Первые россияне на мысе Доброй Надежды

Первые россияне на мысе Доброй Надежды

Так кто же были первые наши соотечественники, ступившие на ту далекую землю еще до начала XIX столетия? С полной уверенностью сказать трудно. Лихая судьба могла не только забросить безвестных людей за тридевять земель, но и замести все их следы. Так что судить можно лишь о тех, о ком сохранились сведения.

Таких людей оказалось не так уж мало. Были они очень разными, как и их пути: кто-то по «казенной надобности», в официальном качестве. Екатерина II посылала моряков на выучку к «владычице морей», в Англию.

В одном лишь 1763 г. шестеро моряков плавали в Индию на английских кораблях: двое, Тимофей Козлянинов (позже стал вице-адмиралом) и Никифор Полубояринов (позже — капитан 1-го ранга), в составе экипажа корабля Британской Ост-Индской компании «Спикер»; Прохор Алисов и Иван Салманов — на корабле «Король Британии», также Ост-Индской компании; Николай Толубеев и Федор Дубасов — на английских военных судах.

Эти и многие другие моряки по пути в Индию останавливались на мысе Доброй Надежды. Воспоминаний своих не оставили — во всяком случае, мы таковых не обнаружили.

В апреле 1772 г. на мысе Доброй Надежды побывали одновременно около семидесяти россиян, однако отнюдь не благодаря государственной власти. Это были беглецы-ссыльные и присоединившиеся к ним жители Камчатки. Сведения о них содержатся в Центральном государственном архиве древних актов [23]. Общее название: «Дело о происшедшем в Камчатке в Большерецком остроге от сосланных злодеев бунте. Начато в 1769 г. Кончено в 1774 г.».

В апреле 1771 г. ссыльные Большерецкого острога на Камчатке подняли восстание. Самым активным зачинщиком был 30-летний Август Беньевский — барон Мориц Анадор де Бенев, как он себя сам называл; на титульном листе его мемуаров значится: «граф Беньевский» [24]. Он родился в Словакии, входившей тогда в венгерские пределы, служил в австрийской армии, затем отправился в Польшу, стал полковником Барской конфедерации, сражался против русских войск, был взят в плен, отпущен «на пароль» (под честное слово) и снова взят в бою, после чего отправлен в Казань. Снова бежал, опять был схвачен и теперь уже сослан на Камчатку.

В остроге с ним был близок гвардейский поручик Петр Хрущов, «с которым они составили план своего спасения» [25].

Хрущов провел в ссылке девять лет. Еще один участник бунта — гвардии поручик Василий Панов. Заодно с ними был и Ипполит Семенович Степанов, отставной ротмистр, помещик Московской губернии, депутат в Комиссии о сочинении проекта Уложения от дворянства Верейского уезда. Его сослали в Большерецк за сопротивление «Наказу» Екатерины II в 1767 г. и за «столкновение» с графом Григорием Орловым.

Среди бунтарей оказались и капрал Михаил Перевалов, солдат Дементий Коростелев; казаки Герасим Березнин, Григорий Волынкин, Петр Сафронов, Василий Потолов, разжалованный шельмованный казак канцелярист Иван Рюмин. Из присыльных арестантов матросы Андреянов, Ляпин, Василий Семяченков.

Были и «промышленники»: Иван Лапин, Логинов, Шабаев, великоустюжский купец Федор Костромин. Однодворец Иван Попов, посадский из Соликамска Иван Кудрин. Секретарь коменданта Большерецка Спиридон Судейкин. Штурман Максим Чурин. Штурманские ученики Герасим Измайлов, Дмитрий Бочаров, Филипп Зябликов. Коряк Брехов, алеут Захар Попов, камчадалы Сидор Красильников, Ефрем Иванов и Паранчин. И семь женщин: две работницы штурмана Максима Чурина и его жена; жена Дмитрия Бочарова, жена Алексея Андреянова, жена Рюмина и жена Паранчина.

Перед отплытием в море Ипполит Степанов и Беньевский составили «Объявление» для сената о бедствиях российского народа и несправедливости распределения общественных благ, о гнете самодержавия и бюрократического строя, мешающего развитию даже ремесел и торговли. Написано оно от лица всех участников бунта — и от «подлого люда»: казаков, солдат, рабочих порта. Все подписали «Объявление». За неграмотных расписывались грамотные. Значит, все знали его текст, хотя бы на слух.

«Объявление» было во многом сходно с манифестом Пугачева, провозглашенным через три года и звучало более грозно, чем манифесты, составленные декабристами спустя полстолетия.

Вызов, брошенный императрице из безвестного острога богом забытой Камчатки, как это ни поразительно, был услышан. Даже сто лет спустя известный историк Иван Гаврилович Прыжов, сам побывавший и на каторге, и на поселении в Сибири, ссылался на «Объявление» в лучшей из своих книг — «Истории кабаков в России в связи с историей русского народа».

Восставшие убили коменданта острога и захватили корабль «Святой Петр». Это был галиот (или гальот) — небольшой парусник со сферической кормой, тип голландских кораблей XVII столетия, небыстроходный, водоизмещением в 200–300 тонн.

Освободив кувалдами и ломами вмерзшее в лед судно, набились вповалку на «посудину», куда и сорок человек едва вмещалось. И бесстрашно отправились искать счастья в далеких краях. На судне, назначенном больше для каботажного, прибрежного плавания, вышли в океан — на авось, — презирая превратности судьбы. Пустились в плавание на юг, вокруг Азии и Африки, чтобы потом добраться до Европы. На случай неожиданных встреч заготовлены были разные флаги. В Макао продали корабль и дальше плыли до Франции на французских судах «Ле Дофин» и «Ле Ляверди».

Вот так большая группа россиян впервые пересекла экватор. В марте 1772 г. они провели восемь дней на острове Маврикий, потом семь дней на Мадагаскаре.

Затем — мыс Доброй Надежды.

Об этом плавании сохранились воспоминания Беньевского и краткие записки канцеляриста Ивана Рюмина [26], но ни тот, ни другой не рассказали о Капстаде. Это легко понять: слишком много впечатлений нахлынуло на них в этом плавании, а пребывание на мысе было, вероятно, спокойным, без приключений и драм.