Компрометирующая переписка
Компрометирующая переписка
С самого отъезда во Францию Анна много переписывалась с родителями. Отцу она рассказывала, как тоскует по родине, насколько мрачен Лувр по сравнению с Прадо или Эскориалом, как однообразна придворная жизнь Парижа. Ей не хватало привычных с детства развлечений: костюмированных балов, комедий, корриды. Филипп III уговаривал Анну совершенствовать французский язык и радовался ее постепенным успехам. К небольшим подаркам, которые отец отправлял дочери, он иногда добавлял кое-какие карманные деньги. Письма были переполнены советами. Филипп писал, чтобы Анна общалась только с мужем и свитой, старалась не походить на свекровь, и выражал довольство, когда она сопровождала короля на охоту[90].
Католический король осуждал зятя за равнодушие к государственным делам, подозревал, что тот, возможно, человек слабый (поскольку зависит от матери) и даже незрелый. Кроме того, Филипп III просил, чтобы дочь повлияла на политику своей новой страны, так как это было бы выгодно Испании. Об этом свидетельствовали его советы. Как подобало католической принцессе, Анна поддерживала борьбу против протестантской ереси в королевстве нантского эдикта и стремилась сохранить мир и согласие между главными католическими державами: врагам Испании во Фландрии, Германии и Италии она старалась помешать заключить союз с Францией, которая очень этого желала. Королева регулярно обменивалась письмами со своими родителями-Габсбургами, родными братьями и кузенами в Вене – императором и его эрцгерцогами – а также тетушкой Изабеллой Кларой Евгенией, правившей испанскими Нидерландами, и поддерживала в христианском мире связи, необходимые для защиты интересов ее родных и святой Церкви[91].
Анна давно переписывалась с Мадридом, Брюсселем и Веной. Никто бы и не счел подозрительным обычный обмен письмами между родственниками, тем более естественный, когда Франция и Испания были союзницами или поддерживали хорошие отношения. Конечно, черный кабинет старался быть в курсе содержания этих посланий, а Ришелье, постоянно подсылавший своих шпионов в окружение королевы, перехватывал письма, которыми королева регулярно обменивалась с маркизом де Мирабель, испанским послом, Филиппом IV и кардиналом-инфантом. Министр снимал с них копии и клал их к своим материалам.
Кардинал и король не могли допустить, чтобы эта переписка продолжалась во время открытой войны между Францией и Испанией. И в начале лета 1637 г. агенты Ришелье на брюссельской почте перехватили одно из писем королевы Мирабелю. Кардинал с прошлого года подозревал Анну в том, что она поддерживала контакт с заграницей, но у него не было доказательств. Тайные встречи королевы и ее верного слуги Ла Порта усиливали эти догадки. Может, это «связной агент» Анны? И откуда писала она свои письма, ведь в Лувре агенты кардинала удвоили внимание? Перехваченное письмо казалось безобидным, но оно наводило на мысль: есть и другие послания. Ришелье давно уже решил разоблачить то, что казалось ему целой организацией.
Ла Порта арестовали и бросили в Бастилию. 13 августа король велел архиепископу парижскому и канцлеру Франции Пьеру Сегье провести обыск в монастыре Валь-де-Грас, где Анна обычно отдыхала после совершения религиозных обрядов[92]. Естественно, ею двигала типичная испанская набожность. При этом королева любила хоть чуть-чуть побыть вдали от придворной жизни и насладиться миром и одиночеством в монастыре, который она очень любила, украшала его на свои деньги и всячески одаривала своей милостью. Для нее были приготовлены комната и келья. Здесь не было назойливых шпионов и осведомителей, и Анна вкушала свободу, какой не знала в Лувре. Она дружила с монахинями, а настоятельница Луиза де Мийе, происходившая родом из Франш-Конте, разделяла ее любовь к Испании. Анна могла, ничего не боясь, написать послание на испанском языке и прочесть ответы от своих верных корреспондентов: братьев – короля Филиппа IV и кардинала-инфанта, первого министра Оливареса, дипломата Мирабель и герцогини де Шеврёз. Осторожность не была лишней, и Анна просила расшифровывать письма верного Ла Порта, использовавшего, среди прочего, симпатические чернила. Так Валь-де-Грас, предназначенный для духовных практик, стал самым прозаичным почтовым ящиком.
Чтобы попасть в Мадрид, тайная корреспонденция королевы проходила через английское посольство в Париже. Письма, отправленные в Лондон, переадресовывались в Брюссель, принадлежавший испанцам, а оттуда их доставляли в Кастилию. Для осуществления всех этих пересылок в Лотарингию или Тур (где томилась герцогиня де Шеврёз) требовалось немало сообщников и искусных гонцов.
Король приказал обыскать монастырь не из-за случайной находки или внезапного разоблачения. С прошлого года Ришелье питал уверенность, что не одно религиозное рвение приводило Анну Австрийскую к бенедиктинкам, и что Валь-де-Грас – это самое сердце паутины. Старательные люди кардинала не пропустили ни одного уголка: они залезли везде и допросили всех, начиная с настоятельницы. Обыск не дал абсолютно ничего: не было найдено ни одного письма, ни одного свидетельства переписки.
В тот же день, 13 августа, канцлер Сегье по приказу Людовика отправился в Шантийи к королеве и стал настойчиво задавать вопросы. Анна отвечала надменно и настаивала, что она с мадам де Шеврёз не переписывалась. Сегье угрожал открыть ее шкатулки и обыскать шкафчики, чтобы обнаружить письма, адресованные и другим корреспондентам. Анна была готова держать пари, что он ничего не найдет. Тогда Сегье помахал перед нею письмом, предназначенным для кардинала-инфанта через Мирабеля – письмо к врагу! Королева отпрянула и стала снова уверять, что эта переписка не имела значения и не составляла государственного преступления. Ла Порт в своих «Мемуарах» утверждал, что канцлер якобы сунул руку Анне за корсаж, пытаясь отнять записку, которую она хотела спрятать. Но сам Ла Порт при этом не присутствовал.
Никогда, подумала Анна Австрийская, ни одна королева не подвергалась такому унижению. Вокруг нее постоянно шептались: брак скоро распадется, и она получит развод, ее заключат в крепость или сошлют в какой-нибудь провинциальный монастырь. В отчаянии Анна попросила принца де Марсийака похитить ее и препроводить в Брюссель, где она была бы в безопасности. Ларошфуко признавался, что в то время он был в том возрасте, «когда жадно рвутся к делам необыкновенным и поразительным». Пожалуй, он несколько буквально понял письмо, написанное расстроенной женщиной[93]. Ничего совсем уж серьезного Анне Австрийской не угрожало.
Следователям отказы Анны показались неубедительными. Дело в том, что Ришелье затеял расследование, закрыть которое он уже не мог, поскольку «у него в руках, – как пишет Симона Бертьер, – был конец клубка, распутать который мог только он сам – либо король». Королевство было в состоянии войны, французская королева себя скомпрометировала, король жаждал знать правду, даже если для этого надо вывести на чистую воду собственную жену! В Бастилии Ла Порта раз за разом допрашивали, но он ничего не сказал. Его пытались то подкупить, то запугать, но все было напрасно.
Королева, уверенная, что Ришелье заранее знал о ее шагах, потребовала очной ставки: она пригласила кардинала к себе. Анна приготовилась к разоблачениям. Ришелье явился к ней 17 августа в сопровождении двух государственных секретарей[94].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.