1.2. Ограниченная идеологическая либерализация
1.2. Ограниченная идеологическая либерализация
Брежнев продолжил осторожную либерализацию общественной жизни страны, начало которой положил Хрущев. Публиковались ранее запрещенные или замалчиваемые произведения М. Булгакова, Б. Пастернака, М. Цветаевой, А. Ахматовой, М. Зощенко. Медленно, но последовательно преодолевали рамки дозволенного театр и кино. Спектакль, запрещенный в столице, появлялся на провинциальной сцене. Фильм, даже не попавший на широкий экран или положенный «на полку», определял эстетику целых направлений кинематографистов. Граничившее с запугиванием одергивание литераторов и художников посредством специальных постановлений ЦК партии прекратилось. Его заменила система полуанонимных келейных обсуждений, не обладавших, впрочем, силой прежних идеологических окриков.
«Умеренность» как основополагающая черта Брежнева и его окружения в большей мере предопределила и неуспех кампании по политической реабилитации Сталина. «Возвращение» Сталина было возможно и как следствие оппозиции хрущевскому курсу, и как символ очередного «завинчивания гаек», и как выражение несомненных сталинистских симпатий значительной части бюрократии. Но обеление диктатора неминуемо привело бы к пересмотру историографической модели советского общества. Реабилитированный Сталин не мог уже быть «встроен» в систему идеологических приоритетов, сложившуюся в 1950–1960-х гг. Нужно было изменение общей идеологической установки, а это для партийных консерваторов таило угрозу будущих «потрясений». Избежать любых потрясений — подлинных и мнимых, «правых» или «левых» — было навязчивой идеей высшего партийного руководства.
Мифологизация облика Сталина стала в 1970-х гг. и элементом общественного недовольства. Новые поколения были мало осведомлены о потоках пролитой им крови. Свидетелям мешали говорить, и о поступках «вождя народов» узнавали преимущественно из апологетических фильмов и близкой им по духу беллетристики. Жесткость и решительность Сталина в глазах многих людей заметно выигрывали в сравнении с апатией и бесцветностью новой когорты руководителей. Это тревожило партийных идеологов, сделавших выискивание намеков, скрытых аллюзий и «опасных» сближений разных эпох главным направлением цензорских усилий. И, наконец, тут сыграла свою роль и боязнь объяснений с крупнейшими западными компартиями, в 1950-х гг. пытавшихся затормозить процесс десталинизации, а в 1970-х гг. требовавших его ускорения.
По совокупности многих причин отказа от оценок XX и XXII съездов КПСС не произошло. Но Сталину были приданы в соответствии с духом времени и мироощущением правящей касты нарочито умеренные черты — подобно тому, как в позднейшие годы был сформирован облик «рыночника» Ленина. О его преступлениях упоминалось вскользь, но о его заслугах — с оговорками. Партийная реабилитация не коснулась и других политических деятелей 1920–1930-х гг. Н.И. Бухарин, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев, не говоря уже о Л.Д. Троцком, в историко-партийной литературе по-прежнему рассматривались только негативно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.