ОРХИДЕЯ ПОПАДАЕТ ВО ДВОРЕЦ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОРХИДЕЯ ПОПАДАЕТ ВО ДВОРЕЦ

В январе 1853 года, на третьем году правления императора Сяньфэна (Всеобщее процветание), когда тайпины уже захватили значительную часть Китая, двор внезапно объявил — по-видимому, для того, чтобы отвлечь внимание от государственных неурядиц — о наборе красивых маньчжурок в императорские наложницы. При средневековых китайских дворах иногда бывало до трех тысяч наложниц; маньчжуры сочли, что достаточно семидесяти, но соблюдали это правило довольно редко. К тому же в распоряжении императора всегда находилось около двух тысяч служанок, обязанных исполнять любые его желания.

Сяньфэн был лишь четвертым сыном императора Даогуана, однако все трое его старших братьев умерли, поэтому он и стал наследником. Жена Сяньфэна тоже вскоре умерла, но у него была главная наложница — Цыань (Милостивая и спокойная) из рода Нюгуру, которую он сделал императрицей. Процедура выбора императорских жен и наложниц была весьма своеобразной, на ней стоит остановиться подробнее. Известно, что в маньчжурском Китае существовало девять чиновничьих рангов, среди которых девятый считался самым низшим. Так вот в упомянутой процедуре, по обычаю цинского двора, участвовали исключительно маньчжурки — дочери восьмизнаменных чиновников высших рангов. Из этих девушек князья и высокие сановники отбирали только тех, у которых восемь иероглифов, обозначающих даты  рождения, считались благоприятными. Управление двора обучало счастливиц всевозможным церемониям, и лишь потом отобранные допускались пред монаршие очи.

Родственницы императорской фамилии не могли быть, кандидатками — вероятно потому, что это создавало опасность кровосмесительства. Китаянок тоже, как правило, не принимали, но по другой причине: маньчжуры боялись покушений со стороны представительниц порабощенного народа. И все же китаянки попадали во дворец — в качестве служанок, а порою и в роли наложниц. Поскольку жизнь последних была не всегда сладка, некоторые маньчжурские аристократы, чтобы избавиться от повинности, слегка уродовали своих дочерей или представляли вместо них бедных молодых китаянок, купленных специально для этого.

Во время предсвадебной аудиенции вдовствующая императрица и император, сидя на троне, рассматривали проходящих мимо девушек, которые затем выстраивались в ряд. Обычно перед китайскими правителями полагалось стоять на коленях, но кандидаток освобождали от этого, так как иначе их было бы трудно разглядывать. Посоветовавшись между собой, монархи через евнухов вручали лучшим девушкам нефритовые жуи[12]; первая из этих девушек отныне считалась императрицей, а остальные — императорскими наложницами. Они должны были трижды встать на колени перед монархами и девять раз удариться головой об пол. Девушкам,не прошедшим конкурса, вдовствующая императрица жаловала шелковые одежды, а для будущей молодой императрицы Управление двора строило специальные покои и перевозило туда всех ее родных, где они должны были ждать дня свадьбы.

Тут мне придется несколько нарушить идиллическую атмосферу и сказать, что девушки, выбранные для конкурса, но почему-либо пропустившие его, по-прежнему рассматривались как кандидатки и им под страхом суровой кары не разрешалось выходить замуж вплоть до двадцати лет, хотя уже семнадцатилетние считались чересчур старыми для императора. Даже достигнув двадцатилетнего возраста, они должны были испрашивать соизволения на замужество у местного правителя, и далеко не всегда это соизволение давалось.

Немногим лучше была судьба большинства девушек, выдержавших конкурс. Они нередко доживали до седых волос, так и не испытав того, ради чего их поселяли во дворце, или буквально гибли от тоски. Только имевшим звания (от постоянно находящихся до императорских драгоценных наложниц) позволялось раз в год или, самое большее, раз в несколько месяцев принимать у себя родителей, но не других родственников, а не имевшим званий не разрешалось и этого. Встречи наложниц с родными (как правило, коллективные, на людях, без всяких отлучек домой) очень напоминали свидания в тюрьме.

На выборах 1853 года, о которых в данном случае идет речь, произошел еще один характерный эпизод. Молоденькие кандидатки, расставшиеся с родителями и завидевшие грозную дворцовую стражу, плакали — вероятно боясь и того, что из-за восстания их разлука с семьями может оказаться вечной. Император почему-то долго не появлялся, и девушки, мучаясь от голода и жажды, целый день стояли у ворот Дворца земного спокойствия. Некоторые вздыхали или стонали, а стражники бранили их, одну стегнули плетью. Девушка упала, но тут же вскочила и стала гневно кричать, что с ними обращаются, как с рабынями, что государь в трудное для страны время думает только о разврате. Оторопевшие было стражники схватили ее и поволокли к приближавшейся императорской колеснице. Однако девушка даже не пожелала встать перед монархом на колени и бросила ему в лицо все те слова, которые только что произнесла. К счастью, император помиловал ее.

В этих выборах участвовала и Орхидея, но как она попала на них? Для начала послушаем Юй Жунлин:

«Вдова Хой Чжэна с детьми поселилась в Пекине и вела довольно скромную жизнь. Рассказывают, что однажды Цыси сама пошла купить овощей, а по улице как раз ехал молодой император. Девушка спряталась за кучей хвороста, но не удержалась от любопытства и выглянула. Сяньфэн заметил ее. Вскоре он приказал Управлению двора набрать себе наложниц, и Цыси оказалась в числе избранных».

Здесь Орхидее, которую, согласно большинству источников, Сяньфэн и во дворце-то долго не замечал, сразу придается чересчур важное значение. Гораздо правдоподобнее и вместе с тем подробнее пишет об этом Сюй Сяотянь:

«Соседские девочки, много лет не видевшие Орхидеи, давно превратились в девушек и с радостью встретили свою повзрослевшую, очень похорошевшую подругу. Она снова стала ходить к ним в гости, принимать их у себя, разговаривать, смеяться. Иногда они вместе отправлялись на Глазурный рынок или в Беседку безмятежности, гуляли по храмам, любовались яркими весенними нарядами, но однажды все подруги внезапно исчезли. Удивленная Орхидея, не выдержав, сама пошла к ним и тут же в страхе вернулась домой.

— Что с тобой, доченька? — беспокойно спросила мать.

Тогда Орхидея рассказала, что сейчас набирают девушек для императорского гарема. Евнухи рыщут по улицам, хватают всех красивых молоденьких маньчжурок и тащат их во дворец для дальнейшего отбора. Многие родители прячут своих дочерей или срочно выдают их замуж, так что переполох всюду ужасный. Почти все подруги Орхидеи были маньчжурками и прятались дома; только ее семья ничего не знала — умудрилась „спать в барабане“.

Услышав, что император набирает наложниц, Тун Цзя втайне обрадовалась. Она подумала, что жить во дворце, а может быть даже получить титул драгоценного человека, гораздо лучше, чем терпеть голод и стужу. Но едва она попыталась донести эту мысль до дочери, как та зарыдала, отказалась от еды, перестала причесываться и заперлась в своей комнате».

Сопротивление Орхидеи, по Сюй Сяотяню, было вызвано мечтой о браке с юношей, которого она до этого видела. Но дело в том, что придворные, искавшие кандидаток для гарема, в свою очередь видели Орхидею:

«В тот день, когда она так неосторожно отправилась к подругам, ее заметил один евнух. Красота Орхидеи поразила его; он даже не подозревал, что на свете бывают такие обаятельные женщины. Толстые косы, извивающиеся по длинному халату, ровная челка и небинтованные, но маленькие ноги[13] ясно говорили, что она маньчжурка, поэтому евнух немедленно доложил о ней главноуправляющему Цую. А главноуправляющий как раз пребывал в смятении из-за того, что не мог набрать достаточного числа красивых девушек. Услышав доклад евнуха, он тут же отправился в переулок Западный пруд, расспросил тамошних жителей, понял, что речь идет о дочери провинциального инспектора, и возрадовался, потому что Орхидея вполне подходила в наложницы.

Дело в том, что при Цинах наложница должна была иметь определенное происхождение: быть дочерью чиновника не ниже четвертого ранга, а Хой Чжэн дослужился до второго, да еще принадлежал к наследственной знати. Кроме того, в наложницы брали только девушек от четырнадцати до двадцати лет — девятнадцатилетняя Орхидея проходила и по этому признаку. Естественно, что главноуправляющий доложил о ней Управлению двора, которое недавно получило от императрицы тайный указ набрать наложниц для Сына Неба.

Сановники из Управления двора, тоже рыскавшие повсюду, словно тигры или волки, чтобы исполнить этот указ, одобрили главноуправляющего и послали его вместе с другими евнухами в дом Орхидеи. Девушка скрывалась там уже несколько дней, решаясь выходить лишь во внутренний дворик, где она стирала и готовила — не в пример былым временам, когда за нее это делали слуги. В тот день она как раз стирала. Евнухи ввалились во дворик, увидели ее и загалдели:

— О, какая прекрасная девушка!

Смущенная Орхидея бросила белье и убежала в комнату. На шум выглянула мать.

— Зачем вы пришли? — спросила она, кланяясь.

— А разве госпожа не знает, что во дворце выбирают наложниц?! — воскликнул главноуправляющий. — Мы повсюду ходим, не можем найти ничего приличного, а тут, оказывается, скрывают такую красавицу! Почему вы не доложили о ней? Ручаюсь, что она понравится десятитысячелетнему господину и он сделает ее драгоценным человеком, а со временем и императорской наложницей. Плохо ли? Вы едва будете успевать благодарить нас!

Сладкие речи евнуха понравились Тун Цзя. Она снова вспомнила о своей нищете, о неприспособленности Гуйсяна. Пожалуй, ей действительно можно опираться только на дочерей. „Да, этот случай нельзя упускать. Раз Орхидея не соглашается, попробую подсунуть им Лотос (Жунэр)“. Она вызвала младшую дочь, показала ее евнухам, но главноуправляющий замотал головой:

—  Неужели вам хочется даром пожертвовать дочерью? Если девушка не совсем красива, она не будет пользоваться милостями императора и умрет во дворце от скуки. Нет, вы уж лучше зовите старшую, которую мы видели!

Тун Цзя поняла, что он прав.

— Моя старшая дочь немного строптива, — сказала она извиняющимся тоном, — поэтому дайте мне три дня сроку, и я ее постепенно уговорю. Через три дня можете приходить за вестями.

Евнухи согласились и ушли, а Тун Цзя, отправившись к Орхидее, принялась настойчиво убеждать ее:

— Ты же видишь, до чего мы дошли! Вспомни, как мы страдали во время болезни отца... На твоего брата я не могу положиться, он всего лишь глупый мальчик, единственная моя надежда — это ты. Девочка, дорогая, пойди туда ради меня! Ты ведь так красива и умна, что не можешь не понравиться его величеству, а когда понравишься, будешь делать все, что угодно, только о матери не забудь!

Из глаз Тун Цзя хлынули слезы. Орхидея тоже не удержалась и заплакала. Этот плач смягчил ее, она согласилась стать наложницей. Обрадованная мать начала целовать ее, называть всякими ласковыми словами, а через три дня вернулись евнухи — уже с дорогим платьем. Переодевшись, Орхидея села в коляску, женщины снова всплакнули, и коляска тронулась».

При всех достоинствах этого отрывка необходимо отметить, что у многих авторов Орхидея попадает во дворец почти случайно. А на самом деле еще до своего приезда в столицу она была зарегистрирована кандидаткой в императорские наложницы. В пьесе М. Коллиса и романе П. Бак она даже мечтает стать наложницей. Это опять-таки выглядит чересчур по-западному: писатели недостаточно учли специфику азиатского сознания, скованного всевозможными ограничениями, и непривлекательность красивого, но довольно скучного маньчжурского двора. Китайские романисты, знавшие все это, предпочли отойти от буквы истории, и их легко понять. Показав колебания Орхидеи, они создали простор для неожиданностей, очень важных в художественной — впрочем, не только в художественной — литературе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.