Филипп II — затворник Эскуриала [47]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Филипп II — затворник Эскуриала [47]

В истории Западной Европы XVI в. трудно найти другого такого правителя, который получил бы столь противоречивые, если не сказать полярно противоположные, оценки в работах историков различных стран и направлений. Если консервативные и католические авторы, как правило, приукрашивали его роль в истории Европы того времени, то либеральные и протестантские, в первую очередь английские и нидерландские (из предыдущих очерков читателю уже понятно, почему), изображали его как политическое чудовище, католического фанатика до мозга костей и мрачного изувера. В эпоху Просвещения испанского короля оценивали как воплощение мракобесия, а в эпоху романтизма — как врага свободы. И в Испании, и за ее пределами об этом монархе сложилось мнение как об одном из самых ужасных тиранов. В знаменитой «Легенде о Тиле Уленшпигеле» бельгийского писателя XIX в. Шарля де Костера читаем: «А король Филипп неизменно пребывал в злобной тоске…» Однако в XX в. на историческую арену вышли новые политические деятели, по сравнению с которыми Филипп II уже не выглядит архитираном. И в этой связи стоит вспомнить слова крупнейшего испанского историка Рафаэля Альтамиры-и-Кревеа, относящиеся к Филиппу II: «…для правильной оценки историк должен с особой осторожностью подходить к свидетельству современников и к отбору фактов». Еще в XVI в. оценки испанского короля находились в прямой зависимости от конфессиональных и политических симпатий современников: одни резко осуждали его, а другие, наоборот, видели в нем образец монарха и христианина. До сих пор некоторые историки изображают Филиппа II как фанатика-идеалиста, каждый шаг и решение которого были результатом страстной преданности католической вере. Его частое пребывание в построенном близ Мадрида в 1563–1584 гг. мрачном и грандиозном замке-монастыре Сан-Лоренцо де Эскуриал стало чуть ли не притчей во языцех — возникла полулегенда-полуправда о затворнике Эскуриала. Конечно, основа для нее была. Филипп II и в самом деле с годами как будто отрывался от реальной жизни, скрываясь за высокими стенами дворца и упрямо пытаясь осуществить свои политические замыслы, чем дальше, тем больше расходившиеся с действительностью. Впрочем, Генрих VIII Тюдор тоже не очень-то любил разъезжать по стране и лишь несколько раз выезжал во Францию. Да и был ли Филипп II полностью ответствен за проводимую им политику, соединявшую в себе интересы испанской короны и европейского католицизма?

Но насколько он на самом деле являлся затворником Эскуриала, что представлял собой как человек и политик и почему при всем колоссальном напряжении сил он так и не добился своих целей?

Филипп II Габсбург родился в 1527 г. в Вальядолиде. Брак его отца Карла V и португальской принцессы Изабеллы был первым звеном в цепи династических уз между португальским и австрийским домами. Изящного телосложения, с голубыми глазами на бледном лице, Филипп отличался степенностью и сдержанностью манер, что обычно производило довольно сильное впечатление на всех, кто его видел. Лицом и фигурой он был отражением своего отца, чью некрасивую внешность облагородил Тициан на своих полотнах. Так же как и у Карла, у Филиппа были толстая нижняя губа и выдвинутая нижняя челюсть, унаследованная от бургундских предков.

Сравнивая характеры отца и сына, и современники, и историки отмечали не столь привлекательный и менее подходящий для управления многоязычной империей характер Филиппа П. Если космополит Карл V, постоянно передвигавшийся по Европе, был везде как дома, то Филипп II, набожный и одновременно высокомерный и холодный, не вызывал симпатий у тех, кто с ним сталкивался. Густые волосы и голубые глаза выдавали в нем габсбургское происхождение, но ни один правитель не был более испанским, чем он. Проведший детство и юность в Кастилии, в Толедо, Филипп предпочитал назначать на посты советников испанцев: исключением был известный еще при Карле V канцлер Гранвелла. Филипп II говорил бегло только на кастильском наречии, хотя имел неплохие познания и в латыни. Вместе с тем он был убежденным и истово верующим католиком. Общаясь с людьми, он производил впечатление внимательного слушателя, а сам говорил мало и медленно, как будто взвешивая каждое слово. Глаза его останавливались прямо на собеседнике, и слабая улыбка часто появлялась на его губах. Но, как замечали современники, от улыбки государя до кинжала расстояние было очень небольшим. В отличие от отца, Филипп II обладал в молодости относительно хорошим здоровьем и стремился его поддерживать. Он пытался избежать подагры и других болезней, которыми страдал Карл V. С этой целью он умеренно питался и по возможности избегал путешествий, после того как узнал, что врачи осуждали пристрастие Карла к изысканной пище и частым поездкам.

Филипп II был женат четыре раза: в 1543 г. он заключил первый брак с португальской инфантой Марией, от которой родился его первенец дон Карлос. Этот брак продлился недолго, так как в 1545 г. Мария умерла. В 1555 г., как читатель уже знает, по политическим соображениям он женился на Марии Тюдор, которая была старше его на десять лет. Через два года после ее смерти, в 1560 г., третьей женой испанского государя стала дочь французского короля Генриха II Елизавета Валуа, родившая ему двух дочерей и скончавшаяся в 1568 г. Проблема с престолонаследием послужила причиной вступления Филиппа в четвертый брак в 1570 г. со своей племянницей Анной Австрийской, которая была моложе его на двадцать два года и родила за шесть лет пятерых детей. Кстати, в отличие от многих других монархов и князей того времени, Филипп II был более склонен к выполнению моральных требований, выдвинутых Реформацией и Контрреформацией. Ни одна из женщин, с которыми он имел связь, не влияла на государственные дела. У него не было незаконных детей. Вообще о его связях с женщинами известно очень мало. Все свои дела, в том числе и личные, король подчинял интересам политики.

Если требовали обстоятельства, Филипп становился галантным и обходительным, обладая всеми качествами, необходимыми для соблюдения придворного этикета, что соответствовало идеалу государя эпохи Возрождения. От Карла V он перенял вкус к благородным искусствам, прежде всего к живописи и музыке. Но главным образом он любил книги по истории и военному делу. Его любимым римским автором был Тацит. На стенах залов Эскуриала висели картины, изображавшие прославившие испанское оружие битвы при Сен-Кантене, Гравелингене и Лепанто [48].

Филипп II в молодости.

Опыт государственного управления Филипп начал приобретать в возрасте шестнадцати лет, когда в 1543 г. Карл V, уезжая из Испании, чтобы вернуться туда только в 1556 г., оставил его регентом. Император дал сыну инструкции, которые тот неукоснительно выполнял не только во время регентства, но и на протяжении всего своего долгого царствования. Отец рекомендовал Филиппу служить Богу, поддерживать инквизицию, подавлять ереси, осуществлять правосудие и сохранять равновесие между советниками. Карл V также убеждал сына уделить особое внимание финансам, от которых, как он писал, зависит провал или успех любой политики. Согласно этим наставлениям, Филипп не должен был уступать ни пяди земли, которой он владеет по наследству, данному Богом. Эта политика особенно упорно проводилась в Нидерландах, которые Филипп, как и его отец, рассматривал как свое наследственное владение. Именно здесь прослеживалась преемственность в политике Карла V и Филиппа II, хотя последний вел себя в ряде ситуаций совсем иначе, чем его отец. Кстати, собственное завещание Филиппа II в 1598 г. своему сыну составлено примерно в том же духе, что и инструкции Карла V. Отсюда следует, что Филипп уже с первых лет своего правления, сначала как регент, а затем как король, мыслил династическими и религиозными понятиями. Политика Филиппа все же не во всем была продолжением идей универсализма Карла V. На первый план вышла борьба за сохранение католицизма, оплотом которого становилась Кастилия.

Государственная машина, созданная Филиппом во второй половине XVI в., уже напоминала бюрократического монстра нового времени, хотя механизм принятия решений часто оставался еще средневековым. В огромном канцелярском наследии этого правителя не найдено планов создания универсальной всемирной монархии, но из тех принципов, которых он придерживался в своей политике, видно, что основные направления деятельности — подавление восстания в Нидерландах, отражение турецкой экспансии по меньшей мере в Западном Средиземноморье, подключение к орбите своей политики Франции и Англии — фактически способствовали этому. Но здесь необходимо сделать несколько замечаний. Во-первых, осуществлять политику универсализма в условиях становления национальных государств было все сложнее, во-вторых, сам Филипп II не вполне соответствовал той роли, которую хотел взять на себя.

По месту рождения, воспитанию и привычкам он и в самом деле был даже не столько испанским, сколько кастильским королем. Карл V, говоривший по-испански и по-французски, что было важно в Южных Нидерландах, сохранивших наследие бургундских времен, и его брат Фердинанд II, хорошо знавший немецкий язык, меньше сталкивались с неприязнью местного населения, к тому же по характеру были более гибкими и сговорчивыми. Поэтому первый мог быть приемлемым испанцем, а второй — прекрасным австрийцем. Филипп же, начиная с юных лет, не вызывал симпатий нигде, кроме Кастилии. «Он был неприятен итальянцам, — замечал венецианский посол Сориано, — ненавистен фламандцам, одиозен в Германии». А ведь эта оценка давалась еще за 7 лет до того, как Филипп стал испанским королем, за 19 лет до вступления войск Альбы в Нидерланды и за 40 лет до «Армады» 1588 г., причем принадлежала посланнику государства, которому Филипп II не нанес никакого вреда! История Испании XVI–XVII вв. была одновременно и величественной, и ужасной. G одной стороны, это — огромное государство с колониями в Новом Свете, это — мощная армия, это — целый ряд крупных личностей в политике, литературе, искусстве, с другой стороны, это — инквизиция и духовный гнет, а в конце концов экономический и политический упадок. В эту эпоху в Испании возникли ростки раннего капитализма, но в результате неумелой политики правительства и своекорыстия крупной аристократии они так и не получили развития. Золото и серебро, прибывавшие из Америки, уплывали затем в итальянские банки, прежде всего в знаменитый банк Сан-Джорджо в Генуе. Огромные расходы на ведение войн против турок, в Нидерландах, против Англии и т. д. опустошали королевскую казну. Испания была государством, централизованным лишь по форме. В силу резких различий в экономическом развитии отдельных земель в ней не существовало постоянных внутренних экономических взаимосвязей. Отсюда проистекал сепаратизм провинций. К этому нужно добавить проблемы, доставшиеся в наследство от времен Реконкисты, т. е. отвоевания земель у арабов. Из примерно 7,5 миллиона населения Испании в XVI в. 350 тысяч были потомками арабов, обращенных в христианство, и около 300 тысяч морисков. Другой особенностью испанского общества являлась многочисленность благородного сословия. Одна часть мелкого дворянства (идальгос) в поисках богатств и приключений устремилась в Новый Свет, другая же была занята характерным для себя ремеслом — войной. Тем не менее не всей испанской знати хватало дела. Следует отметить также огромную разницу в имущественном, правовом и политическом положении между крупной аристократией и основной массой дворянства, которая не обладала столь большими правами, как знатные роды, была гораздо беднее их и не допускалась к управлению государством.

Как уже отмечалось, поступавшие из американских колоний золото и серебро (ежегодная прибыль составляла 2 миллиона дукатов) часто с разрешения правительства уплывали из страны; только четверть оставалась в руках государства. Деньги расходовались преимущественно на ведение войн. «Революция цен» [49], приведшая к тому, что стоимость всех товаров в Испании возросла в 4–4,5 раза, по существу съедала все доходы испанской короны. Правительство объявило себя банкротом во время финансового кризиса 1557 г., ставшего черным днем для его заимодавцев — антверпенских банкиров, многие из которых даже к концу XVI в. так и не смогли справиться с возникшими из-за этого финансовыми проблемами.

До вступления на испанский трон Филипп был мужем царствующей английской королевы Марии Тюдор. Этот брак стал сильным козырем в политической игре Карла V против Франции и германских князей. Потерпев поражение от них в 1552 г., император, тем не менее, не сложил оружия, ибо пытался с помощью династического союза между Марией и сыном изменить соотношение сил в свою пользу. Блестяще проведя переговоры с королевой, габсбургские дипломаты сумели добиться своей цели, несмотря на сопротивление французских агентов, и летом 1554 г. Филипп прибыл в Англию. Брак, к которому так стремился Карл V, был заключен. Мария, несчастная в годы своей юности, лишенная многих сердечных привязанностей, испытывала симпатию к своему кузену Филиппу, но детей у них не было, ибо королева была старовата для рождения ребенка. К тому же она страдала болезнью сердца. Сейчас, исходя из свидетельств современников (многих удивлял ее странный режим — она никогда не ела до 1–2 часов дня), делаются предположения, что у нее была также невралгия.

После заключения брака Филипп, вопреки ожиданиям Карла, не играл никакой роли в государственной жизни английского королевства, оставшись лишь мужем своей жены: он не имел права объявлять войны и вступать в политические союзы без согласия Тайного Совета, не мог привлекать иностранцев на государственные должности в Англии, но, напротив, был обязан принимать английских дворян к себе на службу. Таким образом, фактически Филипп не имел королевских прерогатив. Столкнуть Англию с Францией ему удалось лишь в 1557 г. Однако было поздно, т. к. надежды Карла V на поворот в европейской политике в пользу Габсбургов уже рухнули. Миссия Филиппа в Англии становилась ненужной. Репрессии, которые обрушили Мария и ее религиозный советник кардинал Реджинальд Польна протестантов, в сознании англичан нередко связывались с испанским браком Марии и с испанцами вообще, хотя Филипп вел себя в этом отношении осторожно, следуя совету Карла V, поскольку для Габсбургов главным было втянуть Англию в войну против Франции. В конце концов, 28 августа 1556 г. он, и так редко посещавший Англию, навсегда покинул ее берега.

Международные дела держали Филиппа вдали от Испании. Он был в Брюсселе, когда Карл V в 1556 г. отказался от правления в Нидерландах, а затем и от испанской короны. После битвы при Сен-Кантене (лето 1557 г.), блестяще выигранной испанцами, Филипп прибыл лично поздравлять войска. Но кампания, стоившая огромных сил и средств, завершилась в итоге безрезультатно. Денег не было. Союзники-англичане потеряли Кале, а турки напали на Балеарские острова. Мария умерла в ноябре 1558 г., а с ее смертью могли развеяться и надежды на подчинение Англии политике Габсбургов. Попытки жениться на Елизавете Тюдор не увенчались успехом. После того, в августе 1558 г., Филипп отплыл из Нидерландов и высадился в следующем месяце в Лоредо, чтобы навсегда остаться на Пиренейском полуострове. По условиям мира с Францией, заключенного в Като-Камбрези (1559), Филипп вступил в брак с дочерью французского короля Генриха II Елизаветой Валуа.

Еще в феврале 1565 г. прибытие графа Эгмонта (одного из вождей нидерландского восстания) в Мадрид показало, что назревает острый конфликт в подвластных Испании Нидерландах. С этого времени Филипп II был вынужден вести борьбу на два фронта, т. е. в Нидерландах и Западном Средиземноморье. Многие ошибки и просчеты Филиппа в голландских вопросах объясняются тем, что и 60-х гг. XVI в. он был очень занят средиземноморскими проблемами.

В это же время выявились два главных направления в политике испанского короля: борьба с еретиками, т. е. протестантами, и борьба с турками. Но взятая Испанией на себя роль защитника католической веры от протестантов и христианства от турок неизбежно вовлекала ее в войну с французской и английской монархиями, которых совершенно не устраивали претензии Филиппа II на гегемонию в Европе.

В 1566 г. испанский король характеризовал свои заботы в письме к послу в Риме следующим образом: «Я скорее предпочту потерять все свои владения и сто жизней, если бы я их имел, чем быть господином над еретиками». Эта фраза может показаться парадоксальной. Ведь именно для того, чтобы не уступить ни одной пяди из наследственных владений, Филипп II боролся с еретиками как у себя в Испании, так и главным образом за ее пределами.

В эти же годы в Испании складывается бюрократический порядок. Филипп II, казалось, был готов до бесконечности сидеть в своем кабинете и управлять армиями и правительством, не выходя из-за письменного стола. С годами усиливалась и набожность испанского короля. Он мог по три-четыре часа в день стоять на коленях, молясь Богу, в котором видел свою опору и защиту.

Насколько деспотическим или, вернее сказать, авторитарным был режим правления Филиппа II? Утверждать, что он являлся полностью единовластным, можно лишь с оговорками. Естественно, что испанский король в известной мере зависел от министров, но не был, подобно своим преемникам, инструментом в их руках, марионеткой на троне. Как и многие монархи XVI в., в силу сложившихся обычаев и политической необходимости он был обязан использовать высшую аристократию, т. е. грандов, на наиболее важных и прибыльных должностях, назначать их в число членов высших органов власти. Главное место в системе управления занимал Государственный совет. Далее по значимости шли Инквизиция и Совет по делам финансов. Субординация Советов соблюдалась чрезвычайно строго. И все же, несмотря на участие грандов в управлении страной, Филипп II сам непосредственно принимал решения. Это означало, что практически все сколько-нибудь значимые бумаги и документы, оказавшиеся у его секретарей, должны были попасть в руки короля для наложения резолюции или подписи. Такая бюрократическая круговерть заставляла Филиппа II не только создавать огромный бюрократический аппарат, но и самому вникать во все тонкости любого вопроса. Постепенно испанский государь превратился в своего рода бюрократа на троне. Папа Пий V однажды написал Филиппу II: «Ваше величество так много времени уделяет этим занятиям, что когда приходит время исполнять решения, уже исчезает их причина». Нередко неправильная реакция монарха на какие-либо события являлась результатом задержки в поступлении информации.

Филипп II.

Филипп II был рьяным сторонником пунктуального исполнения всех принятых решений. Например, в 1578 г. он собственноручно подписал смертный приговор, вынесенный секретарю Хуану де Эскобедо по обвинению в государственной измене. Последний, как подозревал король, побуждал к измене ему дона Хуана Австрийского, незаконного сына Карла V, приходившегося, таким образом, единокровным братом испанскому королю.

При всей привычке короля контролировать принимаемые решения его отношение к грандам все же не было столь жестоким, как, скажем, у восточных деспотов, с которыми его часто сравнивали. Казалось бы, герцог Альба своей политикой в Нидерландах спровоцировал всенародное восстание, и война там затянулась; мало того, он не послушался совета самого Филиппа, и по всем нормам жизни восточных деспотий его должны были либо казнить, либо отправить в длительную ссылку. Однако с 1573 по 1579 г. Альба достаточно активно выступал на заседаниях различных советов в Мадриде и только в 1579 г. оказался под домашним арестом, и то потому, что разрешил своему сыну заключить брак, не вызвавший одобрения короля. Когда же в 1580 г. понадобилось совершить военное вторжение в Португалию, герцог Альба вновь был принят при дворе. Немилость его объясняется также тем, что Филипп II, изменив длительные привычки, решил на некоторое время передать дела управления государством в руки выдвинувшегося еще при Карле V канцлера в Нидерландах, бургундца по происхождению, кардинала Гранвеллы (настоящее имя Николя де Перрено). Гранвелла еще в 1567 г. был удален из Нидерландов, где вызвал всеобщее возмущение, и занимал различные посты в Италии. В 1579 г. ему исполнилось 62 года, и он был единственным из крупных государственных чиновников в Испании со времен Карла V, имевшим иностранное происхождение. С самого начала своего царствования Филиппу II пришлось столкнуться со многими сложными военно-политическими проблемами. Речь идет не только о войне с Францией, завершившейся миром в Като-Камбрези, о чем мы уже говорили. В первый же год самостоятельного правления Филипп II оказался в состоянии войны с папой Павлом IV. Дело дошло до того, что на одном из военных советов в Риме этот папа назвал испанского короля, претендовавшего на роль защитника католической веры и носившего громкий титул «католического короля», ни больше ни меньше как врагом христианства. Папа не хотел усиления его власти над Римом и Италией, тогда как Филипп II очень ревниво относился к своему влиянию на Апеннинском полуострове. Разногласия дошли до того, что Павел IV отлучил Карла V и Филиппа II от церкви и объявил о лишении Филиппа неаполитанской короны. Вскоре испанские войска под командованием Альбы и Марко Антонио Колонны заняли папские владения и стали угрожать Риму осадой.

Отлучение было снято с Карла (уже посмертно) и Филиппа в 1559 г., когда в Риме избрали папой ставленника иезуитов Пия IV, ориентировавшегося на Испанию.

Власть Филиппа II над церковью была более полной, чем над каким-либо другим учреждением в Испании. Испанская церковь приобрела почти полную независимость от Рима, в отличие от многих других стран Европы, без политических потрясений и конфликтов. В октябре 1572 г. папа римский утратил юрисдикцию на Пиренейском полуострове, и хозяином положения стала корона. Это опровергает мнение ряда биографов Филиппа II, утверждавших, что политика испанского короля полностью соответствовала его религиозности. Набожность вообще была свойственна испанцам того времени. Сам же Филипп рассматривал религию как чрезвычайно важную область жизни, которую нельзя оставлять во власти папы. Он боялся, что распространение Реформации и ересей будет угрожать целостности его владений, и поэтому стремился искоренить их на подвластных территориях. Его главным желанием было превращение испанской монархии в неприступную крепость, о которую бы разбивались волны лжеучений, заполнявших Европу.

Филиппа II сильно угнетала проблема престолонаследия. Его первенец, дон Карлос, сын португальской принцессы Марии, родился очень слабым ребенком. В юности его отличали раздражительность, тяжелый характер и полная непригодность к умственным занятиям. Тем не менее это не помешало немецкому императору Максимилиану II, приходившемуся испанскому королю кузеном, начать переговоры о браке между доном Карлосом и своей дочерью Анной. Габсбурги с помощью австро-испанских браков хотели сохранить династию и союз. Однако этот брак не осуществился. Герцог Альба в 1562 г. говорил: «Отсутствие здоровья у принца вместе с другими недостатками, как телесными, так и умственными, делают Его Высочество менее зрелым, чем это полагается ему по возрасту». Инфант легко приходил в бешенство по ничтожнейшему поводу, пытался нанести ранения кардиналу Эспиносе и герцогу Альбе. В приступе то ли озлобления, то ли ненависти к отцу он выразил симпатии к нидерландским повстанцам. Легенда о его любви к мачехе Елизавете Валуа появилась значительно позже и, в общем-то, не соответствует действительности, хотя и вдохновила немецкого поэта Фридриха Шиллера на создание прекрасной драмы, а итальянского композитора Джузеппе Верди — замечательной оперы.

Как бы то ни было, состояние дона Карлоса становилось все более опасным. В конце концов, Филипп II решил арестовать сына. В одиннадцать часов вечера 18 ноября 1568 г. странная процессия в составе короля, герцога Ферии, советника Луи Гомеса и других членов Королевского совета прошествовала в спальню двадцатитрехлетнего инфанта. Как только открылась дверь, министры бросились вперед и схватили кинжал и аркебуз, которые дон Карлос всегда хранил рядом с кроватью. После этого Филипп II заявил, что должен вести себя по отношению к инфанту не как отец, а как король. С тех пор дона Карлоса никто не видел. Поступок короля открыто осуждался его подданными, поскольку инфант, каковы бы ни были его поведение и характер, не совершил никакого преступления, и действия короля по отношению к нему были слишком суровы. Сам Филипп II впоследствии так оправдывался: «Это не было наказание, иначе оно имело бы свою цель, но я потерял всякую надежду увидеть моего сына в здравом рассудке». Однако не стремился ли Филипп II, прежде всего, убрать слабоумного и непригодного к государственному управлению наследника? Елизавета Валуа была молода и еще могла родить ему сына. Для Филиппа это был действительно чрезвычайно важный вопрос, ибо зачем еще он тратил столько усилий, стремясь сохранить целостность подвластных ему территорий? Однако в конечном итоге желание короля иметь наследника престола, который мог бы продолжить его дело, так и не исполнилось. Родившийся 14 июня 1578 г. сын Филипп (будущий король Филипп III) оказался ограниченным и неспособным человеком, за которого фактически правил его фаворит герцог Лерма. О втором своем сыне Филипп II говорил так: «Господь Бог, который дал мне столько владений, отказал в сыне, способном управлять ими. Боюсь, что им самим будут управлять другие!» Непреклонную жестокость проявил Филипп II при подавлении восстания морисков. Так называлось арабо-берберское население, оставшееся в Испании после падения Гранадского эмирата в 1492 г. и насильственно обращенное в христианство, но в большинстве тайно продолжавшее исповедовать ислам. Во время восстания комунерос (городских коммун) в 1520–1521 гг. мориски остались на стороне Карла V, и поэтому их не трогали, но во второй половине 60-х гг. XVI в. Филипп II начал опасаться, что они могут стать союзниками турок, и мориски подверглись жестоким преследованиям. Им запрещалось исповедовать ислам, пользоваться арабским языком и иметь арабские имена, носить старинные одежды, придерживаться своих обычаев. Поскольку королевские чиновники злоупотребляли своей властью в этом отношении, те подняли восстание. По сути дела, подавление морисков было продолжением Реконкисты, но со стороны испанского правительства репрессии имели жестокий и несправедливый характер. Испанскому дворянству были нужны земли, которые они занимали, и религиозные преследования, очевидно, были с этим тесно связаны. Выступления морисков таили в себе большую опасность для монархии, поскольку в Андалусии, где в основном проживало арабо-берберское население, находилось мало войск, а морискам могли оказать помощь берберы, алжирцы и даже турки. Восстание продолжалось три года (1568–1570) и лишь после значительных усилий королевской власти, сумевшей собрать большое войско, пошло на убыль.

Огромные массы морисков были выселены во внутренние области Испании, на Кастильское плоскогорье. Согласно данным Томаса Гонсалеса, архивиста в Симанке в конце XIX в., было изгнано 152 115 морисков. Согласно материалам кортесов 1592 г., в изгнание отправилось еще 300 тысяч человек. Страх Филиппа II перед турками дорого обошелся испанской экономике. Ведь мориски в большинстве своем были трудолюбивыми ремесленниками и крестьянами: юг Испании после их изгнания оправился от экономических потерь далеко не сразу.

Дон Карлос

Изгнание морисков из Испании

Говорить, что Филипп стремился только к защите своих владений, было бы не совсем правильно. Например, он совершенно бесцеремонно захватил Португалию. Завоевание этой страны произошло в результате острой династической ситуации, сложившейся там в конце 70-х гг. Летом 1578 г. португальский король Себастьян, племянник Филиппа II, повел свою армию в Марокко, где, потерпев поражение, пропал без вести. Тогда же возникла легенда о том, что он чудесным образом спасся и скоро предъявит права на трон. Дяде Себастьяна кардиналу Энрике было 66 лет, детей он не имел и, процарствовав до января 1580 г., умер. Филипп II, зная, что у Энрике не может быть потомства, добился от папы запрещения на его брак, хотя на этом настаивала португальская знать. Испанский король сумел добиться своего под предлогом того, что Энрике являлся папским нунцием, т. е. послом. Согласно португальским законам, Филипп II не мог стать королем Португалии, так как иностранцы исключались из числа претендентов на престол. Однако испанский король возражал, указывая, что он вовсе не иностранец в Португалии, поскольку его мать Изабелла была португальской инфантой.

В июне 1580 г. армия в 37 тысяч человек под командованием герцога Альбы вторглась в Португалию. Из Кадиса отплыл флот по направлению к Лиссабону. Претендовавший на португальский трон приор де Крату дон Антониу бежал во Францию, и с помощью французов его сторонники оборонялись на Азорских островах до июля 1582 г., пока победа испанского флота над французским у острова Мигель не сделала их дальнейшее сопротивление бесполезным.

Условия, на которых Португалия становилась частью владений Филиппа II, в общем-то не были тяжелыми, их даже нельзя назвать захватническими в прямом смысле этого слова. В апреле 1581 г. Филипп II на заседании португальских кортесов поклялся соблюдать все законы королевства Португалия и был признан его королем. В ноябре следующего года он дал клятву признать широкий объем привилегий населения страны. Он обещал так часто, как это будет возможно, жить в своих новых владениях, а местный королевский совет сформировать по тому же образцу, что и аналогичные региональные учреждения в Испании. В целом в Португалии он вел себя достаточно миролюбиво, усвоив во многом опыт Нидерландов. Постоянную опасность для Испании, особенно значительную в 60-х гг., представляла турецкая экспансия в Западном Средиземноморье. В начале 60-х гг. у Филиппа была возможность закончить начатые ранее переговоры с турками заключением перемирия на 10 или 12 лет, но он решил вести войну в Средиземноморье всеми имеющимися у него средствами. В свете сложного финансового положения в Испании, особенно после начавшегося восстания в Нидерландах, такое решение вряд ли можно назвать разумным. Конечно, в битве при Лепанто 7 октября 1571 г. испано-папско-венецианский флот под командованием дона Хуана Австрийского одержал победу над турецкой эскадрой (кстати, в этой морской битве участвовал будущий знаменитый испанский писатель Мигель Сервантес де Сааведра, потерявший в ней руку). Но из этого успеха не удалось извлечь особых политических выгод, что сыграло на руку Порте, сумевшей восстановить флот за три года. Кроме того, Филипп II отправил дона Хуана в Тунис. Короля беспокоили честолюбивые планы сводного брата, мечтавшего завоевать Константинополь и восстановить старую Византийскую империю (причем дон Хуан пользовался в этом поддержкой папской курии). Когда в конце 1573 г. дон Хуан укрепился в Тунисе и захотел создать там свое государство, Филипп отказал ему в помощи. Тунис стал снова турецким в 1574 г., а Марокко — в 1576 г. После террора, устроенного Альбой в Нидерландах, восстание там приобрело всеобщий характер и в 1576–1577 гг. достигло апогея. Филипп II в этот период перестал активно заниматься турецкой проблемой, надеясь на передышку. Но и сама Турецкая империя уже исчерпала возможности дальнейшей территориальной экспансии.

Дон Хуан Австрийский.

Именно удержание власти в Нидерландах было главной проблемой для Филиппа: без них могло погаснуть величие Испании как мировой державы. Ведь эти земли давали в королевскую казну 2 миллиона гульденов ежегодно. И чем дальше, тем сильнее становился конфликт между испанским управлением и тягой местного дворянства и особенно буржуазии к самостоятельности. При Карле V буржуазия все же имела значительные преимущества. Император помогал ей в конкурентной борьбе с ганзейцами и англичанами, исходя из интересов своей политики в целом. При Филиппе II ситуация изменилась. Теперь интересами Нидерландов пренебрегали; например, были введены разорительные для шерстоткацкой промышленности пошлины на ввозимую испанскую шерсть, купцам был запрещен въезд в испанские колонии. Банкротство 1557 г. разорило многих нидерландских финансистов, система денежного кредита была дезорганизована. Экономические трудности неизбежно повлекли за собой острый социально-политический конфликт.

Филипп II не понимал экономических и социальных проблем Нидерландов, которые были более сложными, чем в его испанских владениях. Он ожидал значительных доходов и стремился к большему контролю над местными учреждениями и большей подчиненности местного населения в религиозных делах, тогда как его подданные в этой стране все больше проникались кальвинистскими настроениями. Еще менее понимал все это герцог Альба, ставший с 1567 г. наместником короля в Нидерландах. Как солдат, он всегда стремился к ясному военному решению. Но его в данном случае не могло быть. Однако Альба с присущим ему упрямством решил ввести казарменный режим в подвластных землях. Филиппу II он писал: «Каждого нужно заставить жить в постоянном страхе, что крыша может обрушиться на его голову». Тогдашняя правительница Нидерландов Маргарита Пармская возражала против назначения Альбы, прямо указывая, что герцога настолько ненавидят в этой стране, что «одного его появления будет достаточно, чтобы ненависть распространилась на весь испанский народ». Филипп II не послушал ее. Кроме жестоких избиений протестантов с целью их устрашения и возвращения в лоно католической церкви, Альба ввел так называемую алькабалу (однопроцентный налог с недвижимого имущества, пятипроцентный с движимости и десятипроцентный с каждой торговой сделки). В Нидерландах, где все товары проходили через руки десятков посредников, прежде чем дойти до потребителя, это означало разорение торговцев и промышленников. Советники доказывали герцогу неприемлемость такого шага. Сам Филипп II предписывал Альбе смягчить режим и объявить всеобщую амнистию. Но герцог был непреклонен и довел дело до всеобщего восстания, а вместе с ним и до ухудшения отношений с Англией. Его карьера статхаудера в Нидерландах завершилась в октябре 1574 г., когда герцога отозвали в Испанию. Филипп II даже заявил в сердцах: «Герцог украл у меня Нидерланды». Испания оказалась в конечном итоге втянутой в длительную и совершенно бесполезную войну с Республикой Соединенных Провинций, продолжение которой вызывало недовольство в самой Испании. «Почему, — протестовал один из депутатов кортесов в Мадриде в 1588 г., — мы должны платить налоги здесь для того, чтобы остановить ересь там? Кастилия не должна одна нести на себе все их бремя, в то время как другие королевства и государства будут лишь наблюдать за происходящим со стороны».

Герцог Альба.

Восстание в Нидерландах было причиной постепенного краха всей политики Филиппа II, поскольку привело к необходимости воевать с англичанами и французами, что, в конечном счете, оказалось Испании не под силу. События, разыгравшиеся в Нидерландах, прямо повели к ухудшению отношений с Англией, так как потеря нидерландского рынка отрицательно сказывалась на торговле английских купцов, и, кроме того, Англия не хотела победы Испании над повстанцами, опасаясь усиления испанской монархии и угрозы испанского вторжения в Англию. Филипп II все же не рисковал начинать войну против Англии. Его осторожность в отношениях с ней объясняется боязнью того, что полный разрыв с этой страной был бы выгоден Франции и мог ухудшить положение в Нидерландах, поскольку потребовались бы огромные расходы на войну. Король не обещал ничего конкретного Марии Стюарт, вынашивавшей планы свержения Елизаветы. Но ход событий в Нидерландах, на севере которых в результате Утрехтской унии (союза 17 провинций) 1579 г. возникла Республика Соединенных Провинций, и дальнейшее ухудшение англо-испанских отношений привели Филиппа к тому, что он все же стал склоняться на сторону Марии Стюарт. Посол испанского короля в Англии Бернардино де Мендоса развернул бурную деятельность, инспирируя действия заговорщиков. В конце концов Мендосу выслали из Англии, дипломатические отношения были прерваны, и путь к войне фактически открыт. Казнь Марии Стюарт сделала англо-испанскую войну неизбежной.

Филипп II планировал направить огромный военный флот к берегам Англии, который в Ла-Манше должен был взять на борт 17 тысяч солдат из войск Александра Пармского в Нидерландах. Предполагалось, что бюджет экспедиции составит 3 миллиона 800 тысяч дукатов. Но это оказалось не под силу испанской казне. Кроме того, благодаря деятельности английских финансовых агентов испанские векселя были собраны на иностранных биржах и предъявлены Испании. На римского папу Сикста V, решившего поддержать «первого воителя Христова» Филиппа II всеми доступными средствами, кроме денег, рассчитывать не приходилось. Папа обещал предоставить испанскому королю 1 миллион дукатов, но лишь после того, как войска Филиппа высадятся в Англии. Усилия посла Испании в Риме графа Оливареса были безуспешными. После очередного отказа он в отчаянии писал в Мадрид: «Сикст V оказался тверд, как алмаз… Легче вырвать внутренности у Его Святейшества, чем один золотой».

Предводительствовать всей экспедицией должен был дон Альваро де Басан, маркиз де Санта-Крус, герой Лепанто. Но в начале февраля 1588 г. он скоропостижно скончался в возрасте 62 лет. С ним, казалось, умерла надежда Испании на победу. Испанцы говорили потом, что если бы он командовал флотом, они бы не знали поражения. Выбор короля пал на герцога Медина-Сидонию (дон Алонсо Перес де Гусман). Это был богатейший и родовитейший феодал, владевший половиной Андалусии, но не имевший военного опыта. Король опасался, что всякое иное назначение вызовет недовольство других военачальников (во всяком случае, так считал современный историк Альтамира-и-Кревеа). В процессе подготовки экспедиции Филипп II, по своему обыкновению, вмешивался во все детали и требовал, чтобы к нему обращались буквально по мельчайшим вопросам. Но, несмотря на все тщательные приготовления, в «Армаде» оказалось много неопытных моряков, что снижало ее боеспособность.

Медина-Сидония сделал подробнейший отчет о флотилии. Может показаться странным тот факт, что испанцы предполагали опубликовать его, в то время как агенты Уолсингема [50]вели кропотливую работу по сбору соответствующей информации. И его действительно напечатали. Причем он появился в Риме, Париже, Дельфте, Кельне так быстро, что копии продавали в Амстердаме еще до выхода «Армады» из Лиссабона. Филипп II и его советники свято верили, что такая пропаганда не причинит Испании ущерба, но, напротив, деморализует врага.

Данные о числе кораблей и солдат «Армады», приводимые в разных источниках, не совсем одинаковы, хотя расхождения незначительны. Но в любом случае цифры впечатляют: не менее 130 кораблей, 7 тысяч матросов и 17 тысяч солдат, не считая армии Александра Пармского в Нидерландах. Флот состоял в основном из галеонов — тяжелых судов, имевших две палубы, а также кар-рак — средиземноморских торговых кораблей. Довольно многочисленная, «Армада», однако, была плохо вооружена. Таран и абордаж, на которые делал ставку Медина-Сидония, когда исход боя решали «испанская доблесть и толедская сталь», отходили в прошлое. Особенно остро флотилия нуждалась в кулевринах — дальнобойных орудиях. Было спешно отлито шестьдесят шесть пушек, тогда как флот нуждался не менее чем в шестистах. Однако испанское правительство рассчитывало не столько на морской бой, сколько на высадку десанта в Англии, где, случись такое, испанской армии никто не смог бы противостоять.

«Непобедимая Армада».

Что произошло с «Армадой» 1588 г., читатель уже знает [51]. Но было ли это поражение решающим в англо-испанском конфликте? В 1597 г. еще большая флотилия отправилась к берегам Англии, но ветры Ла-Манша и Северного моря разметали ее. После этих событий Испания не потеряла своих колоний. Разгром «Армады» не был началом конца испанского флота. Но Испания постепенно утрачивала свои позиции. Гибель «Армады» успокоила протестантские силы в Европе, а католики осознали, что испанское королевство отнюдь не было богоизбранным государством, призванным всегда оставаться победителем.

С еще большим рвением Филипп II стал вмешиваться во французские дела. После убийства короля Генриха III подосланным Гизами сумасшедшим монахом Жаком Клеманом в 1589 г. остался лишь один претендент на французский трон — Генрих Бурбон, который был совершенно неприемлем для испанского короля не только потому, что являлся протестантом, но и главным образом из-за того, что воцарение его на французском престоле могло означать восстановление прежней антигабсбургской политики французских королей. После военных успехов Генриха Бурбона в 1590 г. Филипп II выдвинул в качестве претендентки на французский трон свою дочь Изабеллу.

Гизы, возглавлявшие католическую партию, его тоже не очень-то устраивали, ибо никто не мог гарантировать, что они впоследствии не выступят против Испании. Но пока Филипп нуждался в их услугах.

Нидерландская медаль в память об «Армаде».

18 сентября 1590 г. Александр Пармский начал осаду Парижа. Однако непосредственное вмешательство испанской короны, принявшей участие в конфликте на стороне Гизов, способствовало лишь тому, что общественное мнение Франции стало все больше склоняться в пользу Генриха Бурбона. Филипп II для решения вопроса о престолонаследии настоял на созыве Генеральных Штатов в январе 1593 г. в Париже. На этом сословном собрании представитель короля герцог де Ферия предложил выдать Изабеллу замуж за французского принца и передать корону одному из герцогов Гизов при условии, что тот женится на испанской инфанте. Переговоры затягивались, и на их безрезультатный исход повлияло обращение Генриха Бурбона в католическую веру.

Последние годы царствования Филиппа II были мрачными и тягостными. В 90-х гг. XVI в. было уже хорошо ощутимо, что экономика Кастилии трещит по швам под тяжестью имперских авантюр. Только «Армада» 1588 г. обошлась в 10 миллионов дукатов, а в середине 90-х гг. государственные расходы ни разу не находились ниже уровня 12 миллионов дукатов. Обращение Генриха Бурбона в католическую веру разрушило планы посадить испанского ставленника на французский трон. Второе государственное финансовое банкротство 1596 г. окончательно поставило точку на французской политике Филиппа II, сделав неизбежным заключение мира с Францией в Вервене 2 мая 1598 г. Испания, по существу, уже управлялась инфантой Изабеллой и племянником короля эрцгерцогом Австрийским Альбрехтом, которые поженились в Валенсии в апреле 1599 г.

Филипп II в последние годы жизни.

Летом 1598 г. Филипп удалился в Эскуриал. Он чувствовал, что скоро умрет. В Рим был послан курьер с просьбой получить у папы отпущение грехов. 13 сентября 1598 г. Филипп II скончался в возрасте 71 года. На церемонии похорон в Строгом иерархическом порядке, заведенном покойным королем, выстроились сначала члены Королевского совета, затем совета Арагона, инквизиции, совета в Италии, Индий (т. е. американских колоний) и т. д.

Звезда Испании еще, казалось, светилась над Европой, но это был скорее бледный отсвет прежней славы, воспоминание о былом могуществе. На горизонте уже маячили новые морские хищники — Англия и Голландия. Франция под властью Генриха IV Бурбона проводила хотя и осторожную, но все же явную антииспанскую политику.

Хладнокровный политик, Филипп II, всю жизнь пытавшийся сохранить свои наследственные владения и боровшийся за это то с Францией, то с Англией, то с нидерландскими повстанцами, то с турками, то с римским папой, в конечном итоге оказался обессиленным. Человек средних способностей, скорее бюрократ на троне, чем великий политический деятель и дипломат, Филипп II старался осуществить невыполнимую задачу: он шел наперекор естественному ходу исторических событий, тем самым истощая Испанию. Несмотря на попытки короля отстоять наследство Карла V, его держава фактически уже не была похожа на империю покойного отца, это было скорее государство, ориентированное на заокеанские колонии, тем не менее его властитель упрямо держался за старые догмы. Затворник Эскуриала, Филипп порой все же мыслил достаточно глобально, но все его замыслы в конечном счете так и не реализовывались. Ошибки проистекали не только из-за его характера. Драма Филиппа II как политика заключалась в невозможности сочетания свойственного ему провинциализма политического мышления с глобальными задачами, которые этот король ставил перед собой.