ЦЫСИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
ЦЫСИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ И ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
С именем Цыси сталкивается каждый, кого интересует Китай последних столетий, однако знаем мы о ней до сих пор очень мало; сведения наши, как правило, отрывочны и не дают достаточного представления об этой, прямо сказать, одиозной фигуре. Но знаем мы мало не потому, что о Цыси мало написано (напротив, она вряд ли могла бы пожаловаться на слабое внимание к ее персоне), а потому, что, увлеченные экономической историей, борьбой масс и другими широкими проблемами, мы подчас забываем о роли отдельных личностей, которые на поверку оказываются очень влиятельными и типичными. Стоит ли удивляться, что из многочисленных сочинений о Цыси наши ученые используют лишь незначительную часть, а до широкого читателя эти интересные материалы и вовсе не доходят?
Первоисточниками в таких случаях обычно считаются династийные хроники, но биография Цыси из «Очерков истории Цин» — маньчжурской династии, правившей Китаем с 1644 по 1911 год, — содержит лишь самые краткие, сухие и официальные сведения. Несколько больше можно найти в исторических сочинениях Сяо Ишаня, Фань Ваньланя, Юань Динчжуна, Пу И. Пу И — это последний маньчжурский император; его книга в основном мемуарна, однако та часть, которая относится к Цыси, является скорее исследованием (к тому же явно подправленным другими), поскольку автор был маленьким ребенком, когда сам видел свою двоюродную бабушку.
Любопытно, что трогательные воспоминания маньчжурского императора вышли не где-нибудь, а в КНР, но в ходе многочисленных идеологических кампаний в Китае была парализована даже такая историческая наука, поэтому самые новые работы о Цыси на китайском языке можно найти за пределами КНР. Очень много интересных данных содержится в «Подробном обозрении неофициальных историй династии Цин», вышедшем в 1959 году на Тайване под псевдонимом Сяохэнсянши чжужэнь (Хозяин ароматной комнаты). Там же к 1961 году выдержали четыре издания «Правдивые записи о позднецинском дворе» У Сянсяна, который еще в 1943 году написал документированные «Заметки о государственном перевороте 1861 года», т. е. о смерти императора Сяньфэна и расправе Цыси со своими первыми противниками.
Но наибольшую ценность среди китайских исторических сочинений о Цыси представляют, пожалуй, работы, появившиеся по свежим следам событий: «Записки о государственном перевороте 1898 года» известного реформатора Лян Цичао, созданные в том же году; «Китайский кризис изнутри» (1901) Вэнь Цзина; «Тайная история Китая нового времени» (1904), подписанная псевдонимом Мэньши таньху кэ,[5] и др. Последняя из этих книг опять-таки связана с Лян Цичао, который предварил ее сочувственным предисловием. Интересна книга Вэнь Цзина: она была написана на английском языке, подготовлена в Сингапуре и издана в Лондоне. Осведомленность в делах Цыси у автора очень велика, но в то же время он так часто и квалифицированно ссылается на примеры из западной истории, что иногда задумываешься: а не иностранец ли это, подписавшийся китайским именем?
Разумеется, возможен и другой вариант: перед нами китаец, получивший европейское образование или сочинявший свою книгу с помощью иностранцев. Во всяком случае, Вэнь Цзин первый из известных мне авторов сравнил Цыси со знаменитыми европейскими интриганками: Мессалиной, Фульвией, Юлией Агриппиной, Екатериной Медичи. Впоследствии эту линию продолжил, например, англичанин Р. Холл, напомнивший о королеве Виктории, которая, как и Цыси, обожала драгоценности, преследовала каждое вольное слово, притворялась крайне озабоченной судьбами народа — когда случайно оказывалась в провинции. Но его аналогия выглядит более частной, чем сравнение Вэнь Цзина.
В 1904 году на китайском языке вышла «Тайная история Цин», подписанная псевдонимом Югуй. Автор этой книжки весьма радикален по своим взглядам — неудивительно, что другие его сочинения по истории маньчжурской династии появились в революционном журнале «Миньбао» (1908).
Работы Лян Цичао, Вэнь Цзина, Мэньши таньху кэ, Югуя — это, по существу, антиманьчжурские памфлеты, ценные не только своей фактической стороной, но и прогрессивной, чаще всего справедливой тенденциозностью. Авторы европейских работ о Цыси восприняли некоторые достоинства таких памфлетов, хотя надо сказать, что в западной литературе критическое отношение к вдовствующей императрице зародилось раньше, чем в китайской.
Наибольший интерес у европейских авторов Цыси вызывала накануне революции 1911 —1913 годов. Вышли книги англичан Дж. Блэнда, Э. Бэкхауза и П. Сэрджента, китайского эмигранта во Франции Г. Ле Су и др. Впоследствии внимание к Цыси на Западе проявляется несколько реже. Например, в 1936 году вышла книга итальянца Д. Варе, который долго служил в китайском посольстве в Риме, а затем был назначен итальянским консулом в Китай. Краткий очерк о Цыси в законном соседстве с Цинь Шихуаном и Чан Кайши появился в 1948 году в книге англичанина Б. Мартина, однако эти личности рассматриваются чуть ли не наравне с Лао-цзы, Конфуцием, Ду Фу, Юэ Фэем, Пу Сунлином и Сунь Ятсеном. Более серьезным представляется опубликованное в 1949 году исследование американца У. Хасси, но особой положительной эволюции в освещении Цыси на Западе не наблюдается. Скажем, труд Блэнда и Бэкхауза немногим хуже работы Хасси, а в 1965 году в Лондоне вышла книга Ш. Холдейн, которая представляет собой шаг назад от обоих этих сочинений и совершенно не учитывает китайских источников.
Очень важный материал о Цыси, опять-таки недостаточно учитываемый, дает мемуарная литература, прежде всего воспоминания фрейлины Юй Дэлин («принцессы Дерлин») и ее младшей сестры Юй Жунлин. Первое из этих сочинений, переведенное на английский и немецкий языки, было довольно популярно в начале века, но сейчас, к сожалению, почти забыто, а второе появилось на китайском языке лишь в 1957 году и пока не переводилось даже в отрывках.
Как явствует из их автобиографических повествований и других источников, Юй Дэлин и Юй Жунлин были дочерьми полуамериканки и маньчжурского сановника Юй Гэна, служившего посланником Китая в Японии (1895–1898), а затем во Франции (1899–1903). Японским языком девушки не успели овладеть, но французский и особенно английский знали великолепно, что было тогда большой редкостью для Китая.
Именно благодаря знанию иностранных языков, соединенному с аристократическим происхождением, сестры Юй стали фрейлинами вдовствующей императрицы, которая правила Китаем почти полвека. При этом Юй Дэлин была переводчицей самой Цыси, а Юй Жунлин чаще всего переводила ее племяннику, либеральному императору Гуансюю, тогда уже лишенному реальной власти. Подобное распределение обязанностей удивительно соответствует характерам сестер и тех монархов, которым они служили: Юй Жунлин явно живее, чистосердечнее, мягче как человек и в то же время критичнее по отношению к цинскому двору, чем Юй Дэлин. Рассказы последней о том, будто она пыталась склонить Цыси на реформы или удостаивалась откровенных бесед со стороны императора, вряд ли заслуживают доверия, так как Юй Дэлин сама не отличалась прогрессивностью, а Гуансюй был достаточно умен, чтобы заметить это.
Интересные воспоминания о вдовствующей императрице принадлежат американской художнице Кэтрин Карл, которая в начале XX века писала портреты Цыси и была единственной иностранкой, надолго допущенной к китайскому двору, — в этом отношении ее книга уникальна. Вообще мемуарной литературе присущи черты, каких нет или почти нет в других сочинениях об императрице: например, эффект (по крайней мере внешний) безусловной подлинности, обилие конкретных бытовых деталей. В романах и пьесах о Цыси, о которых я еще скажу, тоже немало выпуклых деталей, но они не всегда конкретны, так как многое в них идет не столько от жизни, сколько от литературной традиции. Вместе с тем мемуаристы недостаточно глубоко раскрывают политическую деятельность Цыси и совершенно не касаются ее любовных похождений (вероятно потому, что описывают главным образом ее последние годы, а может быть, и потому, что оберегают ее «честь»): тут их данные нуждаются в серьезных дополнениях.
Мемуарная литература об императрице существует почти исключительно на китайском и западноевропейских языках. В России еще на рубеже XIX—XX веков печатались небольшие работы, посвященные Цыси (Я. Я. Брандта, В. В. Корсакова и др.), важные сведения о ней можно найти в книге С. Л. Тихвинского «Движение за реформы в Китае...», в коллективном труде «Новая история Китая» и в сборнике материалов «Восстание ихэтуаней», но в целом жизнь знаменитой китайской правительницы освещена на русском языке крайне недостаточно.
Особенно плохо известны у нас (да и в большинстве других стран) художественные произведения, в которых воссоздан образ Цыси, а к этим произведениям принадлежат, например, такие интересные романы, как «Цветы в море зла» Цзэн Пу, писавшиеся в 1905–1930 годах, и «Сказание о тринадцати маньчжурских императорах» Сюй Сяотяня, впервые опубликованное в 1926 году. Оба эти автора были в той или иной мере связаны с революционным движением. Следует отметить также книгу Цай Дунфаня «Простонародное сказание по истории Цин», впервые вышедшую в 1916 году. Она написана архаичнее, суше романа Сюй Сяотяня, но зато более документально. Документальность эта, разумеется, относительна. Например, в обоих романах несколько упрощенно показан ход и разгром реформаторского движения в Китае конца XIX века; бегство вождя реформаторов Кан Ювэя нарисовано чересчур поспешным: он даже никого не предостерегает об опасности (по-видимому, на авторов, в принципе прогрессивных, тут повлияли разные сплетни, пущенные о Кан Ювэе). Но, скажем, действия Гуансюя нарисованы у Цай Дунфаня более решительными, чем у Сюй Сяотяня, и это ближе к исторической правде.
Все упомянутые романисты пользовались художественным вымыслом, однако не так широко, как могли бы. Это связано с большой точностью, историзмом, присущими эстетическому мышлению китайцев, а также с тем, что названные романы в той или иной степени принадлежат просветительному этапу развития литературы, отмеченному тягой к документальности. Особенно характерно для романа Цзэн Пу, фактической основе которого посвящены специальные статьи и даже книги.
Кроме романов на китайском языке имеются по крайней мере четыре пьесы, отражающие важные моменты в жизни последних маньчжурских правителей: «Неофициальная история цинского двора» Ян Цуньбиня, «Судьба цинского двора» Яо Синьнуна, «Евнух Ань Дэхай бесчинствует на императорском корабле» Чжоу Тяньбэя и «Император Гуансюй и наложница Чжэнь» У Тайсюя и Чжоу Тяньбэя.
Первая из этих пьес, носящих ярко обличительный характер, была задумана в нескольких частях, но мне удалось познакомиться лишь с первой, хотя и весьма обширной частью, посвященной периоду японо-китайской войны 1894–1895 годов. Рисуя крайнюю пассивность Цыси в борьбе с японцами, автор явно намекает на двурушническую политику гоминьдана во время новой японо-китайской войны (1937–1945): не случайно пьеса вышла в 1943 году под редакцией известного писателя Мао Дуня, который сам тогда создал немало произведений, направленных против японских захватчиков и их китайских пособников.
Еще более примечательна история пьесы «Судьба цинского двора», впервые поставленной в 1941 году и опять-таки намекавшей на современную тиранию. Автор этой пьесы Яо Синьнун был последователем крупного драматурга и театроведа начала XX века У Мэя. В 1937 году он возглавлял гастроли «столичной оперы» в СССР и Англии, затем три года провел в США, где изучал западную драматургию. После китайской революции 1949 года он переехал в Сянган (Гонконг), но не утратил ни интереса к национальной старине, ни антидеспотической настроенности, о чем свидетельствуют его пьесы «Си Ши» (1956) и «Цинь Шихуан» (1961).
Еще в 1948 году Яо Синьнун написал по своей драме «Судьба цинского двора» киносценарий, на основе которого был снят фильм «Тайная история цинского двора», вскоре запрещенный маоистами, как и сама пьеса. Однако некоторые труппы продолжали играть ее под видом старой и анонимной. В 1954 году она была переделана в музыкальную драму «Император Гуансюй и наложница Чжэнь», но вместо одиозного имени Яо Синь-нуна на ней появились имена перелагателей — У Тай-сюя и Чжоу Тяньбэя. В 1957 году, перед самым концом движения «пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы», эту драму даже включили в список образцовых, а в 1958 году снова запретили. И все же в следующем году она каким-то чудом оказалась опубликованной в «Собрании традиционных пьес».
Музыкальные версии драмы Яо Синьнуна, как сообщает ее английский переводчик, продолжали ставиться «под самым носом у Мао» вплоть до 1962 года. Но в 1963 году они были запрещены окончательно, а весной 1967 года, уже во время «культурной революции», в китайской печати начались очередные, еще более резкие нападки на фильм «Тайная история цинского двора».
Дело тут было в том, что в письме к ЦК КПК от 16 октября 1954 года Мао Цзэдун объявил фильм Яо Синьнуна предательским. Однако широкой публике это обвинение стало известно лишь 3 января 1967 года из статьи Яо Вэньюаня, зятя Мао, где поносился бывший заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК Чжоу Ян, пропустивший «Тайную историю цинского двора» на экраны в начале 50-х годов. 30 мая 1967 года в партийном журнале «Хунци» появилась специальная статья о «Тайной истории», которую, оказывается, ценил Лю Шаоци — главный противник Мао Цзэдуна. Так начался целый «крестовый поход» против старого фильма.
Между тем пьеса была острее и художественно сильнее, чем фильм: например, Яо Синьнун заканчивал ее сценой, где Цыси губит Чжэнь — любимую наложницу Гуансюя и император уходит одинокий, а кинорежиссер Чжу Шилинь «дополнил» эту сцену нравоучительной императорского наставника, призвавшего Гуансюя быть ближе к народу. Казалось бы, нормативная китайская критика должна была обрадоваться добавке, но она усмотрела в ней издевательство над Мао. Кроме того, кинорежиссер и постановщик фильма добавили в сценарий повстанцев-ихэтуаней, которые в пьесе только упоминались, и это «позволило» критикам обвинить этот фильм в искаженной обрисовке народного восстания.
Говорить об образах Цыси, главного евнуха Ли Ляньина и других носителей деспотизма маоистские критики избегают, но зато нападают на жертвы тирании — Чжэнь, неожиданно оказавшуюся «агентом империализма», и Гуансюя, в образе которого усмотрены сочувственные намеки на сына Чан Кайши или на Лю Шаоци, что никак не вяжется даже с датами появления работ Яо Синьнуна.
Я так подробно остановился на судьбе этих произведений потому, что в них наиболее ясно выразилась естественность аналогий между маньчжурской монархией и маоистским режимом. Не случайно после создания пьесы и фильма Мао Цзэдуна прямо сравнивали с Цыси. Еще чаще сопоставляли с ней Цзян Цин — супругу Мао, однако главное здесь не в конкретных лицах, а в сходной атмосфере обеих эпох. Эта атмосфера отражается во всех упомянутых драмах, например в пьесе Чжоу Тяньбэя, где показано, как Цыси, грозя обезглавить Великую княжну, выведывает у нее, кто велел казнить главного евнуха Ань Дэхая, любимчика вдовствующей императрицы. Здесь отлично переданы свирепость и ловкость Цыси, страх княжны, ее неумение скрыть правду перед проницательной государыней — словом, воссозданы разные человеческие эмоции, помогающие художественной литературе воздействовать на читателя сильнее, чем исторические сочинения, в которых ценится беспристрастность. Но есть в этих пьесах совершенно специфические находки. Скажем, из многих источников известно, что Цыси почти никогда не говорила с сановниками непосредственно, а только через рядом стоящего главного евнуха, как будто через переводчика. Это очень замедляло и «возвышало» ее речь, однако воплощена такая своеобразная манера лишь в пьесах: ни в документах, ни даже в романах слова Цыси дважды не повторяются.
В качестве примера приведу отрывок из небольшой пьесы 1915 года «Фальшивый князь крови», где воспроизведена аудиенция у императрицы в период восстания ихэтуаней:
«И м п е р а т р и ц а. Хуа Чжуан, устал ли ты во время своего заграничного путешествия?
Г л а в н ы й е в н у х. Старая будда спрашивает тебя, устал ли ты во время путешествия?
Х у а Ч ж у а н. Нет, не устал.
Г л а в н ы й е в н у х (вставая перед Цыси на колени). Хуа Чжуан благодарит Старую будду за милость и говорит, что он не устал.
И м п е р а т р и ц а. Сейчас Пекин захвачен иностранными войсками, и один из главарей иноземцев, возмущенный гибелью своего подчиненного, поклялся отомстить. Каков наглец! Я слышала, что этот главарь важная персона среди всяких голландцев и прочих морских дьяволов.
Главный евнух повторяет слова Цыси.
Х у а Ч ж у а н. Вы, вероятно, имеете в виду германского императора?
Г л а в н ы й е в н у х (испуганно и тихо обращается к Хуа Чжуану). Ты не должен перед Старой буддой называть его императором! На небе не бывает двух солнц, а у народа не может быть двух монархов! Лучше назвать этого главаря губернатором германской провинции.
Х у а Ч ж у а н. Покорнейше благодарю вас за уточнение. Разумеется, вы правы.
Г л а в н ы й е в н у х (докладывает Цыси). Это всего лишь губернатор захолустной провинции под названием Германия.
И м п е р а т р и ц а. Я вижу, этот губернатор не знает церемоний, раз пошел против нашей небесной династии, да еще из-за какого-то жалкого подданного! Его надо умиротворить, послав к нему одного из князей крови.
Г л а в н ы й е в н у х (повторяет и добавляет). Понял, что говорит Старая будда? За границей много всякой чертовщины, так что нашему князю там будет очень нелегко. Ты знаешь, что иноземцы владеют дьявольским искусством, называемым фотографией? Стоит им тебя сфотографировать, и твоя душа отлетает тебе уже не принадлежит.
Х у а Ч ж у а н. Как же в таком случае исполнить волю Старой будды?
Главный евнух громко повторяет его слова.
И м п е р а т р и ц а. Хотя этот губернатор и не знает законовнебесной династии, его не стоит особенно винить — ведь он всего лишь варвар. Если бы я как следует покарала его, он был бы чересчур опозорен. Я слышала, что на Знаменной улице живет цирюльник, очень похожий на одного из наших князей. Достаточно послать этого цирюльника».
Любопытно, что художественные произведения о маньчжурской императрице создавались и на Западе. Например, в 1943 году вышла пьеса англичанина М. Коллиса (он явно владел китайским языком; среди его сочинений есть и научные книги, и романы, и путевые заметки) «Милостивая и благодетельная». Это название представляет собой один из возможных переводов «имени» Цыси. В следующем году он сделал доклад об исторических источниках своей обличительной и удачной пьесы, но это не мешало ему допускать в ней различные вольности. Так, выборами героини во дворец в 1853 году у Коллиса занимается Ли Ляньин, хотя этот евнух появился на горизонте Цыси не ранее 1860 года, а влиятельным стал еще позже — после Ань Дэхая. Автор, по-видимому, знал это, однако хотел избежать лишних действующих лиц. С не меньшим художественным основанием он свел в одну сцену события, которые на самом деле происходили в разное время: смерть императора Сяньфэна и расправу над министром Су Шунем. Это упростило ход истории, но придало ей дополнительную напряженность.
Особая честь китайской императрице была оказана тем, что в 1956 году ей посвятила специальный роман известная американская писательница Пэрл Бак. Надо сказать, что с эстетической точки зрения эта книга написана лучше многих других, однако содержащееся в ней толкование характера Цыси по меньшей мере спорно. Прежде всего Бак (как, впрочем, и Коллис) рисует ее слишком на западный лад: едва попав во дворе простой наложницей, Цыси вполне открыто и даже дерзко говорит с главным евнухом Ань Дэхаем и императором Сяньфэном. Но хуже другое: она изображается у Бак чуть ли не трагической фигурой — человеком, который трижды выбирал мальчиков, чтобы вырастит из них императоров (Тунчжи, Гуансюя и Пу И), а он все оказались чересчур слабыми, не равными ей, «не достойными».
Эта реабилитаторская тенденция, к счастью пронизывающая не весь роман, столь же стара, сколь несправедлива. Ее можно найти и у многих европейских авто ров конца XIX — начала XX века, которые по разным причинам пытались оправдать даже реакционный дворцовый переворот 1898 года, и в воспоминаниях Юй Дэлин, и у Холдейн, готовой извинить деспота «борьбой за существование», и у гонконгского автора Ван Ши, и книге Хасси, который обнаружил при дворе Цыси «демократический дух» только на том основании, что сред ее фавориток были две художницы некняжеского происхождения и одна сестра евнуха.
Хотя П. Бак, подобно своим единомышленникам утверждает, будто «западные авторы, за немногими исключениями, рисуют Цыси недружелюбно или даже враждебно», истина состоит как раз в противоположном, и до сих пор остаются злободневными слова русского китаеведа П. Шкуркина, сказанные в 1915 году: «Об уме, образованности, энергии императрицы писалось очень много; но ее хитрость, настойчивость в достижении целей, жестокость и развратность еще ждут своего историка».
Весь материал для такого историка фактически уж существует — он просто разбросан по многим сочинениям, в том числе и работам адвокатствующих. Любопытно, что даже они, обещая вначале «убрать наносы» «развеять клевету» и так далее, часто приходят к почти тем же выводам, что и обличители. Конечно, полностью восстановить давнишние и тщательно скрывавшиеся факты нелегко, но, когда данные мемуарной, художественной и исторической литературы совпадают, их можно воспринимать как более или менее достоверные — особенно если они согласуются с рядом находящимися данными и с логикой характера Цыси.
Ниже я попытаюсь на основе сопоставления и критического анализа различных источников воссоздать этапы жизни императрицы, а затем осветить главные проблемы, связанные с ее деятельностью, и черты характера Цыси, игравшие далеко не последнюю роль в судьбе ее многострадальных подданных.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.