197. Демон «отмирания государства». Пространство лимитирует унификацию Евразии

197. Демон «отмирания государства». Пространство лимитирует унификацию Евразии

— Вот известная ленинская формула: отмирание государства. Этакий теоретический парадокс, на слух приятно-либеральный. Но это же страшная вещь — отмирание государства. Оно предусматривает, что сперва государство стало всем, присутствуя в каждом моменте человеческой жизни от колыбели до могилы. А затем оно само себя упраздняет. Но какое же государство, став всем, будет себя упразднять? Да у нас и не государство вовсе.

Собственно, в истории России государства не было. Историки забывают, что в России даже правительства не было до октября 1905 года. Каждый министр входил с отдельным докладом к государю, и так велась государственная жизнь. После этого были, собственно, всего два заслуживающих внимания премьер-министра, и обоих устранили со сцены: Витте и Столыпин.

Идея отмирания государства внутри не-государства сыграла скверную роль. Эту идею ухватил Сталин, использовав в своих интересах. Именно на витке, когда псевдогосударство, а на деле власть нового образца, становилась всем. И в качестве таковой стремилась себя увековечить.

Советская система была по-своему уничтожающе героической. При начале войны Устинов[51] был наркомом вооружения, еще молодой. Вызвал Сталин, сказал, что какая-то важная часть самолета нужна, захвачен завод, который единственный это производил. Территория была под немцем, и станки уже повезли на Восток.

Сталин ему сказал: «Вы знаете, товарищ Устинов, что наши летчики не могут летать?» Тот говорит: «Меры приняты, товарищ Сталин, завод следует эшелонами и прибудет на место тогда-то. Площадка уже подготовлена». Сталин ему: «Товарищ Устинов, вы меня не поняли — наши летчики без этого не могут летать. Поняли, что вам сказано?» Тут же из остановленного эшелона по воздуху все перенесли на ту площадку. В считаные часы.

Можно так управлять сегодня? Нет. А отвыкнуть так жить смогли? Тоже нет.

Теперь мы вошли в ситуацию, где простых задач нет. Но есть руины системы, заточенной на решение простых задач любыми жертвами в уплотненные сроки. А самих этих задач нет, они стали сложными.

Эту систему сегодня рушат глупостью и коррупцией. Но система начала разлагаться еще тогда, когда простые задачи ушли и выдвинулись такие, которых эта машина по природе своей вообще не может решать. Теперь с ней может быть все что угодно.

Переход от простых задач к сложным пространственно лимитирован — включается лимит пространством. Унифицированное пространство советской Евразии не мешало системе, решавшей простые задачи безжалостным способом. Но когда задачи усложнились, само пространство говорит: «Стоп! На такой территории вы сложных задач единообразно не решите!»

— «На такой», в смысле — такой большой?

— На столь не сводимой к единому основанию. Такой неподатливой унификации. При той гамме цивилизационных различий и рвущихся наружу несовпадений.