148. Никита Хрущев и «волчья стая». Непереводимость сталинской советской системы в иное состояние

148. Никита Хрущев и «волчья стая». Непереводимость сталинской советской системы в иное состояние

— Жалко, ты не досмотрел фильм, мы с тобой могли бы его обсудить. «Волчью стаю»[27].

— Мне стало противно. Хотя я люблю и плохие исторические фильмы, но не люблю обвинительных.

— Этот не плохой, он посредственный.

Но интересен, конечно, финал Хрущева. Человека, который рано, еще при Сталине, закончился, как вдруг воскрес и мучительно для других самопродлевался. Даже в худшие моменты у него сохранялись человеческие мотивы. Сохранялась связь с временем, которое его выдвинуло. У Хрущева было чувство причастности к времени. А людишки вокруг уже вполне вне истории и немыслимы вне своего номенклатурного гнезда. Для них незыблема данность, к которой они должны приспособиться и в рамках ее достигать своих целей.

— У заговорщиков 1964 года тоже есть интересная сторона. Их звездный час — двадцатилетие от 1945-го до 1964-го. Они выдвиженцы войны и послевоенного взлета. Благодаря смерти Хозяина пропасть не распахнулась под ними. Для них время после 1945-го — взлет, восхождение вверх! Время невероятных карьер. Многое внес в их жизнь сам Хрущев, они хрущевские ставленники. Но время в фильме отсутствует, а есть тупая схема «номенклатурности». А ведь 1964-й — это бунт хрущевцев против Хрущева.

— Как раз то, что я хотел сказать, — нужно их представить в том виде, в каком они были тогда. Важна фигура Хрущева между фиаско и банкротством. Хрущев споткнулся на проклятии второго шага. Первый шаг его был впечатляющий и обновляющий. Первый шаг Хрущева поистине революционный — он открыл ворота лагерей уничтожения и выпустил на свободу сталинских политических заключенных, этих бесповодно виноватых тоталитарного режима. Важно было не только их возвращение в жизнь и не их затянувшаяся, отчасти лицемерная реабилитация. Этот акт совершился в стране, которая представляла из себя один лагерь, глядящийся в другой лагерь. Лагерь и лагерь, глядящиеся друг в друга, как в зеркало. Это открыло дорогу человеческой нормальности и ее представителю — свободному слову. В первом акте 1956 года в зачатке присутствовало все будущее — не только властное, но и противовластное. Не только шаги вперед, но и шаги назад. Все остальное, сделанное Хрущевым или при Хрущеве, — это поиски второго шага, равного по масштабу. Поиски не увенчались ничем, но отложились в ряде результатов положительного и негативного свойства. И в завершение — Новочеркасская бойня и Карибский кризис, надлом и падение Хрущева: второй шаг не удался. Теперь о Хрущеве говорят в комическом жанре — «Никита-кукурузник», но трагический регистр более точен. Он оставался правоверным коммунистом и дальше коммунизма, возвращающегося к «незамутненным первоистокам», пойти не мог. Остальное — личный момент: его скачки в тупике, оснащаемые его самодурством. Иссякания сил, своего банкротства он совершенно не ощущает и не поймет никогда, до самой смерти.

В этом отношении у стаи 1964-го больше проблесков понимания, несмотря на низменность их побудительных мотивов. Заговорщики начали с экономической реформы, отказа от его шараханий.

Интрига — в коллизии непереводимости системы Сталина в иное состояние. Даже освобождаясь от хрущевской вздорности, которую нельзя было дальше терпеть, эпигоны делают это не иначе, как по ритуалу системы. И третья неизвестная — в фильме отсутствуют люди, на судьбе которых так или иначе все скажется. Которым спустя много лет трудно решить, что для них было лучше — хрущевская эксцентрика или налет волчьей стаи?

— Поразительна возможность такого заговора, для советских заговор — это дерзость, и они ее осознают. Он рвет с правилами лояльности партии. Как они себя при этом чувствуют?

— Опыт организации заговора уже был — прежде всего, заговор Хрущева против Берии[28], затем заговоры против самого Хрущева[29]. В сознании этих людей Вселенная вставлена в рамочку заседаний политбюро, вне рамочки ничего значащего нет. В фильме стерты их побудительные мотивы; была же разница между Брежневым[30], Подгорным[31] и, скажем, Устиновым[32] и Шелепиным[33]. Взяли образ волчьей стаи, а ведь мотивы там у людей были разные. Не случайно Косыгина из антихрущеского заговора исключили. Он уже тогда начинал не вписываться, и его держали в неведении до последнего момента. Неясна роль Игнатова в этом деле и его побудительные мотивы.

То, что я зову цветением аппарата, пришло позже. Но Хрущев наступал всем на ноги. Он мешал аппарату, который привык решать, и жить хотел вровень праву решать. Для антисталиниста Никиты Сталин остался тайным образцом. Он еще жил своими прежними страхами и прежним обожанием. А для новых Сталин просто сказочное чудище, он мертв и безвреден. Опасным зато для них стал Хрущев.