КРАСНО-КОРИЧНЕВАЯ МИФОЛОГИЯ

КРАСНО-КОРИЧНЕВАЯ МИФОЛОГИЯ

Сталин и Гитлер в одинаковой степени овладели хитрым искусством создания собственного культа личности, сочинением мифа о своей жизни и деятельности. Такой феномен неизбежно сопутствует тирании. Поскольку она достигла при них невиданного в истории размаха, то и оба культа превзошли все аналогичные примеры. Еще в начале XX века известный социолог Ж. Сорель писал о том, что широкие массы, не обладающие достаточным интеллектуальным уровнем (о каком уровне могла идти речь под властью Гитлера и Сталина?), начинают доверять иррациональным мифам, в которые им вникать не обязательно, но верить надо слепо.

Создание собственного культа отнимало у обоих диктаторов никак не меньше сил и времени, чем организация массового террора, обе эти задачи были для них первостепенными. В 1931 году, когда культ Сталина еще только начал набирать силу, К. Каутский, один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии, писал: «Что еще остается сделать Сталину, чтобы прийти к бонапартизму? Вы полагаете, что дело дойдет до своей сути не раньше, чем Сталин коронуется на царство?.. Даже императоры не доводили до подобного унижения свой народ. Сталин не только не пресек это унижение, но и инициировал его».

Эволюция культа Сталина сродни мифу о Гитлере, в обоих случаях дело было доведено до поис- тине религиозного поклонения. Оба мифа стали главным стержнем диктаторской власти, потому и пресекалось все, что было против. Пресекалось беспощадно, считалось самым страшным государственным преступлением.

Если король гитлеровской пропаганды Геббельс и сталинские идеологические прислужники действовали схожими методами, то личное участие Гитлера и Сталина в создании собственных мифов (их у нас окрестили культом личности) имело разные оттенки при всем сходстве по существу. Так, Гитлер, будучи неплохим оратором, любил толпу, аудиторию. Сталин же, как известно, ораторским даром не отличался, вообще говорил по-русски с сильным акцентом, хотя по должности выступать ему приходилось немало. Но с толпой, народом он напрямую никогда не общался. Трибуна на ленинском Мавзолее да ораторская трибуна в Кремле — вот два пьедестала, на которых он еще рисковал показываться. На другом фоне, в иной роли советский народ своего вождя просто не знал и не представлял.

Гитлер обожал общаться с народом, часто одаривал его случайных представителей не только беседами, но и рукопожатиями и объятиями. Большим удовольствием для него была езда в открытом автомобиле на малой скорости по улицам и площадям, по шоссейным дорогам. Его тут же узнавали встречные, сбивались в толпы, окружали своего фюрера, который часто выходил из машины, беседовал с людьми, экспромтом выступал… Сталин же передвигался всегда в эскорте нескольких закрытых бронированных машин, они мчались одна за другой, и каждый раз было неизвестно, в какой из них находится «любимый вождь всех народов». Но нельзя не вспомнить, что Гитлер с течением времени менял свой стиль поведения и приближался к сталинской манере. Как только мы начали побеждать в ходе войны, Гитлер перестал общаться с народом и постепенно превратился в такого же недоступного затворника, каким был Сталин.

Если Сталин уступал Гитлеру в качестве трибуна-позера, то наверстывал свое в другом: лавины славословия в его адрес намного перекрывали хор гитлеровских льстецов. В повседневной жизни и работе, в литературе, музыке и живописи, в науке — вообще во всех сферах деятельности у нас существовал неписаный закон, по которому надо было прежде всего восславить Сталина, а затем уж приниматься за свое дело, причем нельзя было забывать, что и дальше, на каждом шагу, нужно славить вождя. Славить и благодарить за неустанную заботу и неоценимую помощь во всех делах — от землепашества до языкознания.

Поскольку Сталин к народу никогда не выходил, его незримое присутствие было непреложным законом нашей жизни. Так, ни одно собрание не обходилось без того, чтобы его участники не восславили Сталина. И при упоминании его имени всем полагалось вставать и стоя аплодировать в течение нескольких минут, причем каждый боялся первым закончить эту священную процедуру. Только ведущий собрание мог остановить овации, аплодисменты, ликующие возгласы в честь вождя. Когда же он сам выступал с трибуны перед избранной, проверенной, можно сказать, просвеченной аудиторией, то каждый раз совершалось одно и то же ритуальное действо: его появление на трибуне встречалось бурей оваций и восторженными возгласами (в основном кричали хорошо поставленными голосами агенты КГБ, которые были, разумеется, в штатском и заранее разучивали свои выкрики). Затем вождь сам призывал к тишине жестом руки. В ходе выступления его речь неоднократно прерывалась восторгами присутствовавших, причем он сам делал многозначительные паузы, в которые аплодировала и орала аудитория. После окончания речи повторялось все то, что ей предшествовало.

Во все это трудно поверить, но газеты и журналы тех времен хранят для истории весь этот ужас и позор. Вот, например, печатается очередная речь гениального вождя, сказанная на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы. Бог с ней, с речью! Таких самодовольных и косноязычных шедевров у него не счесть. Но вот на то, как она оформлена, обрамлена комментариями, стоит обратить внимание. Перед текстом речи такая ремарка:

«Появление на трибуне товарища Сталина встречается избирателями бурей оваций, которая длится в течение нескольких минут. Весь зал Большого театра стоя приветствует товарища Сталина. Из зала непрерывно раздаются возгласы: «Да здравствует великий Сталин, ура!», «Творцу самой демократической в мире Советской Конституции товарищу Сталину, ура!», «Да здравствует вождь угнетенных масс всего мира товарищ Сталин, ура!».

После текста речи снова ремарка:

«Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают и обращают свои взоры в правительственную ложу, куда проходит товарищ Сталин. Раздаются возгласы: «Великому Сталину, ура!», «Товарищу Сталину, ура!», «Да здравствует товарищ Сталин, ура!», «Да здравствует первый ленинец-кандидат в депутаты Совета Союза — товарищ Сталин, ура!».

Это было короткое, всего на несколько минут выступление, но оно тридцать раз прерывалось аплодисментами, шумными, бурными, продолжительными, а также овациями, бурными и долго не смолкающими. В общем, аплодировали и кричали от восторга больше времени, чем продолжалась сама речь. Смешно? Страшно! Тем не менее все это так и было. Вот еще типичный пример на ту же тему.

Возьмем один обычный номер главной партийной газеты «Правда» от 15 марта 1946 года, в нем всего четыре страницы, на четвертой — информационные заметки, а на первых трех можно найти разные материалы, большие й маленькие. Вот только их заголовки: «Быть достойным своего вождя», «Великий вождь ведет нас к новым победам», «Как Сталин сказал, так и будет», «Сталинские предначертания будут претворены в жизнь», «Выполним любое задание товарища Сталина», «Сталинская программа будет выполнена», «Под водительством Сталина вперед, к новым победам!», «Сталинский план нового подъема нашей Родины» и т. п. Всего на трех газетных страницах имя Сталина встречается около трехсот раз! Повторяем, это самый рядовой, обычный номер газеты, никаких праздников и юбилеев в тот день не было. Что это?! Абсурд, идиотизм! Так люди жили годами, изо дня в день…

Из частых публичных выступлений Гитлера тоже устраивались грандиозные пропагандистские шоу, но там брали больше не славословием в адрес фюрера, а внешними театральными эффектами, направленными все к тому же, что и у нас со Сталиным, — к обожествлению вождя. В Германии было меньше словесного холуйства, чем у нас, возможно, еще и потому, что Гитлер удовлетворялся тем, что народ стихийно, не по команде сверху буквально носил его на руках (напомним: до первых неудач на нашем фронте). И не забудем, что Гитлер пришел к власти в буржуазной республике демократическим путем, через выборы, в результате политической борьбы, а не заговора или революции. Сталин же, как и все наши советские вожди, получил в свои руки власть так же, как она достается в мафии крестному отцу. Как известно, у нас за многие десятилетия, от Ленина до Ельцина, так и не был выработан порядок перехода власти от одного руководителя страны к другому. Отсутствие такого порядка — первый признак беззакония и бесправия в стране.

В деле создания мифов о двух диктаторах, нацистском и коммунистическом, есть любопытное различие: сотворение культа Сталина потребовало неизмеримо больше усилий, лжи и фальсификации истории, чем при создании культа фюрера. И не потому, что последний был более щепетильным человеком, нет, просто Гитлер еще до прихода к власти подробно изложил свою биографию (в собственной интерпретации, разумеется) в книге «Моя борьба», которая вскоре стала широко известна, так что облик фюрера был изначально более или менее определен. Сталинскую же биографию его пропагандистская обслуга начала создавать уже после его прихода к власти. Сталину надо было многое скрывать и фальсифицировать, он же долго был при Ленине на вторых ролях (до революции и после нее), поэтому ему после прихода к власти пришлось сочинять легенду о том, что он был правой рукой Ильича. Эта ложь не могла не потянуть за собой другую, по которой Сталин оказался якобы законным наследником Ленина. И пошло-поехало!.. Там, где одна ложь громоздилась на другую, места для исторической правды уже не было.

В создании культа обоих диктаторов важную роль играли их ближайшие сподвижники, это они подавали всем пример, вели людей и общественное мнение за собой, как первые скрипки в оркестре. Но в окружении фюрера это обставлялось все же с соблюдением некоторых правил приличия в духе буржуазной демократии, при которой он и пришел к власти.

В нашем же случае преобладал традиционный восточный деспотизм, не знающий границ придворной лести.

Кстати, Гитлер сам провозгласил себя не только вождем и спасителем нации, но, можно сказать, и живым полубогом еще до прихода к власти, что зафиксировано, в частности, в его книге «Моя борьба». Сталин же до поры до времени действовал исподтишка, начал строить свой собственный культ не с громких заявлений, а с конкретных и тщательно продуманных действий: еще в 1925 году, только-только придя к власти, поспешил застолбить свое право на нее тем, что переименовал волжский город Царицын в Сталинград. Словно смотрел вперед с дьявольской прозорливостью, если учесть ту роль, которую сыграл Сталинград в Великой Отечественной войне.

Уже в 1931 году, в 14-ю годовщину Октябрьской революции, страна должна была встречать свой праздник под знаком выполнения шести исторических указаний товарища Сталина, именно его личных указаний (не партии, не правительства, не Советов!). В 30-е годы нашу прессу, литературу и искусство затопило половодье славословия вождя, быстро перешедшего в обожествление. Личное участие каждого творческого человека в этом позорном и постыдном массовом унижении стало пропуском в литературу и искусство, а тем, кто не желал в этом участвовать, дорога туда была заказана. Мало этого! Уже сам факт уклонения от участия в этой чудовищной кампании открывал дорогу в тюрьму или концлагерь. Логика была простая: не славишь вождя — значит антисоветчик! Тем, кому посчастливилось жить уже после Сталина, просто невозможно представить масштабы всего этого идиотизма, целью которого было подлейшее унижение целой нации во имя обожествления ее вождя.

Вот, например, воспевавший Сталина один из известнейших наших поэтов умудряется в нескольких строчках назвать Сталина и «самым большим человеком», и «самым большим полководцем», и «самым бесстрашным и сильным», и «солнцем весенней порою», и «самым любимым и мудрым», и «правдой народов». Все это немыслимое словоблудие поэт завершает так:

В мире нет человека Дороже, роднее.

С ним и счастье счастливей,

И солнце светлее.

Другой не менее известный в то время стихотворец сочинил в честь вождя оду «Садовник», в ней есть такие строки:

Все ему проверить надо Взором пристальным своим,

Чтобы каждый корень сада Был по-своему любим.

Он помощников расспросит,

Не проник ли вор тайком?

Сорняки, где надо, скосит,

Даст работу всем кругом.

Как же «тонко» воспевает поэт массовый сталинский террор! Другой его коллега по ремеслу развивает ту же тему:

Любимый вождь, отец родной,

Громя врагов, со всей страной,

Ты, Сталин, создал дивный строй.

В стихотворении «Возмездие миллионов», тоже прославляющем вождя и развязанный им массовый террор, другой поэт горько сожалеет, что ему не положено, не доверено лично расстреливать «врагов народа»:

Расстрелян враг, но я о том жалею, что пулю в сердце каждому злодею всадить за всех не поручили мне…

Поэт, прочно записанный в советские классики, посмел написать и такое:

Оглянешься, а вокруг — враги;

Руку протянешь — и нет друзей;

Но если он скажет: «Солги!» — солги!

Но если он скажет: «Убей!» — убей!

Нет, я все же не назову имен поэтов, которых цитирую. У всех поэтов, которых в те страшные годы печатали, можно найти строки, так или иначе прославлявшие Сталина. Вот еще один перл:

Есть ли слово такое,

Чтоб все в нем соединилось?

Чтоб все в нем, в едином слове,

Было заключено?

Да, оно есть! Природа Сделала эту милость —

Вот оно, это слово:

— Сталин! — звучит оно.

Другой поэт додумался до такого сравнения: «Сталин! Второе рожденье земли», а его коллега объявил: «Всю жизнь окропил он живою водой».

Вот и приехали! Дальше уже некуда, можно только повторяться: «Мой Сталин, мой светоч, я только с тобой», «Любимый, тобою награждена моя золотая, родная страна», «И Сталин, солнце дней моих, все ярче красит небосвод», «Сияние солнечных сталинских глаз, всю землю согревших заботой о нас», «Ждали люди из века в век, чтоб родился такой человек», «Им согрета вся кровь моя», «Это Сталин — источник добра!», «Петь о нем не хватает слов…».

Но слов, как видим, хватало. Как можно было все это сочинять?! Какой же страх, смертельный ужас должен был водить рукой поэтов, чтобы писать вот этакое! А как можно было все это читать?! Как это читал сам Сталин?!

Литературные опыты на эту же тему занимали ведущее место и в прозе. Их насквозь фальшивый пафос не уступал поэтическим перлам. Вот как пишет по поводу нашей победы в войне Л. Леонов, официально провозглашенный классиком еще при жизни: «И если мы не умеем измерить глубину нашей радости, еще менее способны мы постигнуть все величие Гения, создавшего этот праздник. Мы знаем — и как хрустит гравий, когда он идет на парад, и как развеваются на ходу полы его длинной шинели, и как в президиумах исторических заседаний он аплодирует своему народу, и как он глядит вдаль, различая детскую улыбку на расстоянии тысячелетия… Но даже и внуки наши, отойдя на век, еще не увидят его в полный исполинский рост. Его слава будет жить, пока живет человеческое слово. И если всю историю земли написать на одной странице, и там будут помянуты его великие дела. Этот человек защитил не только наши жизни и достояние, но и само звание человека, которое хотел отнять у нас фашизм. И оттого — первые цветы весны, и первый свет зари, и первый вздох нашей радости ему, нашему Сталину!»

Это пишет не обделенный талантом, зрелый и весьма разумный человек, он не мог не понимать того, что происходило у нас на самом деле, в том числе и во время войны, когда «гений вождя» обошелся нам в несколько миллионов жертв, каких без его активного участия никогда бы не было.

Как уже отмечалось выше, прославлять Сталина и обожествлять его обязаны были не только люди творческих профессий, не только партийные функционеры, но все без исключения, каждый советский человек! Вот такой, например, потрясающий факт (правда, в те времена он выглядел повседневным). Какой был самый главный жанр в газетах военных лет? Сводки и корреспонденции с фронтов? Нет, не они, а письма трудящихся товарищу Сталину. Нередко в одном номере газеты их публиковалось по несколько штук, причем были они очень длинными, доходили порой до целой газетной полосы, бывали и больше! Писали отовсюду и от разных прослоек населения (военных, рабочих, колхозников, интеллигенции и т. п.). Под каждым таким посланием собирались подписи миллионов людей. Например, огромное послание вождю от имени советской молодежи было подписано более чем 17 миллионами человек!

О чем же писали своему вождю все эти миллионы? Все о том же — о своей безграничной любви и преданности ему. Об этом свидетельствует и тот факт, что многие такие послания были стихотворными. Авторов таких писем-поэм не указывали, только — количество подписей. Так, в письме на целую газетную полосу от украинского народа их насчитывалось 9 316 973! В нем, в частности, говорилось:

Ведет нас к расцвету великий наш Сталин,

Он мысль вдохновляет, он силу дает.

Хвала ж тебе, Сталин, на годы и годы,

В сияньи заводов, полей и дорог.

Ты — вера и правда. Ты — сердце народа. Спасибо за солнце, что ты нам зажег…

Я никогда не видел, чтобы эти письма читались или обсуждались. Даже наши политруки в армии и на флоте их нам не читали и не требовали от нас обращать на них внимание. Абсурдность этой затеи, похоже, была очевидна каждому (кроме Сталина?), и тем не менее это все писалось и печаталось не только в мирные годы, но и во время войны, когда каждая газетная строка была особенно дорога. В разоренной, голодной, залитой кровью стране особенно кощунственно звучали такого рода величальные стихи, песни и проза. И были все они на удивление бездарными…

В живописи, скульптуре, музыке, театре, кино — всюду требовалось прежде всего славить Сталина. Люди жили в удушающей атмосфере нескончаемого славословия, которое можно было бы назвать массовым психозом, фанатичным идоло- поклонением, если бы оно не направлялось из ЦК партии, где безраздельно царил Сталин. Кстати, примерно такая же картина наблюдалась и в нацистской Германии, там тоже любая художественная экспозиция неизменно открывалась изображением фюрера, по всей стране красовались тысячи его портретов и скульптур и т. д. Английский ученый А. Буллок справедливо замечает в этой связи: «Сталин и Гитлер инстинктивно чувствовали, что образ фюрера и сталинская икона будут эффективнее, если их невозможно будет сопоставлять со смертными живыми существами». И в самом деле, прославление обоих диктаторов зачастую граничило с религиозными ритуалами.

Так, в 30-е годы в столичной театральной жизни появилось новое, удивительное явление — декады национального искусства. Проводились они в Москве в Большом театре, обставлялись со сказочно-царственной роскошью. Я с родителями не раз бывал на этих представлениях и с тех пор никогда, нигде ничего подобного не видел на театральной сцене, хотя немало поездил по всему свету. Не каждый, наверное, знает, что сцена Большого почти равна его зрительному залу, меня это обстоятельство сильно поразило, когда я впервые попал за кулисы еще мальчишкой. На сцене Большого при желании можно разместить до двух тысяч человек и нагородить на ней при желании можно немало!

Эти редкие возможности постановщики декад использовали, не жалея ни сил, ни средств. Ведь вся эта показуха была призвана показать культурный расцвет ранее отсталых окраин страны, и выливалась она в какое-то поистине культовое, религиозно-обрядовое прославление Сталина. Вот как тогда описывалась в печати декада узбекского искусства со слов ее участницы, народной артистки: «Узбекистан готовится к декаде в Москве. В напряженные дни подготовки, забыв, что значит сон, мы, увлеченные одной мыслью — «нас увидит и услышит Сталин», — работаем с удвоенной энергией. Невозможно найти слова для описания чувств, овладевших мною, когда я вышла на сцену Большого театра. Во мне боролись два желания: одно — не отрываясь глядеть в ложу, где сидит Иосиф Виссарионович, и другое — играть как можно лучше… За кулисами движение и приглушенный говор. Все столпились у левой стороны сцены, смотрят на правительственную ложу. Едва покинув сцену, я стремглав бегу к товарищам. Каждый ревниво оберегает свое место. На просьбы посторониться слышу завистливые слова: «Ты со сцены лучше нас видела Сталина, не отнимай нашей радости!..»

А вот начало отчета о другой декаде, киргизской: «В тишине смолкнувшего зрительного зала раздаются величественные и властные звуки труб в оркестре. Огромная сцена Большого театра, позади которой открывается панорама снежных гор Алатау, постепенно заполняется мощным потоком многих сотен людей. Бесконечное разнообразие красок в костюмах, в декоративном оформлении, в целом море живых цветов. Участники Киргизской декады торжественной и горячей песней приветствуют своего друга и вождя. Песня о Сталине рождается в устах широко известных и любимых певцов, а затем переходит в широкий, могучий массовый гимн, подхватываемый всеми участниками декады».

Бесконечные ухищрения властей, связанные с прославлением вождя, отличались не только пошлостью и безвкусицей, но и гигантоманией. Так, 7 ноября 1934 года «гениального вождя» изобразили во весь рост на панно высотой со здание Совета труда и обороны (ныне — Госдума), в другой праздник Октябрьской революции соорудили Сталина у Большого театра ростом со здание театра”, еще раз по тому же поводу вождь был изображен на гостинице «Метрополь» высотой в 25 метров. Еще больше отличились устроители одного из первомайских торжеств на Красной площади, они тоже прибегли к гигантским панно. В отчете о той демонстрации читаем: «Высоко над площадью вздымаются панно с изображением ярких эпизодов биографии великого Сталина. На первом панно Сталин — организатор большевистского подполья. На втором Сталин — организатор и руководитель закавказской большевистской организации. Дальше Сталин — лучший соратник Ленина в дни Октября. Сталин — организатор и вдохновитель побед Красной Армии. Сталин — любимый вождь партии и трудящихся всего мира. Вот Сталин на трибуне 1-го совещания стахановцев в Кремле. Сталин — среди стахановцев. Сталин с летчиками и парашютистами. Сталин — среди пятисотниц (колхозниц, передовиков производства. — В.Н.). Сталин — среди детей».

Между прочим, этот простой перечень сталинских заслуг, запечатленных на праздничных панно, наводит на любопытные размышления. Вождь никак не мог успокоиться, что не все в его биографии складывалось так, как ему хотелось бы. Например, панно «Сталин — организатор большевистского подполья». Все-таки, наверное, им был прежде всего Ленин. «Лучший соратник Ленина в дни Октября» — все-таки никак не Сталин, а Троцкий. «Организатор и вдохновитель побед Красной Армии». Снова — Троцкий! И так далее…

«Краткий курс» истории партии, как мы уже говорили, внес существенные поправки в биографию Сталина, заново переписав все то, что было на самом деле. Но, по-видимому, вождю этого было мало. Наверное, еще и потому, что он не раз просматривал «Мою борьбу» Гитлера, где тот изложил свою биографию так, как считал нужным, начав с раннего детства. Вот и Сталин, постоянно оглядывавшийся на фюрера, решил обзавестись своей собственной официальной биографией, и она под его руководством была создана. История ее написания, дошедшие до нас документы красноречивее, чем что-либо другое, говорят о том, что именно сам Сталин был отцом и вдохновителем всей той свистопляски, которую потом окрестили культом его личности. Понятно, что Сталин внимательнейшим образом изучил каждое слово в этой так называемой «Краткой биографии».

…Бог, как известно, бесконечно мудр и всемогущ. Значит, если выдающийся конструктор писал статью «Новое в авиации и ее вооружении», то он просто обязан был в то время заявить, что и эта военная отрасль, «руководимая гениальным Сталиным, будет действовать еще успешнее». В статье наркома земледелия «За хорошее качество сева и правильное использование семян» решение этих проблем ставится в прямую зависимость от конкретных и, разумеется, гениальных указаний товарища Сталина. Председатель Комитета по делам высшей школы в своей статье рассматривает развитие науки в зависимости от «исторической речи товарища Сталина перед работниками высшей школы» (статья написана по случаю великого юбилея — пятилетия со дня произнесения этой речи Сталиным). В статье «Усилить внимание культуре проса» ее главная тема увязана с «первомайским приказом любимого вождя товарища Сталина». Это был традиционный праздничный военный приказ.

Выдающийся конструктор в области котлост- роения JI. Рамзин вспоминал в 1943 году, то есть при жизни Сталина: «В августе 1931 года было создано особое конструкторское бюро… Внимание гениального вдохновителя наших работ Иосифа Виссарионовича Сталина наполняет наши сердца чувством особенно яркого, незабываемого счастья».

Выходит, и в котлостроении помог гений Сталина. Но при этом надо уточнить, что упомянутое выше Рамзиным «особое конструкторское бюро» было на самом деле так называемой «шарашкой», то есть научным центром, где арестованные ученые и инженеры (сам Рамзин в том числе) подневольно трудились за решеткой по своей специальности.

Этот пример с Рамзиным очень характерен в нашем разговоре о так называемом культе Сталина (то же самое можно сказать и о Гитлере). Историки, рассуждая на эту тему, не обращают должного внимания на самое главное, на основу, фундамент этого культа — на массовый террор и сопутствовавший ему тотальный страх. Как известно, миллионы жертв этого террора обвинялись в антисоветской деятельности. Самым чудовищным было то, что сотни тысяч из них обвинялись в организации покушений на жизнь Сталина. Известно также, что именно такое обвинение было придумано лично Сталиным! Как понимать эту, казалось бы, нелепость?! Да так, что их обвиняли за покушение на его миф! Любой намек (на самом деле имевший место или клеветнический донос) на какие-то возможные сомнения в этом мифе квалифицировался как покушение лично на товарища Сталина!

Да, для Сталина такой намек был равносилен покушению на его жизнь. За раскрытие таких «заговоров» сотрудники карательных органов особенно щедро поощрялись и продвигались по службе, поэтому нет ничего удивительного в том, что количество «покушавшихся» на жизнь вождя с годами не уменьшалось, а росло. Сам Сталин не видел в этом ничего страшного (знал, что вранье!) и объяснял это обострением классовой борьбы, причем с маниакальным упорством утверждал, что эта самая борьба будет только обостряться по мере продвижения к светлому коммунистическому завтра. Вряд ли он сам верил в эту галиматью, но она его устраивала, потому что оправдывала террор, без которого ему бы не жить, как рыбе без воды.

Наверное, коммунизм и нацизм — самое страшное, что принес с собой XX век (мы имеем в виду советский коммунизм ленинско-сталинского образца). Имеется бесчисленное количество фактов, раскрывающих подлинную суть этих двух столь схожих явлений — нацизма и коммунизма. Но, похоже, люди не желают учиться даже на таком страшном опыте. Давно уже нет Гитлера и Сталина, но до сих пор жива красно-коричневая мифология. Выдающийся режиссер нашего кино А. Сокуров, уже на исходе XX века, в 1999 году, вынужден был констатировать: «Мне кажется, и по характеру своего поведения, и в социальном и ментальном смысле мы очень предрасположены к нацизму. Я постоянно бываю на юге России, и мне иногда страшно становится — так все похоже. Моральное и социальное унижение людей, падение культуры… Меня ужас охватывает, когда я вижу русский нацизм. Я чувствую невообразимый кошмар того, что из него может проистекать. Как же мне не попытаться хоть как-то повлиять на ход событий!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.