Глава 9. ЗАЧИСТКА ГЕРМАНСКИХ ШПИОНОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9. ЗАЧИСТКА ГЕРМАНСКИХ ШПИОНОВ

Но переведем стрелки времени назад. В конце последних дней зимы 1937 года, а точнее 15 февраля, мимо часовых, стоящих в коридорах Кремля, привычно проследовали курьеры фельдъегерской службы в форме сотрудников госбезопасности. В одном из доставленных ими пакетов, опечатанных коричневыми сургучными печатями, содержалось спецсообщение наркома внутренних дел Ежова за № 55820: «Сов. секретно. Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину: Управлением НКВД по Западно-Сибирскому краю за последний год вскрыт ряд диверсионных шпионских и террористических организаций, созданных японской, германской и польской разведками на предприятиях Кузбасса, Томской железной дороге и прилегающих районах... Иностранные разведки, преимущественно германская, используют для шпионажа и диверсии представителей германских фирм и специалистов иноподданных, работающих на предприятиях и в учреждениях Западно-Сибирского края, где осели иностранноподданные в количестве 727 человек, из них: германских подданных – 179 человек, австрийских – 73, польских – 30, чехословацких – 256 и других государств – 189».

Нарком сообщал, что на Кузнецком металлургическом комбинате одна из таких групп была «создана германским агентом Кмохом, работавшим в Центральной лаборатории». Группой в Сталинске, осуществившей на комбинате ряд диверсионных актов, руководил официальный представитель фирмы «Шлеман» Брендт. В раскрытую на Анжерском руднике шпионско-диверсионную группу «были вовлечены как иностранные специалисты, так и немцы – советские граждане Якимех и Флорен, – связанные с германским консульством в Новосибирске».

Кроме того, в документе отмечалось, что органами госбезопасности были раскрыты группы, работавшие и на японскую разведку. На Осиновском руднике треста «Кузбассуголь» ликвидирована «организация в составе 25 человек, именовавшая себя «Народной партией», которая подготовляла диверсионные акты в момент начала войны». В числе ее руководителей был бывший офицер-колчаковец Грунько. Диверсионная группа в составе 16 человек имела целью проведение «диверсионных актов на главных магистралях Сибирской железной дороги и Турксиба... в момент начала военных действий».

На Кузнецком металлургическом комбинате была ликвидирована группа из польских перебежчиков, «совершившая ряд диверсионных актов в подготовительном цехе», связанная с польским консульством в Москве. Нелегально переброшенными в СССР агентами Виленской экспозитуры 2-го отдела польского Главного штаба Меджевским, Мельниковым и Ивановым были созданы диверсионные группы, готовившие взрыв железнодорожных сооружений на Барабинском железнодорожном узле. Их членами являлись бывшие польские легионеры и колчаковцы. По заданиям польского посольства в Москве бывшим торговцем-землевладельцем поляком Поганским была создана шпионско-повстанческая организация, занимавшаяся сбором сведений о состоянии железнодорожного транспорта в Новосибирске. В случае начала войны ее участники должны были развернуть диверсии на железных дорогах.

Сообщение Ежова заканчивалось выводом: «Практической ценности для народного хозяйства осевшие в Западно-Сибирском крае кадры иностранцев не представляют. Исходя из этого, считаю необходимым выслать из пределов СССР иноподданных, работающих в Западно-Сибирском крае, в первую очередь германских подданных, а изобличенных в шпионской и диверсионной деятельности арестовать и предать суду»[51].

Активность служб контрразведки в Сибири активизировалась, когда в 1936 году новый нарком Ежов назначил начальником краевого УНКВД С.Н. Миронова. Приехав 8 декабря в Новосибирск, Сергей Наумович развернул активную работу. Некоторые расследуемые дела уходили своими корнями еще в годы Гражданской войны. 11 марта 1937 года Ежов сообщил Сталину, что в Западно-Сибирском крае была раскрыта контрреволюционная организация, возглавляемая «троцкистами Шевелевым-Дубковым и Третьяком».

Арестованный А.А. Табанков, бывший председатель Чрезвычайной следственной комиссии партизанской дивизии Третьяка, показал, что «Третьяк был выброшен японцами на Алтай в 1919 году с поручением «организовать повстанческую армию», чтобы «не допустить на Алтай и в Монголию англичан и французов и задержать продвижение чехов». В 1922 году, по поручению японцев, Третьяком был разработан план захвата Алтая, Монголии, Хакасии и Тувы. В период коллективизации и во время конфликта на КВЖД он организовывал на Алтае ряд восстаний. Позже, «поддерживая связь с сотрудниками японского консульства, разведчиками Каваяси, Сакаве, Танака и Каянаги», Третьяк стал «готовить подрывные группы для действий в тылу Красной Армии на Алтае и в Монголии».

По делу было арестовано 9 человек. В том числе сам бывший командир Горно-Алтайской партизанской дивизии Третьяк, его бывший начальник штаба Зырянов, два бывших командира полка этой дивизии. У бывших партизан было изъято: «3-линейных винтовок – 199, обре­зы – 70, 4-линейные боевые винтовки – 531. Револьверы – 444, из них: наганы – 66, браунинги – 66, смит-вессоны – 178, бульдоги – 126, другие системы – 9. Гранаты – 26. Всего: 1270 единиц боевого огнестрельного оружия и 2300 патронов»[52].

Накануне войны Дальний Восток, Сибирь и Урал были постоянно в поле зрения руководства страны. В марте 1937 года Ежов представил новые материалы, свидетельствующие «об использовании иностранными (преимущественно немецкой) разведками для шпионажа и диверсии представителей германских фирм», а также «специалистов иноподданных, работающих на предприятиях и в учреждениях Западно-Сибирского края». И 13 марта Политбюро приняло весьма острое постановление: «1. Отказать проживающим в Западно-Сибирском крае иностранцам (при продлении вида на жительство) в праве дальнейшего проживания в Западно-Сибирском крае. В первую очередь провести это мероприятие по отношению к германским, японским и польским подданным. 2. Иностранноподданных, изобличенных в шпионской и диверсионной деятельности, арестовать и предать суду».

По состоянию на 1 июля 1936 года на территории СССР проживало примерно 6 тысяч только германских поданных. Из них 811 человек имели статус политэмигрантов, а на 414 чел. «НКВД уже располагал компрометирующими материалами»[53]. Еще в ноябре 1936 года в связи с делом «Коричневая паутина» Ежов доложил Сталину «об аресте 19 германских подданных и более 80 советских граждан». 14 февраля 1937 года нарком разослал всем органам ГУГБ директивное письмо № 12 «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности немецких троцкистов, проводимой по заданиям гестапо на территории Союза ССР».

Специалисты иностранных фирм, работавшие на стройках первых пятилеток по контрактам, появились СССР уже в 20-е годы. Особенно много их было в Сибири и на Урале, где возводилась крупные объекты индустрии. Бывший германский посол в Москве Брокдорф-Ранцлау писал в своих мемуарах: «По меньшей мере пять тысяч немецких специалистов работали на промышленных предприятиях, рассеянных по всей огромной Стране Советов... Эти инженеры были ценным источником информации. Благодаря им мы были хорошо информированы не только об экономическом развитии страны, но и по другим вопросам... Я не думаю, что когда-нибудь любая другая страна располагала столь обширным информа­ционным материалом, как Германия в те годы»[54].

Конечно, посол не мог рассказывать о диверсионной деятельности германских спецслужб, однако эта деятельность не осталась вне внимания советского руководства. В соответствии с постановлением Политбюро от 2 апреля 1937 года Ежов направил региональным управлениям НКВД письмо, озаглавленное: «О возрастающей активности германских разведывательных органов и специальных учреждений фашистской партии (иностранный и внешнеполитический отделы «Антикоминтерн», разведывательная служба охранных отрядов и так далее) на территории Союза ССР». В приложенной к письму многостраничной «ориентировке» обстановка характеризовалась как «типичная для предвоенного периода». И перед всеми местными управлениями НКВД была поставлена задача: «Осуществить в течение полугода оперативные и профилактические мероприятия, направленные к удалению из пределов СССР всех германских подданных и всех иностранных подданных, в той или иной мере подозрительных по шпионажу и контрреволюционной работе»[55].

Во времена «оттепели» по поводу борьбы в 30-е годы с диверсиями и террором «интеллигенты» ядовито «скалили зубы», отрицая существование самой проблемы. Однако сегодня, когда в «новой» России, да и во всем мире, удобно устроившись у экрана телевизора, обыватель может наслаждаться сообщениями о террористических актах, взрывах на железных дорогах, в метро и аэропортах, уже нет оснований для легкомысленных «насмешек» при просвечивании карманов пассажиров в аэропортах и вокзалах.

Впрочем, пресечение не только террористических акций и диверсий, но и преступной халатности всегда является прямой обязанностью власти. Еще 13 ноября 1936 года НКВД и Прокуратура СССР издали совместный приказ «Об усилении борьбы с крушениями на железнодорожном транспорте». А 29 ноября появилось распоряжение Вышинского проверить законченные дела прошлых лет: о пожарах, авариях, выпуске недоброкачественной продукции и т.п. «с целью выявления контрреволюционной вредительской подоплеки этих дел и привлечения виновных к более строгой ответственности».

8 января 1937 года Наркомюст и Прокуратура СССР издали циркуляр, в котором военным трибуналам предписывалось: рассматривать дела, «по которым может быть разглашена военная, дипломатическая или государственная тайна». А 7 февраля Политбюро приняло постановление «Об охране электростанций»: «Включить ГРЭС: Челябинскую, Горьковскую, Крымскую, Белорусскую, Брянскую, им. Красина (Баку), Куйбышевскую, Сталинградскую, Казанскую, Севастопольскую ГЭС имени Красина и ГЭС «Красная Звезда» в число предприятий, на которые распространить особый режим охраны, пропускной системы, найма и увольнения рабочей силы»[56].

Конечно, под контроль высшего руководства страны попадало и каждое из серьезных происшествий. 25 марта 1937 года Политбюро ЦК предписало: «Для расследования причин крушения воинского поезда на станции Бугач Красноярской железной дороги послать из Моск­вы по представителю Прокуратуры и НКВД»[57]. И уже по результатам расследования 13 апреля Политбюро приняло решение: «Участников антисоветских диверсионно-шпионских организаций на Амурской и Дальневосточной ж.д. предать суду (с рассмотрением дела в закрытом заседании Военной коллегии Верхсуда СССР) и расстрелять всех. Исполнение приговора опубликовать в хронике местной печати»[58]. Это решение не противоречило правовым нормам. Статья 58-9 Уголовного кодекса РСФСР предписывала: «Организация в контрреволюционных целях разрушения или повреждения взрывом, поджогом или другим способом железнодорожных или иных путей и средств сообщения, средств народной связи, во­допроводов, общественных складов и иных сооружений или строений, а равно участие в выполнении указанных преступлений» пресекаются мерами «социальной защиты» – вплоть «до расстрела с конфискацией имущества».

О результатах Генеральный прокурор СССР Вышинский и председатель Военной коллегии Верховного суда Ульрих сообщили Сталину и Молотову в докладной записке от 23 июля. В ней говорилось, что в соответствии с постановлением на Дальнем Востоке было проведено заседание выездной сессии ВКВС, рассмотревшей дела «шпионов и диверсантов, действовавших на Амурской и Дальневосточной железных дорогах». Приговоры о расстреле 212 осужденных «были опубликованы в местной печати». Именно жесткие меры по пресечению преступлений, наносивших вред государству, на долгие десятилетия избавили страну от подобного криминала.

Конечно, зарубежные разведки использовали в своих целях не только иностранцев. И, как уже отмечалось, наибольшую активность в антисоветской деятельности проявляла интеллигенция, среди которой было немало озлобленных врагов, не жалевших усилий для подрыва существовавшего строя. Особенно охотно на сотрудничество с зарубежными спецслужбами шли националисты. В архивах сохранилось спецсообщение Сталину № 58100 от 27 июня 1937 года о ликвидации ГУГБ НКВД крупной фашистской террористической организации, имевшей «свои филиалы в Ленинграде, Западно-Сибирском крае и на Украине и фашистские группы в ряде городов СССР. Всего по делу арестовано 170 человек. Организация была связана с Гестапо и германскими консульствами в Ленинграде и Киеве и получала из Германии крупные денежные суммы, предназначенные на нужды контрреволюционной работы на территории СССР».

Украинский филиал фашистской организации возглавлял академик Свитальский Николай Игнатьевич, завербованный в ее ряды в 1932 году руководителем организации профессором Нумеровым. Переехав в следующем году на Украину, Свитальский «приступил к сплочению националистических, фашистских элементов, украинской интеллигенции», создав «ряд фашистских групп: в Киеве, Харькове, Днепропетровске, Одессе и других городах УССР».

Связь с немцами академик установил в 1933 году, во время поездки в научную командировку в Германию, где он передал им «сведения о промышленных запасах минерального сырья на территории УССР», а позже, «по совету работников Киевского Германского консульства, установил контакт с троцкистской украинской организацией», Среди арестованных по делу украинских национал-фашистов оказались «заместитель директора Института геологии Академии наук УССР Лепикаш и троцкист Киллерог». В числе арестованных ленинградских научных работников, игравших «активную роль в фашистской организации», были профессора Ленинградского горного института Д.И. Мушкетов, «возглавлявший фашистскую группу», и Б.П. Герасимович[59].

Но если противники советской власти, проживавшие в западных территориях страны, искали сотрудничества с организациями в Европе, то среди населения Закавказья и среднеазиатских республик было немало семей, тесными нитями связанных с родственниками и единоверцами, эмигрировавшими после Гражданской войны в Иран, Афганистан и другие страны близлежащего зарубежья. И чтобы проиллюстрировать колорит и цели национальной оппозиции, приведем достаточно полно текст шифровки, поступившей в Кремль 23 июля 1937 года:

«№ 1367/ш – из Ашхабада: Москва. ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ. Органами НКВД Туркмении вскрыта, ликвидирована широко разветвленная шпионско-националистическая повстанческая организация «Мелли-Фирка», инспирированная английской разведкой. Центр организации находится в Герате (Афганистан)... Организация ставила перед собой задачу отторжения национальных республик от СССР и создания единого тюрко-татарского государства. Практическая деятельность организации сводилась к подготовке вооруженного восстания в Туркмении к моменту интервенции, для чего:

1. В ряде районов Туркмении, в частности Керки, Илотани, Ташаузе, Теджене, Мерве, Байрам-Али и других, созданы широко разветвленные шпионско-националистические повстанческие группы.

2. В прикордонной полосе в Афганистане формируются... банды, повстанческие кадры из бывших басмачей, контрреволюционных эмигрантов баев, расселенных значительной массой вдоль границы Афганистана с СССР.

3. В Туркменской дивизии в Мерве создана, оформлена военно-повстанческая группа, возглавляемая полковником Агали-Исмайловым, к деятельности которой причастен начполитотдела дивизии Байназаров (арестовываются с санкции Наркомата обороны). Эта группа связана с гератским центром, должна обеспечить в момент интервенции переход дивизии на сторону повстанцев.

4. Крупную роль в этой организации играет Афганское консульство в Мерве, насадившее в ряде городов Средней Азии широко разветвленную массовую сеть шпионско-диверсионной агентуры, передававшей Афганскому консульству, Гератскому повстанческому центру военные, политические сведения, подготовлявшей взрыв Чарджуйского моста, имеющего крупное стратегическое значение. Органами НКВД Туркмении арестовано до 70 человек агентов Афганского консульства, уличенных в активной контрреволюционной шпионской деятельности. …

6. По делу повстанческой шпионско-националистической организации пока арестовано до 170 человек, из них 43 человека сознались, намечено к дополнительному аресту 60, в том числе 23 афганских подданных, уличенных в шпионской деятельности... ЦК КП(б) Туркмении считает необходимым:

1) Заявить Афганскому правительству решительный протест против явно враждебных действий Афганского консульства в Мерве, организующего активную контрреволюционную повстанческую работу на нашей территории. 2) За активную контрреволюционную работу аре­стовать афганского консула в Мерве Абдул-Вадутхвана и его секретаря Атама-Медхана либо выдворить обоих как нежелательных иностранцев в пределах СССР. 3)...ЦК КП(б) Туркменистана просит разрешить аресты с последующим оформлением всех афганподданных, уличенных в активной шпионско-националистической повстанческой деятельности... Секретарь ЦК КП(б) Туркменистана АННА-МУХАМЕДОВ»[60].

Можно ли допустить, что в столь важном сообщении, фактически носившем межгосударственный характер, первый секретарь ЦК Компартии республики вводил вождя в заблуждение? И он не стал медлить с решением. 25 июля в Ашхабад ушла шифрограмма: «Секретарю ЦК Туркменистана Анна-Мухамедову. ЦК ВКП(б) разрешает арест всех уличенных афганских подданных. Вопрос об афганском консуле будет решен в дипломатическом порядке. Секретарь ЦК Сталин».

Получив решение Политбюро, 25 июля Ежов разослал всем управлениям НКВД оперативный приказ № 00439. В нем говорилось: «Агентура из числа германских подданных, осуществляя уже сейчас вредительские и диверсионные акты, главное внимание уделяет организации диверсионных действий на период войны и в этих целях подготавливает кадры диверсантов. Для полного пресечения этой деятельности германской разведки приказываю:

1. В трехдневный срок... точно установить и мне донести списки германских подданных: а) работающих на всех военных заводах и на заводах, имеющих оборонные цеха, согласно прилагаемому списку заводов; б) отдельно список германских подданных, в разное время работавших и уволенных с этих предприятий и цехов, но оставшихся на территории СССР, вне зависимости от того, где они в настоящее время работают; в) отдельно список германских подданных, работающих на железнодорожном транспорте...

2. Начиная с 29 июля с. г. приступить к арестам всех установленных вами германских подданных... Всю операцию по арестам закончить в пятидневный срок.

3. Германских политических эмигрантов, работающих на военных заводах и заводах, имеющих оборонные цеха, арестовывать только в случае, если они сохранили германское подданство...

4. Следствие по делам арестованных вести особо тщательно. Добиваться исчерпывающего вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки и окончательного разгрома диверсионной низовки, заложенной ею на промышленных предприятиях. Дела арестованных по окончании следствия направлять в НКВД СССР, для последующего рассмотрения их Военной коллегией или Особым совещанием НКВД.

5. Вновь выявляемых в процессе следствия германских агентов-шпионов, диверсантов и террористов, как из числа советских граждан, так и подданных других государств, немедленно арестовывать, независимо от места их работы».

Одновременно он предписывал «приступить к проведению тщательного учета всех германских подданных, работающих на всех других промышленных предприятиях, в сельском хозяйстве и советских учреждениях, а также бывших германских подданных, принявших советское гражданство и работавших ранее на военных заводах и оборонных цехах других промышленных предприятий. К 1 сентября (ДВК и ВСО к 15 сентября) с. г. предста­вить мне на каждого из указанных лиц подробный меморандум с изложением в нем установочных данных и подробных компрометирующих материалов для решения вопроса об аресте».

Таким образом, в дополнение к готовившейся ранее операции по очистке крупных городов и приграничных областей страны от уголовных элементов и бежавших с мест поселения кулаков ставилась задача по выявлению лиц с немецким гражданством, работавших на оборон­ных предприятиях. Информация, поступавшая Сталину из разных источников, указывала, что мир стоит на грани начала «Большой войны». Об этом свидетельствовало все: и провокации японцев на советской и китайской границе, и заявление госсекретаря США о нейтралитете, распространенное именно в эти дни июля, когда Япония спешно сосредотачивала свои войска в Китае. И хотя теперь никто не мог предугадать, каким образом сложатся дальнейшие события, советское правительство не могло исключить возможности подобной агрессии на своих западных границах.

Ситуация в мире приобретала чрезвычайный предвоенный характер. Поэтому, руководствуясь принципом «хочешь мира – готовься к войне», Сталин осуществил комплекс мероприятий, имевших превентивный характер. И своевременность их подтвердилась уже на следующий день после рассылки приказа Ежова: 26 июля 40-тысячная японская армия перешла к боевым действиям к северу от реки Хуанхе.

«Немецкая операция» началась в ночь на 30 июля, а 6 августа Ежов доложил Сталину, что в целом по стране арестовано «340 граждан Германии. В результате следствия уже в настоящее время вскрыто 19 шпионско-диверсионных резидентур на ряде крупнейших промышленных предприятий... По полученным к 5 августа показаниям германских подданных арестовано 43 немецких агента из советских граждан и дополнительно арестовывается 52 человека». Однако проведенная акция оказалась локальной и не дала контрразведке значительного улова. Спустя месяц, информируя Сталина об итогах завершившейся операции, нарком НКВД писал: «С 30 июля по 28 августа всего по СССР арестовано 472 германских поддан­ных. Москва и Московская область – 130, Ленинград и Ленинградская область – 79, Украинская ССР – 106, Азово-Черноморский край – 54, Свердловская область – 26, другие области и республики – 77».