126. Культ результата. «Возвращение» Троцкого. Империя антифашистского могущества — упущенный вариант

126. Культ результата. «Возвращение» Троцкого. Империя антифашистского могущества — упущенный вариант

— Вопрос о реальности того, что я именую «сталинской оттепелью» или предальтернативной ситуацией 1934 года, состоит в следующем. Что могло быть содержанием нормализации?

Рассматривая вопрос о реальности курса нормализации после сталинской «революции сверху», скажу про культ сталинского результата. Он обуял тогда всех, от рядовых до высоколобых, и даже вчерашних яростных оппонентов Сталина.

В архивах есть письмо Троцкого Сталину 1933 года, где Лев Давидович предлагает вернуться в СССР! Заверяя Сталина в лояльности, с условием, что сохранит право на собственные взгляды. Но в главном Троцкий Сталина признал и согласен идти под его руководство. Культ сталинского результата овладел и главным противником Сталина!

— Что могло бы стать предметом иного, альтернативного курса — лозунг «За нормализацию!»?

— Но это не язык того времени. И не тот стимул, который мог бы подвигнуть нас на далеко идущий поступок. Это, замечу в скобках, и к анализу причин человеческих падений в 1937-м: что другое?

На выходе из Гражданской войны вопрос о нэпе стоял. Но разве мог в 1934-м встать вопрос о возврате к нэпу? Даже у активных нэповцев такой идеи не было. А идея нормализации в них была? Безусловно, но идеологически неартикулированно.

— Может быть, могла быть другая, не сталинская нормализация?

— Разве для склада мысли таких людей, как тогдашние мы, нормализация сама по себе составляла идею? Политическую программу? Что-то, что может быть развернуто против Сталина? Это он в нас такое подозревал, политически опередив ход нашей мысли. Перенос антифашистского импульса внутрь СССР, в соединении с запросом на стабильность после ломки мог нечто дать. Но тут мы еще раз сталкиваемся с речевой трудностью сталинизма.

То, чего не хватало людям политики, недавним лидерам и мыслителям большевизма, отброшенным Сталиным и возвращенным ненадолго лишь затем, чтобы быть принесенным на заклание, — им не хватало новой утопии. Возможно, наброски языка для такой утопии надо искать у двоих людей — Булгакова «Мастера и Маргариты» и Андрея Платонова.

— Был ли в тридцатые вообще другой политический выход? Другой и в то же время сталинский?

— Выход был в том, что мировые деления, заложенные в большевизм прошлым — капитализм и социализм как взаимоисключающие понятия, равно притязающие на земной шар, — признать нерабочими. Символами, ставшими аберрацией, поскольку возник фашизм и прежние взаимоисключения упраздняются.

— Здесь, в СССР, это значило бы что?

— В пределах сталинского результата, который берется за основу? В антифашистской политической логике — мы очеловечиваем результат двух революций, Ленина и Сталина, укрепляя его как главный антифашистский барьер. Кстати, это соответствовало бы альфе и омеге их большевистского существования: мы закладываем в основу очеловеченный сталинский результат.

Возникает империя антифашистского могущества — СССР. При этом не исключалась превентивная война с фашизмом, и уверяю — с победным счетом для армии Тухачевского — Уборевича. В 1942-м Сталин упрекал Баграмяна — что так плохо воюете? Вы же ученики Уборевича!

— О чем он думал, уничтожая таких богатырей?

— Сталин сценарист по натуре. Он подставлял себя вместо них, рисовал картины, как бы он сам на их месте справился со Сталиным, — и далее исходил из этого, как из несомненной реальности. Сценариями он себя убеждал — вот так бы изменил Тухачевский, а вот так бы по Сталину нанес свой удар Бухарин… Была перед 1937-м и реальная основа интриги — высшие военные сговаривались между собой убрать дурака Ворошилова из наркомов. Даже согласие Гамарника получили, что важно, — ведь Гамарник в армии представлял ЦК.