689 г. Нарышкины с нетерпением ожидали воцарения Петра без опеки сестры, а его размолвки с Софьей все обострялись. В июле после очередной ссоры Петр уехал в село Преображенское, а оттуда, после известия о сговоре Софьи со стрельцами, почти бежал в Троице-Сергиевскую лавру.

Вот как описывает этот исторический эпизод князь Б.И. Куракин. Петр послал боярам и всей палате указ, чтобы все ехали в Троицкой монастырь, а к Ивану Алексеевичу послал требование, чтобы тот отослал с караулом Федора Шакловитого в монастырь. Иван Алексеевич послал к Петру боярина и дядьку князя Петра Ивановича Прозоровского, «которой был человек набожной и справедливой и весьма противной царевны Софьи Алексеевны, со всяким братским обнадеживанием и дружбы... Князь Прозоровской был принят со всяким почтением и по двух днях возвратился с тою же комиссиею, дабы Щегловитого [Шакловитого. – Ред.] выдать и стрельцов-заводчиков и царевне Софии ретироваться в монастырь Девичий. И по возвращении князь Прозоровского к Москве, царь Иоанн Алексеевич позволил патриарху и боярам и всей палате ехать к брату своему, также и выборным стрельцам из полков идти, которые по приезде в монастырь Троицкой записывали свои приезды, к чему был определен думной дьяк Автамон Иванов... И по многих противностях и спорах она, царевна Софья, понуждена была Щегловитого выдать, которого князь Прозоровской приняв в ее каморе из рук ея, повез с собою в Троицкой монастырь за караулом, с которым сидели два полковника по переменке...»

Противостояние закончилось, когда в сентябре 1689 г. Шакловитый был казнен, князь В.В. Голицын сослан в Каргополь, а Софья отвезена на житье в Новодевичий монастырь. Царь Иван после этого предоставил все дела брату, оставаясь до своей кончины в январе 1696 г. только, как говорится, «церемониальным, выходным» царем.

Началось новое правление государством. Посольский приказ был отдан Льву Кирилловичу Нарышкину, брату матери-царицы, Большой Дворец – Петру Аврамовичу Лопухину, Иноземный приказ – князю Федору Семеновичу Урусову, Разряд – Тихону Никитичу Стрешневу, а Приказ Большой казны – князю П.И. Прозоровскому. Он «сидел в Большой казне и ведал Денежный двор, и управлял со всякою верностию и без мздоимства, понеже был человек набожной, которой до своей смерти был содержан честно...»[412]

Жизнь в Москве резко изменилась, хотя еще некоторое время, по инерции, продолжались привычные церемонии, в которых бояре для почести присутствовали в золотых кафтанах на церковных праздниках. Пока была жива царица-мать Наталья Кирилловна, она номинально стояла во главе управления страной, хотя в действительности всеми делами управлял ее брат Л.К. Нарышкин. Петр же почти все время проводил то в Переяславле, где строил корабли, то в Архангельске, где осматривал русские и иностранные суда, плавал на них и заказал голландцам построить для него корабль.

В конце 1689 г. и в 1690 г. братья Прозоровские были в нескольких походах с царем Иваном Алексеевичем в Саввино-Сторожевский и в Новодевичий монастыри, да в село Коломенское, куда шли вместе с Петром Алексеевичем, но только он со своими людьми – на малых стружках и в лодках по реке Москве, а свита Ивана Алексеевича – сухим путем. В августе 1690 г. боярин Борис Иванович присутствовал на торжественной церковной церемонии – на действе в день недельный и в память принесения мощей святителя Петра митрополита перед патриархом святейшим Адрианом, когда он шел с литургии в свои патриаршие палаты, несли крест Господень, а за патриархом для почести были бояре в золотых кафтанах, среди них и князь Борис Иванович Прозоровской... После действа у патриарха был стол в крестовой палате, у стола были церковные власти да боярин князь Борис Иванович Прозоровский с товарищами. А через два дня на празднике Сретения иконы Пресвятой Богородицы за честным крестом и за святой иконой велено быть боярину князю Борису Ивановичу Прозоровскому[413].

В начале 1692 г. Борис Иванович был назначен воеводой в Великий Новгород, где прослужил более пяти лет[414]. В мае 1693 г. великие государи Иван и Петр Алексеевичи указали писать воеводу новгородского князя Бориса Ивановича Прозоровского в грамотах ближним боярином[415].

С конца 1696 г. царь Петр стал собираться за границу, куда он хотел поехать инкогнито – с Великим посольством, во главе которого Петр поставил Франца Лефорта, а себя зачислил в свиту «великих послов» под именем Петра Михайлова. На время своего отсутствия управление государством он доверил Л.К. Нарышкину, Б.А. Голицыну и П.И. Прозоровскому. Из Москвы посольство отбыло только в марте 1697 г. Тогда же возвратился из Новгорода в Москву и ближний боярин князь Борис Иванович Прозоровской[416]. Возможно, что старший брат князь Петр, оказавшийся у государственного руля, поспособствовал возвращению брата ко двору.

Еще перед отъездом за границу, в ноябре 1696 г., царь Петр собрал в Преображенском «думу», которая постановила, что все жители Московского государства должны участвовать в создании русского флота. Таким образом Петр учредил корабельную повинность. Вследствие этого в начале 1697 г. в Поместном приказе была произведена корабельная раскладка: вотчинники (т. е. землевладельцы) духовные должны были поставить по одному кораблю с 8000 дворов, а светские – с 10 000 дворов. При этом было определено, кому с кем быть «в кумпанстве» по строительству кораблей. 19 кумпанств составили монастыри, 42 – богатые царедворцы. Торговые люди тоже обязались построить 12 кораблей, а мелкопоместные дворяне, имевшие меньше 100 дворов, участвовали в создании флота взносом полтины с каждого двора. Всего предполагалось построить 52 судна.

Были выписаны мастера из-за границы. Корабли строили в Воронеже, и царь неоднократно приезжал на тамошние верфи, чтобы лично наблюдать за строительством. Вскоре он понял, что гораздо выгоднее иметь собственных корабельных мастеров, чтоб не зависеть от иноземцев. Поэтому, готовясь ехать с Великим посольством, Петр велел отправить за границу пятьдесят стольников для обучения их корабельному искусству и архитектуре. Он и сам изучал на верфях Голландии и Англии, как строить корабли, работая там простым плотником. Петр многому научился в своем путешествии, из которого вернулся больше чем через год. Получив уже на обратной дороге в Россию сообщение о стрелецком бунте, он срочно возвратился в Москву, не посетив несколько намеченных стран.

По своем прибытии Петр расправился с зачинщиками стрелецкого бунта, который уже был подавлен. А когда стрельцы на допросах заявили, что они хотели звать на царство Софью, ее насильно постригли под именем Сусанна и под стражей отправили в Новодевичий монастырь. Понимая, что за стрельцами стоят недовольные его нововведениями бояре и церковь, Петр на торжественном приеме бояр стал собственноручно резать им бороды, а затем приказал всем переодеться в европейское платье. Лица, желавшие сохранить бороду, получали «бородовой знак», обеспечивавший сохранение этого признака православного благочестия. Только крестьяне и священники имели право беспошлинно носить бороду. Приближенные ко двору слуги государевы всех чинов, чтобы сохранить свое положение и иметь возможность служить государю и в дальнейшем, вынуждены были подчиниться непривычным требованиям царя.

Корабль времен Петра I. Художник Е. Лансере

Князь Петр Иванович Прозоровской тоже участвовал в создании кумпанств. Его младший брат, князь Борис Прозоровской, несомненно, помогал ему – ведь многие вотчины и поместья были в их совместном владении. Сначала на Воронежской верфи были построены три 36-пушечных корабля кумпанства князей М.Я. Черкасского, П.И. Прозоровского и И.Б. Троекурова «Сила (Старкт)», «Отворенные врата (Ононде порт)», «Цвет войны (Орлах-блюм)». Строили эти корабли голландские мастера. В мае 1699 г. корабли перешли в Азов и вошли в состав Азовского флота; тогда же они участвовали в Керченском походе и были на плаву до 1710 г.

В кумпанстве с кравчим В.Ф. Салтыковым князь П.И. Прозоровской в 1698 г. по возвращении князя Бориса Ивановича в Москву с новгородского воеводства на другой воронежской верфи – Чижовке – заложил еще один корабль (строитель А. Мейер) под названием «Мяч (Бал)»[417]. Вскоре во «Мнении о Воронежских кораблях» (1699 г.) Петр I отметил этот корабль бояр Прозоровских как один из лучших: «3 корабля Избрантовы, Прозоровского, Черкасского, что на Чижовке, есть наилучшие от всех кумпанских кораблей...» На воду «Мяч» был спущен только в апреле 1702 г. и тоже вошел в состав Азовского флота. Все эти корабли были разобраны в 1710 г. Не исключено, что царь Петр обсуждал с князем Борисом Ивановичем Прозоровским и строительство кораблей, когда в апреле 1699 г. вызвал князя в Воронеж. Царь приехал осмотреть воронежские верфи вскоре по возвращении из-за границы (в ноябре 1698 г.) и оттуда послал письмо Тихону Никитичу Стрешневу: «Князь Борису Ивановичу Прозоровскому и Емельяну Украинцову объяви указ, чтобы они немедленно сюда были и взяли с собою трех или четырех человек подьячих». Начальнику Посольского приказа думному дьяку Емельяну Игнатьеву сыну Украинцову было указано «быть в Цареграде у Салтана турецкого чрезвычайным посланником...»[418]

Несомненно и то, что вместе с думным дьяком с посольским поручением в Константинополь собирались послать и ближнего боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского. Но вскоре думный дьяк Емельян Украинцов отбыл с важной миссией в Турцию без боярина. Как только русские посланники в Турции Е. Украинцов и И. Чередеев в июле 1700 г. подписали в Константинополе мирный договор с Турцией на тридцать лет, Петр I, не медля, приказал русскому послу в Стокгольме князю Хилкову объявить Швеции войну. Так началась Северная война.

В первом сражении, под Нарвой, впервые созданная рекрутским набором русская армия потерпела поражение, понеся огромные потери. На исход сражения повлияла и измена командного состава из числа иноземных генералов и офицеров.

Сражение русских войск со шведами. Миниатюра XVII в.

Дипломатические поручения ближнему боярину князю Борису Ивановичу Прозоровскому, подобные вышеупомянутому, были не единичны. Упоминания о них встречаются в некоторых сохранившихся документах и в переписке различных лет (вероятно, в действительности их было больше). Возможно, боярин Прозоровской был своеобразным мозговым центром подобных дипломатических вояжей, исполнял которые думный дьяк Украинцов.

В декабре 1706 г. Петр I прибыл в местечко Жолква около Львова, где собрались тогда все видные военачальники того времени, так как от генерала Меншикова было получено срочное сообщение: «...Король польский Август, учиня... тайно партикулярный мир со шведами, уехал к шведскому королю в Саксонию и по тем ведомостям государь пошел в Польшу, дабы оставшую без главы Речь Посполитую удержать при себе, понеже тот мир учинен без ведома оной». «Консилия» в Жолкве решала главный вопрос для Северной войны в тот момент: «давать ли с неприятелем баталию в Польше или при своих границах». В январе 1707 г. в письме Тихону Никитичу Стрешневу из походной канцелярии из Жолквы Петр I после перечисления, что требуется генералу Репнину для пехотных полков, добавил: «Князю Борису Ивановичу Прозоровскому и Емельяну Украинцову объявить указ, чтобы они сюды были и взяли с собою 3 или 4-х ч[еловек] подьячих». Б.И. Прозоровского вместе с Е.И. Украинцовым предполагалось направить послом в Вену по вопросу о предложении польской короны знаменитому полководцу Римской империи принцу Евгению Савойскому. «И для той службы с Москвы послать с ними латинского переводчика Петра Сафонова». Все вызванные лица в Жолкву прибыли, но посольство князя Бориса Ивановича потом было отменено, так как позже решили поручить ведение переговоров с принцем барону Гойссену[419].

Князь Борис Иванович находился при армии в Польше в течение 1707 и 1708 гг. Петр I предполагал послать его к датскому двору, о чем можно судить по письму (август 1707 г.) из Варшавы от Г.Ф. Долгорукого, хлопотавшего о посылке к датскому двору племянника, В.Л. Долгорукого, и сообщавшего ему в Люблин о переговорах с царем: «О посылке твоей к Дацкому двору слова были таким образом: зачел я говорить, для многого ко мне прошения Андрея Измайлова, чтоб туда послать кого иного, понеже тамошнее дело требует такова министра, которой бы мог без толмача сам говорить с королем и с министры для секрету... А потом без меня в другое время приказал было тебе, и Прозоровскому, и Украинцову ехать суда, и то такошь для поляков Гаврила и Шафиров отговорили, а меня при том не было...» В.Л. Долгорукой был послан послом в Данию вместо А.А. Измайлова только в сентябре 1707 г., но без Б.И. Прозоровского. Последнему в конце сентября велели ехать в Брест, где «позволили быть» также посланникам датским и прусским и «генеральным комисарам». Емельяна Украинцова, дав наказ, отпустили «с деньгами в войско коронное», «чтобы домогался о прислании комисаров», нужных для осуждения Вяжицкого, «для чего и Прозоровской в Брести оставлен». Судя по переписке, дело это не решилось и до декабря 1707 г. из-за отсутствия нужных людей. Как писал Петру I из Минска граф Г.И. Головкин, «ныне, государь, никакого человека при нас нет и послать ни для какого дела некого... Також и с князь Борисом Прозоровским у судов никого нет»[420].

Судейские функции возлагались на Бориса Ивановича и позже. 4 марта 1708 г. он послал царю письмо из Смоленска, откуда просил разрешения уехать летом в Петербург. Привожу письмо полностью, как один из редчайших документов того времени, дающий возможность почувствовать и служебную ситуацию ближнего боярина, и взаимоотношения царя и его царедворцев, которым царь запретил называть себя холопами, но не придумал слова лучшего, чем «раб».

«Царь государь всемилостивейший. По твоему великого государя указу писал мне ис Чашникова февраля 14 дня Гаврила Иванович Головкин, велел мне ис Копаси ехать в Смоленск и быть до твоего великого государя указу. И я ис Копаси поехал февраля в 19 день, и ныне пребываю в Смоленске, а судить мне неково. Правиянту мне и конской фуражи бес твоего великого государя указу ничего не дают, и я принимаю великую нужду, и покупаю дорогою ценою. А и квартера, государь, мне отведена самая худая: одна избенка и в ней тараканов и клопов много; а я имею болезнь великую, в правой ноге подагру, и лежю среди избы на дву стулах и на дву досках и тем мало от тех щелеватых зверей свобождаюся. Прошу тебя, великий государь, милости, пожалуй, прикажи мне ехать на квартеру в Можаеск, а правиянт и фураж свой буду иметь, а летом по просухе быть в Санкт-Петербурх и твоих, великий государь, трудов посмотреть. А естли изволение твое будет, что мне жить в Смоленске, пожалуй, государь, изволь приказать мне давать правиянт и фуражю. Не прогневайся, государь, милостивый отец, что я к тебе писал, для того, надеяся на твои, великого государя, ко мне великие и неизреченные милости. Униженнейший и всепокорнейший раб князь Борис Прозоровской. Из Смоленска, 1708 году марта 4 дня»[421].

В числе двадцати пяти царедворцев, причастных к дипломатическому корпусу, Б.И. Прозоровской был в свите, провожавшей двоюродных братьев Петра I, детей Л.К. Нарышкина Александра и Ивана, которые 3 октября 1708 г. отправились из Архангельского порта в Англию. Отплыло семь кораблей: голландские, английские и один датский – военные и торговые. На борту каждого было по нескольку царедворцев. Молодые Нарышкины находились на английском военном судне «Тильбюри», а князь Прозоровской – на торговом голландском корабле «Боцхан Мария». На датском корабле, кроме того, поплыла в Копенгаген княгиня Долгорукая.

Поездка не была долгой. В ноябре у Бориса Ивановича Прозоровского, слывшего, как и его старший брат, честным, неподкупным сановником, – новое назначение: проведение рекрутского набора. Уже десять лет все податные сословия должны были поставлять рекрутов, одного с 20 дворов, а во время войны со Швецией рекруты нужны были все в большем количестве.

30 ноября 1708 г. Петр I, желая привлечь к государственным делам 18-летнего сына и наследника царевича Алексея Петровича, дал ему поручение (в письме): «Наборщики, которые посланы для набору рекрутов, слышали мы, что в рекруты берут людей худых, а добрых отставливают, от чего берут себе взятки. Того для пошлите надсматривать князь Бориса Прозоровского, чтоб онъ в том над ними смотрел и трудился, как возможно, чтоб брать лутчих людей, а не худых. И ежели ис тех наборщиков в том сыщутца хто виноватые, и таких надобно повесить». Царевич ответил в декабре из Преображенского: «...Писмы твои, государь, я получил, и князь Бориса Прозоровского отправляем. И замедлилось за тем, что он был в деревне...»

По именному государеву указу, присланному в Москву из Лебедина 9 декабря 1708 г., Б.И. Прозоровскому было велено ехать в те города, куда уехали наборщики из Поместного приказа для набора рекрутов, и наблюдать за тем, чтоб отбирать в рекруты лучших людей. На Боярской думе, состоявшейся 16 декабря в Ближней канцелярии, Прозоровской подал доношение, где высказал свои предложения о проведении рекрутского набора: «Чтоб в послушании в рекрутском наборе и в даче городовых подьячих и постоялых дворов и подвод послать в городы х кому надлежит, так же и к бурмистром, послушные указы. И декабря в 16 день, по его, великого государя, указу, бояря, будучи в Ближней канцелярии, слушав того его доношения, приговорили: в городы, которые ведомы в Ыжерской канцелярии и рекруцкий зборъ в них есть в послушании его, боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского, во время того набора... А бумагу и чернила и свечи велено дать ему на Москве ис Поместного приказу»[422].

Вместе с Прозоровским ведать рекрутским набором Петр поручил и думному дьяку Автамону Ивановичу Иванову, тоже очень ответственному чиновнику, о чем сообщил обоим. Иванова он поторапливал 13 января из города Сумы, где после победы при деревне Лесной пополнял войска для следующего сражения – Полтавского: «Господин Иванов. Писмо твое, писанное из Москвы декабря 26, до нас дошло, в которомъ пишеш, что рекруты бегут по лесам... И как возможно, поспешайте, дабы рекруты указанное число скоряя сюды выслать, или хотя бы лишние были, не хуже... Piter».

Вот что писал царь из Ахтырки 5 февраля 1709 г. боярину Прозоровскому: «Письмо ваше, написанное из Москвы генваря 25 числа, до нас дошло, на которое через сие объявляю. По данному вам указу за наборщиками, которые набирают рекрут, смотри прилежно, и хто из них явитца во взятках и в протчих худых делах, и таким чинить указ так, как прежде сего к вам писали, хто чего будет достоин. Также и в наборе рекрут, по возможности, смотри и розбирай, где мочно и от вас блиско, а которые отдалели, и таких пускай приводят к Москве к смотру к господину Иванову для того, чтоб за тем какой остановки не было, понеже ныне рекруты весма нужны надобны, а вам во всех местах скоро осмотреть невозможно»[423].

Участие России в Северной войне растянулось на двадцать лет. Чтобы завладеть устьем Невы и выйти к Финскому заливу, потребовалось овладеть двумя сильными крепостями: Нотебургом (древнерусским Орешком), стоявшим на острове и запиравшим вход в реку со стороны Ладоги, и Ниеншанцем (русское название Канец), близ устья реки Охты, впадающей в Неву.

Петр участвовал в осаде и захвате крепостей в чине «капитана от бомбардиров» Петра Михайлова. С поля боя Петр информировал своих приближенных царедворцев. Об этом свидетельствуют сохранившиеся письма Петра и его адресатов. После взятия Ниеншанца Петр сообщил о победе А.И. Иванову (2 мая 1703 г., письмо сохранилось), а также Л.К. Нарышкину, Т.Н. Стрешневу, боярину А.П. Салтыкову, князю М.А. Черкасскому, И.А. Мусину-Пушкину, боярину князю Б.И. Прозоровскому, И.И. Бутурлину, К.Ф. Салтыкову с А.В. Кикиным и другими лицами, Ф.М. Окляеву с Г.А. Меншиковым и другими лицами. Судя по единственному сохранившемуся письму Петра из Ниеншанца, «ныне Шлотбурх имянованного», никаких царских указаний, предназначенных лично адресату, в нем нет, это была просто реляция о победе. Можно предполагать, что Борис Иванович Прозоровской получил точно такое же письмо. Чтобы полнее представить их взаимоотношения, стоит привести текст царского письма А.И. Иванову, а затем и письмо самого Б.И. Прозоровского, – один из немногих сохранившихся ответов царю.

«Her. Объявляю вашей милости, что ныне всемилостивейший Господь Бог заключительное сие место нам даровал и морской наш штандарт исправити благоволил. Воистинно и то не без дива, что только из 19 полкартаунов 10 выстрелов чрез 10 часов из 14 мортир бомбы метаны; однако ж неприятель так утеснен, что тотчас принужден шамаду бить, и на акорд здался сего месяца в 1 день. А что в той крепости найдено, буду писать впредь. Piter».

«Всемилостивейший государь, во благополучии на многие лета здравствуй. От милости твоей письмо из Шлотбурха, которое пришло к Москве мая в 10 день, а до меня дошло того же месяца в 11 день, о объявлении заключительного места, что всемилостивейший Господь Бог тебе, государю, даровал замок и морской штандарт исправити благоволил тщанием и трудами твоими, и немногими часами неприятель утеснен и на окорт здался сего месяца в 1 день. И за такое великое объявление всемилостивейшему Господу Богу и Пресвятой Богородице благодарную хвалу приношу. И за твое государево здравие и милость, что посетил меня, раба своего, такою великою радостию, должен желать и впредь победы над неприятелем и Бога молить всегда. Нижайший раб твой князь Борис Прозоровской. Из села Введенского, мая в 11 день 1703 г.»[424] (Село Введенское Клементьево тож царь Иван Алексеевич пожаловал П.И. Прозоровскому в октябре 1690 г. за его многие верные службы из дворцовых волостей в Можайском уезде. Но братья совместно владели землями. А после полюбовного раздела совместных с братом владений в 1701 г. эта вотчина досталась Борису Ивановичу, хотя утверждена за ним отказной грамотой лишь через 15 лет.)

После взятия Ниеншанца «найдено удобное место остров, который назывался Луст-Эланд (то есть Веселый остров), где в 16 день мая крепость заложена и именована Санкт-Петербург». Тогда же Петр заложил в устье Невы Петропавловскую крепость, а Ниеншанц был срыт.

Как и многие из названных выше адресатов Петра I, боярин князь Борис Иванович Прозоровской, а также и его старший брат были названы в «Списке боярском» от 24 июля 1705 г., в который включены «бояре и окольничие и думные люди». Все чины в Списке записаны в несколько разделов: «На Москве», «На службах», «У провиантских дел», «В городех, в воеводех и в посылках», «В деревнях до указу», «В полону». Бояр в царстве было 23. Братья Прозоровские числились среди 11 бояр, которые были «На Москве». Значился в Списке в разделе «На службах» и их двоюродный брат, сын младшего брата Ивана Семеновича – Петра меньшого, боярин князь Андрей Петрович Прозоровской, с отметкой «В Питербурхе»[425] .

Сохранился и «Список Российскому Сигклиту 1705 году». Понятие «сигклит» (синклит) упоминалось еще при царе Алексее Михайловиче, когда на встрече самых почетных лиц у царя присутствовал и «сигклит», т. е. собрание высших сановников, старейшин. В этом Списке значились те же самые 23 боярина, а также кравчие, окольничие, постельничие, думные дворяне, стряпчие с ключем и думные дьяки. Разделения по местам назначений не было. Но зато у трех бояр приписаны графские титулы, что свидетельствует о более позднем появлении этого списка в сравнении с предыдущим «Списком боярским»[426]. Так, если Федору Алексеевичу Головину пожалован графский титул 16 ноября 1701 г. римско-немецким императором Леопольдом I, то фельдмаршал Борис Петрович Шереметев стал первым русским графом в 1706 г. – Петр I присвоил ему этот титул в награду за усмирение стрелецкого бунта в Астрахани. А Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину Петр I присвоил графский титул в 1710 г.[427] Следовательно, «Список Российского Сигклиту» появился после того, как в 1710 г. «Список боярский 1705 года» в соответствии с новыми реалиями был отредактирован и переименован. Это соображение подтверждает то, что все бояре из этого списка сохраняли свое сановное значение и в 1710 г. Ближний боярин князь Борис Иванович Прозоровской тоже оставался в числе узкого круга доверенных людей.

Петр I имел обыкновение извещать о важных победах в баталиях сразу нескольких адресатов одним текстом. Фамилия Б.И. Прозоровского обнаруживается в списке адресатов и в июле 1710 г., когда Петр разослал сообщения о капитуляции Риги после многомесячной «тесной блокады». «Вчерашнего числа получена от господина генерала-фельдмаршала Шереметева ведомость, что рижский генерал-губернатор Сштремберх вышереченной город купно с ситаделью на окорд отдал. А во оном артиллерии, амуниции и протчего получено, о том за краткостию времени объявить не успел, но потомъ вскоре пространно писать будет. И тако сей славны и крепки город с малым уроном чрез божию помощь от неприятеля взят. И сим вам поздравляем. Piter. Из Санкт-Петербурха в 9 день июля 1710 г.» Петр распорядился послать письмо «к Москве: к государыням царевнам, к Стрешневу, к Рамодановскому, к Бутурлину, к Черкаскому, к двум Прозоровским, к князь Борису Голицыну, к Гагарину, к Курбатову...»[428]

Боярская дума уже не один год именовалась «консилией министров», которые Петр I собирал регулярно. В 1708 г. консилии несколько раз состоялись в ставке русской армии, перемещавшейся параллельно с войсками Карла XII, – в марте в Бешенковичах, в июне в Могилеве, в июле, дважды в сентябре и в декабре – в Шклове[429]. Князь Б.И. Прозоровской, находившийся в армии весной и летом 1708 г., мог принимать участие в некоторых консилиях (известно, что осенью он уже занимался сбором рекрутов для русских войск с только что завоеванной Ижоры). И хоть непосредственного участия в Полтавском сражении (состоявшемся 27 июня 1709 г.) Борис Иванович не принимал, он немало сделал для победы под Полтавой. Наверное, не зря его имя оказалось среди владельцев земель на вновь завоеванных землях Эстляндии и Лифляндии, объединенных поначалу в одну губернию – Рижскую, сразу же, как только завоеванные Петром ижорские земли вошли в состав новой Петербургской губернии (1708). Главнокомандующему армией фельдмаршалу Б.П. Шереметеву Петр I подарил земли в Лифляндии – старинное Вецпиебалгское имение у озера Инесис, где фельдмаршал вел ожесточенные сражения в 1704 г. На одном из островов озера, по преданию, был уничтожен полк шведов, которые здесь же и похоронены. В свое время дворец Шереметевых был любимым местом советских туристов[430].

Возведение каменного здания. Миниатюра

В документах о том, что у Б.И. Прозоровского имелось владение в Рижской губернии, рядом с его именем оказалось имя князя Григория Ивановича Волконского. С 1703 г. Г.И. Волконской был воеводой в г. Козлове. Тамбовский уезд славился своими корабельными лесами, и Петр I указал Волконскому провести полное обследование уезда и описать леса, годные к корабельному делу. Важность этого наказа была такова, что в декабре 1706 г., находясь в Жолкве, Петр I посылает драгунскому полковнику Волконскому указ, дозволяя ему «взять из латышей и корелян, которые присланы к нему из Олонца и ныне в Козлове... третью долю и поселить ему тех людей на своих землях, где похочет, и владеть ими, как прочими крестьянами»[431]. Присланные латыши, возможно, прибыли из того владения, что было пожаловано ему тогда в Рижской губернии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.