Глава 11 Победа, которая ничего не принесла
Глава 11
Победа, которая ничего не принесла
«Мы уничтожим здесь все до конца этой войны».
Немецкий солдат
Канны под Киевом
К 20 августа линия фронта на востоке выглядела довольно любопытно. Передовые части группы армий «Центр» овладели Ельней юго-восточнее шоссе Минск — Москва и теперь удерживали выступ, острие которого грозно нацелилось на столицу Советской России. Примерно в 600 км южнее, в районе Кременчуга, группа армий «Юг» вышла к Днепру. Обе армейских группировки составили ударный клин немецкого фронта, весьма напоминавший равнобедренный треугольник. Его западная вершина на 550 км отставала от успевших продвинуться далеко на восток частей. А внутри этого треугольника южнее Припятских болот была сосредоточена советская Юго-Западная армия в полном составе. Со времен Ганнибала очень немногим полководцам открывалась подобная возможность двойного охвата. И воплотить эту идею оказалось не так уж трудно.
Согласно директиве Гитлера теперь направление главного удара переносилось на юг, с тем, чтобы окружить советские войска двойным кольцом. Внутреннее кольцо окружения должны были образовать три полевые армии. 2-я армия получила приказ наступать юго-восточнее Гомеля, 17-я наносила удар на север из Кременчуга, а 6-я армия отвлекала внимание русских на центральном участке под Киевом. Внешнее кольцо образовывала 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, наносившая удар на юг из района Трубчевска. Гудериан имел в распоряжении 500 танков, а навстречу ему двигалась 1-я танковая группа Клейста, в которой насчитывалось 600 танков.
По мере осуществления плана, разработанного в немецком Генеральном штабе, русских охватывала паника, никто из советских штабистов не мог отыскать мало-мальски приемлемого решения и предпринять решительные действия. Никто не удосужился заметить назревавшую опасность. Вместо отвода войск за естественную линию обороны, реку Днепр, маршал Буденный продолжал стягивать в угрожаемые районы подкрепления, в частности, под Умань, южнее Киева, на которую немецкие танковые клинья нацеливались еще до начала главного сражения. 30 июля танки генерала фон Клейста вошли в Ново-Украину, перерезав железнодорожную линию Киев — Днепропетровск и изолировав Умань от тыловых районов. Единственная линия коммуникации советских 6-й, 12-й и 18-й армий располагалась восточнее, вдоль реки Буг до Николаева на Черном море. Таким образом, «котел давал течь» до тех пор, пока его не прихлопнули немецкие пехотные дивизии 11-й и 17-й армий, наступавшие с запада и юго-запада и высвободившие танковые силы. Угодили в ловушку и были уничтожены в кольце окружения 15 советских пехотных и 5 танковых дивизий. В плен попало 103 000 человек. Операция по разгрому советских войск в этом районе завершилась к 8 августа. Одна немецкая артиллерийская батарея огневой поддержки операции за четыре дня израсходовала столько боеприпасов, сколько за всю кампанию во Франции летом 1940 года.
По пути следования танковым колоннам немцев приходилось вступать в схватку с разрозненными группировками противника. Но ничто не могло помешать стремительному броску и отвлечь от выполнения поставленной оперативной задачи. Принимать пищу танкистам приходилось на ходу.
Итальянский военный корреспондент Курцио Малапарте писал:
«Входе этой мобильной войны не оставалось времени закусить на привале. Каждый ел, когда имел возможность. Каждый боец имел при себе положенный ему рацион — хлеб с повидлом и чай в термосе. И урывками, иногда даже в бою, он извлекал из вещмешка намазанный повидлом хлеб и отправлял его в рот прямо за рулем грузовика или у затвора пушки».
Разные это были бои. Как правило, противника можно было разглядеть с почтительного расстояния в бинокль. Время от времени случались стычки с ним, но речь шла в основном о мелких группировках. Малапарте описывает один из таких типичных для этого наступления боев бронетанковой колонны с тыловой группировкой русских.
Внезапно советский танк открыл огонь по немецкой колонне. «Я отчетливо слышал лязг его гусениц, — пишет Малапарте, — задрав кверху орудие, он, казалось, пытался учуять противника, определить его местонахождение в густой пшенице». Завязался бой, однако и ход, и исход его предугадать было нетрудно:
«[Русский танк] открывает огонь из пулеметов, но как-то без вдохновения, словно пристреливая оружие. Затем танк, резко взяв с места, устремляется к нам, и тут же гремит выстрел его орудия. Со стороны может показаться, что он будто ищет кого-то, призывает к себе».
И начавшаяся вслед за этим атака русской пехоты несет в себе оттенок нереальности.
«И тут несколько человек поднимаются из пшеницы и семенят по отлогому спуску, даже не пытаясь хоть как-то укрыться. Люди возникают отовсюду. Русских пехотинцев — человек сто, не больше. Наверняка из тех, какими наводнен тыл и которые отрезаны от своих частей. Атакующие явно не расположены атаковать, скорее ищут пути к отступлению».
Лейтенант Вайль, офицер вермахта, сопровождающий Малапарте, в отличие от большинства, понимает их план. «Бедняги, идиоты несчастные!» — в сердцах бросает он. Тем временем русские открывают беспорядочный огонь по немецкой колонне.
«Внезапно они будто сквозь землю провалились. Наверняка скрылись в каком-нибудь естественном углублении на склоне холма. Вокруг танка виднелись кусочки торфянистой земли, разбросанные взрывом наших мин. Пулеметная очередь по флангу нашей колонны звучит морзянкой. Потом справа выходят немецкие солдаты, вжав голову в плечи, они открывают огонь по русским. Эти наступают цепочкой, щедро поливая все вокруг автоматными очередями. Противотанковое орудие выпускает пару снарядов по русскому танку. И тут на вершине холма появляются силуэты еще двух русских танков…»
Вот такие бои местного значения и определяли характер наступления танковых сил немцев. Спору нет, остановить их было невозможно, однако это отнюдь не означает, что наступление выглядело прогулкой.
Случались и драматические эпизоды. После подавления очередной попытки русских ударить из засады немцы решили удостовериться, есть ли уцелевшие среди тех, кто лежал вокруг подбитого танка. «Им уже ничем не помочь», — заключил немецкий военврач, осмотрев раненых и убитых.
«Один из немцев осмотрелся вокруг в поисках хотя бы полевых цветов, но ничего не было, разве что ярко-красные маки, рдевшие среди тучных колосьев пшеницы. Солдат, помедлив, все же сорвал несколько маков, потом прибавил к ним пучок колосьев и этим импровизированным букетом прикрыл лицо погибшему русскому. Его товарищи безмолвно наблюдали за происходящим, задумчиво пожевывая зачерствевшие корочки хлеба».
И, что самое интересное, отмечает Малапарте, немец не стал прикрывать лица тех, кого принял за монголов.
Несмотря на явные признаки окружения под Киевом и надвигающейся катастрофы для всего южного участка фронта, Сталин отверг предложения отвести советские войска на более пригодные для обороны позиции. Напротив, он всеми средствами старался увеличить численность киевского гарнизона, который и без того превышал все мыслимые размеры, а также продолжал стягивать силы и на другие опасные участки. Маневры немецких сил рассматривались как отвлекающие, основной же их удар предназначался Москве, именно она их главная цель, и удар этот они нанесут еще до наступления зимы. Советское руководство обладавшее куда меньшим, чем немцы, боевым ополчением не желало поверить в то, что вермахт отважится на операции по окружению такой колоссальной группировки войск. В новейшей, да и не только в новейшей военной истории не встречалось подобных прецедентов, вероятно, это и вселяло уверенность в советских генштабистов. Офицер штаба Жукова Михаил Мильштейн после войны изложил свое видение проблемы.
«Первое, германская армия имела колоссальное превосходство. Второе, у нас отсутствовал необходимый боевой опыт… Третьим фактором стало вмешательство Сталина, именно он несет ответственность за трагические последствия наступления немцев под Киевом. Все дело в том, что мы не сочли необходимым своевременно отвести наши силы».
Масштабы катастрофы были недооценены. Жукова сняли с поста начальника Генштаба РККА и направили на резервный фронт под Ленинградом — все потому, что рискнул выступить с предложением об отводе войск Юго-Западного фронта за Днепр. Маршал Буденный, командовавший этим участком фронта, получил недвусмысленно сформулированный приказ: «Ни шагу назад, стоять до последнего». Дмитрий Волкогонов, в тот период младший офицер штаба, считает:
«Все диктаторы в одном схожи — победы приписывают своему гению. Однако если речь идет о поражении, в этом случае они стараются переложить бремя ответственности на своих подчиненных — в данном случае на генералитет»[44].
В 1941 году Сталин избавился от 100 представителей высшего командного состава. После первой трагической недели войны был смещен со своего поста и арестован генерал Павлов, затем командующий фронтом Климовских. Оба были расстреляны. Волкогонов продолжает: «Сталин оказывал давление на командующих, считая, что жестокость — залог успеха».
9 сентября генерал-полковник Кирпонос, командующий советскими силами в районе Киева, получил от командующего фронтом маршала Буденного приказ о подготовке к «организованному отводу войск» во избежание окружения советских сил и подготовке контрудара. Сталину был знаком украинский театр военных действий, ему приходилось воевать здесь еще в 1918 году. Отсюда его интерес к Юго-Западному фронту и стремление всеми средствами сохранить его. Одной из предупредительных мер стало решение об эвакуации ряда предприятий на восток страны. Связь со штабом Юго-Западного фронта осуществлялась бесперебойно, для этой цели в Кремле был установлен телеграфный аппарат. Кирпонос, Буденный и член Военного совета фронта Хрущев (будущий глава СССР) на всех совещаниях неоднократно поднимали вопрос об отводе сил. Заместитель начальника штаба РККА генерал Василевский вспоминал, как вождь «впал в ярость», услышав от подчиненных о «настоятельной необходимости» сдать Киев. Посыпались приказы о прекращении уже начавшегося отвода сил. «Принять все возможные и невозможные меры для обороны Киева», — распорядился Сталин. Два дня спустя Кирпонос снова направил в Ставку запрос об отводе сил, но Сталин ни о чем подобном и слышать не желал.
«Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…»
Кирпонос устало согласился. «Ваш приказ ясен — конец связи»[45].
В жаркий день 23 августа 2-я танковая группа Гудериана начала наступление на юг. 3-я и 4-я танковые дивизии продвигались вместе с 10-й моторизованной пехотной дивизией при поддержке 2-й дивизии СС «Рейх». Упомянутые силы немцев продвигались строго на юг. 3-я танковая дивизия была поделена на три смешанных «ударных группы», включавших танки, моторизованную пехоту, обычную и противотанковую артиллерию. Плохие дороги с песчаным покрытием в значительной степени сковывали подвижность частей, повышая и расход топлива — заправляться приходилось через каждые 70 километров. После 40-километрового марша следовавшая в авангарде наступления ударная группа «Левински» добралась до первого дорожного указателя, информировавшего о том, что они пересекли границу Украинской Советской Социалистической Республики. Когда Гудериан узнал, что его армии предстоит бросок на Киев, а потом наступление на Москву, его первой реакцией было: «Сомневаюсь, что техника это позволит, даже если нам не придется участвовать в сражениях». Бои у Минска и Смоленска обошлись его частям недешево.
24 августа ударная группировка 3-й танковой дивизии захватила 700-метровый мост через Десну в Новгороде-Северском. Операция по захвату заняла считаные минуты, и когда танковый взвод въехал на мост, саперы как раз сбрасывали в воду обезвреженное взрывное устройство. Миновав мост, танкисты натолкнулись на ожесточенное сопротивление частей 21-й советской армии. Командующего этой армией явно насторожило решительное наступление внушительных танковых сил в юго-восточном направлении — до Киева оставалось всего 200 километров.
В период с 25 августа по 7 сентября 3-я танковая дивизия участвовала в нескольких ожесточенных сражениях с противником южнее Шостки, успев за это время продвинуться всего на 55 километров.
Фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», следя за продвижением Гудериана, все чаще приходил к неутешительным выводам о нецелесообразности отвода сил бронированного кулака с московского направления. Остановленные пехотные части группы армий «Центр» вынуждены были отбивать яростные атаки русских в районе Ельнинского выступа. Немцам пришлось уступить часть завоеванных ранее участков территории. 30 августа фон Бок с неожиданной откровенностью запишет в свой дневник: «С идеей о наступлении на моем участке приходится расстаться». На следующий день он писал: «Танковая группа Гудериана атакована с обоих флангов, и ее положение довольно сложное». 2 сентября Гудериан запросил дополнительные силы для поддержки наступления на юге вследствие утраты 10-й моторизованной дивизией плацдарма южнее реки Десна. «Гудериан рисует обстановку в столь темных тонах, что вынужден ответить ему в письменной форме о том, что собираюсь предложить Верховному главнокомандующему сухопутными войсками [Гальдеру] снять танковую группу с участка у Десны и использовать ее для разгрузки левого фланга 2-й армии на правом берегу Десны, и в этой связи хотел бы знать, что думает об этом он, Гудериан».
Даже фюрер не мог не почувствовать сложностей, связанных с осуществлением этой амбициозной идеи на практике. Гитлер настаивал, чтобы Гудериан сосредоточил свои силы для броска на юг. Генерал-фельдмаршал Кейтель дважды связывался по телефону с фон Боком, предостерегая его, что «если согласно этому приказу не вмешаются командующий группой армий (Бок) и главнокомандующий сухопутными войсками (Браухич), то вынужден будет вмешаться он, фюрер». Фон Бок отмечает: «Своеволие Гудериана заходит так далеко, что я готов рассмотреть вопрос об освобождении его от занимаемой должности». 5 сентября командующий группой армий «Центр» признает: «Браухичу я заявил, что согласен с тем, что ему удалось уладить путем внушения «дело Гудериана», однако не могу не высказать своей озабоченности проблемами, которые доставляет этот, по сути своей, отличный и неустрашимый военачальник».
На следующий день резко сменилась погода. Летние проливные дожди с грозами превратили дороги в кашу. Впечатлениями делится военный живописец Тео Шарф: «Каких-нибудь полчаса ливня, и эти, с позволения сказать, дороги превратились в коричневую, как шоколад, массу, в которой увязаешь по колено и которая словно трясина засасывала под ось все транспортные средства, за исключением разве что гусеничных». Наступление грозило увязнуть в грязи.
7 сентября генерал Гальдер прибыл в штаб группы армий «Юг» для согласования деталей плана, предусматривавшего окружение советской группировки в излучине Киев — Днепр — Десна и захват Киева. Гудериану ставилась задача продолжать наступление в юго-восточном направлении на Ромны и Прилуки при поддержке 2-й пехотной армии. 17-я армия группы армий «Юг» должна была наносить удар из низовьев Днепра у Черкасс и захватить плацдарм у Кременчуга. 1-й танковой группе Клейста предстояло наступать в северо-западном направлении и соединиться с Гудерианом в районе Ромны — Лохвица. В этом случае шесть советских армий оказались бы отрезаны от основных сил и полностью изолированы. 6-я армия под командованием генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау должна была форсировать Днепр в районе Киева, ширина которого составляла здесь 650 метров, и атаковать окруженные в городе силы противника.
2-я танковая группа продолжала стремительно продвигаться на юг. На начальном этапе весьма благотворно действовал фактор внезапности. 3 сентября из Москвы на Десну для сооружения заградительной линии укреплений в Новгород-Северский был откомандирован генерал инженерных войск Чижов. Между тем Новгород-Северский уже 8 дней как был занят немцами. На следующий день генерал Модель, командовавший 3-й танковой дивизией, углубившейся на 16 километров севернее, до реки Сейм в Кролевце, рассматривал захваченные у русских карты. Карты эти были изъяты у погибшего летчика-курьера, сбитого при попытке уйти от преследования. В результате анализа полученных материалов выяснилось, что 3-я танковая дивизия оказалась непосредственно на стыке советских 21-й и 13-й армий. В течение двух следующих дней немцы вели ожесточенные бои «за каждую деревню», да еще в условиях проливных дождей. В Мальне (так в тексте. — Прим. перев.)им удалось опрокинуть плацдарм русских на реке Сейм.
К 9 сентября дивизия Моделя продвинулась еще на 25 километров южнее. Начало наступления на Ромны проходило под непрекращавшимися дождями.
2-я танковая группа, достигнув двух мостов, переправилась по ним, огибая Ромны с юга и севера, и захватила плацдарм на реке Сула. Ничего не подозревавшие русские яростно контратаковали немецкий плацдарм и оба моста через Сулу. Продвигавшаяся по раскисшим от дождя дорогам 3-я танковая дивизия 25 раз подвергалась атакам с воздуха. Тягачи тащили за собой по почти непроходимым дорогам бензозаправщики, предназначавшиеся для танков двигавшейся в авангарде группировки майора Франка. 12 сентября погода улучшилась, и майор Франк получил приказ следовать дальше на юг к Лохвице. Фельдмаршал фон Бок с удовлетворением отметил: «На участках 2-й армии и 2-й танковой группы сопротивление противника сломлено». Наметился успех.
«По настоянию группы армий «Юг» 2-й танковой группе, растянувшейся в длину более чем на 200 км, указано наступать не только на Прилуки и Припять, но и на Лохвицу, чтобы сегодня утром соединиться с направляющимися из Кременчуга на север танками группы армий «Юг» Рундштедта».
В штабе фон Бока с растущим напряжением следили за ходом операции.
«В полдень поступает донесение о том, что многочисленные колонны неприятеля устремляются на восток через 200-километровую брешь между Ромнами и Кременчугом. Сразу же, буквально в течение получаса, приходят три телетайпограммы группы армий «Юг», там желают знать, не добрались ли еще до Лохвицы!»
Танкисту унтер-офицеру Гансу Бекеру выпало на своей шкуре испытать воплощение в жизнь замысла командования. «Темпы наступления продолжали замедляться, — вспоминает он, — а потери неуклонно росли». Лично он подбил 6 русских танков из орудия своего Pz-IV в течение всего лишь одного дня, пока не подбили его самого, — снаряд попал в гусеницу. Поскольку пехота отстала, экипаж решил подорвать танк, чтобы он не достался врагу. «Обидно, счет был шесть к одному, а на нас ни единой царапины», — уныло комментировал Бекер. Но в тот же день экипаж снова был в бою, пересев на поступившую из резерва машину. «Мы даже расстроились» из-за того, что нам не дали времени намалевать на орудии 6 колечек — по числу сбитых русских танков. Экипаж сразу же погнали в бой. И хотя все понимали, что эта традиция — не более чем суеверие, это было для танкистов очень и очень важно. Им достался тоже Pz-IV, но «он был все-таки не такой, как наш, в мелочах отличался, и мы никак не могли отойти от впечатлений прежнего боя», — продолжает Бекер. Но за четыре с половиной часа сражения экипаж Бекера уже на новой машине поджег еще «два вражеских танка».
Уже при выходе из боя вдруг «что-то жутко лязгнуло по броне». Танк замер как вкопанный. Первое, что пришло на ум Бекеру, это то, что они так и не успели нарисовать на орудии кольца. «Вот вам, пожалуйста, и не верь теперь в дурные приметы». Русский снаряд угодил в корму танка с правой стороны. Pz-IV сразу же охватило пламя. Двое из пяти членов экипажа погибли на месте. «Их отшвырнуло в угол кабины, где они лежали, окровавленные». Оставшиеся в живых вытащили тела погибших товарищей через люк, чтобы те не сгорели вместе с машиной. Как ни странно, танк не взорвался, но у них не было иного выхода, как бросить, в общем, ремонтопригодную машину. Воспользовавшись минутным затишьем, экипаж подбитого танка короткими перебежками поспешил к своему штабу. «Километра четыре, а может быть, и пять мы ковыляли к своим, непрерывно куря, чтобы хоть как-то унять нервы». Вид у танкистов был жуткий — все в крови погибших, в изорванных осколками комбинезонах. В штабе их ждала еще одна печальная новость. С задания не вернулись два экипажа. Их тяжело раненный командир нашел в себе силы выслушать доклад, и тут же его отправили в лазарет. Такая вот вышла победа, немногим лучше поражения. «С годами слава расцветает пышным цветом, и самые лучшие сражения — те, которые были давным-давно», — грустно размышляет Бекер.
Каждый простой солдат чувствовал, что сражение близится к кульминации. Фельдфебель кавалерии Макс Кунерт, верхом отправившийся в разведку по приказу штаба пехотного полка, вспоминает все эти «сплетни и слухи» о том, что «мол, где-то в районе Киева мы окружили неимоверно большую группировку русских — отсюда и резко возросшая активность авиации, и то, что нас непрерывно гонят вперед и только вперед». Но это мало способствовало повышению боевого духа измученных в наступлении солдат. «Это означало, что всем нам, включая и лошадей, нечего и думать об отдыхе». Как и прежде, пехоте надлежало не отставать от танкистов. И пехотные части на марше не гнушались никакими средствами передвижения, попадавшимися по пути. Тео Шарф из 97-й пехотной дивизии «рассчитал, что колонна дивизии достигнет максимальной длины — растянется на 60 километров, если все рассядутся хотя бы по телегам». Начальство не то чтобы поощряло подобное, но, во всяком случае, и не запрещало, предпочитая смотреть на все сквозь пальцы.
В полночь 14 сентября 14-й танковый корпус 1-й танковой группы передал приказ своему авангарду, 9-й танковой дивизии, овладеть железнодорожной станцией Ромоданы в 138 километрах севернее переправы через Днепр у Кременчуга. Приказ на следующий день предусматривал отражение дивизией возможных атак русских восточнее Миргорода и наступление на север с целью овладения переправой через реку Сула и соединение с частями 2-й танковой группы, передвигавшейся южнее Лохвицы. Именно в этом месте и намечалось соединение двух танковых клиньев. Для выполнения поставленной задачи предусматривалось сформировать группировку в следующем составе: одно подразделение тяжелой артиллерии для блокирования сил русских и второе из танков и моторизованной пехоты — для выхода к месту соединения. Это был последний рывок перед завершением операции по окружению. Ударная танковая группировка, наступавшая на север к Сенче (так в тексте. — Прим. перев.), атаковала русскую колонну грузовиков в количестве 50 автомобилей. Захваченные в плен русские солдаты совершенно не ожидали такого поворота, будучи убежденными, что находятся в глубоком тылу своих. К полуночи 15 сентября машины ударной группировки 9-й моторизованной пехотной дивизии вышли к станции Сенча. Впереди лежала река Сула.
За три дня до описываемых событий авангард майора Франка (2-я танковая группа Гудериана) прорвал оборону русских вдоль дороги строго на восток от Сулы. Под покровом темноты Франк сумел незамеченным продвинуться в глубь расположения противника на 45 километров. В двух километрах от Лохвицы немцы захватили неповрежденный мост через Сулу. Завязалась ожесточенная схватка с русскими, затянувшаяся вплоть до прибытия передовых частей 3-й танковой дивизии. В ночь на 13 сентября солдатам было приказано замаскировать машины под стога сена, а снизу обложить снопами колосьев. На возвышенности офицеры изучали в бинокли неясно вырисовывавшиеся очертания Лохвицы — населенный пункт был виден как на ладони чуть внизу. Заходившее солнце окрашивало дома в нежно-золотистый цвет.
«Над домами были различимы клубы дыма и пыли, доносилась автоматная и пулеметная стрельба, раздавались и артиллерийские залпы. Сомнений не оставалось — передовые части вышли в тыл русским. Ударный клин наступления группы армий «Юг» находился всего в нескольких километрах».
Группа майора Франка во взаимодействии с возглавлявшей наступление 3-й танковой дивизией пробилась к Лохвице к 5 часам утра. Крупный северный мост через реку Сула, разделявшую город, был захвачен в результате дерзкой операции. Немецкие мотопехотинцы нейтрализовали расчеты шести противотанковых орудий, лафет к лафету установленных на улице в 200 метрах от моста. Никакого сопротивления со стороны русских не последовало — расчеты крепко спали.
Вскоре после этого в штаб Гудериана полетела лаконичная радиограмма: «14 сент. 1941 г. 18.20 мин. 1-я и 3-я танковые группы соединились».
Танкисты обер-лейтенанта Вартмана, преодолев вброд Сулу, повернули к Лубнам. Остальные последовали за ними мимо выстроившихся в колонну машин с намалеванными на передних и задних грузовиках буквами «К» («Ударная группировка Клейста»). Их машины имели букву «G», означавшую принадлежность к ударной группировке Гудериана. К 9 часам 10 минутам утра 15 сентября 3-я и 9-я танковые дивизии соединились в Лохвице, расположенной как раз в центре Украины. На западе в гигантском кольце окружения оказались 5 советских армий.
В тот же день фон Бок объявил: «У внутренних флангов группы армий «Юг» и «Центр» кольцо окружения вокруг противника замыкается… Так «Сражение за Киев» стало блестящим успехом». Ганнибал у Канн выиграл сражение, однако так и не смог победить Рим. Фон Бок не смог удержаться, чтобы не провести параллель:
«Но главные силы русских несгибаемо противостоят моему фронту, и, как и прежде, вопрос о том, когда они будут разгромлены и удастся ли вообще разгромить их до наступления зимы с тем, чтобы вывести Россию из этой войны, по-прежнему остается открытым».
Немецкие фронтовые командиры были единодушны во мнении, что самое тяжелое впереди. Русские так просто не сдадутся. Генерал-полковник Гудериан прибыл в то победное утро на наблюдательный пункт майора Франка под Лубны. В своих воспоминаниях он писал:
«Рано утром 15 сентября я посетил передовой отряд 3-й танковой дивизии, которым командовал майор Франк; этот отряд накануне отбросил русских в районе Лохвицы на запад и в течение ночи захватил пехоту противника, следовавшую на 15 автомашинах. С наблюдательного пункта майора Франка, расположенного у Лубны, местность очень хорошо просматривалась, и можно было наблюдать за движением транспортных колонн русских с запада на восток. Однако это движение вскоре нами было приостановлено. Во 2-м батальоне 3-го мотострелкового полка я встретил Моделя, который доложил мне свой план дальнейших действий. В заключение я посетил ряд подразделений 3-й танковой дивизии и беседовал с командиром 6-го танкового полка подполковником Мюнцелем. В этот день Мюнцель имел в своем распоряжении только один танк T-IV, три танка T-III и шесть танков Т-И; таким образом, полк имел всего десять танков. Эта цифра дает наиболее наглядное представление о том, насколько войска нуждались в отдыхе и приведении в порядок. Эти цифры свидетельствуют также о том, что наши храбрые солдаты делали все, что было в их силах, для того, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу».
Командующий 2-й танковой группой Гудериан и офицер Лейбштандарта СС. Только что завершено грандиозное окружение под Киевом
Как и в ходе окружения советских войск под Смоленском, решающий удар наносили пехотные дивизии. Естественно, что усилия пехоты не должны были пройти даром, а существенно сократить продолжительность кампании. Гюнтер фон Шевен, 33-летний пехотинец, интуитивно понимал, что это означает лично для него и его товарищей. «Ни минуты отдыха, — писал он домой, — все те же марши по этим полям и бесконечным дорогам, колонна за колонной. Лошади, орудия, облака пыли». После 2000-километрового марша силы этого солдата находились на исходе. «Последние несколько дней боев исчерпали мое мужество, — признается он. — Не под силу нормальному человеку столько убивать». Ему уже не раз выпадало отбивать «дикие, безрассудные атаки русских, шокировавшие даже нас, когда они надвигались на нас с танками, пехотой и кавалерией». Гюнтер фон Шевен участвовал и в сражениях на окружение на южном участке под Уманью. В своих выводах он предельно краток и прозрачен: «Вероятно, мы уничтожим здесь все до конца этой войны».
Перспектива не из веселых.
Бой на подступах к Киеву
Бои с окруженной группировкой под Киевом
Кольцо немецких танковых сил сужалось по направлению к центру с одновременным укреплением внешних границ котла в целях предотвращения попыток Советов деблокировать окруженную группировку своих войск. Все дожидались подхода пехотных дивизий. 16–19 сентября 2-я и 17-я немецкие армии, наступавшие с севера и юга соответственно, замкнули внутреннее кольцо окружения в районе Ягодина. Тем временем 6-я армия, нанеся концентрический удар по Киеву, широким фронтом наступала с запада. Киев был третьим по величине городом Советского Союза. Столица Украины пала под натиском немцев 20 сентября 1941 года. Потеря Киева стала тяжелым ударом для Советов. Около 35 немецких дивизий приступили к ликвидации кольца.
19 сентября 33-летний майор Красной Армии Юрий Крымов писал своей жене Анне:
«И как только угораздило нас оказаться в окружении? Объяснять это можно очень долго, но меня сейчас не тянет на объяснения. До сих пор еще не все ясно. Так что нечего и спорить. Повсюду, куда ни кинь, немецкие танки и пулеметные гнезда. Вот уже четвертый день мы занимаем круговую оборону. По ночам на горизонте очень хорошо видны огоньки — это и есть кольцо окружения…»
Крымов долго не писал жене писем. Не было возможности. Но сейчас под давлением обстоятельств он решился сесть, «потому что я все же надеюсь, что это письмо дойдет до тебя…». Крымов подробно и не без таланта описывает ночное небо над полем битвы: «золотистые сполохи», «исчезающие во тьме серебристые следы ракет».
По мере продвижения немцев внутрь котла образовывались котлы помельче, в которых завязывались ожесточенные схватки. Известный советский поэт-песенник Евгений Долматовский также оказался в окружении. «Нас окружили мотопехотинцы, или гренадеры, как их называли», — вспоминает он. Пощады ждать не приходилось. «Все завершилось рукопашной, — продолжает Долматовский, — меня тогда швырнули наземь. И вообще все это напомнило мне мальчишескую потасовку. Только со смертельным исходом. Никогда в жизни мне не приходилось участвовать в такой ужасной драке, — признавался советский поэт. — Даже в детстве». После этого «нас всех потащили в лагерь для пленных».
Части русских бродили в кольце окружения, ввязываясь в схватки с противником и отчаянно пытаясь вырваться за пределы котла. Местные жители, прекрасно понимавшие все ужасы немецкой оккупации, были в отчаянии. Майор Крымов описывает сцену, когда из деревни в панике стали уходить жители, пытаясь обрести безопасность в центре сужавшегося котла.
Ликвидация Киевского котла. Немецкие солдаты прячутся от обстрела за типичной украинской мазанкой
«Настороженные, суровые лица колхозников. Теплые слова, которые говорили нам женщины. Рубленые фразы командиров. Тарахтенье моторов. Лошадиное ржанье. «Выше голову, товарищи — мы еще вернемся»… — «Возвращайтесь поскорее!» — «Как нам одолеть этих немцев?» — «Вот вам водички свежей, налейте себе во фляжку!» — «Прощайте!» — «Нет, не прощайте, а до свидания!»
Тыловые и интендантские подразделения стремились попасть в глубь котла, боевые части рассредоточивались для боев и следовали в другом направлении. Все подразделения перемешались друг с другом. «Кольцо стремительно сжималось, — свидетельствует Крымов, — идти уже было некуда». Считаные часы оставались до вступления сражения в решающую фазу.
«Солдаты сумели бы вырваться из окружения, никто в этом и не сомневался. Но куда идти? В какую сторону? И какова будет этому цена? Эти вопросы мучили командиров всех уровней».
Попытки вырваться из кольца в ночь с 17 на 18 сентября были пресечены немцами.
Тем временем люфтваффе приступило к выполнению двух поставленных ему задач: тактической поддержке с воздуха наступавших танковых частей и воспрепятствованию всем попыткам русских покинуть район окружения. Отряду майора Франка пришлось бы плохо, если бы не своевременная атака пикирующих бомбардировщиков, позволившая отразить атаку советских танков.
На северном участке кольца окружения действовал 2-й воздушный корпус 2-го воздушного флота люфтваффе, а 5-й воздушный корпус 4-го воздушного флота люфтваффе осуществлял контроль за южным. Бомбардировкам подвергались железнодорожные станции, мосты, локомотивы и составы. Силы Советов, спешившие на подмогу маршалу Буденному, были блокированы, а пути отступления перерезаны.
Вспоминает Кессельринг:
«Из-за плохой погоды летчикам трудно было осуществлять операции, удерживая четкий строй. О высоком боевом мастерстве наших экипажей красноречиво свидетельствует тот факт, что железнодорожные пути в зоне боевых действий, благодаря им, постоянно разрушались. Нередко на коротком отрезке железнодорожных путей, блокированном с обеих сторон, оказывалось двадцать-тридцать эшелонов противника, которые наши пикирующие бомбардировщики разносили вдребезги. Колонны противника до последних дней сражения практически не появлялись на шоссейных дорогах; если же это происходило>, их тут же атаковали с воздуха наши самолеты, нанося им огромные потери».
Гавриил Темкин, служивший в русском рабочем батальоне, вспоминает:
«Излюбленными объектами бомбежек, в особенности с применением зажигательных бомб, были лесистые участки местности, прилегавшие к главным дорогам. Предполагая, что в этих лесах скрываются части русских, немцы бомбили их чаще всего ближе к вечеру».
Пикирующие бомбардировщики широко использовались для подавления у окруженных русских солдат воли к сопротивлению. В период с 12 по 21 сентября 1941 года 5-й воздушный корпус совершил 1422 боевых вылета, сбросив на противника 567 650 кг бомб и 96 зажигательных бомб «типа 36». Результаты были впечатляющими: оказались уничтожены 23 танка, 2171 автомобиль, 6 зенитных батарей, 52 железнодорожных состава и 28 локомотивов. В 18 местах было прервано железнодорожное сообщение и уничтожен 348 ряд мостов. Потери ВВС Красной Армии составили 65 сбитых самолетов и 42 уничтоженных на аэродромах. Потери люфтваффе на указанный период составили 17 сбитых самолетов, 14 поврежденных, 18 пропавших без вести экипажей и 9 человек убитыми.
19 сентября подразделение моторизованной пехоты, в котором служил Фриц Кёлер, располагалось севернее реки Десна. В полдень по радио они услышали сообщение о том, что две группы армий соединились и замкнули кольцо окружения вокруг четырех советских армий. Еще некоторое время спустя солдаты услышали о падении Киева. Через три дня подразделение Кёлера блокировало попытки русских прорваться из котла в районе Лохвицы. Когда 6 танков Т-34 стали надвигаться на них, Кёлер понял, что русские их заметили. Пехотинцы поспешно стали окапываться неподалеку. По танкам открыли огонь из противотанковых орудий, однако 37-мм снаряды отскакивали от брони «тридцатьчетверок». Танки устремились вперед, гусеницами сминая орудия и расчеты, — немецкая пехота осталась один на один с бронированными чудовищами. Выглянув из-за бруствера, Кёлер увидел:
«Танки двигались прямо на нас. Нам пришлось пережить несколько неприятных минут. Одна из машин ползла прямо к моему окопчику, временами замирая на месте. Съежившись в комочек, я едва дышал. И тут танк неуклюже сдвинулся с места, и мне до конца жизни не позабыть этого».
Угрозу для немецких линий обороны ликвидировало прибытие 88-мм орудий и саперных подразделений. «Слава Богу, что на броне танков не было пехотинцев, иначе туго бы всем нам пришлось тогда».
45-я дивизия немцев, здорово потрепанная в Бресте, стала прибывать в Прилуки в 120 километрах восточнее Киева. Здесь находилась восточная граница кольца окружения. Как и все остальные, это соединение, двигаясь на восток, понесло на марше значительные потери в технике и личном составе. В Бресте потери дивизии превысили потери, понесенные в ходе кампании во Франции. С 1 по 6 сентября 1941 года погибли еще 40 солдат и 2 офицера. 32 человека погибли с 9 по 13 сентября. Проливные дожди существенно замедлили темпы наступления — до 4,5 километра в день. Дивизию переподчинили командованию 2-й армии, наступавшей в направлении с севера. Командующий четко обрисовал обстановку на 10 сентября в ежедневном приказе:
«Упорное сопротивление врага, ужасные дорожные условия и постоянные дожди не остановили вас… Наступление, которое должно начаться через несколько дней, даст возможность внести свой вклад в уничтожение вражеских сил. Мы окружим противника со всех сторон и разгромим его».
Когда 45-я дивизия прибыла на место боев, кольцо окружения сузилось до 40 километров в поперечнике. Здесь дивизию снова переподчинили, на этот раз 6-й армии, действовавшей в составе группы армий «Юг». 45-я дивизия вошла в группировку из 8 немецких дивизий, которым была поставлена задача вынудить сдаться еще остававшиеся в кольце окружения дивизии русских. 20 сентября 45-я дивизия была переброшена к бреши у Ягодина у восточного края котла — именно на этом участке русские пытались вырваться из кольца. 22 сентября одновременно с прибытием первых батальонов дивизии начались атаки русских.
Фельдфебель кавалерии Макс Куннерт также оказался у границ киевского котла. По его словам, «периметр быстро уменьшался, но это лишь ожесточало сопротивление русских, все силы бросавших на прорыв». Подразделение Куннерта располагалось в тылу танковых частей, и фельдфебель кавалерии признавался, что «к счастью для нас, вырваться и вывести тяжелые вооружения сумела лишь незначительная часть русских», добавив, что «мы оказались в сложном положении» и страстно желали «оказаться подальше от этих мест».
«Тогда мы были совершенно беспомощны. Могло случиться, что нам пришлось бы сражаться с танками противника, не нам с ними тягаться — мы-то в седлах. Единственное, что мы могли, это укрыться в лесистой местности, наверняка это было бы самое лучшее».
Принявшие массовый характер попытки русских выйти из окружения приводили к тому, что рассеянные по большой территории немецкие силы нередко сами оказывались в окружении. И вынуждены были, заняв круговую оборону, биться не на жизнь, а на смерть. Вальтер Окека участвовал в боях под Уманью и входил в расчет 20-мм зенитных орудий, установленных на шасси полугусеничного вездехода. На их подразделение возлагались задачи обороны с воздуха, но никак не противотанковой, тем более они не могли тягаться с «этими серо-зелеными гигантами» — советскими тяжелыми танками, внезапно появившимися у их позиций.
«Т-34 — сжав зубы, прошипел командир. Да, нам уже приходилось слышать о танках Т-34 массу любопытных вещей, не суливших нам ничего хорошего. Куда нам против них с нашими жалкими 37-мм пушчонками! Или с 20-миллиметровыми!»
Командир батареи, где служил Окека, обер-лейтенант Россман, распорядился сосредоточить непрерывный огонь автоматических пушек на гусеницах Т-34. Никто особенно не верил в удачу этой затеи, но ничего больше не оставалось. Окека, стиснув зубы, пообещал себе, что «продаст свою шкуру как можно дороже». Они не открывали огня, пока танки не подошли на 200 метров. Первый залп зениток оставил один танк Т-34 без гусеницы, машина беспомощно завертелась на месте. После этого последовал приказ сосредоточить огонь на башне. Но не успела опустеть первая обойма, как в башне открылся люк и показался белый флаг. Русский экипаж, выбравшись из танка, тут же угодил в плен. Тем временем зенитчики уже обстреливали второй танк, и вскоре его постигла участь первого.
Однако уцелевший экипаж второго подбитого танка продолжал отстреливаться из личного оружия. Вскоре он был сметен залпом 20-миллиметровых. Участь остальных танков мало чем отличалась от участи предшественников — экипажи срезали пулеметным или пушечным огнем при малейших попытках оказать сопротивление. Оставшиеся Т-34 стали отползать назад. И Окека и его товарищи поверить не могли, что их малокалиберные орудия сумели отбить атаку непобедимых «тридцатьчетверок». «И все наше нервное напряжение враз спало, и мы победно завопили, — продолжает Окека, — словно восьмилетние дети, играющие в ковбоев и индейцев!»
Бойцы отправились к танкам поглядеть на результаты. Оказалось, что снаряды повредили не только гусеницы, но и колеса, и натяжные звездочки. Тем не менее немцы не могли понять, в чем же все-таки дело. «Лишь в ходе допроса плененного экипажа дело прояснилось», — рассказывал Окека. Оказалось, что разрывы 20-мм снарядов на броне башни при беглом огне вызывали резонанс, заставляя ее греметь, как «огромный колокол».
«Следовавшие один за другим разрывы на броне башни гремели с каждым попаданием все сильнее — сила звука превосходила все допустимые пороги, экипаж не выдерживал и готов был броситься вон из танка, лишь бы избавиться от этого невыносимого гула».
А с виду, казалось, что могут сделать эти несчастные 20-мм зенитки такой махине, как Т-34? Но впоследствии, по словам Океки, их батарея вывела таким же образом из строя 32 машины Т-34.
Не столь благополучно обстояли дела на других участках кольца окружения. На правом фланге 45-й пехотной дивизии, где дислоцировался 133-й пехотный полк, произошла «совершенно безумная кавалерийская атака русских, которые, невзирая на шквальный огонь, неслись вперед». За ней последовала атака пехотинцев, «волнами накатывавшихся на наши позиции. Ничего подобного нам видеть ранее не приходилось». Кавалеристы верхом на лошадях с саблями наголо прорывались к траншеям и с размаху кроили напополам даже каски немецких солдат. Советские кавалеристы во время этой безумной атаки сумели прорваться чуть ли не до штаба дивизии в Ягодине, где их все же сумели остановить. За кавалерийской атакой последовало три волны пехотной при поддержке артиллерийского огня. У русских было 4 танка и три полных пехотинцев грузовика. Идя на верную смерть, они приближались к немецкой линии обороны. У железнодорожной насыпи, за которой как раз располагались позиции немцев, они остановились, солдаты спрыгнули на землю. В этот момент на них обрушился ураганный огонь из всех имевшихся в распоряжении немцев орудий. Согласно отчету штаба дивизии, «бессчетное число убитых усеивало железнодорожную насыпь». Среди них обнаружили и женщин в военной форме.
Огнеметчики пытаются уничтожить советский дзот. Киевский УР
24 сентября на участке 44-й и 45-й дивизий подобные самоубийственные атаки русских следовали подобно волнам прилива. Русские, воспользовавшись брешью на стыке участков дивизий, сумели проникнуть в тыл немцев и атаковать снабженческие и артиллерийские подразделения. 6-я батарея 98-го артиллерийского полка, с позиций на высоте 131, открыла огонь по атакующим цепям. Однако это никак не удержало русских, бросившихся к артиллерийским позициям, где они вступили в ожесточенную рукопашную схватку с орудийными расчетами. Русские, захватив одно из орудий, развернули его и открыли огонь по штабу немецкой дивизии. К счастью, там никого из офицеров не было. И в этот момент произошло нечто совершенно непостижимое, что нередко случается на войне. В разгар боя, в ужасающей неразберихе на орудийных позициях 6-й батареи увидели в какой-то сотне метров, словно на параде, с винтовками на плече на восток следовала колонна русских пехотинцев. У них имелось достаточно сил, чтобы поддержать своих товарищей и обеспечить прорыв из кольца окружения. Однако русские пехотинцы не стали вмешиваться в схватку.
Страшные потери обеих сторон еще более увеличивались по мере сужения кольца окружения. «Повсюду можно было видеть полные кузова трупов», — вспоминал один из участников боев Макс Кунерт, имея в виду немецкие потери.
«На это смотреть было невозможно, а речь ведь шла о малой толике погибших на нашем участке. Кровь в буквальном смысле ручьями лилась из щелей кузовов, стекая вниз по доскам. А водитель, несмотря на жару, стоял с побелевшим как мел лицом».
Обочины дорог были усеяны обезображенными трупами. В особенности болезненно немецкие солдаты воспринимали трупы женщин в красноармейской форме. Кунерт, осматривая подбитый 60-тонный русский танк, обнаружил внутри обгоревший женский труп в форме. Женщина эта явно была членом экипажа, но Кунерт, которому и в голову не могло прийти, что советской женщине ничего не стоило пойти и в танкистки, считал, что «кто-то из членов экипажа, будучи уверен в успехе прорыва, решил прихватить с собой в машину свою жену или подругу».
Пытаясь рассечь крупные окруженные группировки противника, немцы сами несли ужасающие потери. «Ну, и чья очередь сегодня?» — немой вопрос читался на усталых лицах пехотинцев, собиравшихся в бой после пары часов отдыха. «На первом месте был страх смерти, чувство ужаса, от которого холодеет спина. Ну, а на втором голод, жажда и боль», — признавался один немецкий солдат. На четвертый день 45-я пехотная дивизия атаковала лесной массив поблизости от Березани, продвигаясь на запад в сторону Киева. Под Семеновкой завязалась ожесточенная рукопашная схватка с русскими, к всеобщему изумлению, вооруженными автоматами. Сдавшихся в плен не было.
Атаковавших их немцев русские забрасывали связками гранат. Одна такая связка уничтожила пулеметный расчет в полном составе. Всю ночь русские не прекращали попыток прорваться. На рассвете насчитали около сотни трупов, среди них 25 офицеров и комиссаров и 25 сержантов и старшин. Лес, где скрывался неприятель, дважды обстреляли тяжелой артиллерией, после чего сопротивление пошло на убыль. Итог: 700 человек пленными, включая нескольких генералов штаба командования армии.
Немецкие танкисты призывают красноармейцев сдаваться в плен
Данный текст является ознакомительным фрагментом.