Интернет

Интернет

В июле 2004 года сенатор от Тувы Л. Нарусова внесла предложение о принятии закона, который регламентировал бы работу интернет-ресурсов. Очевидно, «плодотворная дебютная» идея не сама собой пришла в голову Нарусовой, власть явно стремилась оценить возможную реакцию общества. Супругу покойного А. Собчака трудно заподозрить в желании ограничить свободу слова. Предлог также был избран вполне уместный: молодежь подвергается соблазнам порнографических сайтов, и тому подобное.

Надо сказать, что Интернет, пространство неограниченной свободы слова и информации, не признающей и государственных границ, заботит не только российское руководство. В 2004 году примерно 14 млн. граждан России пользовались Интернетом. Политические предпочтения большинства российских избирателей формируются в основном посредством традиционных каналов распространения информации. Представим себе, что доступ к Интернету будет иметь б?льшая часть населения, как в развитых странах. В этом случае все сегодняшние споры о свободе слова, о независимости СМИ, о государственной безопасности и защите частной жизни граждан приобретут иной смысл. Этот факт не может не вызывать определенной реакции со стороны властей всего мира.

Свобода слова и Интернет в США:

«Контроль над информацией составлял саму суть государственной власти на протяжении всей истории. И США не являются исключением. Поэтому одной из образцовых ценностей американской Конституции как раз и стало оформление права на свободу слова в качестве Первой поправки к Конституции. В своих попытках добиться контроля над Интернетом Конгресс США и Министерство юстиции использовали аргумент, способный найти отклик у каждого из нас: защита детей от странствующих по Интернету сексуальных демонов. Однако это не возымело действия. Communication Decency Act (Закон о пристойности в коммуникациях), принятый в 1995 году, был объявлен 12 июня 1996 года федеральным судом США в Пенсильвании неконституционным с констатацией, что „точно так же, как сила Интернета, – это хаос, сила нашей свободы определяется хаосом и какофонией неограниченной свободы слова, которая защищается Первой поправкой к Конституции“. Это „конституционное право на хаос“ было поддержано Верховным судом 26 июня 1997 года. Очередная попытка администрации Клинтона наделить правом осуществлять цензуру Интернета – принятие в 1998 году Child On-line Protection Act (Закон о защите детей в онлайне) – вновь была пресечена, на этот раз апелляционным судом США в Филадельфии в июне 2000 года» (Кастельс 2004: 199—200).

По мнению специалистов, установление контроля над коммуникациями в Интернете в национальных границах технически возможно. Однако пока хотя бы в одной стране мира, конкретно – в США, свобода слова в Интернете защищена законодательно, полный контроль в данной сфере установить невозможно. Государство может только договариваться с другими государствами о коллективных действиях, но с частичной утратой суверенитета. Первые попытки договориться были предприняты на встрече «Большой восьмерки» в Париже в 2000 году. Совет Европы принял конвенцию о борьбе с киберпреступлениями, которая была разработана органами безопасности европейских стран в сотрудничестве с крупнейшими производителями программного компьютерного обеспечения. Россия вместе с Китаем, Малайзией и Сингапуром приветствовала эти инициативы (Кастельс 2004: 209). Как мы видим, госпожа Нарусова отнюдь не является первооткрывателем законов, направленных на ограничения распространения Интернета. Речь идет об усилиях, имеющих позитивную сторону, в том числе и с точки зрения защиты прав граждан и прав компаний на коммерческую тайну.

Если бы такая договоренность была достигнута, страны, вошедшие в соглашение, в том числе с авторитарными режимами, могли бы использовать ресурсы других стран для контроля за интернет-коммуникациями в своих целях. Таким образом, Интернет – это не просто неограниченные возможности свободы слова, а новое поле борьбы за разумное регулирование общественной коммуникации.

Первый шаг в данном случае надлежит сделать государству. Оно обязано продемонстрировать пример прозрачности, публикуя в Интернете всю общественно значимую информацию, за исключением составляющей государственную тайну. Надо признать, что определенные шаги в этом направлении уже были сделаны, в частности Министерством экономического развития и торговли РФ. Важно, чтобы это стало не только актом доброй воли, но обязанностью власти.

Ситуация, однако, развивается противоречиво. В ноябре 2004 года на научном форуме в Киото наш министр образования и науки А. Фурсенко заявил, что легкий доступ в виртуальный мир интернет-информации затягивает в себя российскую молодежь. Это, в свою очередь, порождает серьезные социальные проблемы. В ответ на мгновенную и чрезвычайно активную реакцию мировых СМИ, усмотревших в его высказывании покушение на свободу слова, Фурсенко уточнил свою позицию: инициатива должна исходить не от государства, а от общественных организаций (РИА-Новости.

2004. 16 ноября). Глава российского МИДа С. Лавров все же считает, что именно государство должно вмешаться в деятельность Всемирной паутины. Третий российский министр – Л. Рейман – выступил против любого государственного регулирования Интернета, выходящего за рамки действующего Закона о СМИ.

Обращение к государству, к его доброй воле в подавляющем большинстве случаев не оказывает на власть никакого воздействия, особенно если не подкрепляется давлением со стороны общества. С. Маркову принадлежат слова: «Телевидение – это рабство, Интернет – это свобода». Интернет как свободу надо еще отстоять.